– Все еще люблю, – задумчиво отозвался Илья.
– Как мило!
– Только сейчас я не могу. Время на исходе.
– А хочешь?
– Пытаешься получить тайную власть не просто над моим телом, но над моими желаниями? Безраздельно править, распалять жажду и сама же удовлетворять?
Она уставилась на него, как ночная птица, застигнутая врасплох рассветом. То, что еще не оформилось в ее влюбленной голове, было сформулировано им с точностью финансового аналитика, предсказывающего завтрашний взлет акций.
– Неужели я смог тебя удивить?
– Откуда ты знаешь обо мне больше, чем я о себе?
– Зачем же ты сознаешься в том, о чем мне не следует знать! – шутливо укорил ее опытный любовник. – Другая женщина влепила бы мне пощечину за такие слова.
– Это твоя идея, – предупредила она и шутливо занесла над ним руку.
Он перехватил ее кисть, сжал так, что она поморщилась, притянул к губам и поцеловал раскрытую ладонь.
– И это все? – не сдавалась она, подув на запястье, где остались следы пальцев.
– Другая бы заставила меня бегать за ней, упрашивать, извиняться.
– Есть женщины, за которыми ты стал бы бегать?
– Пока не попадались.
Он усмехнулся этому наивному вопросу и легонько щелкнул ее по носу.
– Тогда какой же путь выбрать мне?
– Будь собой.
– Но если ты все знаешь обо мне, – не сдавалась упрямица. – Если я все равно уже открытая книга, и ты пролистаешь меня за час, за одну ночь…
– Я не стану торопиться и буду открывать тебя медленно, читать и перечитывать каждую страницу, каждую строчку. Буду учить наизусть твои маленькие хитрости и возвращаться к прочитанным фрагментам, чтобы снова окунуться в них. Кое-что я постараюсь забыть, а что-то забыть не смогу.
– Ты сводишь меня с ума, – зашептала она, распахнув потемневшие от страсти глаза с сияющими зрачками. – Я не представляла, что ты умеешь так говорить! Кто кого соблазняет?
– Точно не я! Тем более, сейчас, когда пора собираться.
Из его голоса исчезли глубокие нотки обольщения. Теперь с ней говорил практичный бизнесмен, ни на минуту не забывающий о работе и ценящий время превыше всего.
– Нет, постой! – запротестовала женщина.
Но он снял ее с груди, как расшалившегося котенка, и переложил на подушку. Она взглянула на часы на его руке и обиженно надула губы. Илья поцеловал ее в уголок рта и сел на край кровати, оглядывая пустынный пейзаж вокруг.
– Мне надо принять душ, – закапризничала она. – Я не могу ехать на работу в таком виде. От меня за версту несет грехопадением.
– Ночью ты не жаловалась. Ладно, посмотрю, что можно придумать.
Горячая вода из крана не исчезла, и он, сняв со стены перекрученный душевой шланг, принялся отмывать грязь и штукатурку с эмалированной поверхности. Под грязью обнаружились кляксы ржавчины. Мутный водоворот с громким хлюпаньем исчезал в черной дыре водостока. В углу на осколке разбившегося кафеля обнаружился бледно-зеленый обмылок, и хозяин квартиры тщательно счистил с него прилипшие соринки и оставил на краю ванны ожидать Сониного прихода. «Наверное, приблизительно так и выглядит хваленый рай в шалаше», – усмехнулся он и пошел за Соней.
Она уже надела туфли, но прикрыть наготу не пожелала. Только волосы были закручены в узел и схвачены на затылке большой заколкой. Едва он вошел, она поднялась, демонстрируя ему всю себя, но он по-деловому оглядел ее от каблуков до кончиков волос и поманил за собой. Они продвигались по разоренной территории, как саперы, лавируя между пакетами с мусором, кучами вывернутого паркета и пыльными курганами.
– Помнишь, какая героиня у Булгакова открыла дверь в квартире на Патриарших в одних туфлях?
– Нет, – буднично ответил он, не загружая голову художественными бреднями. – Маргарита?
– Гелла. Она была ведьмой.
– Ты льстишь себе. До настоящей ведьмы тебе еще расти и расти.
Она тихонько чертыхнулась, и под ее каблуками захрустела штукатурка.
– Я постараюсь.
Ванная была наполнена паром. Соня с довольным видом улыбнулась и оттеснила его плечом. Он понадеялся услышать от нее слова восхищения или хотя бы благодарности, но она с некоторой брезгливостью провела ладонью по краю тесной лохани, уселась на край, легким движением скинула туфли и оказалась внутри.
– А полотенце?
– Я принесу тебе простыню.
– Это подождет.
Она протянула ему душ и подставила спину под колющие струйки. Вода разбивалась о ее плечи и фонтанчиками брызгала в разные стороны.
– Ты бы снял брюки, а то будешь весь мокрый.
Но Илья раскусил ее коварный замысел, и Соня хмыкнула, уличая его в трусости, и протянула ему скользкий обмылок. Он помотал головой и попытался дезертировать.
– Соня, я не делал этого со времен твоего детства.
– Не мылся? – деланно подняла брови она и хихикнула. – Просто попробуй, вдруг понравится.
Мало что могло сравниться с прикосновением к ее коже, с тягучими струйками, сбегающими по ее спине, с пенной вуалью на ее груди и искорками света, играющими в мокрых волосах. И если бы не приходилось торопиться на работу, он бы присоединился к ней и продлил бы вчерашний вечер на тысячи вечеров. Она нежилась в его заботливых руках, улыбалась, встречая его взгляд, целовала его, едва его щека оказывалась в доступной близости, и закрывала глаза, делая вид, что не причастна к этой детской забаве. Когда последние мыльные пузырьки исчезли в прозрачном водовороте у ее ног, он заторопился в спальню за простыней, чтобы перевести дыхание и вернуть мысли в нейтральную плоскость. К счастью, разрушенный быт квартиры быстро избавлял от неуместных желаний. Когда он вернулся, Соня сидела на дне ванны, подтянув к груди колени и упершись в них подбородком, и смотрела прямо перед собой немигающим взглядом. Одна из намокших прядей сбегала вниз по плечу.
– Я вспомнила сон, – не меняя позы, сказала она. – Ты веришь в сны?
– Я их не запоминаю. Вставай, я принес полотенце.
– Ты меня обманул.
– Когда?
– Там, во сне.
– Я никогда тебя не обманывал, даже во сне.
– Обманул. – Она подняла голову и так жалобно посмотрела на него, что в первую секунду ему захотелось извиниться за себя в ее сне. – И я умерла.
– Этого не случится, Соня. – Он вернулся в реальность разрушенной квартиры и едва смог сдержать подкатившее раздражение. – Вставай.
Она поднялась, как речная нимфа, явившаяся одинокому путнику посреди мрачной чащи. Илья укутал ее в простыню и отнес в комнату, перекинув через плечо, как ковер с похищенной невестой. Ее волосы колыхались за его спиной, а под руками приятно ощущалась упругая округлость ягодиц. Ему пришлось самому вытирать ее и даже одевать, а она стояла на кровати, как манекен, и даже не пыталась помочь. В раздевании женщин он поднаторел за столько лет, но как надевать на них многочисленные предметы туалета совершенно не представлял. В конце концов, он запутался в ее белье, отчаялся и встряхнул ее, как платье.
– Да что с тобой! Откуда эта кислая мина? Чем я провинился перед тобой?
Она опустилась на колени, оказавшись вровень с его лицом, обняла за шею.
– Мне страшно, Илюша.
– Пока ты со мной, тебе ничто не угрожает.
Соня уклонилась от поцелуя и, пока он ходил в ванную за ее туфлями, быстро оделась и спустила ноги с кровати.
– Пойдем?
Вслед за ним по протоптанной дорожке она выбралась из квартиры на лестницу и застучала каблучками по выщербленным ступеням.
– Господи, как же хорошо!
Она подняла руки, словно поклонялась взошедшему солнцу, и потянулась всем телом вверх, будто готовилась взлететь. Илья стоял рядом с зажатой в пальцах сигаретой, щурясь от яркого света и ее красоты. На обуви у обоих были следы побелки, но Соня сияла чистотой и свежестью, а он чувствовал себя старым вампиром, выброшенным судьбой на солнечный остров. Случайные прохожие с интересом воззрились на странную парочку, направившуюся из неприметного подъезда прямиком к мерседесу.
– Хочешь за руль? – спросила она, остановившись перед капотом, и протерла ладонью слегка запылившуюся звезду.
– Нет уж, сама разбирайся с сумасшедшими.
Он с одобрением наблюдал, как она управляется с большой машиной. Большинство женщин, которых он знал, предпочитали выходить из услужливо распахнутой задней двери. Или возвышаться над дорогой в громадных внедорожниках, где можно почувствовать себя настоящим танкистом и уповать не на мастерство водителя, а на страх и почтительное отношение других участников движения. Но он знал, что Соня одинаково успешно справлялась и с его старым гелендвагеном, и с маленькими спортивными машинами, прижатыми брюхом к земле и при каждом нажатии акселератора грозно рыкающими, как потревоженный пещерный лев.
Часы показывали только восемь тридцать, и у них еще была уйма времени, чтобы позавтракать перед началом первого дня рабочей недели.
– Остановись вон там. Хоть кофе выпьем, – сказал он, указав ей на витрину кафе.
В кафе было занято только два столика. Они прошли к большому окну с видом на бульвар. Вальяжный официант небрежным жестом смахнул с влажной скатерти несуществующие крошки, подал меню и отступил к барной стойке. Через минуту Илья позвал его снова и заказал яичницу с беконом, поджаренный тост и кофе. Соня попросила кофе без сахара, а к нему тост с красной икрой и другой с семгой.
– Утро было чудесным, милый.
– Не в пример ночи?
Она ласково коснулась его руки и впервые обратила внимание на множество мелких царапин, покрывающих его широкое обручальное кольцо.
– Будь моя воля, на земле навсегда воцарилась бы ночь.
Он усмехнулся, захваченный внезапным образом широкой кровати, парящей в беззвездном пространстве с обнаженной Соней на покрывале.
– Я бы успел тебе надоесть, – с привычным скептицизмом констатировал он.
И тотчас подумал, что именно сейчас она задаст вопрос: «Когда?», и ему придется кроить напряженный график, придумывать место для встречи, изобретать романтическую обстановку. Но она ничего не спросила.
– Тебе не в тягость твоя работа?
– Нет, совсем нет, – солгала она. – Я рада, что могу куда-то приложить свою энергию. Все-таки жизнь под домашним арестом не для меня.
– А муж?
– Он тоже много работает, пишет книгу. Утром я ухожу раньше него, а вечером мы встречаемся за ужином, делимся впечатлениями. И он очень привязан к Белле.
Она сочиняла свою семейную жизнь прямо на ходу, не опасаясь быть пойманной на лжи. Истинное положение дел было известно только ей, домработнице и няне. Но обе женщины даже под пытками не выдали бы добрую хозяйку, поэтому за сохранность этой тайны она могла не беспокоиться.
– Значит, все хорошо?
– Да, все прекрасно, – не сводя с него искренних глаз, заверила она. – Особенно теперь.
Он кивнул и принялся вызванивать водителя. Когда на столе появился завтрак, Илья набросился на него с жадностью растратившего силы самца. Соня протерла принесенную чайную ложку салфеткой и принялась аккуратно снимать икру с тоста.
Илья нахмурился, искоса уловив неодобрение официанта, но Соня только пожала плечами. Когда икра закончилась, она с непринужденной грацией стянула с хлеба кусочек рыбы и, скатав ее пальцами в маленький рулет, с удовольствием отправила в рот.
– Ты же с голоду умрешь до обеда! – не выдержал он, имея в виду не манеры, а последствия.
– Мне не хочется.
Она поднесла блестящие от жира пальцы ко рту, но вовремя спохватилась и тщательно вытерла их салфеткой. Он с сожалением посмотрел в тарелку с остатками ароматной яичницы и тоже отложил вилку, устыдившись разыгравшегося аппетита.
– Это, конечно, твое дело, с кем ты будешь проводить время там… – вдруг вспомнила она и поджала губы.
Ревность делала ее невозможно сексуальной. Он не ответил, нашел ее прохладную ладонь, лежащую на влажной скатерти, погладил и заговорщицки наклонился через стол.
– Хочешь заняться дизайн-проектом? Твоему вкусу я доверяю.
– Боюсь, у меня нет времени.
Соня отняла руку и помрачнела. «Я совью там любовное гнездышко, а он станет таскать туда шлюх. И на вопрос, кому принадлежит идея, кто купил мебель, он ответит: „Моя сестра“, и это будет правдой. А я ничего не смогу сделать, потому что у сестры еще меньше прав, чем у любовницы». Они с отстраненным видом сидели друг напротив друга и не знали, о чем говорить. Нежность, вожделение, страсть – все это кануло в ушедшую ночь, осталось в воспоминаниях. На дневном свету их настигло сознание совершенного греха. Соня прятала глаза, а он продолжал смотреть на нее и знал, что наступают трудные времена. Со щедро оплаченными женщинами было безопасно и незамысловато. Они не вмешивались в его дела, не смели ревновать к жене и давать советы по поводу отношений с сыном. Он платил им столько, сколько считал возможным: деньгами, удобствами, возможностями. И ничем, кроме этого. Он не тратил себя и не давал напрасных обещаний о будущем. Но Соня в один миг завладела всем, что принадлежало ему, и им самим в придачу, и теперь его атаковали сомнения, разумно ли она распорядится полученным богатством. Она не просто перешла в категорию любовниц. Она так и осталась его давней ошибкой, темным грехом, упоением и страстью. Он шел к ней так долго, что уже перестал верить в возможность дойти, но, получив ее, осознал, что наслаждение призрачно, и все может рухнуть в одночасье.
– Твоя машина. – Она указала за окно и сверилась с часами. – Уже можно разбегаться.
Прощание получилось легкомысленным, словно двое приятелей встретились на минуточку за столиком, перекинулись парой ничего не значащих фраз и снова готовились разойтись по своим дорожкам до новой случайной встречи.
– Ты иди первым, а я за тобой. Даже хорошо, что я проехала вперед. Незачем афишировать.
Он выложил на стол деньги и поднялся, не желая затягивать прощание.
– Не забудь переодеться, – материнским тоном напомнила Соня и тут же расцвела от приятных воспоминаний. – А я пойду расческу куплю. Или постригусь.
– Я тебе постригусь! – Он положил руку ей на плечо и нежно сжал. – У тебя восхитительные волосы.
– Иногда они так мешают.
– А иногда помогают.
Он не хотел возвращаться мыслями к ночным ласкам, но фраза вырвалась сама, и они улыбнулись, как заговорщики из одной масонской ложи, узнающие друг друга в толпе простых смертных. Соня изобразила губами нежный поцелуй и дружески похлопала брата по руке.
– Иди уже, Казанова.
Илья направился к двери, на ходу осматривая посеревшие края манжет. Внезапно Соня окликнула его, и он встретил ее взгляд, исполненный ожидания и надежды.
– Ты забыл мне что-то сказать. – «Началось!» – мелькнула у него ядовитая мысль, но тут же ретировалась. – Про Левушку.
– Ах да, про Левушку. Он в конце месяца женится.
– Значит, ты скоро станешь дедушкой.
Илья покосился в сторону утренних посетителей кафе. Кое-кто уже начал прислушиваться к их диалогу, но искушение было слишком велико.
– Не так страшно стать дедушкой, как спать с бабушкой.
– Двоюродной, – уточнила она, смеясь. – Это не считается.
– Еще как считается, старушка.
– Вот мерзавец, – ласково сказала она ему вслед и вспомнила об официанте, топтавшемся поодаль. – Принесите еще кофе и счет.
За годы примерного супружества директор департамента по управлению персоналом успел забыть, что быть влюбленным на работе довольно хлопотно. Особенно когда любимая женщина ничего не подозревает по ту сторону стеклянной перегородки и лишь изредка бросает на него рассеянные и ни к чему не обязывающие взгляды.
В один из дней Александр Васильевич даже подумал, что стоит развернуть стол лицом к окну, чтобы не выглядеть экзальтированным юнцом, но вовремя отказался от этой мысли, потому что оглядываться на Соню было бы еще глупее.
А она не замечала его раздражительности и печали, поглощенная собственными заботами. Каждое утро он ревниво отслеживал ее приход и вскоре безошибочно научился классифицировать ее настроения. Иногда она бывала неторопливой и сонной, и тогда он знал, что она будет хмуриться до середины дня и сосредоточенно выстукивать на клавиатуре рваные ритмы писем. Когда она приходила энергичная и сердитая, он знал, что количество выполненных дел превысит количество запланированных, и она развивала бешеную активность, ругаясь со снабженцами всех мастей, поставляющих в компанию кофе в автоматах или копировальные машины. Если на улице припекало солнышко, и она входила с рассеянной улыбкой, он знал, что вместе с Кириллом в столовой они будут дружно подкалывать шефа и проходящих мимо коллег. Это настроение он любил больше всего, потому что тогда она улыбалась именно ему, и он погружался в мечтательные воды тихого блаженства. Несколько раз она пришла задумчивая и отрешенная. Села за компьютер, подперла щеку рукой и думала явно не о работе. Ближе к обеду она слегка встрепенулась, стала куда-то звонить, писала письма, уходила и возвращалась, но он чувствовал, что ее мысли все равно далеко.
Утро в тот день выдалось удачным. Она улыбалась, спорила с Кириллом о новом трудовом кодексе и даже звала шефа на роль третейского судьи. Директор по персоналу с сожалением отказался от высокой чести, отправляясь на срочное совещание. Когда он выходил, она сидела на краешке стола возле Кирилла и раскачивала ногой в остроносой туфле, слушая речь в защиту уходящих в прошлое трудовых отношений. Александру Васильевичу захотелось оказаться на месте Кирилла, рядом с ее коленкой, под лукавым взглядом темно-серых глаз.
Совещание затянулось на два с половиной часа и целиком поглотило обеденное время. Он был голоден и зол на весь мир, возвращаясь в отдел. Комната была пуста, и только Соня сидела за столом, закрыв лицо руками, и то вздрагивала всем телом, то раскачивалась из стороны в сторону, как метроном.
– Соня, что с тобой?
– Боже, если бы ты это слышал!
Ее голос, глухо звучащий из-под ладоней, то и дело прерывался, и он по тону пытался догадаться о причинах постигших ее неприятностей. Он развернул ее кресло к себе и теперь нависал над ее склоненным затылком. Соня не отняла руки от лица, и он осторожно прижал ее голову к себе, погладил по спине.
– Она сказала… Ты учил историю партии?
– Да, конечно, – слегка растерялся он. – А при чем здесь партия?
– Она сказала, что я – политическая проститутка. Как Троцкий.
– Какой Троцкий?
– Лев Троцкий, какой же еще!
Он присел на корточки рядом. Соня тряслась от хохота, притрагиваясь кончиками пальцев к нижним векам, на которые то и дело набегали невольные слезы.
– Я не помню, как выглядел Троцкий. Мы с ним похожи?
– Ты меня напугала!
Директор по персоналу удержал ее ладони в своих и покачал головой, глядя с осуждением и нежностью.
– Я минут десять успокоиться не могу, как вспомню ее лицо.
– А я решил, что ты плачешь.
– И плачу тоже, как видишь, – наморщила нос она. – Политическая проститутка! И это только потому, что я сказала, что заявка из консалтинга на новые блокноты поступила раньше и уже подписана начальством. А она лично считает, что я дискриминирую их по политическому признаку.
– По половому. – Шеф все еще сжимал ее теплые пальцы, пользуясь неожиданной возможностью. – Все думают, что ты благоволишь мужчинам в костюмах и галстуках, а стоит населить консалтинг дамами, благоухающими, как куст герани, ты бы и близко к ним не подошла.
– Ну, в этом есть свой резон, – спрятала загадочную улыбку Соня и отняла руки.
Александра Васильевича затошнило от легкого приступа ревности.
– У тебя появились привязанности в этом племени костюмированных аборигенов?
– Мне с мужчинами проще работать.
Она небрежно заправила за ухо волосы, и у него отлегло от души.
– И никаких романтических бредней?
– Что это ты так печешься о моей нравственности? – с подозрением прищурилась она.
– Скорее, о своем душевном равновесии. Мне спокойнее, когда ты сидишь напротив, а не носишься сломя голову по этажам.
– Тогда переведи меня на должность твоей секретарши.
– Я опасаюсь слишком быстро тебе надоесть.
– Похоже, ты сам не знаешь, чего хочешь.
На это ему нечего было возразить. Он все время приглашал ее на совещания в отделе или на личные консультации, как он называл их встречи в его «аквариуме» под наблюдением семи пар глаз. Меньше всего ему, проработавшему много лет в этой компании, требовались советы неоперившегося офис-менеджера. В название этой должности слово «менеджер» вкралось по чьей-то прихоти. Соня никем не управляла, а лишь обеспечивала непрерывный трудовой процесс в офисе, что подразумевало находиться одновременно в нескольких отделах и быть в курсе последних событий.
– Или просто не хочу того, что знаю.
Она пропустила мимо ушей его фразу, придав ей наименее значимый статус.
– В мире нет совершенства.
– Есть. Ты – совершенство.
Снова захватив в плен ее руки, он попробовал на ней всю силу нескромного комплимента. И в который раз убедился, что лесть не имела над ней никакой власти.
– Ты меня недостаточно знаешь.
– Давай поужинаем сегодня, и у меня появится шанс…
– Ах, Саша, опять ты о своем. – Она скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула. – У меня ребенок.
– А у меня двое. Твоя дочурка может побыть сегодня с няней лишних пару часов. – Он присел на край ее стола и заглянул в пустую чашку. – Хочешь, принесу тебе кофе?
– Только этого не хватало! Появишься на людях с моей чашкой, и сразу пойдут разговоры, что я – наглая «политическая проститутка». – Соня опять хихикнула. – И использую тебя, как официанта.
– Боишься, идиотских сплетен?
«Все уже давно сплетничают, – вздохнул про себя Александр Васильевич. – А мне что до этого? Ни опровергнуть, ни подтвердить…»
– Пусть думают о нас с тобой в контексте дружбы.
– Тогда не откажи другу в дружеском ужине. – Он был решительно настроен довести дело до конца. – Выбери любой ресторан!
– Макдональдс, – выпалила она и оглянулась на дверь, за которой послышались голоса. – Встретимся вечером на стоянке.
– Ты смеешься?
– Давай обсудим потом.
Александр Васильевич вошел в свой кабинет в тот миг, когда толпа сытых и благодушных сотрудников ввалилась в комнату.
– Соня, ты на диете? – прокричал от двери Кирилл. – Ты и так тощая, как форель после нереста. Сегодня давали говядину с черносливом. Если поторопишься, еще застанешь.
– Дел было много.
Соня сдержанно потянулась и одернула юбку.
– Тебя проводить?
Оказавшийся рядом Кирилл поклонился и подставил ей локоть.
– Обжора, тебе все равно не дадут вторую порцию.
– Ну, и ладно. Зато добрая фея пожертвует в пользу голодающего суп, или жалкий салат, или и то, и другое вместе. Голодающий будет благодарен.
– Он только что уговорил два салата помимо своего обеда, – крикнула им вслед одна из сотрудниц. – И даже «спасибо» не сказал.
– Не верь завистникам, – заныл Кирилл. – Ты же меня знаешь. Ради тебя я готов на все.
– В следующий раз твой суп я отравлю, – пообещала злопамятная коллега.
– Вот видишь, все хотят моей смерти, а я не хочу умирать голодным!
– Сколько же ты можешь съесть? – рассмеялась Соня.
– А сколько ты можешь предложить? – Кирилл, как всегда, готов был отчаянно торговаться. – Еды и денег много не бывает.
Они вышли в коридор, провожаемые добродушным хихиканьем коллег.
– Кстати о лишних деньгах, – вдруг посерьезнел Кирилл и взял ее под руку. – Ты можешь вложить их в выгодное дельце и получить назад с процентами.
– Тогда у меня будут не только лишние деньги, но и лишние проценты, – рассмеялась Соня, догадавшись, куда он клонит.
– Да, тяжело тебе, – протянул Кирилл, но тут же нашел удачное решение. – А проценты пожертвуй. Без-воз-мезд-но.
– Так что опять стряслось?
– Мне послезавтра платить кредит. А все на мели.
– И я – последняя надежда?
– Ты – воплощенная проницательность. И последняя надежда, конечно.
– Значит, ты ведешь меня в столовую не из-за супа?
– Как ты такое могла подумать! Чтобы я был таким корыстным, что ради презренного металла отказался от супа? Никогда! Еда – это святое.
– У тебя, наверное, нарушен обмен веществ. – Соня оглядела его оценивающим взглядом. – Не может нормальный человек столько есть!
– Ты пытаешься испортить мне аппетит? – Кирилл кивнул кому-то из проходящих коллег и теснее прижал к себе Сонин локоть. – Можешь хоть мышей на столе препарировать, это мне не помешает.
– Бедные мыши! Ладно, давай поговорим о презренном металле.
Она безуспешно пыталась высвободить руку, но Кирилл был непреклонен и, не сбиваясь с заданного курса, вел ее прямиком в столовую.
– А что о нем говорить? Его нужно или зарабатывать или тратить.
– А не пробовал сначала зарабатывать, а потом тратить? – усмехнулась она.
– Я никогда не смогу заработать столько, сколько хочу потратить.
– И сколько ты хочешь потратить послезавтра?
– Сколько я должен банку? – Он свободной рукой почесал затылок, сделав вид, что подсчитывает, но она знала, что у него была фантастическая способность запоминать цифры. – Сорок тысяч без нескольких копеек.
– Это еще по-божески, – почти с облегчением вздохнула сердобольная Соня. – В прошлый раз тебе нужно было восемьдесят пять, если не ошибаюсь?
– Восемьдесят шесть пятьсот. Для доброго самаритянина у тебя слишком хорошая память.
Он вздернул светлые брови и театрально нахмурился.
– Не жалуюсь, – согласилась она, пока он составлял на ее поднос полный комплексный обед. – Так в чем проблема? Бизнес не идет?
– Идет, но вяло, – пробурчал он и сквозь зубы выругался. – В прошлые выходные нас кинул клиент. Обещал забрать свою железяку и расплатиться, а теперь все телефоны молчат. И ни продать ее, ни денег получить. Я подозреваю, что она вообще в угоне.
– Не связывался бы ты с такими типами.
Они расположилась в полупустом зале, и она передала ему суповую тарелку, а сама принялась за цветную капусту, сложенную аппетитной горкой.
– Да кто мог подумать!
– Ладно, падший ангел. – Она знала, что не обеднеет, если одолжит ему денег. – Завтра привезу.
– Благодетельница, – запричитал Кирилл, не забывая орудовать ложкой в куриной лапше. – Барыня, что бы я без вас-то…
Соня с улыбкой покачала головой и пододвинула к нему салат.
Александр Васильевич безуспешно пытался читать принесенные на подпись документы. Одно за другим в почтовый ящик упали два сообщения. Он по диагонали просмотрел оба и решил, что ответит позже. Накануне отпуска работать не хотелось. Уже было выбран курорт на испанском побережье и куплены путевки. Жена готовилась оставить на распродажах всю свою зарплату, и он не собирался ей мешать. У нее был трудный год: болезнь отца, два финансовых скандала на работе и постоянная угроза сокращения. Она имела право на роскошный отдых в дорогом клубном отеле и в предвкушении поездки была нежна с ним, как в первый год совместной жизни. А таких лет набралось почти пятнадцать.
Директор по персоналу провел мышкой по коврику, и курсор переместился в верхний угол окна. «Создать новое сообщение» – подсказала кнопка с конвертиком, и он, еще не думая о последствиях, щелкнул на ней. «Дорогая Соня!» – первые слова показались ему неудачными. «Милая Соня!» Нет, это чересчур интимно. Какая же она, эта Соня? Он задумался и вычеркнул определение. Имени вполне достаточно, остальное додумает сама. «Не знаю, зачем решил написать тебе. В эпистолярном жанре я не силен. Я рад, что ты согласилась поужинать со мной. Мне кажется, что нам есть, что обсудить. Наши отношения давно уже переросли…» Тут он запнулся и стал подбирать слова, чтобы выразить, во что переросли их отношения и куда им следует расти дальше. Но написать об этом оказалось непросто. Дальше предстоящего вечера его мысли не шли, и воображение отказывалось рисовать перспективы. Зато вечер он смог живописать себе в таких подробностях, что тут же решил вычеркнуть последнюю фразу, чтобы не искушать судьбу. «За прошедшие месяцы мы стали хорошими друзьями, а друзьям требуется время, чтобы поддерживать отношения. Надеюсь, мы проведем приятный вечер в уютном месте. До встречи. Саша». Не раздумывая слишком долго, он отправил письмо адресату и вздохнул с облегчением. Ей, конечно, будет приятно получить это письменное подтверждение его дружеских чувств. Он закрыл почтовую программу и с энтузиазмом взялся изучать бумаги.
После обеда Соня не сразу вернулась в отдел. Она навестила программистов, одарив каждого комплектом из двух ручек, лично проверила, как в маркетинге барахлит проектор, и, записав симптомы, отправилась к телефонистам договариваться о переброске двух номеров. Когда она уселась за свой стол и включила монитор, в почтовом ящике ее ждало пятнадцать сообщений. Среди них она заметила сообщение от шефа, но взялась отвечать на письма в порядке поступления.
Александр Васильевич вернулся из приемной генерального директора в прекрасном расположении духа. Ему было позволено взять к себе в отдел психолога, который займется решением возникающих в коллективе затруднений и этим снимет с его многострадальной жилетки дополнительную нагрузку по впитыванию жалоб. Последняя история противостояния не прошедшего испытательный срок консультанта и его начальника окончательно сломала желание директора по персоналу быть буфером в конфликтах. Теперь осталось дать распоряжение о размещении вакансии – и дело в шляпе.
Он успел позабыть о своем письме, но отчаянные знаки, которые подавала ему через стекло Соня, вернули его мыслями к предстоящему вечеру. Он коротко кивнул, и Соня, захватив из ящика какую-то папку, вошла и присела на край стула, не сводя с него подозрительно суженных глаз.
– Что-то случилось?
– Ты сошел с ума? – с лицом участливого доктора спросила она, не меняя позы. – Мы однажды обсуждали, что у техподдержки есть возможность читать переписку.
– Но я не думаю…
– И я не думаю, что надо давать повод подозревать, что наши рабочие отношения стали значить гораздо больше. Тем более что они и не стали.
– Мне хотелось сказать тебе что-то приятное.
– Приятное? Скажи мне это здесь и сейчас без свидетелей. Не думаю, что твой кабинет прослушивается.
Он стремился к свободному полету, а она настаивала на строгой субординации. Он не понимал, зачем скрывать то, что для всех давно очевидно: они симпатизируют друг другу, и эта симпатия не регламентирована корпоративными правилами. Так же, как и не запрещено писать дружеские письма или отправиться в кино после рабочего дня. Но теперь она сердилась, и его мечты осыпались, как крыша карточного домика. Безжалостный Сонин взгляд прожигал дыру в его любимом галстуке.
– Вечер отменяется. Я не хочу слушать о твоих иллюзиях.
– Нельзя же так сразу ампутировать, – вздохнул он. – Дала бы каких-нибудь таблеток для начала.
– У меня муж хирург, – напомнила Соня и поднялась. – Если надо резать, то лучше не затягивать.
– Похоже, я предпочитаю физиотерапевтов, – сокрушенно покачал головой он и окликнул ее возле двери. – Так все-таки вечером?
– На стоянке, – смилостивилась она.
И он понял, что вечер не станет «судьбоносным», как выражались высокие вожди, и он почти вовремя вернется домой к жене и детям, так и не нарушив брачных обетов.
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.