Kitabı oku: «Дороже крыльев», sayfa 3

Глава четвёртая

От истошного сигнала я вскакиваю, как ошпаренная. Встопорщив обычно сложенные крылья, едва удерживаю равновесие и быстро заскакиваю в санузел. На щеках чувствуются дорожки засохших слёз, а спать хочется неимоверно. Плеснув на лицо водой, чуть освежаюсь, чтобы молниеносно переодеться в шорты и выскочить на зарядку.

Я проплакала всю ночь после разговора с куратором, хотя при нём держалась. Дело даже не в том, что от меня отказались родители, передав опеку школе, возвращаться мне некуда по другой причине. Блюстители, расследуя отношение ко мне в школе и дома, нашли следы целенаправленной травли со стороны взрослых. И хотя законы Творца они не нарушили, но есть ещё законы ангелов. Именно поэтому родителей у меня больше нет, как нет и дома. Именно это известие и заставило меня так тяжело перенести ночь. Но я справлюсь!

Наверное, детство действительно закончилось, мне не на кого больше опереться, только на себя. Если так подумать, то и раньше с этим были сложности, так что изменилось немногое. Раз родителей забрали блюстители, то я их точно больше не увижу. В чём-то это хорошо – меньше буду бояться, потому что наказания в этой школе, если верить уставу, какие-то странные… Осознание проступка, надо же…

– Все собрались? – интересуется незнакомый ангел, одетый так же, как и мы все.

Я оглядываюсь – вокруг множество одинаково одетых школьников и вот этот вот ангел. Он выстраивает нас ровными рядами, спокойно и не торопясь объясняет, что мы сейчас будем делать и для чего это нужно. Именно это и выглядит для меня странным – он объясняет, добиваясь понимания, что зарядка – это не «ему захотелось», а поможет нам. Необычная школа…

– Ну, побежали, – предлагает учитель, сразу же возглавив колонну.

Откуда-то сзади доносятся крики ужаса, заставляя меня оглянуться. Увидев того, кто приближается к колонне, я сразу же наддаю скорости – это цербер. Демонская зверюга, способная сожрать ангела просто без следа, и именно это страшно. Я бегу изо всех сил, мысли моментально вышибает из головы, поэтому соображаю не сразу. Только услышав отчаянный детский визг, резко останавливаюсь, чтобы ринуться в конец строя.

Девочка раза в два меньше меня визжит, но не трогается с места. Глядя, как огромное чудовище надвигается на беззащитного ребёнка, я больше не раздумываю, становясь перед малышкой. И вот в этот самый момент в мою голову приходит мысль. Ведь я ничего не теряю, правильно? Помереть от страха-то всегда успею. Интересно, ангелы от страха вообще могут умереть?

Взмахнув руками, обнаруживаю, что чудовище исчезло, стихает и визг за спиной. Оглянувшись, обнаруживаю, что и девочка была иллюзией. А основная масса школьников в это время удаляется от меня. Вздохнув от пережитого страха, поворачиваюсь в сторону убегающих, но тут замечаю – ко мне Моника бежит. Изо всех сил бежит ко мне, не обращая внимания ни на что.

– Очень хорошо, – рядом с собой я вдруг обнаруживаю куратора. – Катрин не бросила ребёнка в беде, а Моника помчалась на выручку подруге, несмотря на приказ бежать вперёд. Я всё правильно понял?

– Да! – яростно выкрикиваю я. – Пусть я нарушила приказ, но иначе поступить я не могла!

– И распознала иллюзию, – кивает учитель. – Вам обеим по пятёрке, и можете возвращаться, а остальные у нас ещё побегают, – со злорадными интонациями заканчивает он.

Я удивляюсь, пожалуй, даже сильно – получается, этот результат был ожидаемым, отчего нас отпускают обратно. Это очень хорошо, потому что у меня тогда на полчаса больше, чем у других, а вот Моника… Она сразу понимает, что нам ничего не грозит. Но откуда? Она мысли читает? Но у ангелов вроде бы невозможно прочесть, насколько я знаю… Тогда как?

– Ну что, в душ и встречаемся в столовке? – предлагаю я, на что задумчиво выглядящая Моника просто молча кивает.

Интересно, почему она задумалась? Надо будет осторожно узнать, чтобы не нарушить её личное пространство. Я очень не хочу влезать в чужое личное пространство, чтобы не быть, как… Как мои уже несуществующие родители. Пусть даже я и виновата в том, что случилось.

Пока моюсь, раздумываю над произошедшим. Кажется, вся «зарядка» была какой-то игрой или даже испытанием для всех нас. Значит, Моника и я сумели пройти испытание, а остальные – нет. Что им за это будет? Не знаю… Не скажу, что сильно горю желанием узнать. Сегодня у нас не два, а целых три урока и, скорей всего, будет или занудно, как в прошлой школе, или плакать заставят, как в этой. Хотя в той школе я тоже плакала, правда, никто не видел моих слёз, а здесь…

Интересно, почему никто не смеётся? Не называет плаксой? Не стремится побольнее обидеть? Может быть, то, что было в прошлой школе, неправильно? Или же просто присматриваются, чтобы потом, в самый неожиданный для меня момент, когда я раскроюсь, ударить? Мне трудно судить, да и не хочется, честно говоря. Поэтому я натягиваю на себя униформу, подхватываю сумку и отправляюсь на выход.

Я слишком много думаю в последнее время, возможно, это потому, что никто не диктует правил, не давит? Опять мне ответ неизвестен, да и спросить, как всегда, некого, потому что я не знаю, кому можно доверять. Бежать мне некуда, если что, поэтому неосторожно брошенное слово вернётся так, что я света белого не взвижу. Нужно хорошо думать, что и кому говорить, чтобы не превратить свою жизнь в обитель демона.

Иду по полутёмному коридору, привычно проверяя, не идёт ли кто следом, и рассматривая иллюзии ангелов-хранителей. Изображения статичные, хотя их можно делать движущимися, но просто нет смысла – это школа, а не театр. А так лица примелькаются, что потом сильно помогает на уроках. Сегодня у нас история, человечьи языки и непонятный какой-то предмет, даже названия которого я не запомнила.

Вот кто объяснит, зачем человечьи языки нам нужны, если есть переводчики, да и в людском мире нам становятся понятны любые языки? Вот и я не понимаю. Наверное, чтобы мы узнали что-то важное об этих языках? Трудно сказать.

Вот и столовая, занявшая мне место Моника радостно машет рукой, и я ускоряюсь. Таких подруг у меня ещё не было. Внимательная, заботливая и ничего не требующая взамен. Откуда взялось такое чудо? Как она сумела не потерять себя в этом жестоком мире? Вот как?

***

– Меня зовут Александрия, – представляется наша учительница по непонятному предмету. – Несмотря на то что это наш первый урок, мы поговорим о непростой теме. Запишите тему: манипулирование.

Ничего ж себе! Нас будут учить манипулировать… кем? Манипуляции лучше подходят демонам, а у ангелов, считается, их нет, но понятно, что только считается, потому что ангелы манипулируют друг другом, детьми, родителями, мнением общества, да чем угодно! Видно, нас будут учить делать это правильно. Ну что же, дело нужное, как по мне. Я настраиваюсь слушать, хотя какой-то червячок изнутри о себе напоминает, конечно. Ну как же, почти обед, а меня ни разу до слёз не довели…

– Итак, манипуляции, – продолжает учительница. – Несмотря на то что профессионалами в этом признаны демоны, ангелы тоже не брезгуют заниматься подобным. Давайте рассмотрим ситуацию с детьми… Какие манипуляционные методы используют взрослые?

– Шантаж сладостями, – сообщает пока ещё незнакомая мне девочка.

– Прогулкой ещё на водопады, – с затаённой горечью вторит ей мальчишка.

Я слушаю их, не понимая, что слышу. Сладости, прогулки, игры… Это такая ерунда по сравнению с болью, но никто не говорит об этом, может быть, стесняются? Вслушиваясь, я понимаю: моих одноклассников действительно расстраивает отлучение от сладкого! Да я этого сладкого почти никогда не видела! Гори оно огнём, если бы не было так страшно… Почему они молчат об этом, почему?

– Катрин? – обращает на меня внимание Александрия. – Вам есть что добавить?

– Боль, – сообщаю я, твёрдо глядя в глаза учительницы. – Сначала боль, а потом – «Ты сама во всём виновата».

Я вижу глаза Моники и осекаюсь. Подруга смотрит на меня сначала с недоверием, затем её глаза заполняются слезами, а в следующее мгновение я чувствую себя необычно – меня обнимают. И не только Моника – почти весь класс оказывается вокруг меня. Они меня гладят, обнимают и… молчат. Да что происходит-то?!

– Да, так бывает, – грустно произносит наша учительница, ничуть не возражая против происходящего. – Ребёнка могут запугать, а когда это не действует – воспитывают чувство вины. И с помощью него… Катрин, в чём ты виновата?

– Я… – мне очень трудно при всех сказать это, но не ответить я почему-то не могу. – Родители… отказались… Из-за меня… – слова выдавливаются очень тяжело.

– Вот дети, – тяжело вздыхает Александрия. – Двое взрослых ангелов нарушили закон. Они осознавали, что нарушают один из наших законов, но вот Катрин винит в их действиях себя.

– Ты не виновата, – твёрдо говорит Моника. – Ты маленькая ещё, а они взрослые, это они виноваты! Нельзя так!

– А почему Катрин сказала про боль? – интересуется кто-то из детей. – Её что…

Я не вижу, что происходит, потому что плачу. Можно сказать, норму по слезам я выполнила. Мне сейчас дали больше тепла и понимания, чем за всю мою предыдущую жизнь. Я с удивлением узнаю, что в обычных семьях не принято приносить детям боль. Я поражённо замираю, услышав, что никто не будет шантажировать адом или отказом, потому что родители любят своих детей. Значит, у других иначе? Почему тогда со мной так? Почему?

И ещё меня поражает, что весь класс не принялся смеяться, а потянулся, чтобы поддержать меня. Разве так бывает? Может быть, я сплю? Может ли так быть, что я сейчас сплю, и это всё мне снится? Ощутив, что мир вокруг становится каким-то нереальным, будто нарисованным, я вдруг ощущаю себя будто в холодной воде – очень холодно становится внутри, и рук я не чувствую, почему-то не подумав о ногах. Свет внезапно гаснет, и я куда-то плыву.

Открыв глаза, я осознаю себя в медпункте, но шевелиться почему-то не хочется. Совершенно не хочется, поэтому я закрываю глаза, чтобы подумать. Мне о многом надо поразмышлять. Сегодня мне открылся факт того, что школа у меня была неправильной, да и с семьёй тоже возможны вопросы. Я пытаюсь вспомнить, как было в школе… Наказывали ли других ангелов, в смысле, и не могу вспомнить. Дома-то понятно, но в школе, получается, всё это было почему-то направлено против меня? Но почему? За что?

– Очнулась? – слышу я женский голос. – У тебя много вопросов, девочка, задавай, не бойся.

Открыв глаза, вижу учительницу… ну, Александрию. Она смотрит на меня глазами, в которых нет злости, а что-то другое, непонятное. Такого выражения глаз у взрослых я никогда не видела, поэтому не знаю, как реагировать.

– Что со мной случилось? – задаю я самый, по-моему, безопасный вопрос.

– Ты встретилась с информацией, которой в твоём мире не могло быть, – объясняет мне учительница, – поэтому потеряла сознание. Пугаться не надо, такое бывает, маленькая.

От её интонаций хочется плакать, но я держусь, внимательно слушая о том, что происходило со мной все эти годы. Оказывается, меня, по мнению учительницы, целенаправленно пытались сломать, а я не давалась. Только вот почему это пытались сделать, она не знает, ну и мне откуда это знать?

– Возможно, это испытание Творца, – не очень уверенно произносит Александрия. – Поэтому и не было наказания взрослых за их действия, пока не вмешались блюстители.

– Испытание? – удивляюсь я, никогда об этом прежде не слышавшая. – А что это такое?

Вот тут я, наконец, слышу что-то очень интересное. Оказывается, Творец может испытывать ангелов, портя им жизнь, чтобы те стали более совершенными душой. Только Александрия говорит, что с детьми раньше такого не происходило, а я… Я понимаю, что она имеет в виду. Творцу скучно, и он играет, только игрушки у него живые. Вот, видимо, он мной играет…

В этот момент мне впервые не хочется быть ангелом. Осознавать себя игрушкой в руках Творца очень больно, хуже даже любого наказания. Мне казалось, что я сама творю свою жизнь, что я осознанно протестую, а всё вокруг меня внезапно оказывается игрой. Да, всё по-честному, но это горечи не умаляет. Возможно…

– Могли родители противиться этой игре… испытанию? – задаю я очень важный для меня вопрос.

– Конечно, – грустно улыбается мне Александрия. – Если бы они сами этого не хотели, то у Творца ничего не вышло бы. Впрочем, учитывая, что с ними стало, возможно, это было их испытанием.

– А что с ними стало? – интересуюсь я.

– Они в аду, – коротко отвечает мне учительница. – И директор школы тоже.

Вот это новость! В ад отправить может только Творец и его помощники, но никто больше. Раз родители в аду, то вполне возможно, что из-за меня… Но решил так Творец, а ему виднее, ведь он может читать помыслы. Значит… Что это значит?

Глава пятая

Со мной много разговаривают. Александрия объясняет мне, почему не надо испытывать чувства вины за то, что произошло с родителями, лишь укрепляя его, а куратор… Скоро я буду от них прятаться, потому что хочется просто побыть одной. Моника, правда, не даст, но она очень хорошо меня понимает, как сестра буквально.

Я всё уже поняла – уроки первых дней направлены были на то, чтобы объяснить и показать именно мне. Так как от этой мысли наказания от Творца не последовало, то мои выводы не гордыня, а что-то другое. Например, правда. Но интересно, почему? Чем я вдруг оказалась настолько важной, что на меня тратят столько сил? Не хочу задумываться.

Я трачу время самоподготовки на изучение работы хранителя. Что можно, что нельзя и почему. И сразу же встречаю в книгах недоговорённости, очень меня смущающие. Что значит «действовать по обстановке», я, например, не понимаю. Хочется же понимать! Но попытки узнать натыкаются на неожиданное сопротивление, что мне совсем не нравится.

– Подскажите, а вот тут написано, что в крайних случаях… – показываю я учительнице обнаруженную книгу, внимательно следя за её выражением лица, с которого моментально пропадает улыбка.

– Тебе всё расскажут на уроках следующего цикла, – мягко отвечает мне Александрия, быстро переводя разговор на другую тему. – Ты уроки сделала на завтра?

– Да, конечно, – спокойно киваю я, изо всех сил удерживая улыбку на лице.

Что-то я не понимаю… Ещё несколько дней назад процесс познания стимулировали, а теперь вдруг стараются затормозить, как будто получив другие инструкции. Чувствую себя лягушкой в блендере. Это такой человеческий прибор, используемый для перемешивания жидкостей. Совершенно растерянно я себя чувствую. При этом на следующий день, ожидаемо, этой книги в доступе не обнаруживаю.

Интересно, даже очень. Игру напоминает, причём странную игру, непонятную, что вызывает дополнительные подозрения. Другая ученица бы пожала плечами, решив, что просто забыла правильное название книги, но я-то – совершенно другое дело… Моя жизнь научила меня опасаться кого угодно и чего угодно, а тут ситуация выглядит не просто странной…

Хорошо подумав, берусь за книгу о сотворении миров. Учитывая, что мне перекрыли доступ почти ко всей не учебной литературе, это чудо ещё, что я могу её добыть. Либо кто-то не подумал закрыть мне вообще всё, либо в этом году что-то по истории изучаться будет. Уроки, кстати, стали более занудными, таких практических интересных занятий, как в первые дни, больше нет. Может, действительно для моего воспитания это всё было устроено?

Интересно… Итак… В вольном пересказе известная мне история выглядит просто: жил-был Творец, насоздавал всего по образу и подобию, а потом уселся почивать на лаврах, время от времени стукая молнией тех, кто не хотел жить по законам Его. А что написано в этой толстой книге? Надо почитать.

Жил-был Творец. Создавая миры, он делал выводы из получившегося, пока не пришла пора нашего мира. И вот тут, по-моему, начинаются сюрпризы. Мир людей не описан, как созданный, он описан, как существующий, то есть можно предположить, что Творец пришёл уже на готовенькое, затем создал демонов и ангелов, чтобы свести к уже знакомой схеме. Правильно?

А вот и нет. Если исходить из того, что я читаю сейчас, демоны были изначально, Творец их, получается, просто покорил, а вот ангелов… Ангелов создал. Получается, что полная власть у Него только над нами, как Его творениями. Дальше, рай, ад, души… Всё очень поверхностно описано, выглядит очень гладко, а так не бывает. Интересно… А! Вот сноска на дополнительную литературу. Интересно, её я получу?

– Моника, – я иду на хитрость, но хитрости нам не запрещены. – А ты не можешь взять книгу в библиотеке, которую я покажу?

– Хорошо, – кивает моя подруга, которую я сейчас просто использую, отчего на душе не очень солнечно.

Мы входим в библиотеку, я показываю на ссылку, и подруга идёт за запрошенным. Я почти уверена, что все мои запросы отслеживаются, а её – почему-то нет. Можно считать, что ограничения направлены только на меня, чтобы я не узнала что-то важное. Ещё интереснее, потому что не ясны мотивы.

Моника протягивает мне запрошенную книгу, но я жестами прошу её открыть том самой. И лишь прочитав несколько предложений, понимаю: испытания могут быть в любом возрасте, даже малышей Творец испытывает. Иногда очень жестоко, как в указанном случае – с гибелью родителей. Но у меня есть Моника, она не даёт мне остаться одной, а, видимо, к этому всё идёт. Неужели подруга в опасности?

Опять я, получается, среди врагов… Никому, кроме Моники, доверять нельзя. Но как только этот факт дойдёт до тех, кто играет мною, она совершенно точно будет в опасности. Что делать?

– Моника, пойдём погуляем, – предлагаю я после того, как мы заканчиваем с библиотекой, в надежде на то, что хотя бы на улице не подслушают. Есть у меня подозрения…

– Пойдём, – улыбается она мне, безропотно поворачивая в сторону выхода.

Она о чём-то догадывается? Или просто такая ангелица? Я очень за неё беспокоюсь, именно поэтому и решаю поговорить наедине. Если на ней это всё как-то отразится, я себе не прощу. Потому что не похоже это на волю Творца, по-моему. А вот на какие-то игры со мной – вполне. Только вот зачем?

– Ты хотела поговорить? – спрашивает меня Моника, когда мы отходим от стен. Она безмятежно улыбается, внимательно при этом глядя мне в глаза, а я не знаю, куда деть руки от волнения.

– Я хотела предупредить, – сообщаю ей, наконец. – Рядом со мной может быть опасно, понимаешь? Не зря меня ограничили в знаниях, значит, это делается с какой-то целью. Помнишь, когда о манипуляциях говорили, рассказывали, что незнающим манипулировать проще?

– Помню, – кивает она, всё так же улыбаясь, будто пропустив мои слова мимо ушей. – Мне кажется, ты сама себе придумываешь проблемы, тебя просто защищают от себя, чтобы ты не перетрудилась.

– Хорошо, – усилием воли заставляю себя успокоиться. – Тогда давай просто погуляем?

– Давай, – соглашается Моника, идя рядом со мной. – Хочешь, поговорим о лесе? Я очень люблю лес…

Вот тут я, уже решив было оставить раздумья на потом, настораживаюсь. У нас лес не растёт почти нигде, сплошные сады. А вот там, где растёт лес, стоит Академия Блюстителей, и простых ангелов туда не пускают. Значит, Моника рискует, допуская ложь? Но ради чего? Я слушаю её щебетание, задумавшись над этим, но в голову ничего не приходит.

***

Всё-таки Моника как-то странно реагировала на мои слова. Я раздумываю об этом перед сном. И ещё она явно на что-то намекала, но на что? Это должно быть чем-то простым, но догадаться я почему-то не могу. Может быть, не из того исхожу? Не о лесе надо думать, а об обмане или выдумке. Обман…

Если отвлечься от того, что Моника говорила с какой-то целью, то, получается, она меня обманывала. Значит, и учителя могут обманывать? Или я не о том думаю? Кажется, начинаю понимать: Моника хотела намекнуть, что может не иметь возможности сказать мне правду! То есть меня обложили, но зачем? Я же девчонка совсем, два века всего! Зачем кому-то нужно меня мягко останавливать, чтобы я не лезла в материал старших классов?

И тут до меня доходит: меня опять загоняют в рамки! Не так жёстко, как это было в прошлой школе, но смысл от этого не меняется. Меня загоняют в рамки, стараясь заставить жить так, как все. То есть читать, что положено, делать, что сказано, и не возражать. Сначала показали мне, что со мной сделали, а затем…

А зачем надо было показывать? Это понятно – доверие. Я должна им доверять, поэтому и разговоры, и напускная забота… Значит, не показалась мне фальшь в последнем разговоре с куратором, не показалась. Теперь хотя бы понятно, за что.

Взрослым нужно, чтобы мы ходили по линейке, выполняли команды и не смели раньше времени проявлять инициативу. То есть инициативу-то можно, но только там, где сказано, а в остальном – всех под одно крыло, чтобы не напрягаться с подбором учебного материала. Это логично, учителей не так много, учеников больше, но и значит это, что рассказы о цикле обучения – тоже сказки, учителям проще вести нас толпой через обучение.

Значит, никакого заговора нет, а есть попытка загнать меня в рамки. Что я могу на это ответить? Нужно ли на это отвечать?

Пожалуй, этот вопрос самый серьёзный. Если подумать, у меня нет ни родителей, на которых можно переложить ответственность, ни дома, куда можно отправить в случае исключения, значит, школа будет вынуждена решать все проблемы самостоятельно. Как взрослые умеют решать проблемы, я знаю, но тут нужно учитывать, что этим взрослым я не плоть от плоти, крыло от крыла, значит, сдерживать «души прекрасные порывы» не будут. А сломать можно кого угодно, нам это на уроках уже рассказывали. Может быть, специально для меня и рассказывали.

Значит, нужно изобразить доверчивую – будем смотреть правде в глаза – дуру и делать вид, что ничего не понимаю. Тогда они успокоятся и, возможно, не будут переходить к жёстким методам. Пока что я только и узнала, что ангел может объединиться с человеком, но вот подробности – ещё нет. И для чего это может понадобиться, тоже. А это шанс… Шанс убежать, потому что убежать от всех ангелов уже очень хочется.

Получается у меня, что опять меня обманули. Да, наказаний здесь нет, но вот в рамки всё так же загоняют, и это мне не нравится. Хорошо, что я не раскрылась навстречу, поверив. Некому тут верить, у них – свои цели, у меня – свои, и цели эти никак не пересекаются. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь, у меня прав никаких нет. А надежды… Надо было мне человеком родиться, а теперь-то что? Остаётся только смириться…

Ночью мне снятся родители. Не такими, какими они стали, стоило мне пойти в школу, а забытые моменты из раннего детства. Тёплые моменты… Сильные руки папы, добрая улыбка мамы. Почему, из-за чего они изменились? Может, всё же я в этом виновата? Плохо училась или «не соответствовала ожиданиям»? Во сне я плачу, просто плачу оттого, что, получается, сама погубила своё счастье… А проснувшись, осознаю, что подушка мокрая, а на душе тяжело-тяжело, но сигнал не позволяет мне долго раздумывать, и спустя десяток минут я уже бегу вместе со всеми.

Думать на бегу не получается, надо держать дыхание, а ещё не позволять крыльям помогать, потому что за такое будет ещё два дополнительных круга, уж это я точно знаю. Слава Творцу, не на своём опыте. Но дыхание всё стремится сбиться, а этого допускать нельзя, потому что упаду, и придётся повторять во время самоподготовки.

С Моникой с грехом пополам добираюсь до своей спальни, чтобы опасть грудой почти на пороге. Но рассиживаться некогда – нужно в душ, одеваться и на уроки. Сегодня у нас история, этика и… хм… А, вспомнила! Заговоры нас учат плести. У людей была какая-то «магия», не знаю, что это такое, но Творец её отменил. А у нас – «заговоры». Учат нас, как правильно заговорить личные вещи, метлу, чтобы сама мела, ну и для мира людей разные. Сегодня у нас практика, что хорошо, хоть понабиваю руку, мне пригодится.

Идя на завтрак, понимаю, что мыслей в голове нет. Просто совсем нет, отчего хочется сделать какую-нибудь пакость, но я себя сдерживаю. Интересно, что будет сегодня на уроках? Опять придётся бороться со сном или что-то интересное будет?

Почему-то очень хочется, чтобы обняли, погладили по голове, но я знаю, что это сделать просто некому. Родителей у меня отняли, и пусть я сама в этом виновата, на моё внутреннее желание это никак не влияет. Просто хочется душевного тепла, отчего слёзы буквально душат, но я держусь, конечно же. Ещё чего не хватало – расплакаться при всех без всякой причины! Хватит того, что они и так обо мне всё знают. Особенно то, чего я не хотела никому показывать.

Злюсь на себя за то, что показала мягкое нутро. Но я же не знала, что это не норма! Друзей у меня после этого не прибавилось, а жалость соучеников я иногда чувствую очень остро. Может, я обманываюсь, только вот друзей у меня не прибавилось после тех, первых, дней, они будто сторонятся меня, как больную какую-то, и радости это мне не приносит.

Несмотря на ожидания, день проносится как-то молниеносно. Я его совсем не запоминаю, даже кажется – только что же на завтрак шла, а только моргнула – и уже скоро ужин. Нужно складывать книги и идти, тем более что я сегодня без Моники в библиотеке, отчего немного одиноко. Наверное, поэтому я заканчиваю пораньше и, собравшись, выхожу в коридор.

Я к ней привязалась, получается. Вот сегодня она незаметно для меня исчезла из библиотеки, и уже настроения нет. Но у неё же могут быть свои дела? Умом-то я это понимаю, а на душе грустно. Даже и не думала, что такая привязчивая… Наверное, это потому, что раньше таких подруг у меня не было. Моника хорошая, я точно знаю, наверное, увидимся за ужином…

Кажется, Творец решил, что испытаний мне недостаточно. Проходя по коридору мимо кабинета куратора, я слышу голос из-за неплотно прикрытой двери. Подслушивать, конечно, плохо, но голос Моники произносит моё имя, и я против воли останавливаюсь, прислушиваясь, благо мне отсюда хорошо слышно. Ну и, кроме того, я сплетаю руками заговор усиления звука, показанный нам на прошлой неделе на уроках. О чём же говорит с куратором моя подруга?