Kitabı oku: «Спасение», sayfa 3

Глава пятая. Маша

Постепенно я забываю свое имя. Меня бьют и мучают каждый день, при этом, что со мной делают, я не понимаю. Что-то творят с телом, но мне просто больно, а еще – очень страшно. И я больше не Маша Винокурова, теперь я «объект четырнадцать двадцать два», и это все, что у меня есть. Этот номер выжжен у меня на груди, беспокоя меня болью при неосторожном движении до сих пор; одежда мне не положена, потому что я, по мнению этих нелюдей, не человек, не девочка, а объект. Даже не животное, а просто номер, и все.

Мне уже кажется, что папа, мама и Сережа были сном, когда меня решают сломать окончательно – мне показывают трансляцию моих похорон. Я вижу плачущую маму, поседевшего от горя папу, едва справляющегося с собой Сережу и плачу, плачу изо всех сил. Теперь меня точно никто не ищет – я вон она, в гробу лежу.

Оказавшись в своей камере, я только и могу что плакать, потому что меня больше нет. Для всех разумных я умерла, и теперь обо мне будут помнить только родные, но искать точно никто не будет, ведь меня похоронили. Значит, и жалеть себя незачем, надо бежать. Вечером все равно изобьют до обморока, а так хотя бы постараюсь что-то сделать. Может быть, убьют окончательно, потому что так жить я не хочу. Я рождена свободной, разумной и должна оставаться ею.

Меня опять ведут куда-то, когда я вижу приоткрытую дверь и резко бью идущего позади куда попало. Он стонет, а я бегу в эту дверь изо всех сил. Мне очень нужно успеть до того, как она закроется. Отсутствие одежды уже не беспокоит, а вот отсутствие свободы – очень даже. Я успеваю проскочить, оказавшись в пустом коридоре, и бегу по нему что есть мочи.

Коридор длинный, серый, он освещен редкими лампочками, но меня это не беспокоит, потому что я вижу уже выход. Куда ведет эта медленно раскрывающаяся дверь, я не знаю, но лучше смерть, чем такая жизнь. В этот самый момент все вокруг гаснет, а я будто в огне оказываюсь. Боль пронзает все тело, да так неожиданно, что ноги мои подламываются, и я куда-то падаю. Всё падаю и никак не могу упасть.

Что это? Откуда такая боль? Я не знаю, но чувствую, что просто лечу в бесконечность. Мне хочется спрятаться от ставшего таким страшным мира, умереть, если невозможно иначе, я молю не знаю кого избавить меня от этого мира, но это невозможно. Что-то делает мне еще больнее, заставляя открыть глаза. Прямо передо мной на каком-то столе лежит, кажется, девочка, а рядом с ней что-то большое, черное, совсем непохожее на разумного. Меня охватывает ужас, я понимаю, что не хочу видеть… Но меня не спрашивают.

– Ты желать бегать, – слышу я омерзительный голос моего мучителя. – Мы показать, что быть с ты за этот поступок.

И вот тут происходит то, что потом долго снится мне в кошмарах. Я отворачиваюсь, зажмуриваюсь, но еще долго слышу дикий, захлебнувшийся крик и хруст ломающихся в мощных челюстях костей. Мой мучитель объясняет мне, что именно происходит, и от него не спрячешься. А затем доска, к которой я привязана, начинает свое движение вперед, и я понимаю: я следующая. От осознания того, что со мной сейчас будет, я отчаянно кричу, а потом будто умираю. Все вокруг исчезает, и я, кажется, тоже.

Я не знаю, сколько проходит времени, где я нахожусь и что со мной, но прихожу в себя в своей камере. При этом мои ноги болят так сильно, что я опять отключаюсь. Я жива еще, кажется, но боль такая, что я, кажется, схожу с ума, потому что сил это выдержать просто нет. На моих глазах только что убили человека… И меня точно так же убьют, когда им надоест со мной играть. Вот это я очень хорошо понимаю сейчас. Кажется, все что я знала, во что верила – все это было только что уничтожено.

И я снова открываю глаза. Ноги по-прежнему болят очень сильно, при попытке сдвинуться их прошивает еще большая боль, отчего я рефлекторно хватаюсь за них. Но в этот самый момент я понимаю – их нет. Ужас захлестывает меня с головой – выходит, меня все-таки отдали этому страшному, но он почему-то не стал есть меня всю? Серый свет потолочной панели позволяет мне увидеть истину: ног у меня почти совсем нет. Только совсем немного, но ходить я точно уже никогда не смогу. От осознания этого я хочу спрятаться… И снова мир гаснет.

Приходить в себя я не хочу, я цепляюсь за темную реку, не желая выплывать, но меня не спрашивают. Новая волна боли, заставляющая выгибаться, хрипло крича, выдергивает меня из забытья, и я обнаруживаю себя в той комнате, где обычно мучают.

– Ты теперь не бегать, – ухмыляется мой мучитель, почему-то не умеющий говорить на Всеобщем языке. – Ты есть ползать.

– За что… – шепчу я, ощущая, что мне постепенно становится все равно. Все происходит не со мной, я просто смотрю в экран, где мучают какую-то другую девочку.

– За то, что ты есть, маленькая дрянь! – отвечает мне это страшное по сути своей существо. – Ты приносить золото!

Эту фразу я совсем не понимаю, но мне уже действительно все равно, ведь я просто сейчас сижу перед экраном, в котором мне показывают очень страшный фильм. Наверное, в наказание за что-то, хотя меня никогда не наказывали. Я доселе и не знала, что ребенка можно бить и так мучить. Теперь-то, конечно… Я даже убежать больше не могу – у меня нет ног… Меня, наверное, просто нет, а это все кажется. Все вокруг – это моя фантазия, этого нет… Просто нет, и все.

В мою камеру меня теперь не ведут и не тащат – меня ногами пинают. Это очень больно, просто невозможно описать как, и я пытаюсь уже ползти сама, когда жесткий сапог мучителя снова и снова бьет меня, заставляя скользить и катиться. Я не представляла себе такого никогда, но осознаю: скоро я умру, и все закончится. Зачем они со мной так обращаются, я уже не задаюсь вопросом. Просто они все нелюди, оттого им приятно мучить людей.

Попав в свою камеру, я просто вытягиваюсь на сером холодном камне, ожидая, когда придет смерть. Нелюди пытаются меня бить, пинать, кричать, но мне все равно, пусть убивают. У меня отняли все: одежду, имя, семью, ноги… Мне незачем жить, просто совсем незачем. Я хочу, чтобы эта жизнь закончилась, поэтому просто жду, когда придет смерть, после которой мне совершенно точно не будет больно. Я прощаюсь с мамой и папой, а еще с Сережей, лиц которых уже почти не помню. Мне даже кажется, что я их придумала…

***

Эту девочку кидают ко мне в камеру, что-то рявкнув напоследок. Она медленно приподнимается, и я вижу: она младше, намного младше меня, но при этом не плачет. Волосы ее растрепаны, хоть они и недлинные. Незнакомка поднимает взгляд, видит меня, но ничего не говорит, только вдруг оказывается совсем рядом. Она обнимает меня, отчего я плачу, потому что меня очень долго никто не обнимал.

– Наконец-то я тебя нашла, ма… Маша! – как-то необыкновенно улыбнувшись, произносит она. – Меня зовут… пусть будет Аленка, ладно?

– Ладно, – киваю я, ничего не понимая.

– Они хотят, чтобы я тебя кормила и ухаживала за тобой, – объясняет мне Аленка. – Но я специально сюда попала!

И тут я вижу на ее голове треугольные ушки. Наверное, они были доселе прижаты к голове, а теперь поднялись и шевелятся. Я такого никогда не видела! А Аленка обнимает меня, рассказывая, что очень рада тому, что нашла меня, а я не понимаю, чему она радуется. Она иногда сбивается, будто желая меня мамой назвать, но останавливает себя. Тут какая-то загадка, наверное, потому что какая я мама в восемь лет?

– У тебя есть дар, Машенька, из-за него тебя мучают, – негромко произносит Аленка.

– Из-за дара? – удивляюсь я. – Но какой в этом смысл?

– Они думают, что можно тебя заставить болью… – вздыхает она.

– Но все же знают, что нельзя принудить… – я не понимаю, ведь это элементарные вещи.

– Они не знают, – отчего-то всхлипывает Аленка, а потом явно берет себя в руки. – У нас с тобой очень мало времени, поэтому…

Тут распахивается дверь, и в камеру, так комната называется, где меня держат, падают две миски с железным звоном. Аленка дергает ухом и вздыхает. Я не знаю, отчего она вздыхает, но думаю, что из-за еды, которая здесь очень плохая, – почти вода и совсем мало хлеба.

– У тебя есть дар, у меня тоже, – объясняет мне она. – Я… мне очень нужно тебя спасти, поэтому я стану тобой, а ты мной, хорошо?

– Это как? – не понимаю я, но она смотрит так жалобно, что я почти против воли киваю.

– Я отдам тебе весь дар, – продолжает говорить она совершенно непонятно для меня. – И толкну тебя, потому что сама ты пока не умеешь. Я не знаю, где и как ты появишься, потому что я еще маленькая, но там ты точно выживешь. Только ты немножко младше будешь.

– А ты? – не могу не спросить я.

– А я многое забуду, – вздыхает Аленка. – Но зато у меня будет мама и папа… когда-нибудь… Я верю!

Звучит это все как-то совершенно необычно, но я думаю, что все равно же с ума сошла, какая разница, как это выглядит теперь? Может быть, Аленка мне только кажется, потому что я не понимаю, о чем она говорит. Наверное, это все моя фантазия, потому что даров, которые могут перенести в пространстве, просто нет. Теорию даров в первом классе проходят, сразу же после диагностики.

– Тебе, наверное, будут сниться сны… – не очень уверенно продолжает она свой рассказ. – Главное, потянуться к разумным, тогда тебя чему-то научат.

– Как скажешь, – киваю я ей, подумав о том, что на такие сны я согласна, а не на те, где меня едят.

– Сейчас мы с тобой поедим, – предлагает мне Аленка. – А потом я начну становиться тобой.

– Но тебя тогда будут мучить… – я принимаю ее игру, но при этом хочу остановить такую хорошую, совершенно точно воображаемую девочку.

– Пусть, – мотает она головой. – Главное, чтобы ты жила! Ты – самое главное!

И вот тут я задумываюсь. Если бы я была ребенком, лишенным мамы, и могла бы ее спасти, на что бы согласилась? Я осознаю – на все. Может ли так быть, что в Аленке моя дочь живет?

– Скажи… Когда ты родилась, я была твоей мамой? – интересуюсь я у нее.

– Меня сделали из тебя, – опять совершенно непонятно говорит Аленка. – Поэтому ты моя мама, но если у меня получится, то будет живая мамочка… И папочка тоже будет! Я так хочу мамочку… – она всхлипывает, и тут уже моя очередь приходит ее обнимать.

Мы едим непонятное нечто, коим миски наполнены, Аленка о чем-то думает, а я просто пытаюсь представить, что сказанное ею может существовать на самом деле. Представляется с трудом, потому что верить в сказки меня это место отучило. Я не знаю, что это за место, сколько я времени тут и почему еще жива. Почему не сошла с ума, не умерла, не спряталась внутрь себя… Я просто хочу, чтобы это закончилось, хоть как-нибудь, все равно как… Если бы я могла, то сделала бы все возможное, чтобы не ходить тогда к этому странному доктору… Но уже поздно.

– У тебя дар творца, – отложив миску, объясняет мне Аленка. – Он у людей пока очень редкий, но кроме людей есть еще разумные, которые знают этот дар. Именно этот дар поможет тебя сместить в пространстве, понимаешь?

– Нет, – честно отвечаю я, потому что и в самом деле ничего не понимаю, на что она просто вздыхает.

– Даров великое множество, – будто лекцию повторяет, произносит Аленка. – Дар творца означает, что разумные ступили на следующую ступень развития и если они не нарушат законов Мироздания, то станут Творцами Миров. Очень-очень важно, чтобы ты выжила, поэтому я сейчас стану тобой!

И как-то незаметно она начинает меняться. Взяв меня за руки, Аленка смотрит, кажется, в самую мою душу, истерзанную и почти исчезнувшую, но пока существующую, и меняется. Вот лицо ее становится практически моим, вот на груди появляются цифры, но выглядят они не выжженными, а будто проектором сделанные, вот меняются ее руки и ноги. Вот ноги исчезают, растворяясь в воздухе… Спустя несколько мгновений она становится буквально зеркальной копией меня.

– Сейчас ты попадешь на другую… планету, – запнувшись, сообщает мне Аленка. – Там у тебя будет шанс на выживание.

– А как же ты? – цепляюсь я за ее руки.

– А я дам возможность им решить, что они всего добились, – улыбается она. – А потом тоже исчезну, но во времени… наверное. Я не знаю, как это точно работает, просто выживи, пожалуйста, хорошо?

– Я постараюсь… – обещаю я ей.

Мы обнимаемся и сидим так некоторое время. После увиденного я уже верю в то, что она может меня куда-то переместить, но при этом мне не хочется, чтобы такая хорошая девочка страдала. Наконец объятия расцепляются. Аленка не спрашивает меня, чего мне хочется, а чего нет, потому что она уже приняла решение. И я ничего с этим сделать не могу.

– Будь счастлива! – желает она мне, а потом что-то начинает делать, странно выгибая руки.

И тут вдруг камера исчезает. Я падаю с высоты на что-то твердое, вскрикнув от неожиданности. Как будто кто-то ждал моего крика, такое ощущение возникает, потому что вокруг вдруг становится светло. Это точно не моя камера и не место, где меня мучили. Значит… значит, я убежала?

Глава шестая. Сергей

Открывшие глаза, как удалось установить, полугодовалые малышки, смотрят на нас с Иришкой так, будто мы и есть их родители. Вылизывать их мы не можем технически, зато у нас есть специальные мягкие щетки – Сашка, сынок, позаботился о своих, отчего они вошли в аптечку. Именно поэтому малышки сейчас чувствуют все то же, что при вылизывании, в чем у них есть физиологическая потребность.

Трое маленьких котят, и опять девочки. Чем это вызвано, я себе пока не представляю. Материалы еще расшифровываются, но они совершенно точно теперь уже наши котята, потому что есть у меня такое внутреннее ощущение. Иришка сгребает всех троих в объятия, видимо, юность свою вспомнив. Лицо у нее такое… Особенное.

– Они только что глаза открыли, – сообщает мне любимая, озвучивая вердикт Вэйгу. – Так что…

– Никто и не сомневался, – улыбаюсь я, хотя сам и не подумал поинтересоваться этапом развития.

Только открыли глаза – значит, по рассказам Лики, первый, кого увидят, и есть родитель. А они нас увидели, поэтому совершенно точно навсегда наши котята. Все-таки почему именно девочки? Почему трое всего, это тоже очень серьезный вопрос, но о нем можно и позже подумать… Согласно докладу десанта, девочек, кстати, точно было больше, значит… Понятно, что значит.

– Командир, данные расшифрованы, – лаконично сообщает мне «Витязь».

– На экран госпиталя, – отвечаю я такой же краткой командой.

Нам нельзя сейчас отвлекаться от малышек – им нужно внимание родителей, да и питаться они могут только из наших рук, поэтому получают сейчас молочно-витаминную смесь, адаптированную под их организмы. Совсем маленькие котята напоминают и мне, и Иришке о времени, когда Саша с Витей были вот такими же малышами, отчего любимая улыбается.

– Анализ, – предупреждает меня «Витязь», демонстрируя на экране изображения котов и кошек. – Дикая цивилизация, считающая женскую особь священной и абсолютно всегда правой, уничижая мужские особи. Именно поэтому спасательные капсулы были рассчитаны только на женских особей.

– То есть выверт обратный тому, что у Иришки было, – вздыхаю я, понимая, что в контакт мы с дикой цивилизацией, как это ни смешно, не вступили – спасение детей выше инструкций.

– Было выпущено сорок спасательных капсул, – продолжает разум корабля. – Из них два десятка захвачены Врагом, и, кроме трех, остальные уничтожены.

На экране появляется изображение большого черного дискообразного корабля, нам хорошо знакомого. Он ведет огонь синими лучами по маленьким капсулам, стремительно разлетающимся от основного корабля. То есть очень хорошо нам всем знакомая по Витькиному протоколу картина. Все Человечество видело его бой, что означает… Враг напал на корабль котов, при этом девочки, то есть женские особи детского возраста, потом как-то оказались у Отверженных.

– Материнская планета котов погибла в результате неизвестной инфекции, – «Витязь» еще не закончил. – Этот корабль был единственным с выжившими.

– Дети? – удивляюсь я. – В смысле, только дети?

– Только дети, – соглашается со мной разум корабля. – По отчету Вэйгу – Космическая Оспа в инкубированном состоянии излечена вакцинацией.

Ну еще бы… Вакцина универсальна и берет все сразу, поэтому мы сейчас такие голодные. Еще малышкам надо имя дать, но это ждет немного, а что касается выводов – понятно, почему спасали девочек, и совсем непонятна связь Отверженных и Врага. Значит, надо будет выяснить, такое соседство мне не нравится.

– Витязь, продолжай движение по маршруту, – прошу я его, ибо сейчас занят.

– Необычно это все… – замечает Иришка, играя с малышками. – И опять девочки…

– И опять связь с Отверженными, – добавляю я. – Как котят назовем?

– Мурлыкательно, – хихикает она, вспомнив Сашку.

Ну, мурлыкательно так мурлыкательно, я не против. Сейчас придумаем имена маленьким котятам. Они у нас очень хорошие, и мы их, конечно же, любим. Дети же, как не любить? Иришка очень хорошо это понимает, хотя поначалу, помнится, много плакала от нашей любви. Но мы разумные существа, и с нашей точки зрения иначе быть не может.

– Марфуша, – в задумчивости гладит котенка с белыми ушками Ириша. – Ну ты посмотри, ведь настоящая же Марфушенька.

– Согласен, – киваю я, гладя остальных, чтобы им обидно не было. – Тогда… Марина? – поименованный котенок радостно улыбается, будто уже понимает.

– И… – Иришка задумывается.

– Иришка тоже мурчательное имя, – сообщаю я любимой жене. – Пусть ее зовут как маму.

И вот тут любимая замирает, а затем плакать начинает. Она не в голос, конечно, а просто слезы по щекам текут, да только малышкам без разницы – мама же плачет, поэтому через мгновение у нас дружный рев. Ну и мы принимаемся успокаивать наших малышек, беря их на руки. Поесть они поели, иммунизацию им провели, поэтому можно отправляться в каюту.

– Витязь, детские кровати типа «люлька» в нашу каюту, пожалуйста, – прошу я, потому что потянуться к коммуникатору не могу – руки заняты.

– Выполняю, – коротко отвечает он.

– Сейчас мы малышек уложим, – ласково говорю я доченькам. – Колыбельную споем, и будут они спать, пока мама и папа разбираются с наследием…

Улыбаются, мои хорошие, комфортно им, а это самое главное. Дети должны быть накормлены, комфортно устроены и в безопасности. Это абсолютное правило Человечества, как и всех наших друзей. Нам нужно сейчас спуститься на один уровень, а там и наша каюта, где доченьки смогут поспать. Коридоры у нас, как и везде во Флоте, серо-зеленого или темно-зеленого цвета, поэтому взгляд не раздражают, ну а дети просто оглядываются по сторонам, но ничего интересного тут нет.

Платформа мягко опускает нас на уровень ниже, при этом коридор совершенно не меняется, поэтому все внимание малышек отдано нам. Пройдя по коридору, ныряем друг за другом в открывшуюся дверь. Детские кровати уже в каюте – полукругом вокруг нашей, чтобы удобно было укачивать. Один из шкафов исчез, а на его месте – комплекс кормления и массажа малышек. Уже почти уснувших дочек наших.

И вот снова в тишине звучит колыбельная, еще мамина. Знакомая мне с детства, она стала любимой колыбельной детей и внуков, вот и сейчас малышки позевывают, затем засыпая. Ласковая мелодия буквально заполняет каюту, навевая воспоминания детства, отчего тянет улыбаться.

***

Пока малышки спят, мы движемся по своему маршруту, время от времени выходя в Пространство. Пустота и тишина, что, в принципе, нормально, учитывая, где именно мы находимся: тут навигации нет, и в то время, в котором мы находимся, и не было. Ни пригодных для жизни планет, ничего.

– Выход, – предупреждает «Витязь», и тут просыпается мой дар.

– Маскировку на максимум, – командую я.

– Выполняю, – отзывается разум корабля, через мгновение демонстрируя мою правоту. Иришка приглушенно вскрикивает, попадая сразу же в мои объятия.

В системе с явно мертвыми планетами у одной из них заметен черный корабль, пристыкованный довольно древней переходной галереей к кораблю-переселенцу времен Первой Эпохи. Тогда галереи прозрачными были, и это позволит нам сейчас рассмотреть, что именно происходит.

– Телескоп, – звучит короткая команда.

Витязь и сам прекрасно понимает ситуацию, отчего галерея приближается, увеличиваясь на весь экран. И вот в ней видны… люди. Есть те, кто целеустремленно идет в сторону «чужаков» во вполне обычном комбинезоне, но глаз цепляется за другое – насекомовидное черное страшилище, сверху которого что-то торчит. Я трогаю сенсор приближения и вздыхаю, ибо нечто подобное предполагал еще со времени появления Настеньки с детьми.

– Это костюм, – озвучиваю я увиденное. – Поэтому получается у нас…

– Люди и есть Враг? – безмерно удивляется Иришка.

– Возможно, так было не всегда, – я задумчив, потому что не сходятся концы с концами. – Но люди как-то сумели договориться… То есть Отверженные, выходит… Витязь, поправь меня!

– А что тут поправлять, – совершенно по-человечески вздыхает разум корабля. – Очень похоже на то, что черные корабли населяют Отверженные. Был такой термин в древности: «пиратство», вот именно это и напоминает.

Корабль Врага отходит от галереи, явно собираясь двигаться по своему пути, ну и мы за ним. Раз Отверженные и Враг союзники… а чем еще увиденное может быть? Так вот, если они заодно, то, следуя за «чужаком», мы можем набрести и на Машины следы. А потом прыгнем туда, где жила Лика, хоть я и не думаю, что сестренка там. Есть у меня такое внутреннее ощущение.

– Следуем за ним, – озвучиваю я свое решение. – Установи метку.

Почти неслышно отстреливается метка, чтобы мы не потеряли Врага в субпространстве, затем «Витязь» занимает позицию преследования, а я на всякий случай активирую оружейный комплекс. Кто знает, что натворит «чужак», особенно если это Отверженные. Иришка все понимает, кивнув мне. Она выводит на экран изображение малышек, чтобы вовремя среагировать, если проснутся, дальше же мы скользим вслед за нарушающим правила навигации Врагом. Уход в субпространство прямо из звездной системы – это очень глупый шаг, и закончиться может непредсказуемо, но нам сейчас необходимо не выпустить Врага из визира, поэтому мы тоже нарушаем инструкции.

– Как ты думаешь, куда он летит? – интересуется у меня Иришка.

– Витязь не зря о пиратстве сказал, – замечаю я. – Возможно, это ему что-то напомнило.

– Напомнило историю Первой Эпохи, – сообщает мне разум корабля. – Вспомнишь историю, командир?

И тут до меня доходит. Историю я, конечно, давно изучал, просто очень давно, но вот произошедшее на заре расселения помню. Это все помнят: Отверженные тогда еще не были таковыми, но вот они решили, что грабить проще, чем созидать, принявшись нападать на корабли и даже планеты, пока наконец люди не собрались, чтобы наказать нехороших себе подобных. «Витязь» мне сейчас намекает именно на эту историю. Что же, вполне вероятно…

В субпространстве довольно скучно, мне мой дар ни о чем не сигнализирует, поэтому просто ждем. Интересно, конечно, куда и зачем летят эти неразумные, но мы это рано или поздно сами узнаем. Тем не менее я готовлю оружейную систему для уничтожения черного корабля. Инструкции написаны кровью, и, если обстановка внезапно станет боевой, не хотелось бы судорожно искать, чем защититься.

– Враг всплывает, – сообщает мне «Витязь» о том, что черный корабль выходит из субпространства. Вот тут оживает мой дар, буквально заставляя вжать сенсор накачки орудия главного калибра.

Медленно, не торопясь, текут секунды. Мы тоже выходим в Пространство, готовясь маневрировать. И вот тут я вижу, куда стремился черный корабль – на помощь собрату. Очень знакомый мне внешне звездолет отбивается от атак Врага, к которому присоединяется и вновь прибывший. Странно, я и не помню, чтобы у друзей были сообщения о таких боях. Возможно, тогда, в нашей истории, корабль полностью уничтожили?

– Нападение на друзей, – констатирует разум корабля. – Принимаю сигнал бедствия.

Все, время размышлений закончилось. Мои пальцы пробегаются по сенсорам боевой консоли, главный калибр разряжается в сторону удачно висящих на одной линии кораблей Врага, после чего я добавляю им всем, что есть. Бой заканчивается как-то очень быстро, но это чистое везение – они не ожидали нападения с тыла.

– Маскировку отключить, – приказываю я. – Сигналы приветствия братьев по разуму по протоколу Первой Встречи. Нюзин в рубку.

– Но это же Друзья! – не понимает моих команд Иришка.

– Они стали Друзьями спустя три года, любимая, – улыбаюсь я ей. – А сейчас у нас как раз первая встреча.

– Принимаю сигнал, – сообщает мне «Витязь». – Приветствие и благодарность.

– На экран, – командую я и, встав из-за консоли, исполняю церемониальный поклон приветствия. – Здравствуйте, друзья! – улыбаюсь появившимся на экране.

– Здравствуй, – отвечает мне птицеподобное существо. – Мы не знаем тебя, кто ты, спасший нас?

– Я человек по имени Сергей, – объясняю я, а затем задумываюсь и говорю правду: – Мы встретимся только через три года. Но я не мог пролететь мимо.

Объяснив друзьям, что нахожусь в поиске «птенца из моего гнезда» – так звучит «член семьи» в их понятийной базе – рассказываю о Человечестве, наших критериях разумности, позволяя говорить и им. Хотя о друзьях мы знаем многое, все-таки столько лет, я жду, пока они выскажут свою часть приветствия братьев по разуму.

– Мы никому не расскажем, человек Сергей, о спасении, – произносит Акирл, так зовут моего нового друга. – До того срока, когда это будет уже можно.

Они отлично понимают опасность временных аномалий, потому действительно промолчат. Но вот что-то мне подсказывает, что точно так же было и в прошлый раз, а потому уже оправдано все, нами сделанное. Теперь бы еще Машутку найти, и будет совсем прекрасно.

– Вася, – трогаю я сенсор, – десант на обследование того, что от Врага осталось.

– Выполняю, – коротко отвечает Василий, но со связи уходит не сразу, поэтому мы с Иришкой еще некоторое время слышим отголоски его удивления на флотском наречии. Его можно понять, все-таки корабли Врага…