Kitabı oku: «Уйти или остаться?», sayfa 4
А теперь обратимся к тому, что обозначено в названии главы – к формуле жизни. Не могу утверждать, что такая формула существует, но кое-какие рекомендации рискну предложить вашему вниманию.
Понятно, что надо бы вести здоровый образ жизни, но почему-то не всегда так получается – то ли затягивает нездоровая среда по причине слабости характера, то ли плохая наследственность мешает, а может быть и так, что горишь и сгораешь на работе, не жалея себя. Бывает, что возникает риск потерять здоровье в результате неурядиц в личной жизни, но этой теме посвящена одна из предыдущих глав. Так что же делать? Если скитанья по докторам стали неизбежны, тогда не спешите верить всему, что они вам говорят, особенно если ссылаются на рекомендации Минздрава. Желательно провести сравнительный анализ советов нескольких врачей из частных клиник. Но если внутренний голос подсказывает, что врач думает прежде всего о том, как бы выкачать из вас побольше денег, тогда всё, что вам остаётся, это тут же встать и немедленно уйти. А дальше уж куда кривая вывезет…
Итак, вроде бы нашёл надёжное решение, хотя сомнения всё же остаются – а вдруг я ошибаюсь, и врачи желают нам добра, всё делают исключительно из лучших побуждений?.. Так и не успел найти ответ, потому что мысль была внезапно прервана сообщением, которое пришло по интернету: Ося извиняется за то, что случилось по завершении ужина в «Савое», и приглашает в гости. Может, он развеет мои подозрения относительно квалификации врачей и роли медицины в нашей жизни?..
Я прохожу через отделанную каррарским мрамором то ли аркаду, то ли подворотню. Миную двор с крохотным бассейном, где тихо плещутся золотые и оранжевые рыбки, и чуть поодаль в зарешёченном вольере что-то бормочет в полусне павлин. А вот и дом – бронзовые львята у подъезда, колоннада, массивная кованая медью дверь, и всё это увенчано огромным куполом. Словом, всё, как и положено, не хватает только флага. Да, здешний хозяин от скромности не должен помереть…
И вот уже поздний ужин плавно перетекает в задушевную беседу.
– Я, Вовчик, вам как Шаляпин Бунину скажу…
Эти вполне невинные слова заставили меня насторожиться, и даже недавний хмель из головы выветрился напрочь. Сравнение с Буниным любому литератору приятно, однако намёк на длительную эмиграцию положительных эмоций у меня не вызывал. Мне, в сущности, и дома хорошо, да и не сделал я ничего такого, чтобы рассчитывать на тёпленькое местечко где-нибудь в Париже или в Лондоне.
Тем временем Ося продолжил монолог:
– Я не пожарный, чтобы вас спасать по первому же требованию. Бросьте вы, дорогой мой, со всякой московской шантрапой водиться вроде всей этой совковой знати и прочих чинодралов-прихвостней! От них у вас одни лишь неприятности, не считая скудной пенсии. Кто мы и кто они?! У них же за душой, кроме Васисуалия блаженного и Кузьки Минина в холщёвой рубахе, подпоясанной пеньковою верёвкой, буквально ничего. Они же голь перекатная, босяки, холопы в двадцать пятом поколении, у них интеллекта ни на грош! – Ося перевёл дух и продолжал уже более спокойным тоном: – И совсем другое дело мы. У нас своя элитарная среда, выращенная в согласии с новейшими методами передовой науки. Можно сказать, целая оранжерея властителей дум и аристократов духа. Кто как не мы такого признания достоин?
– Ну, Ося, ты на этот раз не прав, – я хоть и испытывал к Осе благодарность за то, что накормил роскошным ужином в «Савое», но согласиться с ним означало бы подвергнуть уничижению всё то, что когда-то было для меня так дорого и неоспоримо, потому и говорю: – Аристократию духа, на мой взгляд, естественный отбор определяет, прежде всего. Многих уже забыли, а вот Карамзина мы помним. И Ключевского с Бердяевым, и Добролюбова. Тот же Сахаров упорно лез на трибуну съезда не только потому, что ему Боннер нашептала на ушко. Просто со временем почувствовал свою ответственность перед людьми. Если тебе многое дано, надо и отдавать людям тоже много.
– То есть аристократия определяется последействием, так сказать, по факту и делам, исключительно историческим путем? Я правильно, Вовчик, понимаю? Только по прошествии времени и в соответствии с тем, что подскажет память?
Ося никак не унимался, и не понятно было, зачем он вообще затеял этот разговор.
– Ну не присваивать же человеку звание аристократа ещё до того, как он успел что-то сотворить или вообще сподобился произнести хотя бы что-нибудь толковое. Для того, чтобы такое произошло, потребуется время. Кстати, Ван Гога, в моём понимании, аристократа постимпрессионизма, оценили даже не сразу после похорон. То же произошло и с Модильяни. Видимо, для всеобщего признания желательно, чтобы человек умер. Иначе зависть, интриги, конкуренты, где уж тут его достоинства-то оценить?
– Так, так. Ну а как же неоценённые заслуги? Их-то куда денете, если, к примеру, из ныне здравствующих кто-то незаслуженно забыт? – в словах Оси вроде бы наметилась обида.
– Незаслуженно, это как? Не заслужил? Или заслуг навалом, а его забыли? Или нет заслуг, а его вдруг вспомнили? Да с какой стати? – тут уже я начал заводиться, поскольку Осины вопросы начали меня доставать. – Может быть, всё проще, то есть у людей нет потребности помнить об этом человеке, воспоминание о нём ничего не даёт ни сердцу, ни уму.
– Вовчик! Ну что вы заладили про душу, да про ум, – Ося скорчил омерзительную рожу и после короткой паузы продолжил: – Про горе от ума, небось, слыхали? А всё потому, что ум – это штучный товар и в основном предназначен для элиты. То есть каждому при рождении достаётся малая толика этого ума, а всё остальное не тронь, оставь достойным людям для употребления. И чем более достойные граждане распоряжаются всей этой уймой некоего, я бы сказал, мирового интеллекта, тем более выдающиеся результаты в итоге получаются, – Ося с явным удовлетворением огляделся по сторонам, словно бы предлагая мне оценить, как путём переработки того самого глобального ума появляется реально ощутимое богатство.
– Но, Ося, насколько я понимаю, главный вопрос состоит в том, кто будет решать, достоин ли, к примеру, я. Да и возможно ли в принципе такое?
– В этом-то и дело! – вдруг завопил обрадованный Ося, как будто именно этих слов с самого начала разговора он от меня и ожидал. – То есть, тут проблема именно в том, кто! Я ведь только об этом и толкую. Ну кто как не я поможет устранить всё, что искажает требуемый умственный настрой. Мои методы хорошо известны. За небрежность терминологии поднадзорных розгами порю, за нарушение логики сажаю в долговую яму. Ну а за более серьёзные проступки… – тут Ося проворно подскочил и, злобно похихикивая, хлопнул меня ладонью по спине, – ну, ты, наверное, уже догадываешься, что тебя при этом ожидает? Так что будь добр, давай-ка не будем препираться, – подытожил он, снова переходя на ты.
Странная, надо сказать, манера – то «ты», то «вы», что характерно всего более для провинциальных дам и недоучившихся столичных аспирантов.
– Да я вроде бы ничего такого не имел в виду… – осторожно возразил я, недоумевая, о каких таких поднадзорных и о какой яме он мне только что твердил. Впрочем, если имеется в виду плата за тот ужин в «Савое», тогда я у Оси по уши в долгах, это само собой разумеется, а потому неопровержимо.
– Вот это-то и скверно! – Ося продолжал настаивать на своём, и куда его на этот раз несло, мне понять по-прежнему не удавалось. – Скверно то, что у тебя чёрт-те что творится в голове, даже когда что-то пишешь. Я тебе больше скажу, сомнения вызывает не только голова, но и во всём твоём организме есть ещё много неизученного. – Ося снова, в который уже раз упёрся взглядом чуть пониже моего пупка, будто не было во мне ничего более заслуживающего его внимания. – Словом, Вовчик, прежде чем открыть перед тобой дорогу, которая безусловно приведёт к успеху, надо бы посмотреть, что там у тебя внутри. Можно ведь и такое предположить, чем чёрт не шутит – а может, ты у нас заразный?
Аргумент, что ни говорите, был убийственный, особенно, если учесть мою личную заинтересованность и в популярности среди читателей, и в сохранении здоровья. Что ж, я не возражал.
– Нуте-с, вот! – Ося уже потирал руки в предвкушении чего-то такого, о чём мне пока не полагалось знать, я же с нетерпением и некоторой внутренней дрожью ожидал, какую же каверзу он мне на этот раз устроит. – Наше сознание, Вовчик, как тебе, наверное, уже известно, находится в мозгу, мозг в голове, а голова обретается на шее, – при этом Ося выразительно покрутил кудрявой головой. – Некоторые вульгарные марксисты-экспериментаторы предпочитают сначала вдребезги разбить пациенту голову, а уж потом начинают изучать, что у него там внутри, в мозговых извилинах. Это если что-то сохранилось. Я же намерен пойти по более либеральному пути, то есть запустить в твою кровеносную систему несколько миниатюрных зондов, совсем крохотных, этаких зондов-червячков, которые будут очищать организм от всякой ереси и скверны, а заодно должным образом направлять твою мысль, даже подсказывать нужные слова и вообще – осуществлять круглосуточный надзор на уровне головы, печёнки и некоторых других интимных органов, – Ося снова захихикал. – Эй, Вовчик, ю андерстенд? Полагаю, что кое-какие элементы внутреннего контроля с моей квалифицированной помощью уже внедрились в твою кровь во время давешнего ужина.
Я вздрогнул. Мне показалось, что толстый чёрный червь ползёт вдоль по моей аорте, покусывая по пути следования всё, что попадётся на его пути. Хоть красное кровяное тельце, хоть белое – всё сойдёт, когда голодный. Вот червь обозрел систему сердечных клапанов, мельком глянул, что творится в прокопченных бронхах, и, убедившись, что там, к сожалению, поживиться нечем, стал понемногу подниматься выше, к тому загадочному, волнующему воображение веществу, что скрыто в черепной коробке. Однако вот ведь незадача! Оказалось, червь по дороге так нажрался, что дальше ему, как ни крутись, как ни вертись, но точно не пролезть. Ну нет, так ведь нельзя. Надо что-то делать!
– Эй, доктор! – это кричу я, сам вроде бы не желая того внезапно превратившись в раздосадованного неудачей червяка. – Авария! Срочно принимайте меры!
И как отдалённый звон колоколов к заутрене, насквозь пронизав нежные жировые и кожные покровы, до него, то есть теперь уже до меня, ползущего по венам и артериям, длиннющего и мерзкого червя, донёсся голос Оси:
– А ну-ка, раздевайся и на стол!
– Ося, может быть, не надо? – взмолился я, уже снимая штаны и тем самым демонстрируя свою готовность положить последние остатки целомудрия на алтарь научного прогресса.
Но Ося был неумолим:
– Голубчик, что за мерзкая привычка то и дело манкировать служебными обязанностями. Откуда в вас столько тупого, я бы сказал, напыщенного эгоизма? Нельзя же так настойчиво скрывать то, что у вас внутри. Впрочем, сейчас мы и посмотрим, надо же определить, что там у нас произошло и как следует усовершенствовать мою методу, – с этими словами Ося взял со стола огромный никелированный тесак, и, напевая свою любимую арию из оперы «Псковитянка», стал примериваться, откуда ему удобнее было бы начать.
– Осик, дорогой, тебе помочь? – писклявый голос незабвенной Лёли раздался из звуковой колонки компьютера, а пышущее неженской ненавистью лицо внезапно возникло на дисплее. – Осик, у меня же есть богатый жизненный опыт. Я всегда прежде исполняла обязанности операционной сестры, когда ты бывал немного пьян и требовались услуги ассистента.
– Спасибо, голубушка! Помогать мне нет нужды, поскольку Вовчик никуда уже не денется. А впрочем, подержи-ка его за ноги, чтобы не брыкался.
Из дисплея внезапно появились две огромные волосатые ручищи и, схватив меня за щиколотки, намертво прижали их к столу! И откуда только у виртуальных баб такая силища берётся, когда требуется надругаться над мужским достоинством?
Веня тем временем всё никак не мог выбрать место на моём животе, где следовало бы начать, и потому ходил вокруг стола кругами, напевая и бормоча себе под нос:
– От пупка иль от мошонки, от мошонки до пупка ль… – и наконец, отчаявшись найти точку приложения тесака, бросил его на пол: – Нет, ну вы только подумайте, до чего же довели страну!
Господи! Да от кого я это слышу!..
Только теперь я понял, для чего Ося пригласил меня – и в тот раз на ужин, и сейчас к себе домой. Я первый среди многих, на мне собираются проверять новую методику. А ну как всё закончится трагическим исходом? Нет, с такими мне не по пути – уж это точно! Мало того, что собираются принудительно прочищать мои мозги – а для чего ещё нужны эти их черви-зонды? – так ещё и разрежут, выпотрошат, а потом на меня же все свои неудачи спишут. Скажут, мол, народ до понимания того, в чём его безмерное счастье заключается, так и не дорос. Так и не оценил предложенную ему кучу всяческих свобод и клятвенное обещание повсеместного обжорства. Да лопайте вы сами, если уж на то пошло! Только, желательно, чтобы где-нибудь подальше от меня. По крайней мере, тогда настал бы конец моим мытарствам и Осиным манипуляциям над моим несчастным пузом.
Был бы он и вправду меценатом, благодетелем, я бы ещё подумал, оценил возможные последствия, но в нынешних, весьма прискорбных обстоятельствах мне ничего другого не оставалось, как выбрать самый радикальный путь. И вот пока Ося в поисках то ли подходящего инструмента, то ли источника для пополнения моральных сил бродил по комнате, задумчиво что-то теребя в затылке, я изловчился, пнул волосатую ассистентку ногами в грудь, которая потными сиськами маячила на дисплее, свалился со стола на пол, затем недолго думая встал на четвереньки и пустился на утёк. А там уж, с ходу протаранив дверь, скатился вниз по лестнице до самого выхода из дома.
Глухая ночь раскрыла мне свои объятья. А кусты жасмина под окном позволили соорудить нечто вроде юбочки – ну не идти же до дома голышом! К счастью, добряк-таксист довёз меня, что называется, в кредит, а я потом уже деньги перевёл ему на банковскую карту.
Глава 6. Ведьмин круг
А не подать ли мне на Осю в суд? Скажем, за попытку изнасилования в особо извращённой форме. Такая мысль нередко возникает, когда сталкиваешься с явной несправедливостью, а тут и вовсе чёрт-те что – ну разве допустимо так издеваться над законопослушным гражданином? Только ведь у него и мэр наверняка в друзьях, и адвокатов уйма. Вместо ответа на вопрос расскажу ещё одну реальную историю – если кто-то сомневается, могу ознакомить с документами. А началось с того, что в дом, расположенный в двух минутах ходьбы от Патриаршего пруда, осенью 2005 года пришли незваные гости. Сразу с порога заявили:
– Ваш дом старый, уже полсотни лет стоит без капитального ремонта, вот-вот может развалиться. Так не хотите ли переехать в новую квартиру, скажем, в Бирюлёво или в Бутово?
Все жильцы единодушно отказались – привыкли жить на Большом Козихинском, здесь и людей, знакомых с детства, много, а в получасе ходьбы Большой театр, не говоря уже о ГУМе, ЦУМе. К тому же дом хоть и довоенной постройки, но кирпичные стены едва ли не в метр толщиной, а перекрытия из лиственницы в идеальном состоянии, недавно проверяли. Это и понятно – дом строили для приезжих специалистов из Германии, а они не станут жить в какой-нибудь халупе.
Прошёл всего лишь месяц, и вот каждого жильца приглашают в суд – якобы дом в аварийном состоянии и непокорные жильцы подлежат принудительному выселению. Двое сразу сдались, а остальные решили побороться, ну вот и я… А дело в том, что в доме жили моя мама и сестра, да и я обитал там много лет, пока не купил себе квартиру на юго-западе Москвы. Так что собрался защищать не только близких мне людей, но и в каком-то смысле своё прошлое.
Для начала изучил жилищное законодательство, прочитал Гражданский и Гражданско-процессуальный кодексы, Конституцию, ознакомился с аналогичными делами, прошерстив весь интернет, и только после этого стал разбирать то, что прислали из Департамента жилья ЦАО города Москвы. Иск был основан на распоряжении Валерия Шанцева, тогдашнего заместителя мэра Москвы Юрия Лужкова – там было чёрным по белому написано: выселить с предоставлением квартиры в указанном районе, то есть где-то на окраине Москвы. Сразу стало ясно, что на лицо два грубых нарушения: во-первых, выселение оформляется постановлением московского правительства, что предполагает кое-какое обсуждение и дискуссию, а во-вторых, в законе прописана альтернатива, то есть выплата выселяемым гражданам стоимости их жилья, чтобы могли самостоятельно купить себе квартиру в любом районе.
Обнаружив эти «неувязки», решил судиться со всеми – с Департаментом жилья ЦАО, с префектурой ЦАО, которая приняла решение о выселении на основе «писульки» Шанцева, ну и конечно же с правительством Москвы. Первым делом предстояло отбиться от иска Департамента жилья, и более того, опровергнуть все их аргументы – для этого я подготовил возражение из восьми пунктов. И что удивительно, сработало – на суде представитель департамента имел бледный вид, что-то лепетал невнятно, а мне предоставилась стопроцентная возможность добиться признания иска незаконным. Однако в это время сестра вела переговоры с департаментом по поводу предоставления жилья не в Бутово, а в другом районе, где-нибудь поближе к центру города, так что отклонять иск не имело смысла – надо было только убедить чиновников, что с нами шутки плохи. Рассмотрение дела по моей просьбе отложили, а дальше начинается самое интересное.
В Таганском суде должны были рассмотреть мой иск к префектуре ЦАО. И вот сижу у двери зала заседаний, вид у меня вовсе не воинственный, скорее удручённый, поскольку выступать с иском против префектуры – это же совсем не то, что уличить юриста Департамента жилья в бездарности. И тут мимо проходит судья, обращается ко мне:
– Это по вашему делу будет слушание?
– Да.
– Ну что ж вы приуныли? Сейчас во всём разберёмся, и нечего переживать.
Судья прошёл в зал заседаний, а я сижу в предбаннике и жду. Через некоторое время из зала выходит тот самый судья и уже не глядя на меня куда-то направляется чуть ли не бегом – судя по всему, вызвали к начальству. Жду полчаса. Дальше рассказывать не буду – зачем, если во время заседания судья моих аргументов словно бы не слышал. Единственное, чего удалось добиться – дело отложили до завершения слушаний по моему иску к правительству Москвы, которые должны были состояться в Тверском суде. Только выйдя из здания Таганского суда я сообразил, что за полчаса председатель суда так обработал моего судью, что доказывать ему что-то было бесполезно.
По той же схеме проходило итоговое заседание в Тверском суде по моему иску к московскому правительству, за исключением того, что представитель ответчика не являлся в суд четыре раза. Ну а моя кассационная жалоба в Мосгорсуде была рассмотрена без затяжек, всего за несколько минут с вполне понятным результатом…
Однако в Краснопресненском суде дело ещё не закончилось. Прихожу туда и что же выясняется: прежнего судью отстранили от ведения дел, вроде бы даже обвинили в беспробудном пьянстве. Назначили нового – ранее он имел дело только с уголовниками. Юрист из Департамента жилья тоже новый – прежнего перевели куда-то на окраину Москвы. Ну а прокурор поразил наплевательским отношением к Гражданско-процессуальному кодексу – посреди заседания с разрешения судьи ушёл, когда понадобилось получить указания от своего начальства. Результат известен: судья признал законность распоряжения Шанцева о выселении.
Вероятно, сведущий в таких делах читатель скажет, что, коли принято «высочайшее» решение выселять, так оно и будет, и нечего понапрасну тратить время на всякие там разбирательства. Да я бы и не стал туда влезать, если бы не получил возможность ознакомиться с решением суда по делу о выселении жителей дома на улице Красина – жильцы там победили Департамент жилья. Уже гораздо позже в разговоре с одной начальственной дамой из этого департамента я так и объяснил ей свою настойчивость: у них же получилось, так почему не должно получиться у меня? Тем более и адвокат там был никудышный – я убедился в этом во время слушаний по аналогичному делу. Но всё оказалось очень просто, даже примитивно: выслушав меня, дама только улыбнулась, не произнеся ни слова, ну а я понял, что без взятки там не обошлось. Выходит, сплочённый коллектив жильцов всё-таки способен одержать победу в конфликте с властью! Если только нужную сумму наскребёт.
К этому времени сестра уже добилась снисхождения от чиновников Департамента жилья – на этот раз предложили квартиру недалеко от уголка дедушки Дурова, всего в полукилометре от Садового кольца. Вроде бы на этом можно успокоиться, но я попытался довести дело до конца. С некоторым опозданием обнаружив неувязки в акте о признания дома аварийным (речь о доме на Большом Козихинском), обратился в РОВД по месту расположения организации, выдавшей такой вердикт, с обвинением в искажении фактов. И вот через некоторое время меня вызывает дознаватель и кладёт на стол акт о признании того же дома подлежащим… капитальному ремонту. Как это так? Оказалось, что после того, как Департамент жилья обратился в суд с требованием о выселении, та самая организация изготовила новый акт – видимо, подстраховались на случай, если кто-то обвинит в фальсификации, и не зря. А у меня остался лишь один вопрос, который немедля задал лейтенанту-дознавателю:
– Как такое безобразие возможно?
Лейтенант ответил вопросом на вопрос:
– Вы что, не понимаете, в какой стране живёте?
Такие вот дела. Но при чём же здесь тот самый ведьмин круг? Здесь же речь идёт о людях, а не о грибах – это говорушки или рядовки нередко образуют круг в лесу, можно набрать полную корзину. Однако не приведи господь оказаться внутри такого круга, когда наивно надеешься добиться справедливости – куда не повернёшься, везде одно и тоже, и вот стоишь и думаешь, как поступить. Разорвать этот круг не в силах, можно лишь добиться снисхождения, если очень повезёт. А потому дам такой совет: судиться с властью не имеет смысла, поскольку всегда и во всём прав тот, у кого больше прав. А в качестве доказательства расскажу ещё одну историю.
Представьте, что некий гражданин, выйдя на пенсию, решил заняться литературным творчеством и заключил лицензионное соглашение с компанией, распространяющей электронные книги. За проданные книги ему начислялось вознаграждение, составлявшее в среднем двести пятьдесят рублей в месяц – от двадцати до тридцати рублей за каждую книгу. И вдруг он узнаёт, что пенсия его не индексируется и более того, он лишён региональной социальной выплаты, а в сумме это составляет более четырёх тысяч рублей, – всё потому, что теперь считается работающим пенсионером. Мало того, ещё и требуют возмещения убытков, причинённых государственному бюджету Российской федерации!
Конечно, можно прожить и без этих доплат от щедрот государства – много ли пенсионеру надо? Но возмутило меня в этой истории, по сути, хамское отношение, да и положения Конституции нарушены – ну о какой справедливости может идти речь при таком раскладе? Подумалось: а не подать ли в суд на правительство России? Однако этого блюда я уже накушался…
Воображения писателю не занимать, и вот представил я себе, что оказался на приёме у президента. Рассказал ему всё, так мол и так – с пенсионером поступили несправедливо.
Реакция была мгновенная – президент нажал на кнопку селектора и приказал вызвать на ковёр премьер-министра. А затем развёл руками:
– Ну что прикажете мне с ними делать? Пороть? Так вроде бы запрещено, – и словно бы в оправдание того, что произошло: – Не могу же я заниматься делами каждого пенсионера, ведь никаких сил тогда не хватит. Но в одном вы правы, это безобразие! – и после паузы: – Так почему же он не жаловался?
