Kitabı oku: «Шатун», sayfa 2

III

…Стиснув зубы, Сергей с остервенением давил на мотопилу, воющую на высоких оборотах.

С каким-то злом он смотрел на пильную цепь, вгрызаю-щуюся в мёрзлую еловую древесину, на опилки, летящие на снег непрерывной струёй. Который раз за эти сутки он проклинал себя за то, что рассказал Михаилу про обнаруженную берлогу, подставив тем самым и себя, и всю бригаду.

Сергей не предполагал, что хитрая уловка Мишки с пере-ходом на рубку ёлки вызовет такую бурную реакцию бригады. Павел Сергеевич, наверное, поступил бы как-то иначе, вспом-нил он заболевшего мастера.

Для того, чтобы скрыть истинную причину перехода на ёлку, Мишка сделал очень ловкий ход, используя только затихший прошлогодний скандал, когда при освидетельствовании лесосек, пройденных рубками, работниками лесхоза была обнаружена масса нарушений: спиленные и оставленные у пня деревья, завышенная высота пней³ или зависшие спиленные деревья. И, кроме этого, по всей площади лесосек не вырубались ель и пихта.

Поэтому с меньшими усилиями все бригады перевыполнили плановые задания, получили хорошие премиальные.

За такое злостное нарушение правил рубок леспромхоз заплатил большие штрафы. На головы техноруков посыпались приказы о немедленном устранении допущенных нарушений, обещания сделать соответствующие выводы в случае их не выполнения. Через месяц о приказах забыли, потому что партия требовала выполнения принятых соцобязательств и досрочного выполнения плана.

И скоро вновь, выжимая из двигателей последние «лошадинные силы», пошли гружёные крупным лесом лесововозы.

…Вздрогнув и осыпав Сергея снегом, спиленная ель с глухим стоном упала, ломая ветви и подняв снежный вихрь. Теперь оставалось отпилить вершину и Сергей, заглушив пилу, направился к вершине ели, обходя разлапистую крону.

Поставив пилу между ветвей на ствол дерева, он достал сигареты, закурил и, глубоко затянувшись, огляделся.

По косогору, под углом к трелёвочному волоку, протянулась просека спиленных деревьев. Пересчитав их и, пытатаясь определить «на глазок», объём каждого, Сергей смачно и зло выругался: рабочий день уже близился к концу, а норму он не выполнил и, по всему видно, что уже не успеет.

А ещё надо сделать запас леса на пару ходок трактору на утро. На кедре он за это время сделал бы, как минимум, полторы нормы и завтра, с утра, можно было не спешить. А сейчас…

Чуть выше по склону надрывалась пила Ильи Бондаря.

Вот она чуть стихла, и её рокот заглушил треск падающего дерева; поворчав немного на малых оборотах, пила снова взвыла, вгрызаясь зубьями пильной цепи в ствол очередного дерева.

Сергей представил себе, как тяжело Илье валить на два трактора и с раздражением подумал о том, что завтра ему придётся делать тоже самое…

Где-то снизу по косогору, разбрасывая гусеницами снег и пуская клубы синего дыма, поднимался трактор. «Вот он, родимый, ко мне» – подумал Сергей, и ещё не видя трактора, а, только уловив на слух, как изменилась работа его двигателя, понял, что трактор повернул на его волок.

Поправив на голове мокрую от пота шапку, Сергей бросил в снег недокуренную сигарету, ещё раз от души выругался и завёл мотопилу.

Отпилив вершину ели и не заглушая пилы, он подошёл к другому дереву. Матерясь в душе и проклиная себя и Михаила, Сергей не стал протаптывать в снегу дорожки для отхода, если вдруг спиленное дерево будет падать на него, а только с остервенением примял ногами торчащие из глубокого снега ветви кустов. Притоптав немного снег у самого комля, он прижал мотопилу к дереву, и с силой надавил на гашетку газа…

…Рабочий день закончился. На стоянку подходили тракторы. Трактористы ставили их в ряд и глушили двигатели.

На стоянке сразу стало тихо, не было слышно так хорошо проверяющих слух крепких словечек, «солёных» шуток.

Хорошо знающие свои обязанности рабочие, молча готовили тракторы на предстоящий рабочий день: кто-то, вооружившись ломиком, выдалбливал смерзшийся на тракторе за день снег, кто-то что-то смазывал в тракторах.

Будулай, всегда встречавший радостным лаем каждый трактор, теперь загрустил. С виноватым видом он переходил от одного рабочего к другому, чуть виляя хвостиком и заглядывая им в глаза, словно во всём случившимся виноват он. Прижав ушки и опустив голову, Будулай осторожно обошел всех, кто был на стоянке, потом остановился, внимательно оглядел всех и медленно пошел к сторожке и лёг на пороге. Он молча наблюдал за всем, что происходило на стоянке.

И только если кто-то вдруг позовёт его, он поднимался со своего места и тихо подойдёт, чуть шевеля виновато хвостиком.

Рабочие нервно курили, бросая короткие взгляды на волок, ведущий к лесоскладу – ждали бракера Саньку Кашина, щуплого и какого-то нескладного, как молодой рябчик, паренька.

Наконец в просвете деревьев показалась его нескладная фигура.

Держа под рукой мерную вилку, он на ходу что-то подсчитывал в толстой тетради, и это «что-то» было тем, ради чего все они и в летний зной, и в зимнюю стужу, каждый день ездили сюда.

Санька подошёл к рабочим и каким-то виноватым голосом, как будто всё зависело только от него, молча показал тетрадь: – Сто двадцать два всего, если, как Михаил Афанасич говорил, то… пятьдесят восемь кубов не дотянули… Ёл-ка в основном по кубу…есть и того меньше… А ёлок, которые больше куба, их всего десятка три наберётся. Вот, смотрите, если не верите…

И Санька протянул толстую потёртую общую тетрадь в клеёнчатом переплете, в которую он записывал количество заготовленного бригадой леса.

Тетрадку никто не взял: за долгие годы работы в тайге рабочие могли с высокой точностью определить объём и отдельно растущего дерева, и спиленного, и количество леса, сложенного в штабель. Поэтому каждый хорошо понимал, что бригада не выполнила сменного задания и теперь работает с отставанием от графика, или как говорят мастера, работает «с минусом». И самое страшное, что этот «минус» с каждым днём становится всё больше и больше. На таком лесе завершить месячный план будет невозможно.

Рабочие молча потянулись в автобус и также молча рассаживались по местам.

Сергей нарочно замешкался, поджидая Михаила. Где-то внутри него неукротимым вулканом закипала злоба на самого себя и ненависть к Михаилу.

Когда Михаил поравнялся с ним, Сергей, убедившись, что за ними никто не наблюдает, набрался смелости и высказал Михаилу всё, что у него накипело в душе.

Михаил с удивительным спокойствием выслушал Сергея и, усмехнувшись, тихо сказал: – Слушай Сергей! Ты, наверное забыл, как прошлой зимой именно ты нашёл берлогу и мы трактором задавили медведицу с двумя медвежатами. Забыл? Зинка твоя хвасталась, какое очень вкусное жаркое было из медвежат. Забы-ы-л? А позапрошлой зимой… Медведя-«бело-грудку» в сушине – опять же – ты нашёл. Мы тогда со Степаном сушину эту бульдозером… Помнишь? А теперь тебя – совесть замучила? Или на ёлке за два дня работы уже выдохся? А нам на ёлке ещё до выходного работать… Вот так, Серёга!

Посмотрев на рабочих, сидящих в автобусе, на Сергея, Михаил с раздражением напомнил: – Сергей! Мы уже всё решили, что возьмём медведя и будем работать, как раньше…Зачем бузить? Ничего, поработаем на ёлке ещё два-три дня и ничего с нами не случится…

Направляясь к автобусу, Михаил остановился и, обернувшись к Сергею, ещё раз напомнил: – Завтра здесь будет Голотин с бульдозером, а послезавтра мы берём медведя…

Немов с какой-то ядовитой усмешкой посмотрел на Сергея и негромко сказал: – Если бы я знал, что ты тряпка, никогда бы не связался с тобой… Слабак!

И, ещё раз смерив Сергея презрительным взглядом, Михаил уверенной походкой направился к автобусу…

На следующий день, ближе к вечеру, когда рабочий день уже заканчивался, Степан Голотин пригнал на стоянку бригады бульдозер «Катерпиллер». До конца рабочего дня он успел заштабелевать на двух лесоскладах заготовленный лес, возвращаясь на стоянку бригады и опустив нож бульдозера, прочистил дорогу.

Теперь он сидел в жарко натопленной столовой, ожидая Михаила Немова. Расстегнув промасленную куртку, он с наслаждением пил круто заваренный чай из большой эмалированной кружки.

На стоянку бригады подходили тракторы. Степан, выгляглянув в окно и увидев Михаила, молча поставил на стол кружку с недопитым чаем и вышел из столовой. Подойдя к Михаилу и крепко пожав ему руку, тихо спросил: – Ну как, Миша, нормально, спит Топтыгин?

– Спит. – Михаил довольно улыбнулся. – А ты всё привёз с собой?

– Всё… – Заверил Степан. – Мешки для мяса, ружьё, патроны с жиганами, острый топор… Слышь, Миха, я когда сюда бульдозер гнал, что подумал: нам Демьяныч… не помешает?

Немов насторожился: планируя охоту на медведя, он как-то не подумал о Демьяныче. А такой свидетель им был не нужен и, в какой-то степени, зная принципиальность Демьяныча, даже опасен.

– Ты знаешь, Степан, а о Демьяныче я как-то и не подумал… – Михаил растерянно замолчал.

– А берлога далеко от стоянки? – неожиданно спросил Степан.

Михаил задумался, нервно кусая губы.

– Так… – прищурившись, Михаил пытался вспомнить расположение лесосечных делян и складов. – От стоянки до последнего склада около километра… От этого склада до последнего волока, где Бредихин работает, ещё… метров триста… и там, со слов Бредихина, до берлоги ещё метров триста-четеста… Получается – около двух километров… – и он выжидающе посмотрел на Степана.

– Порядком… – Степан задумался. – А знаешь что, Михаил? А… если нам… Демьяныча домой отправить? Нас сюда привезёт на своём «ЗИЛе» Меняйлов… А если мы уговорим Демьяныча, пока мы здесь, съездить домй… Ну, семью проведать…, кое-какие продукты взять, или, скажем – бельё сменить? Как ты думаешь, Миша? Его домой Пётро отвезёт, а вечером за нами приедет и его привезёт… И ещё – мы избавимся стразу от двух свидетелей… Как ты, Миша, смотришь на это?

– А что, Степан! Это дело! – Мишка не мог сдержаться от восторга. – Ты, просто молодец, Степан! К тому же, у Петра, а особенно у его жены – слишком длинный язык!

– Да, Миха! – вспомнил Степан. – Ещё я взял полиэтиленовые вкладыши в мешки, чтоб не получилось, как в прошлый раз…

Как получилось в прошлый раз, Михаил хорошо запомнил: сложенное в мешки замёрзшее мясо убитой медведицы в тёплом автобусе оттаяло, и растаявший на мешках снег сразу стал розовым.

Рабочие, увидев это, промолчали, а Степан не обратил на это внимание.

Когда подъехали к дому Степана, он, вынося тяжёлый мешок, сначала поставил его у автобуса, потом волоком протащил через весь двор до крыльца, и также волоком втащил в кладовку.

Поскольку на улице было уже темно, Степан не видел, что за мешком протянулся розовый след, хорошо заметный на снегу.

И, как на грех, утром этот след увидели участковый ка-питан милиции Зайченко Николай Ильич и районный охотовед Горелов Павел Трофимович.

Зайченко приехал в посёлок по поводу пьяной драки в об-щежитии, а Горелов – решить вопрос с лесничеством о выпис-ке лесобилета: госпромхозу срочно требовалась деловая древе-сина для цеха ширпотреба и на строительство.

Степан, надо отдать ему должное, никого не выдал и всё взял на себя, но как ему удалось выкрутиться и не понести почти никакого наказания – никто не знает.

…Когда автобус тронулся, Степан, сидя на переднем сиденье рядом с Михаилом, громко, чтобы все слышали, обратился к нему: – Ну, чё, Мишка, мы с тобой так, конкретно, и не дого-ворились… Когда ты сказал техноруку, что тебе надо волока нарезать, он сразу мне команду дал… И ещё сказал, что только на выходной день в вашей бригаде я смогу работать…

Он мне обещал отгулы дать… С машиной я тоже договорил-ся: завтра утром нас сюда на своём «ЗИЛе» привезёт Петро Ме-няйлов, а вечером, как управимся, он нас заберёт…

Михаил внимательно слушал Степана, делая вид, что слышит это впервые…

– Да, ещё чё мне в конторе сказали – продолжал Степан – поскольку я у вас буду работать, то Бредихин должен опасно стоящие деревья вдоль волоков выпилить и ещё, попутно – свалить несколько сушин.

– Слышь, Серёга? – Повернувшись к нему, крикнул на весь автобус Степан. – Тебе наряд на дрова отдельно закроют, обижен не будешь. И ещё… – вспомнил Степан – надо сухие дрова в детский садик, в школу, в столовку и на пекарню. Поэтому, тебе надо спилить несколько хороших сушин… А послезавтра к вам уже за лесом лесовозы пойдут и мне, кроме ваших волоков, ещё надо дорогу прочистить… Ты, Миха, мне зав-тра покажь, где тебе волока-то нарезать. И давай договорим-ся, когда мы завтра из дому поедем.

Поторговавшись, как бабы на рынке, решили выехать ча-сов в семь утра.

IV

…Предрассветные сумерки прорезали лучи фар, и на стоянке бригады остановился грузовик «ЗИЛ-157» с обогревательной будкой в кузове.

Из сторожки выскочил Будулай и громко лая и, одновре-менно, виляя хвостом, подбежал к машине. Следом за Будула-ем, на ходу надевая куртку, вышел Демьяныч. Не доходя до ма-шины он остановился и подозвал к себе Будулая.

Продолжая лаять и оглядываясь на машину, Будулай вер-нулся к Демьянычу.

Из кабины вышел Михаил Немов, следом за ним вышли Степан Голотин и Пётр Меняйлов. Подойдя к кузову, Михаил постучал кулаком по борту: – Серёга! Жив ещё?

Дверь будки открылась, и из проёма двери показался Бредихин: – Живо-ой! А что мне сделается?

– Значит, так, мужики… – Немов внимательно посмотрел на подельников и напомнил: – Делаем, как договорились… Ты, Степан включай свой «микуни»⁴, и к нам, в будку. Надо перекусить, а то я очень торопился и не позавтракал толком… Немов, Бредихин и Меняйлов подошли к Демьянычу: – Ну, здорово, Демьяныч! Как ты тут – жив, здоров?

Увидев Немова, Будулай прижался к Демьянычу и злобно.

– Да, как видите – жив! – в тон им ответил Демьяныч – и вам доброго здравия! И что это вам… дома-то не сидится?

– Тут, такое дело, Демьяныч… – Немов замешкался и оглянулся на Бредихина и Меняйлова. – Степан нам сегодня нарежет новые волока, Сергею есть задание спилить несколько сушин для посёлка. Короче, нам работы на целый день. Сейчас Петро поедет в посёлок…Так, ты, Демьяныч, если хочешь, можешь с Петром съездть домой… А вечером он по-едет за нами и тебя привезёт… Ты, как?

Демьяныч внимательно выслушал Немова и, долго не ду-мая, согласился: ему очень не хотелось упускать возможность съездить домой, повидать Наденьку, детей, за которыми очень соскучился. – Вот, спасибо, Михаил, обрадовал! – и обратился к Меняйлову – Петро, ты подожди меня несколько минут, я сей-час…, я быстро… А, вы, ребята, проходите в сторожку, там, на печке, чай… Свежий, вот только перед вашим приездом зава-рил…

Пока прогревался двигатель бульдозера, Немов, Бредихин и Меняйлов вошли в сторожку Демьяныча. Степан разлили по кружкам горячий чай, и достал из кармана куртки горсть карамелек.

Демьяныч торопился, собирая в рюкзак одежду и бельё для стирки. Завязав рюкзак, Демьяныч обернулся к Меняйлову: – Всё, Петро, я готов… Поехали…

Пётр поднялся со скамейки, сунул в рот одну карамельку и кивнул головой: – Поехали…

Демьяныч ласково потрепал за ушком Будулуя, пообещал привезки ему гостинец от бабушки Нади и вышел из сторожки следом за Петром.

Переглянувшись со Степаном, Мишка довольно улыбнул-ся.

– Ну, что почаёвничаем и – за дело – Немов развернул кара-мельку, острожно положил её в рот и отхлебнул чаю.

– Сергей, о чём задумался? – окликнул его Михаил. – Думать потом будем, сейчас надо дело делать. А то, пока шкуру сде-рём, пока освежуем… Кто знает, сколько времени на это уйдёт. А сейчас не лето. Шкура на морозе задубеет, а её надо острожно снять… Она, брат о-о-чень бо-о-ольши-их копеек стоит…

В сторожку вошёл Голотин, налил в кружку чай сел за столик, не снимая шапки.

Слышь, Степан! – Повернулся к нему Михаил. – Я одного мужика в Хабаровске знаю, он там, «в верхах», – и Немов под-нял вверх указательный палец – какой-то шишкой ошивает-ся… Короче – «юным мичуринцем«…работает.

– Я не понял… кем работает? – Степан с удивлением по-смотрел на Михаила.

– Он…где-то в каком-то архиве работает… Короче – хре-ном груши околачивает и получает законную зарплату… Так он мне чё сказал… – Мишка отхлебнул глоток чая.

Степан отвернулся, громко высморкался, вытер нос гряз-ным носовым платком: – Так…, что там, Миша…, твой знако-мый, сказал?

– Так, он чё говорит…, – Михаил сделал глоток чая – еже- ли медвежачью шкуру снять, только так, чтобы на лапах когти были, и голова при шкуре осталась, то за это можно та-а-а-ки-и-ие деньги зашибить – нам втроём за месяц не заработать!

Там, у них, мужички есть – спецы высшего класса, так всё об-делают, только держись! А потом…, представляете, мужики, у какой-нибудь большой шишки… в шикарной квартире на полу в кабинете, или в гостиной… медвежачья шкура… с головой, с глазами и оскаленной пастью… Представляете?

– Представляю, Миша, представляю…, – поддержал его Степан – а ещё я представляю, как он гостям трепаться будет, что этого медведя он сам лично убил…

– Да пусть треплется, языком молоть – не мешки таскать. – Равнодушно ответил Михаил. – Только, чтобы деньги нам хо-рошие заплатил… Думаю, стоит попробовать. Ты, Сергей, как думаешь – стоит?

Сергей молча пожал плечами.

Михаил молча, с нескрываемой и какой-то ядовитой усмешкой, посмотрел на него и обратился к Степану:– Ну, что, Степан, прогрелся твой «пылесос»? Тогда, запрягай – и пое-хали: время не терпит.

Поднявшееся над сопками солнце проткнуло своими лу-чами густые кроны заснеженных елей, и они, рассыпавшись фонтаном искр, засверкали на снегу всеми цветами радуги.

Сергей смотрел на эти застывшие в скорбном молчании ели, на сверкающий разноцветными искрами и, какой-то не-обычно, золотистый снег. Запрокинув голову, он долго смот-рел на высокое, до боли в глазах лазурное небо, и чувствовал, как что-то горячими тисками давило его внутри.

Который раз, за эти несколько дней, он проклинал себя за то, что сказал Михаилу про найденную берлогу, за то, что не хватает смелости просто так, взять и отказать ему, не подчи-ниться.

Сколько раз он представлял себе, как смело говорит Ми-хаилу в глаза всё, что о нём думает, как уходит от него, не подчинившись, с гордо поднятой головой, как стоит Михаил, подавленный его смелостью.

Но, стоило Михаилу что-то приказать, и Сергей, стиснув зубы, матерясь и проклиная всё, выполнял его приказы. И при этом, убеждая себя, что это он делает в последний раз.

А приказывать и повелевать Михаил умел и любил. И не только в случаях производственной необходимости…

…В кабине бульдозера, рассчитанной на одного человека, было тесно: Степан сидел за ручками управления в удобном, подпружиненном кресле; слева от него, упираясь левой ногой в переднюю стенку кабины с заряженным ружьём в руках, пристроился Михаил.

Сергей сидел справа от Степана, на защитном кожухе ры-чага управления задним рыхлителем.

Бульдозер тронулся, гремя гусеницами, со свистом завы-вая на высоких оборотах.

– Степа, а мы твоим «танком» раньше времени медведя не спугнём? Может быть, нам его добыть как-нибудь по-другому, а? – робко спросил Сергей, ещё где-то в глубине души надеясь, что все задуманное ими сорвётся.

– Ты, чё, Сергей? – обернулся к нему Степан. – Мы с Мишкой позапрошлой зимой белогрудку, ну,… того, что ты в су-шине нашёл, три раза пытались ножом свалить. Первый раз тихонько надавили – сушина не подалась; мы тогда – второй раз посильней надавили – она только чуть треснула от комля. А медведю – хоть бы что! Сидит, окаянный, и не вылазит! Ну, мы тогда ещё раз на полном газу ка-а-ак даванули! Сушина – хрясь, вдоль напополам и треснула! А он, дурачок, из неё и вы-валился… и прямо под гуску… А этот в берлоге… Нет, не ду-маю… Мы «Топтыгина» тёпленького возьмём!

…Медведица тоже, до последнего, держалась… – продолжал Степан. – Мы ещё удивились, чего она не вылазит…Я ещё нож опустил и ножом по берлоге… Мы, Сергей, не знали тогда, что она с медвежатами и до последнего момента, их защищала… Могла бы убежать, так нет же… Медвежата… Вот она ради них…и под бульдозерный нож… Все же, как ни говори, а мать. Хоть и медвежачья, зверинная…, а всё же – ма-а-ать!

Степан замолчал, протерев толстой и рваной рукавицей обмерзающее лобовое стекло. Ни к кому не обращаясь, он смачно заматерился и, оправдывая себя, со злом почти выкрикнул: – Всё равно, не мы, так другие её, один хрен, убили бы! Что, на всю тайгу она одна, что ли, медведица эта? Тайга – вон она, какая, конца и краю ей не видно, в ней медведей этих – не сосчитать. Верно говорю, Михаил?

– Верно, Стёпа, верно… – поддержал его Михаил. – Ты, Серега, прикинь, сколько их гибнет при лесных пожарах. И не только медведей…Я, когда на Сукпае работал, нас на ту-шение пожара бросили, всю бригаду.

Там речка протекает, Кабули называется, это левый при-ток Хора. Она, пожалуй, чуток меньше самого Сукпая. Так вот, у этой самой Кабули есть правый приток – ключ Обваль-ный, ну…, по нему и горел лес… Так там, стадо кабанов от ог-ня спасалось и в сопку… А перед ними оказалась скала, как забор. Так они, кабаны, не догадались поперек склона обог-нуть её и вверх подняться. Они к скале прижались, да так все заживо и сгорели… Там они просто так погибли, зазря…

– А медведицу мы съели, получается – с пользой! Значит, не зря. – подвел итог Степан.

Трясясь всем корпусом, бульдозер медленно карабкался по волоку в сопку. Степан, часто протирая рукавицей обмерзающее стекло, пригнувшись, влядывался в окружающий лес, как бы принюхиваясь.

– Ты,…это…, Серега, тоже посматривай. А то, не дай бог – проедем. Ты хоть хорошо запомнил место? Не проедем? И не дожидаясь ответа, спросил: – Сергей, а ты, наверное, счастли-вый? Как думаешь?

Степан повернулся к молчавшему Сергею. Михаил мельком взглянул на Степана, потом выжидающе уставился на Сергея.

– Да, я почему так спросил? – продолжал Степан – Ты уже третьего медведя находишь – значит везучий, счастливый, значит. А говорят, кто счастливый – тот в раннем детстве из ночного горшка содержимое пригоршнями ел!

И Степан, довольный собой, дико захохотал своей глупой шутке. Михаил, взвизгивая по-поросячьи, тоже засмеялся, обнажив свои жёлтые, прокуренные и крупные, как у старого жеребца, зубы.

Сергей, стиснув зубы и не показывая обиды, промолчал, вглядываясь в проталину на лобовом стекле. Наконец, увидев знакомое место, он тронул Степана за плечо и молча показал рукой налево.

Степан, резко сбавив скорость, осторожно повернул буль-дозер, куда ему указал Сергей. Теперь ему предстояло, не сби-ваясь с основного направления, осторожно провести бульдо-зер в просвет между крупными деревьями, обойти крупный валёжник. С каждой минутой бульдозер приближался к бер-логе.

Мишка, переломив ружьё и убедившись ещё раз, что оно заряжено, открыл дверцу кабины и взял ружьё наизготовку.

В его задачу входило добить медведя из ружья, если он не погибнет под гусеницами бульдозера.

В открытую дверцу кабины Сергей увидел знакомый вы-воротень, на мгновенье мелькнувший в просвете между дере-вьями, чуть левее и немного ниже по склону. Он показал его Степану и теперь уже Степан сам, опираясь на свой опыт, ос-торожно подводил бульдозер к заветному выворотню и, в то же время, выбирая самый короткий путь.

Прежде чем двинуться вперёд, он тщательно протирал от инея лобовое стекло, потом внимательно изучал то, что видел перед собой, и, только убедившись, что бульдозер пройдет, не зацепив ножом стоящих деревьев, осторожно, на малом газу продвигался вперед. Теперь бульдозер был похож на стально-го хищника, огромного, беспощадного и жаждущего кровавой дани…

До кедра осталось пройти всего несколько метров, когда на пути бульдозера оказались несколько невысоких ёлочек, густо запорошенных снегом. И почти сразу за ними снежной горкой угадывалась большая валёжина с торчавшими толсты-ми сучьями.

Степан молча посмотрел на Михаила, ожидая его ответа.

Михаил, облизав пересохшие от волнения губы, молча показал Степану на стоящие по обе стороны от елочек толстую липу и, почти такой же величины, ясень.

Поняв, о чём хотел спросить его Михаил, Степан утвердительно кивнул головой, убеждая его в том, что бульдозер пройдет между этих деревьев.

Внимательно глядя на Михаила, Степан ждал команды, не решаясь принять решение самостоятельно.

Прищурившись, Михаил о чём-то напряжённо думал, пе-реломив ружьё, ещё раз убедился, что оно заряжено, потом, спустив предохранитель на ружье и взглянув на Степана, рез-ко кивнул головой.

Степан облизал пересохшие от волнения губы, ещё раз посмотрел на липу и ясень, как бы примериваясь и убеждаясь, что бульдозер свободно пройдёт между ними. Оглянувшись на Михаила, он снял рукавицы и, поправив на голове шапку, рез-ко убрал ногу с педали газа…⁵

Взвыв на высоких оборотах, бульдозер разъярённым зверем рванулся вперёд, ломая и круша всё перед собой.

От резкого удара бульдозерного ножа, сбитый с елей снег плотным снежным облаком окутал бульдозер. Снежный вихрь, прикрыв снежной круговертью окружавшие бульдозер деревья, ворвался в открытую дверку кабины, И почти в это мгновенье бульдозер вдруг полез на валежину, скрытую под снегом за ёлочками.

Сначала он резко наклонился влево, влезая правой гусе-ницей на валёжину и ломая траками торчащие сучья.

Михаил, опасаясь вывалиться в открытую дверку, успел упереться левой ногой в переднюю стенку кабины. Он при-жался всем телом к боковой стенке рядом с открытой двер-кой, не выпуская из рук ружья.

Сергей всей своей массой тела навалился на Степана.

Бульдозер ещё какое-то мгновение влезал на валёжину, круша стальными траками мёрзлую древесину, потом на секунду завис на валёжине и вдруг стал стремительно провали-ваться вниз, наклоняясь вправо.

Степан успел только крикнуть – Держись! – как бульдозер всей своей массой рухнул с валёжины, и резко наклонившись вправо, ударился кабиной о ясень.

Какая-то сила бросила Сергея вперёд, и не успев среагиро- вать и найти точку опоры, он со всего маху ударился головой о стенку кабины.

Михаила бросило на сидящего справа Степана и вперёд на приборный щиток. В эту же секунду открытая дверка кабины с огромной силой ударила по торчащим из кабины ружейным стволам, выбивая ружьё из рук Михаила. Инстинктивно Миха-ил сжал руки, и ружьё выстрелило.

Теперь, соскочив с валёжины, бульдозер резко качнулся влево.

Не ожидавший это Михаил не успел бросить ружье и ухва-титься руками за что-нибудь в кабине. От резкого броска буль-дозера дверка широко распахнулась и Михаил, с ружьём в ру-ках, провалился в открытую дверку кабины на отпополиро-ванные камнями широкие траки гусеницы…

Сильный удар ножом бульдозера в ствол выворотня и дикий, нечеловеческий крик раздались одновременно.

Этот страшный крик кнутом хлестнул Степана по нервам.

Остановив бульльдозер, неистово матерясь, он выскочил из кабины.

Между валёжиной и гусеницей, по-волчьи завывая, кор-чился Михаил. – Рука, Степан…, рука…

Степан кинулся к Михаилу: – Миша, жив? Миша?

– Рука…, рука…, я… руку…сломал…Степан! Помоги-и-и, Стёпа… – продолжал выть Михаил.

Наклонившись над Михаилом, Степан попытался под-нять его, но Михаил, закричав от боли, обложил Степана ди-ким матом.

– Серё-ё-ёга! – голос Степана сорвался: – Серге-ей! – Тво-ю мать, иди помоги-и-и! Слы-ышь, ты-ы-ы, помо-ги-и-и!

Из кабины, пытаясь одной рукой найти хоть какую точку опоры, согнувшись, показался Сергей. Другую руку он прижимал к лицу. Между пальцами руки по тыльной стороне ладони тонкими струйками текла кровь.

– Серёга…ты…ты…это…чё? – Степан растерянно смотрел на Сергея, голос его задрожа. Он посмотрел на Михаила, как будто пытаясь найти у него поддержку, потом на Сергея.

Сергей убрал руку от лица. С каким-то равнодушием по-смотрел на окровавленную ладонь, потом, посмотрев таким же безразличным взглядом на Степана и на притихшего Ми-хаила, и спросил: – Ну, как, сильно?

– Ну, ни-и-и хре-е-на себе… – медленно, словно подбирая слова и с изумлением разглядывая разбитое лицо Сергея, тихо произнёс Степан, – Где ты так?

– Что, сильно? – вместо ответа спросил Сергей. – Не видишь, что ли – с кабиной… поцеловался. Сильно, да?

– Можно было бы и сильней, да дальше некуда… – Ты по-годи, Серега, не торопись…Я сейчас тебе подмогну, ещё ты, не дай бог, ходули свои переломаешь. – С этими словами Сте-пан поднялся и протянул руки Сергею.

– Миха, – Степан растерянно оглянулся на Михаила – ты… это…потерпи малость…я сейчас Серёге помогу, а ты, ты… это… потерпи…, потерпи малость. Я сейчас,… вот Се-рёге помогу только… и сразу тебе…

Опираясь на руки Степана, Сергей медленно опустился на снег. Степан, зачерпнув пригоршнями снег, поднёс его к лицу Сергея.

Прислонившись спиной к гусенице бульдозера, Сергей с каким-то безразличием смотрел, как Степан острожно снимал с Мишки куртку, как резал ножом её подклад на ленты и свя-зывал их в одну длинную ленту.

Связав ленты, Степан вырезал ножом две небольшие пих-товые ветки и теперь острожно накладывал эти шины на сло-манную руку Михаила, прибинтовывая их связанными лента-ми из подклада куртки.

При каждом неосторожном движении Степана, Михаил материл его, и Степан, что-то ворча вполголоса, терпеливо переносил Мишкину брань.

Наблюдая за ними, Сергей набирал полную горсть снега и прикладывал к лицу. Снег таял на лице Сергея и вместе с кровью розовыми слёзками стекал на подбородок и шею…

Когда снег в руке таял, Сергей набирал полную горсть снега и снова прикладыва её к разбитому лицу.

Наложив шину на руку Михаила, Степан подошёл к Сергею и опустился на колени: – Ну-ка, Серёга, покажи, что там у тебя?

Сергей убрал руку от лица: приложенный к лицу снег стал красным. Сергей бросил его, и зачерпнув горстью снег, прило-жил его к лицу.

Степан, поднявшись с колен, засуетился, стал оглядываться, словно что-то разыскивая. Вытащив из ножен нож, он на-правился к сломанным бульдозером ёлочкам. Ещё раз что-то поискав глазами, Степан наклонился над молодой пихтой и стал ножом срезать с неё кору.

Михаил, морщась от боли, внимательно следил за ним; Сергей, отбросив окровавленный снег, зачерпнул полную ладонь новой порции и снова приложил к разбитому лицу.

Срезав несколько кусочков пихтовой коры, Степан подо-шёл к Сергею и присел рядом на корточки.

– Сергей, убери руку, ты мне мешаешь. – Степан приложил к ранам на лице Сергея кусочки пихтовой коры – Сейчас я тебя вылечу.

Сергей, прижимая рукой к лицу снег, одним глазом смотрел на Степана.

– Понимаешь, Серёжа, пихтовая живица, – Степан показал небольшие кусочки пихтовой коры – вот она прилипает к ране и не даёт крови течь. Она ещё и всякие микробы убивает…

– Ты, Серёжа, руку-то убери. Сейчас я тебе ещё кусочки ко-ры на ранки приложу, живица к ранке и прилипнет. Понял, Сергей? Вот хорошо, держи,…держи, держи… – Приложив ку-сочки коры к лицу Сергея, Степан снял со своей шеи шарф пе-ревязал им его лицо.