По ту сторону штор

По ту сторону штор

Посвящаю своим родителям

Ночь уже давно накрыла своим тёмным одеялом всё село, но за окном было не темно. Уличный фонарь, стоявший возле забора, освещал наш задний двор, на котором был разбит небольшой огород, а также размещены сарай и баня. В доме стояла тишина, лишь только шум работающих охлаждающих вентиляторов в системном блоке развеивал её. Я медленно встал с постели и увидел, что моя комната находится в полумраке. Её освещал только синий свет от монитора компьютера, который стоял на столе в углу. Сначала я подумал, что на экране был синий экран смерти, но, присмотревшись, пришёл к выводу, что это, скорее всего, было не так, так как никаких символов на синем фоне не было. Ну, может, они и имелись… да только в тот момент зрение меня по непонятным причинам подводило. Перед глазами шла рябь, как в старых телевизорах, а при попытках вглядеться во тьму она становилась сильней.

Я сделал шаг к рабочему столу, слева от которого было небольшое окно. В голове промелькнула мысль: «Где же родители?»

И тут же после этого по бетонной тропинке за окном справа налево пронеслись две фигуры с очень тонкими руками и ногами. На их головы было что-то надето из очень тонкой и прозрачной ткани. Фигуры скрылись за частью дома – дом был не прямоугольный, а буквой «г».

По моему телу пробежали мурашки, рябь перед глазами на секунду усилилась. Страх полностью заполнил всё моё тело. Оно затряслось, но ноги, будто повинуясь не мне, а чьей-то другой воле, сами меня понесли сквозь непроглядную тьму зала – который, кстати, кроме как шкафом и рабочим столом, между которыми был проём, ничем не отделялся от моей спальни – к кухне. Руки, к счастью, подчинялись мне, и я их вытянул вперёд, чтобы не врезаться во что-нибудь впотьмах.

Добравшись до дверного проёма, я остановился, и тут мои глаза от шока широко открылись. На кухне были какие-то две странные фигуры, походившие на деревянные манекены. Свет того же уличного фонаря, попавшего в комнату через окно, частично вырывал из тьмы голову и часть тела ближайшего ко мне существа. Она, то есть голова, имела форму идеально ровного круга, и на ней было что-то похожее на белую фату, какие носят невесты на свадьбах. Фата была откинута назад и свисала вниз почти до самого пола. Лицо у странного создания отсутствовало, но имелось подобие рта – толстая полоска, обходящая всю его голову по кругу. Длинные руки манекенов были вытянуты вдоль их тонких туловищ, ноги, выглядящие точно так же, как и руки, были расставлены чуть шире плеч. Конечности существ находились в неподвижном состоянии, но только до тех пор, пока откуда-то – казалось, со всех сторон – не прозвучал церковный колокол.

«Ночью? Не может быть!» – подумал я.

И тут же существа… ожили. Конечности их затряслись, головы закружились, а «рты» начали открываться и закрываться, как у щелкунчиков.

Я сделал шаг назад, но руки ближайшего ко мне существа поднялись и коснулись меня, что полностью меня парализовало и не дало мне продвинуться дальше. Они проникли внутрь моего тела, причём с такой лёгкостью, будто я был не живым существом из плоти и крови, а бестелесным призраком. Тонкие длинные руки принялись рыскать внутри меня. Манекен, без сомнения, желал что-то найти во мне, но вот что именно – я не знал. Через несколько секунд существа начали говорить на непонятном мне языке тоном, каким говорят священнослужители в церквях (это первая ассоциация, что пришла мне в голову):

– Омн оглхл омнн оглхл омнн оглхл.

Когда руки существа коснулись моего сердца (соприкосновения с другими внутренними органами я, что удивительно, не почувствовал), во мне зародилось странное и неприятное ощущение… ощущение того, что мне не хватает воздуха. Я попытался закричать, но не смог этого сделать – рот не слушался меня и не хотел открываться. Страх окутал меня. Неприятное чувство в груди всё усиливалось, видимость становилась всё хуже и хуже, а существа продолжали говорить на своём языке, тем самым усыпляя меня: «Омн ооглхл омнн оглхл омнн оглхл».

И тут в ушах раздался звон, за которым последовал щелчок, напомнивший мне щелчок при выключении старого телевизора, после чего мои глаза залило тьмой.

***

Сразу же, как только сон отступил, я сбросил с себя одеяло и сел на кровати. Вся моя спина была в холодном поту, а ощущение недостатка воздуха не покинуло меня даже в реальности. Рука моя потянулась к груди. Сердце стучит, а значит, с ним всё в порядке. И почему вдруг с ним должно быть что-то не в порядке?

«Наверное, не до конца ещё пришёл в себя», – подумал я.

Я протёр мокрый от пота лоб рукой и посмотрел в окно слева от себя. За ним было темно, а значит, было либо раннее утро, либо ещё ночь. Я потянулся к тумбочке, взял с неё смартфон, нажал на кнопку питания и, прищурившись, взглянул на четыре белые цифры вверху экрана.

– Чёрт, ещё только три часа, – с досадой прошептал я и, положив телефон на место, вновь лёг на кровать и укутался одеялом. И вдруг ни с того ни с сего мне в голову посыпались странные и несколько пугающие мысли, предположения и идеи, которые напрямую касались моего сна.

«Да уж, – подумал я, – такой кошмар мне не снился, наверное, с…»

И тут мои глаза широко раскрылись, сонливость отступила ещё на несколько шагов. Я произнёс в своей голове:

«Как же я сразу не понял? Точно такой же сон приснился мне в детстве! Да, точно! Помню я этот ужасный кошмар, который тогда здорово меня напугал. Он был настолько яркий, что не забывался на протяжении нескольких лет, но потом начал становиться в памяти всё бледнее, всё прозрачнее, пока не забылся вконец и не затерялся в глубине моего подсознания. Но почему вдруг память вновь выставила его мне напоказ в моём сне?»

Я перевернулся на другой бок.

«Интересно, что же всё-таки это значит?» – подумал я, и через секунду на моём лице расцвела улыбка.

«Что это значит? – мысленно произнёс я. – А я скажу: абсолютно ничего. Мистика… как же! Как ты там любишь говорить? Вера в какие-то особенные значения сновидений и случайных стечений обстоятельств является язычеством… и больше ничем? Так ведь? Неужели что-то изменилось?»

Мысли всё лезли и лезли ко мне в голову, далеко уходя от темы моего сна. Все эти воспоминания давних ощущений, обрывки фраз и песен никак не желали оставлять меня в покое, так что заснул я, скорее всего, только под утро.

***

Звонок.

Голова гудела, будто с похмелья, однако всё дело было только в этой дурацкой бессоннице, которая промучила меня полночи. Сон вновь захотел вернуть меня в свои объятья, и моя больная голова, в общем, не имела ничего против этого, но…

Звонок.

– Да слышу я! – пробурчал я и, еле-еле вырвавшись из цепких лап забвения, встал с постели.

Сделав это, я начал вертеть головой, ища свой телефон – на тумбочке его не оказалось.

– Да где же…

Прозвенело снова.

– А, ну конечно! Где же тебе ещё быть-то? – проворчал я и, пошарив под подушкой, вытащил оттуда источник этого противного звона.

Такое было не впервой. Где-то месяц назад я начал находить свой телефон не в надлежащем для него месте, то бишь на тумбочке, а где-то ещё. Это «ещё» касалось не только моей комнаты, но и всей квартиры в целом. После второго такого случая я, помню, подумал, что здесь замешаны какие-то мистические силы. Мне стало интересно. Однако, просмотрев запись с видеокамеры, которую поставил перед сном в спальне, я понял, что ночью сам вставал, брал телефон, бездумно водил пальцем по тёмному экрану – при этом улыбаясь, как идиот, – а затем через некоторое время куда-нибудь его прятал, причём всегда в разные места. Сделав это, я вновь отправлялся в постель, продолжая улыбаться так, будто сделал что-то воистину остроумное. Ну да, мистика. Я на самом деле любил эту тему, но этот случай заставил меня ещё больше усомниться в том, что «что-то всё-таки есть». Идея убирать на ночь телефон в другое место как-то решила проблему с лунатизмом, однако сегодня утром он мне позарез нужен был именно здесь. Сегодня должна приехать мама, и она предупредила меня, что позвонит, когда будет подъезжать к городу. И приезжает она не для того, чтобы погостить у меня в выходной день. Она намеревается задержаться здесь на куда больший срок, то бишь, скорее всего… навсегда, так что с этого дня она будет проводить выходные дни уже не в городе, а в селе. Её сократили на работе, а затем кто-то предложил ей работу здесь, в городе, но не только это было причиной её переезда в город. Причина была ещё в вечном её желании быть поближе ко мне. Отец тоже переедет в город, когда отработает последний квартал, так что скоро вся наша семья снова воссоединится под одной крышей.

Звонок.

– Да слышу я, сейчас! – пробурчал я снова и, проведя пальцем по экрану, поднёс телефон к уху. – Алло?

– Алло, алло. Привет, Денис! Как там твои дела?

– Ничего, мам. Вы как сами?

– Норма-а-а-ально, – протянула она, и наступило небольшое молчание. Через несколько секунд мама снова заговорила: – Слушай, в общем, я уже въехала в город. Ты, наверное, уже выходи… или ну его, я уж как-нибудь сама доберусь.

– Да ладно, ма, мне не сложно, – сказал я, всеми силами сопротивляясь зевоте.

– Ну тогда выходи, раз так хочешь.

– Хорошо… – ответил я и уж было хотел окончить разговор, но тут, вспомнив про одну вещь, про которую мне просто необходимо было спросить, произнёс: – Это… мам!

– Да, что ещё?

– У тебя… ну, в целом, всё нормально?

– Ты… о чём?

– Со здоровьем, я имею в виду.

Произносил это я тихо, с некоторым стеснением, так как не хотел задеть её этим вопросом.

– М-м-м… да, сынок, всё хорошо. Спасибо, – выпалила она, будто читая с листка. – Ну… давай, до встречи!

«Я думал, эта тема уже перестала быть больной, – подумал я. – Похоже, всё ещё нет».

– Да… – закончил разговор я и, снова коснувшись экрана, медленно опустился на кровать.

«Что с ней, доктор?» – раздался в голове голос отца.

Правой рукой я положил телефон на тумбочку, левой начал тереть глаза.

«Достаточно редкий случай амнезии, – раздался голос доктора в ответ. – После приступа у человека временно стираются в памяти последние несколько дней его жизни, реже – недели. Частота приступов резко варьируется от нескольких раз в неделю до раза в год».

В голове раздался звук помех, как при просмотре старых видеокассет на видеопроигрывателях.

«Да… да, конечно, не всё, – продолжил доктор. – Человек сможет вспомнить своё имя, адрес, назвать по именам всех своих родственников, а также оставит при себе свой багаж знаний, накопленный за всю жизнь. Теряются в памяти только несколько дней, вот и всё. Редкий случай, да-а, но не сказать, что представляющий серьёзную угрозу. Хотя… есть некоторые оговорки».

Мои брови сдвинулись. Я перевернулся на другой бок и вернулся в больницу.

«Сразу после приступа у человека могут наблюдаться неспособность отделения сна от яви, лёгкие галлюцинации. После возвращения воспоминаний – а это может занять от одного дня до недели – больной будет казаться, что всё произошедшее с ней после потери памяти и до её возвращения являлось сном».

«И… что нам делать?» – снова голос отца, на этот раз более взволнованный.

Яркая вспышка – доктор вертит ручку в руке, затем надевает очки, берёт бумажку, что-то на неё записывает и передаёт её отцу.

Снова звук помех, сквозь который слышится тихий отцовский голос: «Хорошо, доктор… я всё понял».

Я открыл глаза, после чего тут же рывком поднялся на локтях, схватил смартфон с тумбочки и сверил время маминого звонка со временем теперешним.

– Уфф, хорошо, что прошло только пятнадцать минут, – с облегчением выдохнув, сказал я и помчался одеваться.

***

Доехав на автобусе до вокзала, я направился к месту нашей с мамой встречи. Подойдя к вокзалу, я увидел, что она уже вышла из здания. Она сидела на скамейке, обхватив одной рукой багаж, состоящий из одной, но очень большой сумки. Увидев меня, мама улыбнулась и поднялась со своего места.

– Привет, Денис! Что-то ты долго, – сказала она.

Я подошёл ближе и застенчиво почесал затылок.

– Извини… честно говоря, я после твоего звонка уснул, – сказал я.

– Эх, ты! Говорила же я тебе, что сама доеду, а ты со своими…

– Да ладно, ма, мне не трудно было. Так просто получилось. Спалось плохо.

– Ну ладно… – произнесла мама и подняла свой багаж со скамьи. – Раз уж приехал за мной, то поработаешь носильщиком, не сломаешься.

Я взял из её рук сумку, и мы пошли обратно к автобусной остановке, по пути болтая о самых различных вещах. Она хотела знать буквально всё о моей городской жизни, так что на меня градом сыпались вопросы, на которые я, хоть и с неохотой, но отвечал. Про саму жизнь в городе в целом мама особо не спрашивала, так как и сама знала её не понаслышке. Она ездила сюда на повышение квалификации… да и вообще училась здесь в колледже, а потом и в университете. Её больше интересовало, какова для меня эта городская жизнь, как я к ней отношусь. Ну что тут сказать: я привык, вот и всё. Ко всему можно привыкнуть, даже к тому, что поначалу не понравилось или испугало, как в моём случае. Город был для меня чем-то огромным, необъятным. Чем-то, в чём можно легко заблудиться. Мне он виделся большим муравейником, сотканным из тысяч, если не миллионов ходов, которые ветвились и уходили в глубину и в бесконечную даль.

Мы обсуждали всё это с таким жаром, что пришли в себя только возле входа в подъезд нашего дома. Поездка в автобусе вообще не задержалась в моей памяти, будто я находился во сне в это время. В квартире мы решили надолго не задерживаться. Мы закинули сумку в шкаф, после чего посидели немного за обеденным столом, закончив за ним обсуждение всех тем, что были начаты ещё у вокзала, а затем пошли гулять по городу. Мама для того и приехала в город пораньше, то бишь утром, чтобы весь последний день своего «отпуска» посвятить мне. Мы были довольно много где: в кино, во всевозможных торговых и развлекательных центрах, в парках, на набережной. Нам действительно было очень весело, но… какое-то раздражение внутри меня всё же было. Насчёт здоровья мамы я ничего конкретного сказать не мог. Она была спокойна – либо старательно делала вид, что её ничего особо не волнует, – но о себе такого я сказать не мог. Тем не менее от беспокойных мыслей я старался избавляться, говоря себе, что с мамой всё в порядке и за неё беспокоиться не нужно.

Домой мы вернулись часов в шесть вечера, и вернулись чертовски уставшими. Домой, да. Квартира, что являлась для меня сейчас – и скоро станет для мамы – домом, была довольно большой, имела две спальни, одну гостиную – или зал, – кухню, ванную комнату, туалет, а также коридор. Досталась она нам по наследству от уже покойной маминой сестры, которая не имела прямых наследников (единственный её сын погиб в автокатастрофе). Мама мне рассказывала, что они с ней раньше были очень близки, но их связь нарушилась сразу после того, как сестра переехала жить в город. Мы сейчас поступаем точно так же, и мне в голову по этому поводу пару раз пролезала странная мысль: мама заняла место тёти. Довольно жутко на самом деле, особенно если учитывать, сколько смертей, так или иначе связанных с этой квартирой, произошло за довольно короткий промежуток времени.

После приготовлений на завтрашний день я наконец вернулся в свою постель, с которой так жестоко расстался этим утром, чтобы погрузиться с головой в пучину сновидений. Нужно выспаться, завтра тяжёлый день. Завтра снова меня ждёт учёба в колледже вместе с остальной рутиной будних дней. Да, нужно выспаться.

***

Первое, что пришло, – это боль. Сильнейшая головная боль, которая волной нахлынула на меня. Затем, через секунду, вернулся слух, но я в тот момент, наверное, всё бы отдал, чтобы он не возвращался, так как по ушам тут же ударил женский крик:

– Дени-и-и-ис!!!

Я резко сбросил с себя одеяло и приподнялся на локтях.

– А?! Что? – пробормотал я, не понимая, что происходит.

Глаза отказывались открываться, но, через силу всё-таки заставив их это сделать, я увидел, что справа от моей кровати стояла мама и смотрела на меня безумными красными глазами. Чёрные волосы её были взъерошены, что придавало ей вид самой настоящей колдуньи.

– Мама, ты чего? – потирая глаза, спросил я, а затем посмотрел в окно. За ним, что удивительно, было ещё темно. – Не рано ли вставать? Темень же ещё!

Она молчала, продолжая смотреть на меня так, будто я в чём-то провинился, и под гнётом этого взгляда мне стало неловко. А вдруг я на самом деле сделал что-то вчера, о чём сейчас не могу вспомнить?

Пауза затягивалась. Я уже было хотел прервать молчание хоть каким-то вопросом, но мама меня опередила:

– Куда пора? – крикнула она. – Как я вообще здесь оказалась?

Сонливость моментально прошла, глаза раскрылись шире, сердце застучало чаще. Я понял всё моментально – у неё приступ.

«Не зря у меня какое-то странное чувство возникло, когда мы гуляли», – подумал я.

Я вскочил с кровати и принялся надевать на ноги носки, которые, пока я их не схватил, валялись на полу. Руки дрожали, так что вышло у меня это не очень удачно – на правой ноге пятка носка ушла в сторону.

– Мам, послушай, – начал я и выставил руки вперёд. – У… у тебя снова приступ, т-ты снова забыла последние несколько дней. Ты помнишь про свою болезнь? Ты про неё помнишь?

И вдруг мамин взгляд изменился, возбуждённость мигом прошла, и на её место встала… отрешённость. Она перестала обращать внимание как на меня, так и на мои слова. Вместо этого мама стала обходить заворожённым взглядом мою комнату. Выглядело так, будто она первый раз видит человеческую спальню в принципе.

– Да… помню, – почти шёпотом сказала она, затем продолжила чуть громче: – Но… я давно уже вылечилась, и… у меня какое-то странное чувство, – мама зажмурилась и, кажется, попыталась сконцентрироваться на своих чувствах. – Знаешь, такое чувство… безмятежности.

И тут её глаза раскрылись шире, её вновь возбуждённый взгляд направился на меня.

– Я поняла. Поняла, что это. Это… всего лишь сон…

Я глубоко вздохнул, затем тяжело выдохнул.

– Нет, мама, это не сон. Тебе просто кажется, что это сон. После приступа всегда так!

Однако мама не обратила на мои слова никакого внимания и продолжила:

– Это сон. И… я будто… сама не своя.

Наступило молчание. Через несколько секунд мама медленно перевела взгляд с пола на меня и… улыбнулась. Улыбнулась так зловеще – но при этом и завораживающе, – что я испугался не на шутку и отступил на шаг. Мурашки пробежали по всему моему телу, я начал дрожать. И вдруг произошло то, чего я никак не ожидал: мама, смеясь, накинулась на меня, вытянув руки вперёд и шевеля пальцами, будто желая меня защекотать. Я уклонился вправо – мама упала на кровать, – а затем подошёл к распахнутой двери, чтобы было куда отступать, и вновь повернулся к маме лицом.

«Что с ней такое? Мама бы себя никогда так не повела… даже в забывчивости. Я уверен», – подумал я, после чего сказал:

– Мам… ты больна, понимаешь? Тебе нужно успокоиться, я сейчас…

– Я… теряю контроль над собой, – сказал она, перебив меня. – Я держалась, крепко держалась, но сейчас мне не за что ухватиться, и чьи-то цепкие лапы утаскивают меня прямо во тьму, – она встала с постели, пошла на меня. – Я… больше не могу, хи-хи, сопротивляться, и из тьмы мне шепчут… что я могу спасти тебя. Я могу… вернуть тебя под своё крыло и спасти, но для этого… я должна убить твой образ. Я должна убить твой образ… во сне.

Её слова повергли меня в шок. Что происходит? После приступа… такого не должно происходить. Мама бы… ни за что такое не сказала.

– Мам… Т-ты… ч-чего это? Это же я, твой сын! – произнёс я.

– Мама? – произнесла она, после чего остановилась, и её рот вновь растянулся в зловещей улыбке. – Поздно мамкать, сопляк. Я её отражение в разбитом зеркале. Хочешь поиграть, Денис? Я любила играть в детстве в салки!

После этого по моей голове и по моему сердцу тут же ударила нахлынувшая волна адреналина… и я побежал. Побежал так, как не бегал никогда. Сзади раздавался зловещий смех, который с каждой секундой становился всё громче и громче.

«Она меня догонит! Я не смогу…» – пронеслось у меня в голове.

Было так страшно, что иногда хотелось просто взять и остановиться, чтобы покончить со всем этим и не испытывать больше страха. Но вместо это я переборол отчаяние в себе и все свои оставшиеся силы потратил на последний рывок в зал. Забежав в комнату, я тут же запер за собой дверь и отступил на два шага.

– Открывай, чёрт тебя дери! Открывай, тебе говорят! – кричала мать, стуча со страшной силой в дверь.

Сердце пыталось вырваться из груди, а виски пульсировали так учащенно, что, казалось, готовы были порваться.

– Ты думаешь, что сможешь избежать наказания, крысёныш? Тебе всё равно не сбежать от меня!

Мама начала царапать дверь ногтями, и по моим ушам ударили неприятные, режущие слух звуки. Секунд через пять мама зловеще рассмеялась и произнесла:

– Это всего лишь вопрос времени, когда ты окажешься у меня в руках! Всего лишь вопрос времени! А когда я тебя поймаю, о-хо-хо, ты за всё заплатишь, мелкий паршивец! Да-а-а, за всё-ё-ё!

В глазах помутнело. Откуда-то – казалось, из изнанки мира – продолжали раздаваться противный скрежет и ужасный загробный крик «Открывай!».

И вдруг… всё утихло, как будто кто-то взял и выключил вообще весь звук. Я открыл глаза и обнаружил себя лежащим возле дивана. Моя голова была прислонена к нему.

– Что… что происходит? – спросил я, сам не знаю кого. – Как я… тут оказался?

Через секунду мой взгляд прояснился, а глаза расширились: ко мне вернулись воспоминания обо всех недавних событиях. Но воспоминания эти были какие-то неясные и мутные и воспроизводились в голове очень нечётко.

Я медленно поднялся с пола, подошёл к двери и приложил к ней ухо: не было слышно ничего. Тогда, немного помедлив, я слегка приоткрыл дверь и осмотрел коридор. Убедившись, что ни за дверью, ни в самом коридоре никого не было, я вышел из комнаты, осторожно приоткрыл дверь в кухню, которая находилась справа от двери в зал, убедился в том, что и за ней никого не было, и приступил к осмотру остальной части квартиры. Я проверил свою спальню, проверил соседнюю – в которой ночевала мама, – заглянул в ванную и в туалет, перелазил по всем шкафам, и когда решил для себя, что в квартире, кроме меня, никого нет, вернулся на кухню и сел за стол.

– Что за чертовщина? – прошептал я и протёр уставшие глаза рукой. – Должно же быть какое-то логическое объяснение!

После недолгих размышлений и перевариваний в голове всех недавних событий я нашёл это самое объяснение. Во время его поиска я в первую очередь опирался на ощущение того, что со вчерашним днём было что-то не так, и, взяв это за основу, решил, что его попросту не было. То есть он был… но только не в реальности, а в моей голове.

– Он мне приснился! – заключил я и рассмеялся. – Надо же! Это… чёрт, это было реально странно. Всё так… натурально было, без всяких обрезок и монтажных склеек, свойственных сну. Да ещё этот лунатизм… – Пауза. Я положил голову на стол, прикрыл уставшие глаза и продолжил с хрипом в голосе: – Да, странное явление. Очень странное, – на моём лице отразилась улыбка. – Наверное, так сходят с ума люди, действительно поверившие в свои кошмарные сны, не осознав, что этого не было в действительности, что это плод их разыгравшегося воображения. Всего лишь ничтожный пло-о-од, – прохрипел я в конце, после чего встал из-за стола, так как подумал, что такими темпами погружусь в сон прямо на кухне.

«Хотя я, скорее всего, всё равно не заснул бы, так как целая туча мыслей не позволила бы мне это сделать, – подумал я. – Ну что ж, на это у меня есть проверенное средство».

После этого я открыл холодильник и достал оттуда пачку таблеток снотворного.

Высыпав их на стол, я стал заворожённо каждую из них осматривать. Бросив в рот ту, которая понравилась больше всего, я подошёл к раковине и запил таблетку водой из-под крана.

«Нужно успокоиться, – подумал я. – Нужно просто успокоиться и спокойно заснуть. Завтра меня ждёт тяжёлый день. Настоящий, не вымышленный день. Завтра мне нужно будет ехать за мамой… снова».

Вернув пачку таблеток на место, я медленно побрёл к своей спальне. Голова гудела. Предвкушая освобождение от боли в виде лечебного сна, я начал перебирать ногами быстрее.

И тут я увидел, что дверь в ванную была приоткрыта, а за ней… светились зелёные глаза! Я с испугу отступил на пару шагов назад, после чего дверь ванной распахнулась и оттуда, вооружённая кухонным ножом, выбежала… ведьма! Это была самая настоящая ведьма, одетая в тёмно-серый, местами порванный балахон. Лицо её было изуродовано морщинами и складками, под глазами висели синие мешки, а нос был неестественно длинный и острый. Пробежав по коридору несколько метров, ведьма превратилась в мою маму, но… безумную и не менее страшную, чем ведьма, благодаря своим горящим от ярости глазам. Нож в её поднятой руке ярко блистал под лунным светом.

– Это всего лишь сон!

Я развернулся…

– Я не верю!

И побежал…

– Этого не может быть!

Бежал быстрее…

– Её нет!

Вбежал на кухню…

– Это неправда!

Запер дверь…

– Всё это сон!

Забрался под стол…

– Господи…

Она стучит. Тук-тук, Денис.

– Господи, помоги мне! – прошептал я с хрипом и обхватил ножку стола обеими руками.

И вдруг перед глазами всё поплыло, все звуки приглушились, и вместо них в голове начала раздаваться колыбельная, которую мне мама напевала в детстве перед сном.

– Нет… снотворное… я не могу сейчас… уснуть, – шептал я, медленно закрывая глаза.

В голове начало раздаваться далёкое эхо: «Она ведь войдёт… ведь войдёт… ведь войдёт… ведь войдёт…»

Перед глазами появилась зловещая улыбка.

– Тук-тук, Денис!

***

Школьные разговоры, беготня, смех, звонки с уроков, громкие удары мячом по полу… и вот я стою в тёмном и пугающем переулке среди незнакомых мне трёхэтажных домов и старых ветхих сараев, закрытых на большие ржавые замки.      Что я тут забыл, да ещё в такую темень (луна уже высоко висела надо мной)? Ах, ну да, я же шёл к своей бабушке после уроков в школе и решил сойти с главной дороги и срезать путь напрямик через переулки. Опять я, наверное, задумался по пути и забыл, где шёл. Ну ладно, бабушкин дом…

Я огляделся и понял, что это место совершенно не знаю. Мне эта часть села, состоящая из многоэтажек и сараев, всегда казалась лабиринтом, непроходимым лабиринтом, как множество спутанных друг с другом итальянских улочек. Я пошёл вперёд, всматриваясь в сумрак и пытаясь взглядом выловить из него хоть что-нибудь знакомое. Но, увы, ничего вокруг я не узнавал.

Я старался идти по узкой протоптанной дорожке, разглядеть которую во тьме было делом нелёгким, однако вскоре, прищуриваясь и всматриваясь в землю перед собой, я понял, что уже давно с этой самой дорожки сбился. Я вернулся назад, чтобы попытаться её найти, но все мои усилия по её поиску были напрасны, и в отчаянии я ринулся вперёд, забросив все попытки высмотреть во тьме знакомые силуэты домов.

Тем временем мрак вокруг меня продолжал сгущаться. Казалось, что многоэтажки увеличивались в размерах, пытаясь закрыть собой всё небо и луну, которая была единственным источником света и моим путеводителем. Этот тёмный лабиринт из домов, сараев, каких-то небольших каменных построек, заросших травой, безумно мучил меня и истязал. Я заходил в мрачные, всеми забытые тупики, в которых, казалось, уже давно никого не было. Прошло достаточно большое количество времени, когда наконец-то мне удалось выйти к… чему-то.

Я остановился и всмотрелся в свою находку, которая представляла собой довольно широкий тёмный тоннель, неизвестно как вросший в очень высокий, но не слишком широкий дом, весь исписанный граффити и не имевший ни одного окна. Этот дом никак нельзя было обойти, так как все дома как справа, так и слева от меня между собой не имели промежутков и в совокупности представляли собой длинный коридор, оканчивающийся как раз этим самым домом с тоннелем.

По телу пробежали мурашки только от одной мысли о том, что мне придётся пойти сквозь эту, казалось, бесконечную тьму и холод. И я понимал, что мне придётся это сделать, так как обратного пути у меня не было. Идти вновь через этот лабиринт из домов и сараев было бессмысленно.

Скрепя сердце, я медленно вошёл внутрь – моё тело и душа погрузились во мрак – и пошёл вперёд. В пути мне всё время приходилось пробираться через груды мусора, которого здесь было в избытке. Шуршание моих ног о пакеты и бутылки, а также топот ботинок отдавались от стен тоннеля и возвращались ко мне громким эхом. Я шёл и пытался поймать странный звук, который держался на кончике сознания. «Что это? Что раздаётся? Или, может быть, это всего лишь моё воображение?» – думал я. Но звук постоянно ускользал от меня, когда я пытался на нём сконцентрироваться.

Видимость была очень плохая, почти нулевая… и всё же мне как-то удалось заметить подрагивающий силуэт человека, выплывший из тьмы в нескольких метрах впереди. Человек был повернут ко мне спиной. Подойдя чуть ближе и присмотревшись, я понял, что это был мужчина, одетый в сильно потрёпанный и грязный деловой костюм. Руками он обхватил себя за плечи, ноги его были чуть согнуты в коленях, а сам он очень сильно дрожал, но при этом не издавал ни звука. Обойдя его стороной, я продолжил свой путь вперёд, при этом всеми силами удерживая себя от желания оглянуться и посмотреть мужчине в лицо. Я почему-то боялся увидеть в нём что-то такое, что тоже привело бы меня в состояние ступора.

Продвигаясь вперёд, я понял, что чем больше углубляюсь в тоннель, тем хуже начинаю видеть. Если рядом со странным мужчиной в костюме я ещё мог разглядеть мусор, валяющийся под ногами, то теперь мне не под силу было даже увидеть свои руки, которые я вытянул вперёд, чтобы ни во что не врезаться. Иногда мне казалось, что тоннель начинает медленно уходить вниз, под землю, что очень меня пугало. По сторонам начало что-то слышаться. Звуки походили на шорох и перешёптывания, однако достаточно мне было остановиться и прислушаться, как все звуки тут же исчезали.

«Может, это только моё разыгравшееся воображение?» – подумал я.

Я уже настолько углубился во мрак, что уже начал отчаиваться найти отсюда выход и появилась мысль повернуть обратно… хотя, если я так сделаю, то, скорее всего, вконец потеряюсь. Сразу же после того, как я об этом подумал, впереди, совсем недалеко от меня, появилась полоска света.

– Это… выход? Боже, это должен быть он, иначе я просто сойду с ума! – прошептал я и ринулся к источнику света, который оказался высоким уличным фонарём (неужели газовым?), стоявшим возле выхода из тоннеля.

Моему счастью не было предела, когда я понял, что выбрался из этого проклятого места, что снова могу видеть лунный свет, освещающий всё вокруг, включая каменные обшарпанные дома и… детскую площадку. Я удивился тому, что, выйдя из тоннеля, первым делом не обратил внимание именно на неё, ведь… она была мне знакома! И не просто знакома, как когда-то давно встреченное мною место, а знакома ещё с детства, когда я, ещё будучи маленьким ребёнком, в дневное время играл на ней, пребывая в гостях у бабушки. Вечерами обычно здесь собирались местные алкаши, молодёжь, любящая посидеть вечерком в компании своих друзей и ещё какие-то непонятные личности, которых ни к первым, ни ко вторым причислить было нельзя, поэтому в вечернее время я сторонился этого места. Однако сейчас здесь не было никого, лишь только медленно покачивающиеся качели говорили о том, что на площадке совсем недавно кто-то был. Мне стало не по себе, так что я поспешил как можно скорее обойти это место. К тому же я как раз вспомнил, что от площадки до бабушкиного дома было совсем недалеко, и, с подозрением поглядывая на качели, которые всё никак не желали остановиться, я побрёл вдоль одного из заборов.