ЛЕОНИДЫ

Глава 1. Ключи

Эту дверь я смог бы открыть даже с завязанными глазами. За то бессчётное число раз, которое я приходил сюда, радостный или печальный, подгоняемый ветром надежды или, напротив, едва переставляя ноги от усталости, необходимые манипуляции с замком стали почти инстинктивными. Они происходили как бы сами собой, не требуя осознания и сосредоточенности.

Часто я даже не мог уловить момент между моим желанием открыть эту дверь и мгновеньем, когда обнаруживал себя уже внутри, сидящем на привычном месте в просторной кухне, с пепельницей, заполненной выкуренными мною сигаретами, и чашкой остывшего кофе на столе.

Он не хотел, чтобы я звонил в эту дверь. Звонить – значит просить впустить тебя. А проситься в свой дом нельзя. Иначе этот дом какой угодно, но только не твой. В свой дом можно и нужно приходить самому. Без спроса и приглашения, повинуясь лишь внутреннему желанию. Поэтому с самого рождения у меня были собственные ключи от его дверей.

Он подарил мне их вместе с пелёнками, пинетками, бутылочками, сосками и ещё Бог весть каким младенческим багажом. Конечно, до поры до времени ни о каком самостоятельном открывании речь не шла. До тех пор, пока я не подрос и не смог дотягиваться до замка, эту дверь открывал мне он сам. Но обязательно именно моим ключом, доставаемым им из специального кармашка, пришитого на груди моей рубашечки, или, в зависимости от погоды, кармашка курточки или шубки.

Родители незлобиво ворчали на стариковскую причуду, считая этот ритуал излишне театральным. Мол, ребёнок, всё равно сейчас ничего не понимает и вряд ли что-то запомнит. Но он упрямо демонстрировал мне, что этот дом мой. И я запомнил. Правда, остальные детали этих встреч размылись в детском сознании. Что мы делали…? О чём говорили…? Во что играли…? Пожалуй, точно и не скажу. Просто счастливое и светлое время.

Теперь мы видимся значительно реже. Дела и заботы взрослого дяди, в которого я превратился, отнимают у меня свободу приходить сюда в любой момент. Иногда эта мелкозернистая ежедневная суета кажется даже важнее или, как минимум, актуальнее встреч с ним. И лишь поздним вечером возвращаясь с работы, вымотанный и уставший, я понимаю, что больше всего на свете хотел бы сейчас оказаться здесь, на этой знакомой кухне.

Но что-то мешает мне, игнорируя разметку и наплевав на не способствующие моему порыву дорожные знаки, вывернуть руль и втопить, втопить педаль акселератора, направив авто по знакомому маршруту. Что-то мешает. Нет, не разметка и не знаки.

Радио в машине создает музыкальный фон моим мыслям. Пока доберусь, пока обратно. А завтра рано вставать. А переговоры назначены ещё неделю назад, и перенести их никак нельзя. Ладно, не сегодня. Может быть завтра. Ну или на днях. Он не обидится. Он поймет. Он же знает, как я люблю его. Просто не успеваю – дела, дела. Извини, старик, не сегодня.

Ещё пара светофоров – и я дома. Музыкальный час на радиоволне подошёл к концу, уступив на несколько минут эфирное время для короткого выпуска ни к чему не обязывающих новостей.

«…Необычайное по красоте зрелище множества падающих звёзд смогут наблюдать сегодня ночью жители нашего города. Метеорный поток, больше известный как поток леонидов, войдет в атмосферу Земли примерно в полночь. Своё название это явление получило в честь созвездия Льва, со стороны которого зрительно и приходят к нам эти космические гости. Никакой опасности звездопад не представляет, зато каждый, кто хоть иногда смотрит в ночное небо, получит возможность загадать своё самое сокровенное желание…»

Машину на паркинг, лифт на этаж. Другая дверь, другие ключи, другая кухня. Это тоже мой дом. Другой дом. В нём я живу между работой и работой. Стакан чая с бутербродом. Разогревать ужин неохота. Сигарета перед сном. Спокойной ночи сам себе. Сон.

Глава 2. Мечты

На приём к нему записывались за многие месяцы. Некоторые были готовы ждать годами, пока им, наконец, представится возможность изменить его руками свою жизнь к лучшему. И то сказать – светило. Имя, которое знает весь мир. Кто, как не он, поможет реализовать самые сокровенные мечты? Мечты о счастливом себе. С такими руками, с таким талантом и опытом для него не было ничего невозможного. Хирург от Бога.

И ведь ждали же. Сколько надо, столько и ждали. Это только в поговорке «в чужом глазу соринку выискиваем, а в своём и бревна не замечаем». Тут всё было наоборот. На приём к нему, в основном, записывались те, кто и маленькую соринку, а часто просто мельчайший нюанс своей внешности воспринимал, как трагедию.

Вот уж воистину – «красота в глазах смотрящего». Миловидные, симпатичные, а зачастую даже очень красивые пациентки, со слезами на глазах, с искренней болью, доказывали ему своё несовершенство. Лишь иногда он, действительно, соглашался с ними, рукой мастера устраняя небольшие помарки гениального творения природы. Ну что ж, даже в небесной канцелярии иногда допускают ошибки в планировании. Этой немного недодали. Той, напротив, что-то дали с избытком. Но так бывало крайне редко. Зато чаще…

Чаще на приём к нему шли те, кто считал себя понимающими в красоте даже лучше самого Создателя. Нарисовав себе какой-то внутренний идеал, они страдали от расхождения этого образа и ежеутреннего отражения, видимого ими в зеркалах ванных комнат и маленьких косметичек.

Безобидные инструменты визажа спасали лишь на время. Рано или поздно женщина вновь видела себя такой, как она есть. Без корректирующих теней, карандашных подводок, растушёвок на скулах и тонирующего крема. Без изделий кутюрье, зрительно увеличивающих объёмы груди и бёдер, удлиняющих ноги и утончающих талию.

Обнажённая, один на один с идеалом в голове и отражением в зеркале… Как душа перед Богом. Тяжело выдерживать такое каждый день. И многие не выдерживали. Шли к нему.

Он внимательно выслушивал. Спрашивал, согласны ли с их критическими оценками собственной внешности родные и близкие им люди. Как правило, оказывалось, что их любимые мужчины, родители и друзья, напротив, изо всех сил убеждали ничего не менять. Говорили им, что они прекрасны и любимы именно такими, как есть. Но чем больше приводилось аргументов, тем настойчивее становилось их желание стать такой, какой хочется, а не такой, какой родилась.

Впрочем, наверняка были и те, кто прислушивался. Тогда они просто не приходили к нему на приём. Те же, кто переступал порог его кабинета, были настроены весьма решительно.

Тогда он предпринимал ещё одну попытку. Уже от своего лица. Ведь он не только хирург, врач, способный избавить тело от явного или мнимого недостатка. Он ещё и мужчина. Да, давно не молод. Но он ещё не разучился искренне восхищаться женской красотой. Той, которая ну никак не раскладывается в голове на отдельные носик, губки, глазки. Той, которая воспринимается лишь целиком, вместе с обликом, голосом, запахом, неуловимым движением плечика и случайным касанием руки. Той, которая, как бы это банально не звучало, неповторима и есть у каждой.

Он находил такие слова, от которых любая женщина, услышь она их в обычной жизни, почувствовала бы себя самой прекрасной и неотразимой, навсегда оставив свои комплексы и сомнения. Но, увы, эти разговоры проходили не в обычной жизни. Для сидящих напротив него бой уже начался. Они успели всё для себя решить и понять. Поэтому, несмотря на искреннюю попытку отговорить, сказанное им редко приводило к изменению их планов.

Когда и этот рубеж обороны оставался за спиной у наступающей решимости, между настойчиво идущей к своей цели пациенткой и холодным светом операционной оставался последний плацдарм. Правдивый и, быть может, излишне подробный рассказ о том, как будет проходить операция, и о том, что придётся вытерпеть после неё, прежде чем из-под белизны снимаемых бинтов покажется желанный идеал.

Глава 3. Сомнения

Так случилось и на этот раз. Перед ним, изредка промокая краешком салфетки уголки прекрасных серо-голубых глаз, сидела молодая симпатичная девушка. По возрасту уже не девочка-бутон, но женщина, раскрывшийся цветок в самом начале своего цветения.

Они разговаривали долго. И про её претензии к самой себе. И про то, что родители совсем не одобряют её визит в клинику, хотя и готовы взять на себя большую часть стоимости предстоящей операции.

И про то, что молодого человека и подруг, способных отговорить от намеченного шага, у неё нет. И о том, что именно её недостатки, так бросающиеся, по её убеждению, всем в глаза, сделали её жизнь такой одинокой и несчастной. Она пришла к нему изменить себя, чтобы через дарующий красоту скальпель хирурга стать достойной чьей-нибудь любви.

Она действительно верила в то, о чём говорила. И, похоже, выстрадала каждое слово. В уголках её глаз стояли слёзы, которые она пыталась незаметно промокнуть.

Видя наполненные горькой влагой серо-голубые глаза, он по-отечески пожалел её. Ну, надо же… «Что же вы сами так себя мучаете? – думал он. – Бедные, страдающие девочки, непонимающие своей истинной притягательности и красоты. Да сколько мужчин, наверное, сохнут по тебе, считая совершенством и даже в мечтах не осмеливаясь приблизиться к обожаемому идеалу. А идеал тем временем упорно расшатывает свою психику, по капле, изо дня в день, вгоняя себя в депрессию».

И одновременно ещё одна мысль. Совсем о другом. Наверное, они хорошо смотрелись бы вместе. Эта пациентка и его внук. Неожиданная мысль. Приятная мысль. Может, действительно, их познакомить? Деликатно, не в лоб, а как бы случайно устроить встречу. Он бы понравился ей. Да и она ему, пожалуй, тоже. Что-что, а про его вкусы и предпочтения по отношению к прекрасному полу доктор знал хорошо. Сколько всего было сказано-пересказано, обсуждено и проговорено на той самой кухне. Такая ему бы точно приглянулась. А там, как пойдёт. Не дети, сами разберутся. Может, и будут счастливы вместе.

– Нет, я не передумаю, доктор. Я всё решила.

Слёзы высохли. Голос уверенный, хоть и дрожит немного. Такая не отступит.

– Хорошо, – он поправил очки и взял в руки папку со стола. – Тогда я должен кое о чём предупредить вас. Проинформировать о некоторых деталях предстоящей операции. Считайте это вводным инструктажем. После чего вам нужно будет подписать вот это (на стол перед девушкой лег многостраничный бланк договора), и затем уже можно будет назначить время операции.

Девушка углубилась в изучение договора, а он тем временем продолжал:

– Вы, наверняка, долго готовились к этому визиту. Думали, сомневались, советовались. Узнавали мнение тех, кто уже проходил подобные хирургические вмешательства. И что же они вам рассказали?

– Они были счастливы. Они с таким восторгом отзывались о вас, доктор. С благодарностью. И самое главное, те, с кем я разговаривала, в один голос уверяли, что после операции у них начиналась совсем другая жизнь. Им как будто выдавался чистый лист бумаги, на котором вдруг начинали проявляться новые строчки. Строчки жизни намного более счастливой и радостной, чем та, которая была у них прежде. Доктор, я уверена… Я чувствую, что после операции меня ждёт что-то очень-очень хорошее.

– Конечно, вне всяких сомнений. А про саму операцию они что-нибудь вам рассказывали? Про болевые ощущения, например. Про неудобство первых недель и месяцев восстановления, когда всё тело как чужое – опухшее и не слушается, но при этом исправно болит и ноет.

– Нет. Про это мы не разговаривали. Да это и неважно. Я готова потерпеть боль. Любую боль. Да и что такое физическая боль на фоне той душевной, которую я переживаю каждый день, каждую минуту, зная, что я лучше, красивее той, которой родилась. Помогите мне, доктор, пожалуйста. Прошу вас.

– Не плачьте. Я помогу. Но вам, действительно, не всё рассказали. Правда в том, что операция – это лишь мала часть предстоящего вам испытания. Сама операция, конечно, будет проходить под наркозом. Но дальше, после операции… Современная анестезия в состоянии купировать и значительно более острые проявления боли, чем те, которые предстоят вам в послеоперационный период. Но, увы, при этом пациент в каком-то смысле перестает полностью быть собой. Значительную часть работы за него выполняют обезболивающие. Это допустимо, и даже желательно, в случае большинства других хирургических вмешательств. Но только не при операции, которую хотите пройти вы. Согласившись на внешнюю защиту от боли, которую дают новейшие препараты, вы утратите важнейшее право своей личности – право прочувствовать и прожить все этапы трансформации. Внутренне пройти путь от себя – до операции, к себе – после.

– А что же такого особенного в этой операции?

– Девочка моя, вы позволите мне так обращаться к вам? Я оперирую уже очень и очень давно. Через мои руки прошло столько людей, что приезжая в какой-нибудь незнакомый город или страну, я обязательно встречаю несколько своих бывших пациентов. Я не всегда помню их лица, а уж тем более – имена, но тела, которых коснулся мой скальпель, я запоминаю навсегда. Так вот, я не только оперирую, но и наблюдаю за тем, как проходит восстановление. Красота – это не просто определённые пропорции черт и линий вашего тела. Это, если можно так сказать, ключик, открывающий дверь к тому или иному типу человеческого счастья.

– И ключи к счастью бывают разными? – поделилась она своей догадкой.

– Разными. И красота бывает разной. Ведь вы красивы. Не когда-нибудь потом, после операции. Вы красивы сейчас. Но вы не осознаете себя таковой, потому что не чувствуете себя счастливой. Потому что ваш ключик открывает одну дверцу, а вам хочется того, что находится за другой. Вы пришли ко мне не внешность менять, но свою жизнь. Вы пришли, чтобы я сделал вас счастливой.

– Счастливой… – как эхо повторила девушка.

– А вот это намного сложнее, чем просто изменить форму носа, разрез глаз или увеличить грудь. Я наблюдал за пациентами и утверждаю. Те, кто спасался препаратами от боли, сопровождающей заживление после операции, как правило, не достигали своей цели. Они выписывались, полностью восстанавливались, дарили медсёстрам коробки конфет, а мне и моим коллегам дорогущие коньяки… но спустя какое-то время приходили к нам вновь. Ещё более несчастными и растерянными, чем в первый раз.

– Почему?

– Они не успевали. Не успевали перейти из внутреннего состояния до операции к тому, кем становились после. Боль – это не просто защитная реакция организма. Это мощнейший энергетический толчок, сдвигающий тектонические плиты нашего сознания. Боль и радость. Страх. Любовь. Это импульсы для наших внутренних изменений. Полностью защитив вас от проживания этих эмоций, спрятав под защитой обезболивающих препаратов, я пойду против золотого правила гармонии. Правила единства формы и содержания. Внешнего и внутреннего… Сегодня вы пришли ко мне, потому что видите себя другой. Не такой, как ваше отражение в зеркале. Вы пришли, потому что в душе болит и кровоточит разлом между этим несоответствием. Мой скальпель поможет совместить лишь внешние признаки мечты и реальности. А вот то, что вы будете чувствовать после операции, будет помогать заживлению разлома в вашей душе. Без этого стать счастливой вы не сможете. Ни с этой, ни с новой внешностью, ни пройдя через десятки подобных операций. Подумайте.

– Это очень больно?

– Больно. Я лишь в самом начале помогу вам запастись силами, чтобы пройти этот путь. Но глубины наркоза надолго не хватит. И как только вы очнетесь от сна, вы будете ощущать всё, что происходит с вашим телом. И боль будет сильной. В каком-то смысле, вы станете страдать даже сильнее, чем ваше тело. Впрочем, теперь, когда вы всё знаете, ещё можно отказаться. Я дам вам телефон моих коллег, которые точно не станут мучить вас такими испытаниями. Они всё сделают профессионально, не сомневайтесь. Но я убеждён, что так они приносят больше вреда, чем пользы своим пациентам. Впрочем, я им не судья.

Она была в растерянности. Зачем? Зачем он пугает её? Возможно, просто испытывает на прочность желания. Но даже если… Даже если всё так, как он говорит. Пусть… Она столько лет ждала этого шанса. Ведь только про него все сходятся во мнении, что в своём деле он – Творец. Почти как Бог, способный сделать человека счастливым.

– Так что вы решаете?

– Я… я согласна. Я хочу, чтобы меня оперировали вы… – она торопливо подписала последний лист договора и облегчённо выдохнула, приняв для себя окончательное решение.

– Ну что ж… Завтра. Двадцать третьего мая, часов в пять-шесть вечера… – он сверился с ежедневником на столе. – Да. Я назначаю операцию на завтра. Приходите в клинику часам к восьми утра. Вас начнут готовить. Ну, и встретимся в операционной. Не переживайте. Постарайтесь хорошо отдохнуть этим вечером и выспаться. Всё будет хорошо!

Уже попрощавшись, она задержалась ещё на пару мгновений, восхищённая видом, открывшимся ей из большого окна его кабинета. На фоне пронзительной лазури майского неба качались лёгкие белые облачка. А ниже, ближе к земле, эфир воздушных расцветок обогащался насыщенными зелёными, синими, красными и жёлтыми мазками расцветшей по весне жизни.