Kitabı oku: «Болезнь куклы», sayfa 6
– Сядь, сказала!
Невидимая сила выдернула куклу из безвольных Мишиных рук и швырнула на диван, как раз между двух рыжих, совершенно одинаковых пупсов.
– Посмотри!
Сквозь слезы Аня глядела, как Миша, словно умалишенный, неуклюже переваливается с ноги на ногу, монотонно хлопая в ладоши в такт отвратительно фальшивому пению.
– Мишка с куклой бойко топают, бойко топают. Посмотри! И в ладоши звонко… Веселее, Мишутка! … хлопают, звонко…
Песенка гвоздем вонзалась в мозг, если б он был. Но в теле Мадлен были лишь живые Анины глаза – зеркало души. И душа терзалась. Миша… Милый, добрый, нежный, преданный. Ее Миша сейчас, лишенный воли, как затравленный медведь на ярмарке, потешен и жалок. Больше выносить это зрелище Аня не могла. Но точно также она не могла не смотреть, даже просто закрыть глаза: у нее не было век.
Видимо, страдания тоже имеют и силу, и энергию – кукольные ручки пришли в движение и устремились к лицу с намерением воткнуться в глаза.
– Э-э! Нет! Ты что творишь?! – взвизгнула карлица.
Тут же с двух сторон навалились рыжие пупсы, не позволяя пошевелиться.
– Молодцы, мальчики! Так ее! Ишь, удумала! Нет, дорогуша. Ты еще увидишь наши танцы. Танцы кукол! …Звонко хлопают. Раз-два-три. Мишке весело, очень весело…
На звуки песни со своих мест одна за другой вскакивали куклы. С полок, этажерок они валились кубарем, затем вставали на ножки, у кого они были, и брели рывками, дергаясь при каждом шаге в центр комнаты. У кого же ног недоставало опирались и на руки тоже или ползли.
Вокруг пляшущего Миши выстроился круг. В него встали и части кукол из кучи у стены: отдельные ручки и ножки подпрыгивали вместе с безногими и безрукими хозяевами, а головенки просто катались вокруг, как колобки.
Карлица затянула «Каравай»
– … Вот такой ширины, вот такой ужины.
Хоровод полностью подчинялся словам песни.
– Каравай, каравай, кого любишь выбирай!
Песенка стихла. Игрушки замерли в позах, в которых застал их последний звук: на одной ноге, со вскинутыми ручонками, вывернутыми головками. Карлица тоже замерла в ожидании приглашения на танец.
Перестав раскачиваться, Михаил нерешительно топтался на месте, как застенчивый малыш. А потом побежал вразвалочку. Только мимо раскинутых для объятий ручек хозяйки, прямиком к дивану, где сидела кукла, плачущая настоящими слезами.
Сначала из горла карлицы вырывался лишь утробный вой и рычание. Словно старая болонка страдала и ярилась одновременно. Потом понеслась матерная брань и проклятия. После карлица расплакалась.
– Убирайтесь! Пошли вы все! Никто мне не нужен! Прочь!
Игрушки послушно поползли на свои места.
– А ну-ка, мерзавка, пошла вон из моей куколки!
Тут же глаза Мадлен остекленели. У себя дома с криком боли очнулась Аня.
– А ты, Мишенька, вор. А вор должен сидеть в тюрьме. И посидишь годок-другой, а там видно будет.
Тело словно вспороли, выпотрошили и набили какой-то требухой. До утра плюшевый мишка валялся на полу. Потом карлица не без труда засунула его в большущую птичью клетку и принялась перед зеркалом поправлять испорченный макияж.
***
– Остановка «Улица Новаторов». Следующая – «Горсад». Передаем на проезд, задняя площадочка!
Он уже слышал эти названия. Значит, едет не первый круг, а вот куда и откуда? Ответа не было. Стал готовиться к выходу.
Трамвай остановился напротив парка, и он, спасаясь от полуденного зноя, побрел под тень деревьев. К постоянному ощущению провала в памяти, добавилось чувство потери: руки привыкли к ноше, а теперь чего-то не хватало.
– Мужчина! Подождите! – окликнул женский голос. – Да постойте! Мне ж за вами не угнаться!
Красивая блондинка, опираясь на трость, спешила за ним, насколько ей позволяла хромота. Он остановился в растерянности:
– Вы… меня?
– Да вас, вас.. Вы же на сиденье оставили?
Она протянула ему старенького плюшевого мишку.
Толстяк бережно взял игрушку, прижал к лицу, вдыхая запах.
– Вам словно пять лет, – улыбнулась женщина. – Меня Аня зовут.
– А меня… – пауза затянулась.
– Забыли? – она рассмеялась.
– Да вот только что вспомнил, – впервые за долгое время Миша улыбнулся.
