Kitabı oku: «Четыре угла», sayfa 4
Часть 2. Страх и одиночество
Глава 1. Начало страха
«Мне кажется, я начал сходить с ума. Мой дневник, прошу тебя, перенеси все мои мысли на многие лета вперед, чтоб каждый мог догадаться о том, что ждет его, если он решиться открыть эту дверь. С того момента, как я вернулся с очередного «угла», прошло пару дней. И вот, я снова исчез. Исчез из мира и попал в ад. Я никогда не забуду того, что увидел. Мне больно теперь внутри, как никогда, я кричу и страдаю всегда, когда мне мерещиться ОНА. И нет, я говорю не о двери… нееет. Я бьюсь головой, крики пускаю куда-то туда, где еще миг назад я увидел силуэт. Я помню ее взгляд, я помню и голос. Мне противна вся ты, но муки опять ночные пришли…»
Герман начал вспоминать, что с ним произошло еще секунду назад, а может… кто вообще знает, когда это было? Неделя? Две? Или год? Сколько времени прошло – неизвестно. «Надо вставать. Если кто закричит, значит меня слишком долго не было. Тут не из-за чего переживать, наверное».
Герман Риц встал с пола, опираясь на одну руку, как вдруг послышались шаги. Маргерет уже поднималась к больным, чтобы дать им их лекарства. Но она увидела Германа, стоявшего почти без сил, и чуть не выронив поднос, заговорила.
– Что с вами стряслось?!
– Я не знаю. Я, наверное, упал и ударился головой. В прочем, это не важно. – Герман почесал затылок рукой. – И я не знаю, где Савелий Оснач. Скажите, он уже прибыл?
– Нет–нет–нет. Он еще не пришел. Его срочно вызвали на конференцию. Лучше скажите, нужна ли вам помощь? Могу ли я помочь?
– Маргерет, вы добры, но не стоит. Я в полном порядке. И, что еще лучше, мое дежурство подошло к концу. Сколько сейчас времени, какого дня?
– И шести нет. Какой день… День… А день тот, что идет за вчерашним.
На этом их разговор закончился, и, пытаясь не выдать своего тяжелого состояния, Герман вышел из больницы.
Его корыто, его автомобиль, ждало на привычном месте, предчувствуя поворота ключа и движения колес. Но Герман не стал садиться в машину, ему было не до этого. Совсем в тишине, молча и томно, он пошел домой.
Дом. Такое странное слово, вызывающее теплые чувства. В этот раз начинающему врачу не было комфортно в своей квартире. Что-то напоминало ему еще о вчерашней ночи. Может, это дух старой обстановки и мебели, вид камина или запах смолы? Неизвестно. Единственным желанием в тот момент было – поспать.
Герман лег бесконечно уставшим. Казалось, эта тяжесть и это состояние никогда его не покинут. Он закрыл глаза и просто уснул. Риц спал до тех пор, пока солнце снова не взошло высоко над городом. Прошли сутки. И он нашел в себе кроху сил, чтобы сесть за написание своего дневника. Дневник был исписан одной страницей за другой. Я думаю, их могло быть еще больше. А может, их и было больше. Многие страницы были вырваны или прожженны.
В этот день к нему пришло понимание, что комната заключает в себе четыре угла. А он тем временем пережил лишь один. И дни слились. Не ясно, сколько ночей уходит на один угол, который содержит в себе не одну жизнь и не одну историю.
Герман Риц понял, что впереди его ждет тяжелое испытание. И он решил не ждать. Не ждать своей смены, своего часа. Он просто пошел в больницу ночью. Один.
В ту ночь была не его очередь дежурить. Он не имел права появляться в психбольнице вне своего времени. Тем более без предупреждения администрации. Герман в ночной темноте проскочил на этаж, оставленный дежурным на какое-то время. Он встал перед стеной, что скрывала то проклятие, или то чудо, что его ждало. В целом, дверь. И знаете что? Пробила полночь, ворон за окном изливал душу. На миг показалось, что он заговорил. Было жутко. Немного страшно. Только самые смелые люди могли не испугаться бы в тот момент. И, кажется, старик, спокойно спящий и храпящий в углу своей комнатушки, был тем самым смельчаком. Еще недавно этот старичок показал путь к двери, дрожа днем и ступая смело ночью.
Прошел час, два. Дверь все не появлялась. Лишь глухая стена, покрытая слоем дешевой краски, что начинала отходить, стояла перед лицом. Риц понял, что «сегодня Она не откроется».
В три ночи, когда дежурный еще даже не вернулся на этаж, увлеченный общением милых дам, спускавшихся с лестницы, Герман вернулся домой. «Не уж то это все? Я ей больше не нужен» – Это были лишь надежды. Неоправданные и в скором времени, разбитые надежды.
Утро. Наступил день дежурство Германа Рица. Он не мог терпеть. Не мог усидеть на месте. Молодому врачу все казалось, что он может быть спасен.
Герман Риц с самого утра был в больнице. И он снова наблюдал за больными. К сожалению, или все же к радости, Савелий Оснач был все еще в отъезде. Настолько длительная конференция побудила Германа задуматься. «Вероятно, нет ни какой конференции. Оснач обнаружил дверь и теперь сам скитается внутри ее бесконечных просторов и глубин. И по этой же причине, она не открылась мне».
Герман обошел всех больных днем. Сделал то же самое вечером. И наткнулся на одного больного, чей случай сейчас наиболее интересен.
Подойдя к комнате, а если честно – к клетке больного, начинающий врач узнал симптомы невроза навязчивых состояний. Больного регулярно посещали навязчивые мысли, воспоминания, вызывающие страх и боль. Они являлись для него чуждыми и неприятными. В это время он не мог самостоятельно от них освободиться, избавиться, человек не мог начать думать позитивно или просто перестать думать. У больного развивались фобии. Бывало, он боялся находиться в своей «камере». Возникал резкий страх замкнутых пространств – клаустрофобия. Но еще страннее, что потом он мог уже бояться выходить на улицу. Одно сменяло другое.
Однажды Риц попросил этого больного представить себе, что он находится на открытом пространстве, на лугу или в поле. В результате, пациент начал биться головой, умоляя прекратить его мучения. Так, в некоторых случаях страх возникал, когда больной только представлял себе трудную для себя ситуацию. Ко всему прочему, больной регулярно проверял правый угол своей камеры. Это напоминало ритуально символическое действие, вызывающее спокойствие у пациента.
Герман Риц не заметил, как ночь сменила вечер. И луна высоко встала над больницей. Она встала в такое положение, что ни один луч света не проникал в здание больницы. Не знаю, может тучи всё же мешали, а может и расположение, но персоналу пришлось зажечь дополнительный свет.
Риц подошел к комнате того больного, о котором выше шла речь, и он увидел, как пациент спокойно сидит и пытается уловить взглядом что-то в темном окне.
Герман завел с ним разговор.
– Вы в порядке? Вас ничего не беспокоит?
Пациент перестал смотреть на неизвестность в окне и перевел взгляд на врача. И ответил.
– Да. Все в порядке. Знаете, когда наступает ночь, приходит особое чувство, слагающееся из спокойствия и настороженности. – Прошла секунда молчания. Томная и медленная. Как будто кто-то схватил время и не пускал его идти дальше. Тишину прервал больной странным и загадочным вопросом. – Знаете, что самое страшное в страхе?
В эту минут Герман понял, что происходит нечто необычное. Опять ночь. Опять больной, будучи в здравом уме, разговаривает с ним.
Риц ответил на вопрос отрицательно.
И тогда мужчина продолжил свою мысль.
– Самое страшное – это бессилие. Когда ты не можешь ничего поделать со своим страхом, когда ты не знаешь, что будет завтра и как «оно» поведет себя снова. И ты начинаешь сходить с ума. Медленно, но верно. Потом наступает истерика. Каждый звук, шорох напоминает тебе твое имя. Как будто бы кто-то там, за твоей спиной или в дальнем углу комнаты позвал тебя. Причем, таким мерзким голосом, что хочется просто повеситься. Интересно, задушить самого себя голыми руками легко? – И больной посмотрел на свои руки. – Кажется, нет. А что происходит дальше? После истерики? Тут все зависит от человека. Если тебе хватает силы и веры, то ты можешь выбраться. Но «выбраться» – это громко сказано. Ведь твоя жизнь не будет больше тихой и спокойной, она будет наполнена еще одним кошмаром. Кошмаром прошлого страха с ожиданием его возвращения. И страх же ведь вернется. Рано или поздно. Хотя есть и второй вариант. Ты не справился, и ни одна вера тебе не помогла. Может, ты атеист, а может ты просто упрямый человек. Не знаю. Тут ты пытаешься обратиться к другу, к семье, к психологу, психиатру. И в итоге тебя сдают в такое место как это. Кидают в клетку, начинают пичкать таблетками, а тебе становится только хуже, потому что то, что ты боишься – не реагирует на эти таблетки, не реагирует на все эти препараты, что текут у тебя в венах! То, что ты боишься, оно где-то, где-то там. Либо в аду, либо в тебе. И тут неизвестно, что хуже.
Больной замолчал. По его щекам потекли две слезы.
Риц не знал, что ответить. Он только пошевеливал нижней челюстью и иногда прикусывал нижнюю губу.
Герман задумался. Он начал подозревать, что его ждет впереди.
Больной поднялся со своего места и спокойно подошел к решетке. Он ясными и выразительными глазами посмотрел своему врачу в глаза.
– Вам когда-нибудь было действительно страшно? Так сильно, что у вас все дрожало, в руках оставался отпечаток нагрудного креста, а на ваших руках оставлялись посиневшие следы ваших же зуб? Вы кусали себя, в надежде ощутить боль и понять, что вы уже не в кошмарном сне? Чтобы понять, что вы в реальности или же все еще там, где ваш страх поджидает вас за ближайшим же углом?
После этих вопросов, пациент отошел от решетки и сел на прежнее место. Он приподнял голову, закрыл глаза, предварительно посмотрев на белый потолок.
Герман, не желая отвечать, повернул голову в сторону той стены, где должна была быть дверь. И дверь уже ожидала. И ее ручка, впервые, сама собой повернулась. Раздался маленький стук. Это либо ручка, либо дверь ударилась об пол, либо кто-то за этой дверью ждет.
Глава 2. Страх
«Открой свои глаза, ведущие в пустоту,
Чтобы в них могли
Утонуть корабли»
Что есть страх? Что заставляет нас ощущать ускоренное биение сердца и дрожь в теле? Что приводит к холодному поту на руках? Голос, взгляд, быть может, движения…. Улыбка!
Вспомни образ, что нагонял на тебя страх и мерзкое чувство отвращения одновременно, а теперь, представать, что оно стоит рядом.
Страшно. Больно…
Само собой выходит так, что глаза ищут спасательный круг. Но как до него дотянутся, когда его нет?
Сам себя утопающий спасает раз, второй раз его спасают воспоминания о первом.
Ряд слов, не мысленно, как возможно уловить здесь смысл…Не понять, как сложить это в рассказ. Не понять: «почему я? Везде она – неизвестность. А не она ли и есть источник страха?»
Когда Герман смотрел на ручку двери, и холодная дрожь пронизывала его сердце, он не знал, что его ждет за дверью.
Тем временем, дверь не ждала решимости, она была подчинена другой властью, темной и могущественной. Дверь стала входом ловушки, что создана потусторонней силой. Герман коснулся кончиком пальца ручки. И чья-то рука схватила его. Темная сине-зеленая рука с гниющими ногтями схватила руку Германа Рица и втащила всего его в эту страшную комнату.
Риц очутился во тьме. Вдруг яркий свет, осветивший на руке мокрый отпечаток, показал комнату и ее главный секрет. Герман поднял свой взгляд с руки на что-то, что давало о себе знать пока лишь только своим присутствием. Это была ОНА. Девушка когда-то, монстр сегодня, она стояла, наклонив свою голову вправо. Ужасной улыбкой, больше напоминающей оскал, исказился ее рот, из которого вытекала черная тянущаяся масса. Сине-зеленое её тело, покрытое чем-то на вид липким и мерзким, подобно гною, вызывало отвращение.
– Герман… – протянула она, смакую каждую букву своим мерзким ртом. Этот голос.. ох этот голос. Как будто сам ужас совокупился со смертью и породил на свет гнилую плесень.
Риц отшатнулся назад, но выхода уже не было. Теперь было просто темное подвальное помещение, в котором где-то вдали раздавался шум разбивающихся об водную гладь капель и виднелся блеклый света.
– Кто ты? – протянул Герман, в ожидании ответа, испытывая страх.
Но она не ответила. Нет. Она же выше этого. Кто он такой, чтобы знать, кто она и для чего явилась? Ее дело не вести переговоры, ее дело сводить с ума! Смотреть на то, как ты сходишь с ума. Восхищаться твоей жалкой сущностью.
В ответ лишь, ее тело начало деформироваться. Голова стала подниматься все выше, а тело приобретать какие-то нечеловеческие формы, больше напоминающие насекомое. Герман моргнул. Или ему так только показалось, и вот он уже стоит в подвале полном воды, а перед ним огромный монстр.
На лице существа, созданным самим адом, не было ничего от человека. Черные стеклянные глаза, широкий рот с двумя парами огромных зубов, торчащих с каждой стороны по двое, и широкий лоб. По спине шла полоса щетинок, а все лапы, идущие с боков, были покрыты мелкими лезвиями. На хвосте, что изгибался аж до самого потолка, в самом конце была игла.
Завязалась схватка, которую человек расценивал как смертельную. Было сомнение, что можно выбраться живим из подвала, залитым водой и при этом с монстром в подарок. Кто когда-либо сталкивался с подобной ситуацией? Нет ли случайно пособия: «Борьба с сороконожным монстром в затопленном подвале для чайников»?
Монстр захватил Германа Рица и пытался хвостом отсечь голову врага. В это время безнадежно испуганный человек пытался припрятать свою голову и разорвать голыми руками конечности монстра, что оставляли на руках человека глубокие тонкие раны. В конце концов, все руки Германа были излиты кровью. Силы были неравны. Человек начал слабеть, а монстр только разогревался.
Герман остановился. Он поднял голову, и закричал:
– Давай покончим с этим! Нет смысла терпеть унижений и дальше, когда можно принять смерть с высокоподнятой головой! Давай, режь!
Сороконожка обвила Германа своим телом.
– Давай! Бей! Бей в самое сердце! Я больше не желаю терпеть этого унижения!
И, упаенная восторгом, ОНА ударила Германа в самое сердце. Огромная игла на конце хвоста проткнула грудь Рица насквозь.
Глава 3
Воцарил свет, теплый свет камина, знакомый вид окна. Вокруг знакомая обстановка, знакомый запах и знакомое всё. Дом. Но что-то было не то. Не было того самого тепла от дома, чувства домашнего уюта. Не было расслабления, прогоняющего напряжение. Дом стал не домом. Дом был чужим.
Вот на часах показалась стрелка, что указывала на цифру 8. Утро. Пора спешить на работу. Герман вскочил с постели, и, не посмотрев на то, что уже был одет, побежал исполнять свой долг врача. Необычайно светлое утро прекраснее, чем это Герман не мог припомнить. Еще больше он не мог припомнить то, как оказался дома, ведь еще, казалось, секунду назад он вошел в подозрительную и пугающую комнату.
Сев в автомобиль, Герман отправился в больницу, в которой всё оказалось по старому. Старая плитка, всё та же Маргерет, и всё тот же Оснач.
Савелий подошел к Герману с вытянутой вперед правой рукой.
– Здравствуй, Герман! Прекрасный день для вас. Возможно, знаменательный.
– Доброе утро, Савелий Оснач. Вы всё-таки вернулись с конференции! Чем же вы спешите меня обрадовать?
– С конференции? А! Так Вам уже, небось, доложили, по какому поводу я отсутствовал и по какому поводу спешу к вам. И, хочу заметить, это не просто радость – это праздник! Пришла установка, в соответствии с которой теперь Вы – главный врач в нашей психиатрической больнице.
– Что? Но Савелий Оснач, что же я знаю о работе главврача? И куда же направляют вас, если я теперь буду на вашем месте?
– Герман, Герман, успокойтесь. Вы от новостей всегда краснеете и задыхаетесь? Я направлен в Академию, буду теперь там главным. Так сказать, уйду от практики к теории. А вы наоборот, перейдете от теории к практике на постоянной основе.
И на этой ноте, Оснач повернулся спиной к собеседнику и удалился. Риц же остался стоять на первом этаже в смятении и в счастье.
Герману Рицу выделили кабинет. Кабинет был широким, квадратной формы, с цветами по углам и со столом по середине. Вдоль стены, что была слева от входа, стояли шкафы с собраниями книг. Впрочем, их названия и авторов было невозможно рассмотреть из-за запыленных стёкал.
Одна мысль резко пронзила все тело Рица. Он оставил коробку с вещами на столе и пустился расхаживать по кабинету. Риц был подобен своим мыслям, он был неуловимым маятником.
Его занимали мысли о больных со второго этажа, о двери, странных мирах. Тревожило предстоящее свидание с этой дверью. Все было смешанно.
«Может, сегодня она и не появится». Мелькала фраза в голове нового главврача.
Весь оставшийся день Герман Риц не покидал своего кабинета. Он тихо склонил голову над столом в ожидании неизвестного.
Наступила ночь. Как только вышла луна, Риц поднял наконец свою голову. Его глаза были налиты испугом.
Выйдя из кабинета, он, не замечая других людей, не замечая пациентов, пробрался на этаж, к тому самому месту. И вот стена, и вот то место, где должна была появиться дверь. Должна была… Но ее не было. Вместо пугающей двери с ее округлой ручкой, была гладкая стена, которая от лунного света казалась не такой уж и неровной.
«Нет. Ее нет!». Герман Риц выдохнул. Он хотел закричать от счастья. Всё! Все пытки, все мучения закончились. Теперь настало его время реабилитации.
На этой радостной ноте, молодой человек схватил в своем кабинете ключи от дома и ушёл. Он ушёл, чтобы утром начать менять мир к лучшему.
Глава 4
Утро наступило по велению одного щелчка двумя пальцами. Ночь, ты была?
Солнце за окном кабинета Германа Рица пыталось осветить улицу своими весенними лучам. Серые облака медленно плыли по небу, скрывая синеву. Прекрасное теплое утро с прокладным ветром.
Кабинет был освещен естественным светом достаточно, чтобы Герман не заметил у себя на столе оставленные им вчера стопки документов.
– Маргерет, Вы не видели, случайно ли, документы, оставленные у меня на столе? – спросил главный врач снисходительным тоном.
– Сэр, Вы сами вчера приказали мне найти секретаря для Вас и ваших стопок бумаг. Теперь же вы удивляетесь, куда пропала ваша дорогая бумага, исписанная чернилами.
– Секретаря? Я не помню, чтобы я просил вас об этом. И что ж, вы так быстро смогли отыскать нам нужного специалиста?
– Если бы я этого не сделала, документы огромными горами лежали на вашем столе, прощупывая потолок.
– Возможно, вы правы. Но я хотел бы узнать, где рабочее место нашего секретаря и как его звать? – Герман Риц начал ощущать странное чувство. Это потеря памяти? Это забывчивость? Что мешало ему вспомнить, момент, когда он просил секретаря.
– В служебном помещении. Мы прекрасно вместили стол рядом со стеллажом с препаратами. Надеюсь, ваш секретарь не из тех, кто любуется солнечными лучами в пасмурный день под таблетками. – На этих словах Маргерет засмеялась не привычным для Германа тоном.
Герман Риц уже хотел отправиться на встречу к знакомству со своим секретарем, но его отняли у него же самого. Один «уважаемый» человек хотел немедленно узнать у Германа о его планах на это лечебное заведение. Этим человеком был журналист – Луи Мюзх.
Одним быстрым движением он схватил главврача и тут же подставил диктофон к его рту.
Луи Мюзх, как вы могли понять, был из тех, кто любил делать все и сразу с первой попытки. Не любил отказов. Не воспринимал критики. Луи считался достаточно амбициозным молодым человеком, работающим в местной газетенке. Внешность Мюзха помогала ему по жизни. Невидимкой, он прекрасно вписывался во все общности и во все события. Подобранный не по размеру коричневый замшевый пиджак скрывал его тело, свесившись на осевших плечах. Глаза журналиста были темны, быстры и пытались все время за что-то зацепиться взглядом. Сильно уложенные волосы выглядели чересчур гладкими, даже, скользкими.
– Герман Риц, молодой главврач самой интересной лечебницы нашего города. На сегодняшний день вы являетесь самым молодым главврачом, недавно вышедшим из под гнета образования. Есть ли у вас, на данном этапе цель? Куда вы стремитесь? Все ли достигнуто?
– Здравствуйте, Луи. Благодарю вас за столь живой интерес. – С рассеянность и быстро бьющимся сердцем ответил Риц. Он был явно удивлен и даже немного напуган. Он так сильно поднял брови, что складками на его лбу можно было колоть грецкие орехи. – Могу сказать только одно – я стремлюсь туда, – и он показал указательным пальцем вверх, – все выше и выше. Нельзя останавливаться. Ведь, если движение – жизнь, то остановка – смерть. Нужно становиться лучше и лучше, и только тогда можно будет увидеть улучшение не только свое, но и того, что тебя окружает. А я надеюсь преобразить это место, вылечить как можно больше людей и создать благоприятные для них условия. Это сейчас моя цель.
– Достаточно ли вам помощи от государства? Нет ли сейчас проблем с финансированием?
– Наша больница не нуждается в серьезной финансовой помощи от государства. Больше половины, около 70 % всех денежных поступлений, составляют частные взносы. Эти взносы – денежные оплаты родными пациентов их лечения и средства от заинтересованных лиц.
– Заинтересованных лиц? Это очень интересный вопрос. Кем являются эти заинтересованные лица и в чем их интерес?
– К сожалению, я не могу ответить вам на то, кем являются эти лица, но я с радостью отвечу, в чем их интерес. Их интерес в науке. Ведь все, что происходит в стенах этого здания – сугубо основано на науке. – На этой фразе у Германа Рица подступил ком к горлу, а между лопатками появился холод. А так ли это? Ведь еще недавно он скитался в мирах, где всё точно основывается не на науке. И эти миры были заперты в этом здании…
– А что вы…..
Луи не успел задать свой вопрос, ведь дверь служебного помещения распахнулась, и оттуда волной вылетело море документов. Поднялся шум, закричали работники, было ясно, что кто-то кого-то отчитывает.
Герман Риц крикнул журналисту «Простите» и быстро сбежал, благодаря судьбу за возможность покончить с допросами от представителя местной газетенки.
Спиной к выходу из помещения вышла женщина, с тяжелой на вид стопкой бумаг. Она пыталась увернуться от листов, взмывших к «небесам». Герман, подбежав, сразу же начал собирать документы с пола, одновременно ловя перхающие в воздухе листы.
– Что здесь происходит?! – Уже со злобой от столь насыщенного и неспокойного утра закричал молодой врач. – Кто-нибудь может мне объяснить?
Толпа из трех человек, указывая пальцами на вышедшую из помещения спиной вперед женщину, закричала: – У нее спросите!
И не дожидаясь ответа, люди захлопнули дверь перед носами Германа и незнакомки в заостренных к верхним углам очках.
– Ну что ж, спрашиваю у вас лично. Отвечайте!
Все это время женщина стояла боком к Герману, но во время обращения глав врача к ней, она открыла ему свое лицо во весь ан фас. Риц не уловил её черт. Он запомнил лишь то, что у нее были собраны волосы.
– Я разбирала ваши документы, когда вдруг распахнулось окно и открылась дверь, от чего подул ужасный сквозняк. Он поднял все листы в воздух так, что комната перестала получать солнечный свет. Листы сквозняком потянуло в коридор, я пустилась за ними. И вот, мы тут.
– Вы разбирали мои документы? Так, значит, вы мой секретарь.
– Абсолютно верно.
– Тогда, добро пожаловать в коллектив. И не беспокойтесь, документы не пациенты – не сбегут. Минутка шутки. Всё, не буду вас задерживать больше. Можете возвращаться к своему рабочему процессу.
На этом моменте Герман решил скрыться с глаз людских у себя в кабинете. День за днем Герман изучал возможности для изменения палат. Он нашел средства для перепланировки помещений, установки перегородок и дверей, уничтожения немного «тюремного» образа лечебницы. Оставалось лишь принять рабочую группу и начать процесс.
В эти же дни, Риц успел изучить дело каждого больного, продумать линии лечений и закупить новых препаратов для вызывания активности и препараты, заменяющие недостаток дофамина, по типу леводопы. Эти препараты были для тех самых пациентов, что не могли двигаться из-за своих расстройств.
Все шло так, как хотел новый главврач. Но белая полоса подошла к концу, и черная пропасть подкралась к Герману Рицу.
