Kitabı oku: «Татуировщик», sayfa 2
Я снова принялся вспоминать уроки истории. Да, было там что-то об этом. Мол, был какой-то там интеллект, который сами Древние и создали. И вот этот интеллект их и сгубил. Учитель сказал, что из-за этого часть древних технологий теперь запрещена. Интересно, купит кто-нибудь у меня этот «фон»? Я уточнил у Бейбута, а он лишь грустно ответил:
– Да эта рухлядь внутри уже трухой стала, думаю. Разбери дома да глянь!
Я согласился с ним, сунул находку в карман и вернулся к последней шуфлядке крайнего стола. Без особого энтузиазма я выдвинул её. Внутри лежал кейс из ржавого железа. Загоревшись интересом, я распахнул его. Внутри лежала покрытая ржавой пылью от кейса целая тату-машинка…
* * *
Я долго смотрел на находку, чувствуя, как холодок ползёт по моей спине. Бейбут подошёл сзади:
– Ну, что ты…
Улыбка сползла с его лица, как сползает грязь под ветхой тряпкой. Он ткнул пальцем в тату-машинку, спрашивая:
– Это… это же…?
Я кивнул, не поворачиваясь. Друг спросил:
– И что делать с этим?
Повинуясь внезапному порыву, я сунул машинку во внутренний карман. Жуткая находка тяжело оттянула ветхую ткань, зависнув прямо напротив сердца. Бейбут тревожно начал ломать руки, канюча, как ребёнок:
– Что ты делаешь, Милад?! За это казнят! Выброси!
Дрожа от возбуждения, я пробормотал:
– Нет… Оставлю. Это же целый артефакт!
Бейбут не унимался:
– Ты даже на чёрном рынке это не продашь! А если узнают, что и я в курсе…
По посеревшему от страха лицу друга было ясно, насколько красочно он представил свою казнь. Я вздохнул. Следует успокоиться. Тронув его за плечо, я спросил:
– Сигареты есть?
Тот помялся, а потом осторожно вытащил маленький футляр из небольшого выреза на своей спецовке у плеча. Дрожащими пальцами он открыл коробочку, где аккуратно лежали две засаленные сигареты – настоящее сокровище, которое Бейбут выменял у мастера цеха на горсть чистых салфеток. Курили у нас только по праздникам. Я знал, что Бейбут берёг сигареты для особого случая, а сегодня был как раз такой день. Друг принялся искать зажигалку всё ещё трясущимися руками, хлопая ими по карманам. Потом разочарованно вздохнул:
– Чёрт, зажигалка…
Тут я вспомнил, что у меня в штанине была спрятана старая бензиновая зажигалка отца. Спустя секунду я уже торжественно зажёг пламя, принявшееся танцевать на ветру. Фонари мы погасили, а поэтому обстановка была пронизана таинственностью – под стать моей находке.
Мы закурили, и оба тут же надрывно закашляли. Даже привыкшие к пыли и дыму лёгкие с трудом выдерживали отвратительную заводскую махорку. Кашляя, мы жадно делали затяжку за затяжкой, окутывая себя сизым дымом. Никотин начал действовать, вышибая из головы все мысли. Накатило лёгкое расслабление, голова закружилась так, что я вынужден был присесть. Бейбут последовал моему примеру, опустившись на проржавевший металлический табурет, встретивший тело моего друга скрипящим стоном. Так мы молча курили, пока сигареты не начали жечь пальцы. Говорят, в Оазисе полным-полно сигарет с фильтрами, но для Жёлтой Зоны такое было не положено.
Шатаясь, друг поднялся, затушил огрызок сигареты об стол, сунул окурок в карман и подошёл к двери, ведущей из помещения. Она была запечатана. Содрогнувшись, я осознал, что вниз придётся тоже лезть по адской стене. Бейбут попытался выломать дверь, но тщетно – ржавый металл не поддался ни на миллиметр. Друг пошёл к окну, но напротив меня остановился, с надеждой взглянув на моё лицо:
– Точно не выбросишь?
Я покачал головой:
– Точно! Это же эпохальное событие!
Мой товарищ разочарованно вздохнул, ответив:
– Если что, я был не в курсе.
Я согласился с ним – нечего было подставлять друга!
* * *
Спускались мы долго. Замерзающие пальцы тяжело отлипали от каждой скобы, нервно впиваясь в следующую, а глаза старались не смотреть на Красную Зону внизу, когда искали опору для ноги. Один раз скоба с визгом вылетела из-под моей ноги, едва не забрав меня вслед за собой. Я закричал, но мой вопль потерялся в гуле сильного ночного ветра, и услышала его разве что Великая Пустыня.
Наконец, адский спуск завершился. Дрожа от холода и страха, я втолкнул своё одеревеневшее тело в оконный проём вслед за товарищем, который уже зажёг налобный фонарь и был готов рвать когти из Башни. Мы быстро скатились по лестнице вниз, проверили площадку перед входом в Башню на наличие автоматонов-стражей, спустились по выбоинам в стене на твёрдую землю и ушли восвояси, оставляя страшный монолит прошлого позади.
В поисках ответов
Иногда то, чего мы боимся,
менее опасно, чем то, чего мы желаем.
Джон Чэртон Коллинз
Опять сон. На этот раз я убегал от Стражей по бесконечным лабиринтам бараков Жёлтой Зоны, когда внезапно споткнулся об какой-то хлам, неловко растянувшись на земле. Из внутреннего кармана с тихим звяканьем вылетела тату-машинка, тускло блеснув в полутьме нависающих листов ржавого металла, которым были обиты дома рабочих вокруг. Я только хотел поднять её, как вдруг стену проломил огромный автоматон-страж. В лицо мне ударил прожектор, а механический тон уже зачитывал приговор: «Татуировщик! Уничтожить! Татуировщик! Уничто…»
Неприятный звон будильника вышвырнул меня из кошмара, вернув в реальный мир. Трясущимися руками, едва не уронив проклятую шумную игрушку, я отключил дребезжащие часы. Всё тело было мокрым от пота, но на душ времени не оставалось – цех уже ждал меня. Интересно, как спал Бейбут? Надеюсь, что хорошо. Мне стало жаль, что я впутал друга в это. Возможно, надо было сделать вид, что я выбросил эту машинку в окно.
Размышляя над этим, я принялся хмуро готовиться к выходу. Душная комната за ночь провоняла какой-то дрянью. Источник вони я нашёл, когда принялся натягивать ботинки: мерзкая жижа из Кирпичного Квартала въелась в подошву. Вздохнув, я проверил тайник за листом жести, куда положил тату-машинку, – на месте. Воровато оглядываясь, будто в комнате мог быть тайный шпион, я вернул лист на место, поставил на него кривую тумбу и вышел вон из своего душного гнезда.
* * *
Подходя к цеху, я тут же позабыл о тату-машинке – там опять была очередь. Ворча, я встал в самый конец, нетерпеливо пиная ногой пыль под собой. Вдруг послышался оклик:
– Милад! Ты чего?
Бейбут уже стоял возле мастера, держа в руках две новеньких каски. Круги под его тёмными глазами говорили о том, что спал он плохо, но привычная улыбка сияла на лице друга, как и всегда, что немного меня успокоило. Улыбнувшись в ответ, я подошёл к товарищу:
– Ну, как спалось?
Бейбут почесал голову, его глаза забегали:
– Не очень хорошо. Сегодня после работы встреча со скупщиком, Аржан ночью договорился.
– Так ты поэтому не выспался?
– Ну да. А ты о чём подумал?
– Да ни о чём…
Бейбут старательно делал вид, что я вчера ничего запрещённого не нашёл и не забрал себе. Ну, это даже к лучшему. Мы поболтали на отвлечённые темы ещё пару минут, а потом отправились работать. Сегодня мне предстояло сортировать детали на конвейере, отделяя совсем уж ржавые от пригодных к использованию. Погружённый в свои мысли, я автоматически хватал ржавую рухлядь и швырял в коробку рядом, пока не завыл свисток, возвещающий о начале обеда.
Я кинул последнюю железку в доверху наполненный ящик и отправился поглощать заводские деликатесы. Взяв порцию у неизменно недовольного повара, я подсел к своему товарищу:
– Ну, решил уже, что купишь?
Тот довольно кивнул:
– Да! Куплю своей даме поход в лучший ресторан Жёлтой Зоны! А ещё хочу костюм приличный купить, ну и отпуск оформить. Кстати, костюм-то можно купить будет? Или тоже только для жителей Зелёной Зоны?
Друг выглядел не на шутку встревоженным. Я усмехнулся:
– Можно, можно, дружище! Смотри, все деньги не спусти!
Бейбут усмехнулся в ответ:
– Большую часть отложу, за деньги не переживай!
Он кивком указал на варево в моей тарелке:
– Ешь давай, а то не успеешь!
Я последовал его совету, привычно скривившись от отвращения.
* * *
День прошёл незаметно. Мои мысли занимала тату-машинка. Следовало найти того, кто в этом разбирается. Но как искать таких людей? Нужно спросить Аржана, он-то должен знать если и не самого эксперта, то хотя бы того, кто знает того, кто знает…
Встав у выхода из ветхого цеха, я принялся ждать моего товарища, невидящим взглядом глядя на хмурых, уставших от работы людей. Их река потихоньку превращалась в тонкий ручей – они утекали из цеха, как песок утекает сквозь пальцы. Наконец, среди песчинок я заметил Бейбута, который и сам меня искал. Друг подошёл ко мне, тщательно глядя по сторонам в поисках лишних ушей. Как обычно, он спросил:
– Ну, какие планы?
Я озвучил ему своё желание пойти на встречу с Аржаном. Друг, немного подумав, согласился. По его побледневшему лицу стало ясно, что он прекрасно понял мои намерения. Бейбут просипел:
– Тогда в девять у моего барака!
И ушёл прочь, немного вздрагивая.
Я остался стоять у ворот цеха, глядя на ржавые листы жести, которыми была обита крыша. Один такой лист грозил вот-вот оторваться, качаясь на двух сгнивших болтах. Я вдруг подумал, что у нас с этим листом много общего. Одно дуновение ветра Судьбы – и мы сорвёмся в пропасть, ненароком прихватив неосторожного рабочего в ад вслед за собой…
* * *
Солнце уже село, когда я подошёл к бараку моего приятеля. Прохладный пыльный ветерок приятно овевал лицо, а свет бензиновых ламп создавал заговорщическую атмосферу. Тёмные бараки нависали тяжёлой массой вокруг, будто бы подступая всё ближе. Правда, весёлый смех, пьяные крики и вездесущий гул голосов гуляющих работяг всё ещё напоминали мне, что я не в мистическом сне, а в родной Жёлтой Зоне.
Бейбут возник из темноты, нервно хватаясь за карман. Любому вору тут же стало бы ясно, что там лежит что-то ценное, но воров здесь было не особенно много. Всё же рабочий человек – это вам не старуха какая-нибудь, может и огреть по голове как следует! Нервно теребя карман левой рукой, друг протянул правую. Я пожал её, ощущая, как вспотела ладонь приятеля. Его волнение передалось и мне: к горлу подступал комок, а внизу живота будто бы образовалась ледяная глыба, сковывающая желудок изнутри. Бейбут сказал:
– Закурить бы…
Я ответил:
– Скоро у тебя хватит денег на все сигареты Жёлтой Зоны, а может, на парочку из Зелёной тоже.
Друг нервно рассмеялся, а потом мотнул головой: дескать, хватит прохлаждаться, идти пора. Мы тронулись в путь.
* * *
Барак Аржана стоял немного на отшибе, за Кирпичным Кварталом. Там вечно ошивались разные мутные личности, но сейчас никого не было – такое может быть только в том случае, если сделка намечалась серьёзная. Так оно и было, ведь даже Аржан не каждый день сталкивался с золотом.
Подойдя к крепкой жестяной двери, Бейбут стукнул два раза, потом, немного подождав, ударил ещё четырежды. Самодельное жестяное окошечко со скрипом отворилось, в прорези мелькнули хищные, осторожные глаза неопределённого цвета, а сиплый голос прошипел:
– Кто второй?
Бейбут представил меня, рассыпаясь в рекомендациях и комплиментах, да так, что я даже смутился. Подозрительные, похожие на крысиные глаза задержались на мне, потом послышалось хриплое ругательство – и дверь отворилась с таким громким воем, что оба мы подскочили от испуга. Аржан прошипел:
– Ну, чего встали? Заходите!
Мы вошли в узкую, провонявшую чем-то странным прихожую. Я впервые был так близко к Аржану и смог наконец его рассмотреть. Передо мной стоял низенький, щуплый парень. Его грязное лицо непонятного цвета непрерывно дёргалось, желваки на челюсти двигались туда-сюда в хаотичном ритме, а редкие зубы явно даже зубного порошка не видели. Засаленные патлы были связаны каким-то кабелем в хвост, которым, судя по его цвету, подметали пол. Одет парень был в нечто, в чём я с трудом узнал рабочий комбинезон. Весь рваный и засаленный, он больше походил на тряпьё, которое бросают у порога жилищ рабочие вместо ковриков для обуви. Дополнял образ самодельный браслет на правой руке, смотанный из какой-то проволоки. На запястье левой руки Аржана было столько грязи, что я едва разглядел шестерню – точно такую же, как и у нас с Бейбутом. Аржан нахмурился:
– Чего пялишься, Мирад?
– Нет, ничего. И я Милад!
– Мирад, Милад… Какая, пустыня его дери, разница? Не таращись попусту, скидывай обувку и тащи свою тушу в комнату!
Картинно поклонившись, Аржан рукой указал мне направление. Я снял обувь и проследовал в комнату, где на отвратительного вида диване меня уже ждал мой друг. Помимо дивана, в комнате стоял ржавый сейф, который никакой вор не смог бы утащить: для верности тяжёлый ящик был ещё и приварен к обитому жестью полу. Обстановку дополнял хлипкий столик из сваренных между собой арматур и столешницей из жестяного листа да кривая тумбочка в углу, которую явно частенько пинали в припадках ярости. Освещали всю эту красоту несколько бензиновых ламп. Из, с позволения сказать, переговорного зала вели ещё два коридора. В конце одного виднелась обшарпанная дверь с криво нарисованным испражняющимся мужчиной, а в конце другого расположилась тускло освещаемая бензиновой лампой кухонька.
Я сел к Бейбуту. Аржан, нервно почёсывая затылок, пометался немного по комнате, а потом убежал на кухню, откуда вернулся, уже волоча за собой ржавый табурет. Поставив его перед столом напротив нас, он уселся в своё кресло переговоров и, картинно сложив руки домиком, саркастично поинтересовался:
– Ну, дорогие клиенты, с чем пришли?
Бейбут суетливо порылся в карманах и выложил на стол золотую монетку. Скептическое выражение лица Аржана тут же сменилось на неподдельно удивлённое. С минуту он вертел монету и так, и эдак, потом подвинул бензиновый светильник ближе и долго всматривался в блестящий кругляш. Наконец, он зачем-то покусал монету в разных местах, а потом вернул Бейбуту, который брезгливо принял сокровище назад. Аржан наклонился вперёд и, глядя на моего друга, хрипло спросил:
– Где ты это взял?
Друг почесал голову и простодушно ответил:
– Да в Башне…
– Врёшь! – взорвался Аржан. – Мы с ребятами там всё перерыли! Нет там ничего!
Тогда друг рассказал торгашу о нашем приключении, не упоминая, впрочем, мою находку. Доверять Аржану, несмотря на его убогую внешность и не менее убогий характер, было можно, однако не следовало спешить. Выслушав моего приятеля, Аржан лишь присвистнул да покрутил пальцем у виска:
– Вы психи!
Успокоившись, он наклонился вперёд и сказал:
– Пятьдесят!
Бейбут спросил:
– Чего пятьдесят?
– Тысяч лиандров, дубина, чего ещё?! – снова взорвался Аржан.
Мы разом охнули – это были огромные деньги! Очевидно, что Аржан заработает на перепродаже монеты куда больше, но всё же… Бейбут, секунду помешкав, выпалил:
– Шестьдесят!
Аржан поморщился:
– Пятьдесят две тысячи – и не более!
По его решительному взгляду было ясно, что спорить не имеет смысла. Друг согласно кивнул. Аржан довольно хлопнул в ладоши, а потом встал с табурета. Он демонстративно взял со стола огромный тесак и взглянул на нас предостерегающе:
– Не вставайте с дивана!
Мы кивнули. Торгаш достал откуда-то из ветхого тряпья, коим была его одежда, связку ржавых ключей, а затем с грохотом провернул какой-то из них в замочной скважине сейфа. После этого он повертел кругляш туда-сюда – и врата к богатству распахнулись. Кряхтя, Аржан вытянул из сейфа два увесистых мешка и притащил их к столу. В свете вонючей бензиновой лампы он принялся быстро считать деньги в одном из мешочков. На обоих были углём нарисованы цифра и буква рядом: «35К». Наконец, торгаш удовлетворённо кивнул, убрав лишние монеты назад в мешок. Достав откуда-то угольный мелок, он исправил надпись на мешке на «18К», потом убрал тот в сейф, запер его и вернулся к нам. Торговец развязал второй мешок и набил его монетами до отказа, а потом взглянул на Бейбута:
– Чемодан нужен? Пятьдесят лиандров!
Бейбут подумал и кивнул. Аржан раздражённым жестом оттолкнул ноги моего друга в сторону и вытащил из-под дивана ветхий чемодан из тех, что пользуются спросом в Зелёной Зоне. Торгаш привычными движениями отсчитал монеты, открыл чемодан, подняв облачко пыли, а затем утрамбовал туда мешок с лиандрами и захлопнул обратно. Сделка была окончена. Друг взволнованно спросил:
– А не ограбят?
Аржан отмахнулся:
– Не сцы, рабочий! Моих клиентов не грабят – боятся Морду и Винтягу.
Я вспомнил эти имена. Оба вышеупомянутых вертухая регулярно были штрафованы за драки, но все их штрафы оплачивал наниматель, то бишь Аржан. В Красную Зону этих господ тоже не спешили ссылать – видать, Стражи тоже получали щедрые взносы в свой пенсионный фонд от хитрого торговца. Да, с такой «крышей» лучше не связываться – можно легко остаться инвалидом.
Я кивнул Бейбуту:
– Ну, богатей, бывай!
Аржан удивлённо вскинул брови:
– А ты чё, тоже монету нашёл?
Я усмехнулся:
– Сейчас обсудим.
Аржан погладил плохо выбритый подбородок:
– Точно надо Башню эту прошерстить! Заплачу вам пятьсот лиандров, если путь наверх покажете!
Друг довольно улыбнулся. День удался! Удастся ли мой день так же? Вот-вот я это узнаю.
* * *
Когда Бейбут ушёл, Аржан ещё немного нервно походил по комнате, а потом снова уселся на многострадальный табурет:
– Ну?
Я нахмурился, думая, как начать беседу. Сердце так громко билось, что казалось, будто его биение было слышно на всю комнату. Наконец, я решился:
– Мне нужны те, кто разбираются в очень опасном и особом товаре…
Аржан взглянул на меня исподлобья:
– Опасном? Оружии, что ли?
Я отрицательно покачал головой. Аржан злобно прошипел:
– Ты в игры со мной не играй, работяга! Я тут угадывать сидеть не буду. Выкладывай как есть или проваливай ко всем пустынным чертям!
Поколебавшись с минуту, я всё же решил, что Аржан дорожит своей репутацией, пусть и выглядит, как поехавший крышей псих:
– Тату-машинка. Я…
Аржан отшатнулся от меня, будто я достал взведённую гранату из-за пазухи. Его глаза испуганно забегали, будто бы ища Стражей в тенях вокруг. Схватив меня за грудки, он приблизил своё лицо к моему, прошипев вонючим шёпотом:
– Ты рехнулся, ублюдок! Ты шутишь, да? Скажи, что шутишь!
Я ответил, дрожа всем телом:
– Нет. Мне нужно найти того, кто знает, как привести её в рабочее состояние. Я готов любые деньги дать.
Аржан грубо толкнул меня обратно на диван, в ярости пнул стол, отчего тот опрокинулся, и отвернулся. Было видно, что торгаш напряжённо размышляет о чём-то. Наконец, он сказал, так и не повернувшись:
– Красная Зона. Говорят, там, в Чумном Переходе, живёт какой-то мастер в здании из кирпича. Но это легенды. Больше ничего не скажу. Вали отсюда! Я ничего не знал!
Не глядя на него, я быстро прошёл в прихожую, надел обувь и вышел прочь, в тёмную прохладу.
* * *
Мне не спалось. Хотелось курить. Казалось бы, вот он, ответ! Протяни руку – и он твой! Но в Красную Зону запрещалось проходить. Даже через Башню спуститься туда представлялось невозможным делом. Единственный способ попасть туда – нарушить закон. Но тогда назад пути уже не будет. Я с тоской подумал о моём друге Бейбуте. Его весёлое лицо было словно свежая, чистая вода в океане пыли и грязи вокруг. Наверняка он поделится со мной богатством, смогу взять выходные, пойти в хороший ресторан, увидеть свадьбу моего приятеля, нянчить его детишек, курить махорку каждый день, ходить на танцы с рабочими девицами, влюбляться, вкусно есть, видеть сны… Тысячи вещей мелькали у меня перед глазами, вещей, которые могли бы доставить мне радость. Но так ли это на самом деле?
Родители мои давно умерли. Отец погиб в Цехе № 26, придавленный автоматоном, а матушка скончалась от какой-то лёгочной болезни. Местные эскулапы так и не выяснили от какой. Из настоящих друзей у меня был здесь только Бейбут, любви тоже я не имел – так, мелкие интрижки на ночку-другую. А я ведь так мало всего видел! В отличие от Исследователей, имевших татуировку в виде стрелки, мой удел был нюхать ржавую пыль в цехе. Всегда завидовал им, вольным пташкам, которых посылали в глубь Великой Пустыни, в другие города, даже в Оазис. Где-то раз в год такой счастливчик появлялся тут, будоража умы каждого из нас, рабочих. В такие дни улицы были заполнены зеваками, которые во время перерыва кидались на Исследователя, словно мухи на дерьмо пустынной крысы, и жадно внимали его рассказам. А рассказывали эти легенды много всякого. Там и истории о дальних землях, где людям плевать на татуировки, и о мутантах всяких, и о вымерших от Пустынной Чумы городках… Я мечтательно вздохнул. Поднеся руку к лицу, я принялся с ненавистью разглядывать в полутьме проклятую шестерню на запястье, будто бы пытаясь выжечь её с кожи взглядом.
Наконец, не в силах больше ворочаться и мечтать, я вскочил с койки. Та недовольно заскрипела, будто бы проклиная меня. Пнув её, я пошёл на крохотную кухоньку, спотыкаясь в темноте. Щёлкнув зажигалкой, я поднёс её к бензиновой лампе. Та вспыхнула жёлтым светом, а я, щурясь, принялся шарить в ржавом прохладном ящике, который заменял мне холодильник. Невесть какой, конечно, но продукты здесь лежали на день дольше, чем просто на столе. Достав прохладную банку самодельной браги от местных умельцев, я открыл её и жадно принялся поглощать мерзкое содержимое. К горлу подкатывала тошнота, организм изо всех сил боролся против такого издевательства над собой, но я продолжал пить до тех пор, пока опьянение не ударило по голове, выметая оттуда тяжёлый груз мыслей.
Захмелев, я уснул прямо там, на тесной кухне, растянувшись на ржавом столе…
* * *
Проснулся я от мерзкого звона будильника. Сновидений в этот раз не было – их поглотила пьяная тьма. Голова страшно болела, зрение плыло. Я с трудом отлепил щёку от ржавой столешницы и, пошатываясь, пошёл к орущим часам. «Чёрт! Опоздал!» – подумал я, глядя на осуждающе остановившиеся напротив 7:27 стрелки. Времени приводить себя в порядок уже не было, а поэтому я быстро натянул одежду и бросился в цех.
Запыхавшись, я примчался туда минут за пять. За столом недовольно сидел мастер, что-то выписывая в пыльных бумагах. Когда моя тень упала на него, он отложил в сторону ручку и, осуждающе глядя на меня, покачал головой:
– Ну, молодёжь, нарушаем распорядок?
Мне нечего было ответить, кроме неловких извинений. Он грустно отмахнулся от них:
– Э, бывает! Вычтем немного из твоего жалования. Чтобы больше такого не было! – добавил мастер, грозно хмурясь. Я кивнул и понуро побрёл к пустым стеллажам. Позади раздался оклик: – Молодой человек! Каску!
Я обернулся. Мастер с сочувствием протягивал мне нечто, что должно было быть каской, но было спутано парочкой автоматонов с мячом для игр. Трещины по всей поверхности, огромная дыра сбоку и вырванный с мясом фонарь – вот таким было моё сегодняшнее средство защиты. Ну, сам виноват, чего уж тут. Я взял у мастера каску и направился за инструментом. Нашёл я лишь пустой ржавый ящик с одной сломанной отвёрткой на дне. Вернувшись к мастеру, я сообщил ему об отсутствии нормального чемоданчика. Тот пожал плечами:
– Эх, Милад, Милад! Иди помогай Ломику в уборке сегодня!
Я едва сдержался от того, чтобы смачно выругаться. Проклятый старик хуже любой язвы! Но выбора у меня не было. Тяжело вздохнув, я поплёлся в дальний конец цеха, где у мойки суетливо бегала сгорбленная фигурка.
Старик встретил меня ругательствами, от которых у любого жителя Зелёной Зоны случился бы инфаркт. Плюясь коричневой слюной, Ломик сетовал на то, что я опоздал. Старик в грубой форме предположил, что опоздали и мои родители, не успев вовремя сделать аборт. Его грязная борода стала ещё грязнее от тонких нитей ржавой слюны, а налитые кровью глаза вылезли из орбит. Тонкие морщинистые руки с коричневыми ногтями со злобой сжимали метлу, которой дед явно хотел воспользоваться не по назначению. Каску он не надел – она такой крепкой лысой башке и не нужна была. Мне хотелось прервать его тираду одним мощным ударом, но я знал, что ничем хорошим такая акция не кончится. Сжав зубы, я взял другую метлу и принялся сгребать вездесущую пыль в аккуратные кучки, стараясь не обращать внимания на Ломика. Тот вежливо поинтересовался, в кого я такой вообще уродился, а потом гневно вырвал у меня метлу из рук, заорав:
– Катись к мойке, сопляк недомытый! Там помой ту консервную банку, которая ждёт тебя уже полчаса, как девица на свидании!
Сдобрил он этот приказ доброй порцией ругательств. Вздохнув, я пошёл к мойке.
Втирая щёткой раствор против ржавчины в огромного автоматона-стража, я думал о проклятом старике. Поговаривали, что он не всегда был таким злобным исчадием ада. Мол, ещё до моего рождения приключилось что-то с его девушкой. Беременная, она попала в руки каких-то пьяных подонков. Те приняли её за девицу лёгкого поведения и воспользовались случаем. Подонков сослали в Красную Зону, а девушка через некоторое время умерла – уроды оказались чем-то больны. С тех пор Ломик и двинулся. Не знаю, правда ли это. Живя в таком жестоком мире, невольно грубеешь – я не особенно сочувствовал старику, даже если все эти россказни о его беременной женщине и правда. Каждый знает: в Жёлтой Зоне следует быть начеку! Пусть здесь и не очень опасно, но эксцессы случаются всякие. То драки, то зашибёт кого, то грабежи. Народу тут много, тысячи и тысячи человек разгорячённых и злых работяг.
Сплюнув, я пошёл за стремянкой к стене цеха – нужно было вымыть и верх почти трёхметровой машины. Подойдя к стене, я увидел бегущего ко мне Бейбута. Тот выглядел так, будто завтра переезжает в Оазис, чего не скажешь обо мне. Увидев меня, улыбка пропала с лица друга:
– Ты чего это? Выглядишь так, будто всю ночь в канаве валялся!
Я неловко улыбнулся:
– Да я это… Выпил маленько…
Бейбут поинтересовался:
– Неудачно прошло всё?
– Да как сказать, дружище… – Я задумчиво почесал грязную щёку. – В Красную Зону мне бы…
Бейбут вытаращился на меня как на умалишённого:
– Куда?!
– В Красную Зону, – повторил я.
Товарищ нахмурился, а потом сказал:
– После работы обсудим, Милад. Побежал я…
Я кивнул, берясь за стремянку. Может, друг знает пути туда, куда мне надо? Вернувшись к автоматону, я поставил лесенку рядом, принявшись остервенело тереть машину, – впереди был долгий, скучный день…
* * *
Время едва доползло до конца рабочего дня. Я даже не помнил, как ел: на этот раз трапеза прошла молча, Бейбуту было явно не до праздных бесед. Ломик настойчиво пытался свалить на меня ещё работы, но я плюнул и пошёл восвояси, слушая бьющие мне в спину проклятия мерзкого старикашки. У выхода из цеха, переминаясь с ноги на ногу, ждал Бейбут. Я отдал каску, выслушал нравоучения от мастера на предмет дурного влияния браги на жизнь рабочего человека, а затем подошёл к другу.
– Ну, чего надумал, Соломон?
Так вроде звали какого-то там древнего решалу сложных вопросов.
Бейбут ответил не сразу:
– Милад… Я волнуюсь. Сдай ты эту тату-машинку, а? Ничего тебе не будет. Скажешь, что в песке нашёл. Можем вместе пойти. Репутация у нас хорошая, поверят. Не надо оно тебе…
Я и сам думал об этом, но в итоге всё же решился. Бессмысленность рутины угнетала меня. Всю жизнь провести в цеху, словно насекомое… Уж лучше попробовать найти себе приключений, чем вот так дышать ржавчиной и пылью, медленно загнивая изнутри. Страх сжимал моё горло стальной хваткой, но вместе с ним кровь моя кипела адреналином и волнительным предвкушением неизвестности.
Друг уже целую минуту с волнением смотрел на моё решительное лицо, когда я ответил:
– Прости, Бейбут. Не могу я так… Всё это как-то отвратительно. Вот это вот всё!
Я злобно, всхлипывая и пиная песок, изливал приятелю весь свой гнев, который годами копился в подсознании. Вспоминал истории исследователей, ругал проклятые татуировки, проклинал Айшуйю. Товарищ молча слушал, сочувствующе глядя на меня своими тёмными глазами. Наконец, когда я закончил, он сказал:
– Но, Милад… Так было всегда! Такова жизнь. Кому-то везёт с татуировкой, а кому-то – нет. Есть ведь и плюсы…
Товарищ принялся расписывать прелести нашей жизни, а я слушал и думал: «Он не понимает». Такие, как я, вечно встревали в неприятности из-за своей жажды приключений. «Взрослый ребёнок» – презрительно говорили об очередном бунтаре, который сгоряча попытался прорваться в Оазис или ещё куда, получая в награду побои от бдительных Стражей. Я перебил приятеля:
– Так как в Красную Зону попасть, не знаешь?
Тот явно обиделся:
– Ты не слушал меня?
– Слушал, слушал, – соврал ему я. – Но я уже всё решил, Бейбут.
Тот тяжело вздохнул. На глазах у него выступили слёзы, как выступают у матери, смотрящей на безнадёжно больного сына. Размазав влагу грязной ладонью по лицу, Бейбут сказал надтреснувшим голосом:
– Не знаю, друг. Я надеюсь, что ты всё же передумаешь…
Я разочарованно вздохнул и обнял товарища, похлопав по спине:
– Всё будет хорошо со мной, не переживай! Не маленький уже!
Я отстранился, выдавливая улыбку. Оба мы понимали, что это ложь – хорошо уже не будет. Один неверный шаг – и меня казнят, повесив где-нибудь, как дикую собаку. Солнце опустилось за горизонт. Я пожал приятелю руку и зашагал домой, терзаемый поиском пути в Красную Зону…
* * *
В дверь несмело стукнули. Спросонья я подумал, что стук раздался у меня во сне. Снова стучат. Пытаясь сбросить остатки сна и холодея от страха, я распахнул дверь, тут же выдохнув с облегчением. На пороге стоял мой приятель. Он протянул мне что-то, завёрнутое в тряпки:
– Держи! Направь с утра на цех и сделай пару выстрелов. Можешь покричать, что убьёшь кого-нибудь. За угрозу жизни рабочих тебя отправят в Красную Зону.
Я чуть не расплакался, тронутый поступком друга. Было видно, что он безумно страдает, теряя меня. Но Бейбут остался верным товарищем и принял мой выбор. Я забрал у него промасленный свёрток с продолговатой железкой, а приятель уже вовсю рылся в своём дряхлом рюкзаке, сбивчиво тараторя:
– Вот, тут это… Припасов купил тебе, там можно взять с собой вещичек, машинку только спрячь! Тут ещё… Вот тут зажигалка… Здесь, смотри, сигареты… Не забыл чего? Ах да! Вот бражки немного, тут вода, тут складной ножик, его пропустят, шмонать вроде не должны, я узнал всё… А, вот ещё тебе штуковина, отдал целое состояние, так что спрячь хорошенько!
Кучу разнообразного добра, которое он пихал мне, завершал небольшой чёрный предмет. Приглядевшись в темноте, я узнал карманный пистолет. Маленькое чёрное оружие зловеще поблёскивало двумя стволами. Друг пояснил:
– Там две пули внутри, э-э-э… Патрона, вот! Нажимаешь на один крючок, потом на второй. Можно оба. Заряжать знаешь как?
Я кивнул. Бейбут сунул мне свёрток с патронами, добавив:
– Ты, главное, не привлекай внимания, не выделяйся. Там наверняка много народу будет, я на всякий случай дал через Аржана взятку, чтобы тебя не смотрели особо, но лучше не зарываться. Бывай, Милад! Я буду дико скучать…
