Южное небо…
Звездное небо…
В воздухе – томный зной.
Вечер, как вечность…
Смуглые плечи:
женщина – рядом со мной.
Как пожилой плейбой,
призывно и страстно воркует и стонет прибой.
Подожди!
Еще не поздно.
Погляди
на эти звезды!
Подожди!
Посидим.
Еще не поздно.
Мир замирает:
где-то играют
медленный, знойный блюз.
Слушай, не слушай —
мучают уши
страстные стоны: «Люблю!»…
Ночью готов любой
нырнуть в этот сладкий сироп под названьем «любовь»,
чтобы в нем,
под звуки блюза,
погрузиться
в мир иллюзий
и забыть
обо всем,
под звуки блюза.
Терпкий, до боли,
запах магнолий.
Ласковый теплый пляж.
Новые встречи,
нежные речи… —
все спешат на кобеляж.
В переплетеньях тел
забыто давно, где своя, где чужая постель…
Не спеши!
Еще успеем…
Не спеши!..
Чуть-чуть скромнее!..
Согрешить,
без души,
всегда успеем.
Если б не старость,
сбросив усталость,
смог бы я тоже, но…
стоит представить,
сколько осталось… —
лучше уж в порнокино!
Вдруг, не дай Бог, влюблюсь
под этот курортный волнующий, чувственный блюз…
Пусть своим
здоровьем платит
тот, кто мнет
любое платье,
а для нас —
преферанс
в своей палате.
Ночь рассыпала чёрные волосы
По земным… неземным!.. округлостям…
И зовёт меня зримым голосом
Вызывающей лунной смуглости.
Что-то шепчет, вздыхает обиженно,
Волосами щекочет лицо мое,
И в глаза мои неподвижные
Звезды падают невесомые.
И бормочет арык вполголоса…
Пахнет дыней чарджуйской спелою…
И сплетаются черные волосы
С волосами моими – белыми.
Ночь-красавица! Гурия райская!
Луноликая пери восточная!
Так доступна, нежна и ласкова!..
Так прекрасна, и так… настойчива!..
Разве мог бы я не понять ее,
Изнывающую от желания,
Ощущая ее объятия,
Опьяненный ее дыханием?..
И ко мне прижимаясь, с жадностью,
Зовом плоти бесплотной терзаема,
Ночь ласкает меня… безжалостно!.. —
Ненасытна и неосязаема…
Шепчет страстно и властно: «Иди ко мне!..
Это Вечностью нам завещано…
Ну, иди же!..», – и я растворяюсь в ней,
Как когда-то – в любимой женщине!..
И Вселенная мчится навстречу нам!..
И ни боли нет, ни усталости!..
И сливается молодость вечная
С одинокой моею старостью!..
И – свобода в нас! Неудержимая!
Отрешен от земной круговерти я!..
Только что это?.. – новая жизнь моя?..
Или – смерть?.. Или это – бессмертие?!..
Ферганская долина. Август 2008 г.
Горький праздник в моей беспокойной судьбе:
Я вернулся домой. Я вернулся к тебе,
Мой отчетливый сон… и невнятная явь.
Здравствуй, детство моё! Здравствуй, юность моя!
Сколько лет?.. сколько зим?.. сколько черных ворон
Пролетело с тех пор, как на этот перрон
Я однажды пришел, чемодан уложив,
Чтоб уехать в свою суматошную жизнь?..
Здравствуй, город родной! – говорю я, любя, —
До чего же ты стал не похож на себя!..
Где твой сдержанный лоск, что был строг, как гранит?
Почему ты его не сумел сохранить?
Город-интеллигент!.. К торгашей торжеству,
Ты все больше и больше похож на Москву:
Тот же блеск мишуры… те же вопли реклам…
Те же толпы приезжих, скупающих хлам…
Жадный пир нуворишей… и жалкая жизнь
тех, кто вышвырнут ими, обманом, в бомжи.
Те же трещины старых облупленных стен
И помпезный фасад для почетных гостей,
Где торчат, словно свечки, твои маяки,
Как в ватрушке с вареньем… из серой муки.
Можно выстроить банк, можно вылизать Центр…
Только толку в том – грош!.. (или, правильней, – цент?) —
Та же сытая власть!.. Но страшнее всего —
Разобщенность людская. И вот уж чего
Я никак, хоть убей, осознать не могу:
Как же ты, гордый город, не сданный врагу,
Переживший блокаду, сейчас – полный сил —
Метастазы фашизма в себе прорастил?
А кругом – суета. Каждый – сам по себе,
В непрерывных заботах о личной судьбе:
Как бы что ухватить… где бы что-то урвать…
Для себя… для семьи… на других – наплевать!..
Отодрать свой кусок – и бежать поскорей,
Запереться в своей персональной норе.
Бедный мой Петербург!.. Не во сне. Наяву.
Извини… я иначе тебя назову:
Здравствуй, мой Ленинград! Ты меня узнаешь?
Я тебе благодарен за детство свое,
За прекрасную юность, за каждый мой день
Среди добрых, спокойных и честных людей.
Это – счастье, что нам приходилось расти
В коридорах твоих коммунальных квартир,
И на звезды смотреть редкой ясной порой
Из колодцев твоих грязно-серых дворов.
И насколько же ярче была наша жизнь:
Мы умели любить, мы умели дружить
Бескорыстно и искренне – принцип таков! —
Без «гламурной тусни», без мобильных звонков,
Без хождений в «Рунет», без компьютерных игр,
Познавая, «в реале», изменчивый мир.
Тусклый неба квадрат иногда голубел.
Мы взбирались на крыши – гонять голубей
Или просто, с восторгом, смотреть с высоты,
Как под нами – ковром – расстилаешься ты.
И не нужен нам был интернетовский чат —
На катке и на танцах «кадрили» девчат,
И играл нам – вживую! – Иосиф Вайнштейн,
И смотрели, с улыбкой, на нас Крузенштерн,
Добролюбов и Глинка, Барклай и Крылов…
Даже строгие львы… – поощряя без слов,
Когда мы, после танцев, в субботние дни
Целовались на лавочках около них.
Мы любили читать, мы умели мечтать,
И сегодняшним – были мечты – не чета!
Эх!.. увидеть бы их воплощенными в жизнь —
Понеслась бы она так, что только держись!
Может, стал бы свободным, и впрямь, человек,
И в Искусство вернулся б «Серебряный век»,
И, пройдя сквозь эпоху финансовых бурь,
Ты расцвел бы, как прежде, мой Санкт-Петербург
Ст. Петербург, март 2011 г.
Первооткрывателю «джазовой поэзии» —
Джеймсу Мёрсеру Ленгстону Хьюзу
Посвящается.
Возвращаюсь!
Я старался всегда,
отовсюду, где был,
уходить без «войны»,
без взаимных обид,
не прощаясь.
Беззаботно,
Оставлял города —
даже те, что любил,
уходил от жены
в неустроенный быт
безработных.
Сто профессий сменил,
полный творческих сил,
никогда никого ни о чём не просил,
никогда никому не давал никаких обещаний,
По стране кочевал,
бомжевал, бичевал,
недовольный судьбой, что-то в жизни искал,
но мосты за собой никогда не сжигал.
Возвращаюсь!
Скажем честно:
Время быстро бежит,
мир прекрасен, но лжив,
и не стоит, ей-ей,
так уж им дорожить:
миг – и в бездну!
Если трезво
Оценить мою жизнь,
на весы положив, —
всё, что создал я в ней,
всё, что я совершил,
бесполезно.
Суета… суета…
впереди – пустота,
я смертельно устал, и уже – неспроста —
прозвучала труба, мой грядущий конец возвещая.
Но последний куплет
до конца не допет,
значит, надо дойти, значит, надо успеть,
значит, это судьба улыбается мне.
Возврашаюсь!
«Жил-был царь.
У царя был двор.
На дворе стоял кол.
На колу висело мочало…
Начинай сказочку сначала!
Жил-был царь… и т. д.»
(российский фольклор)
Из дискуссий и свар кулуарных,
из сонма сомнений и мнений,
Из болота
речей и статеек —
метановых пузырей,
В бесконечной
и вечной, как мир,
борьбе поколений
Снова
вылез вопрос
о герое сегодняшних дней.
И опять
в нашей жизни —
нелепой,
скандальной,
греховной —
Словно в юности давней,
отчетливо слышится мне,
Как отцы
своим детям
вменяют в вину бездуховность…
Поклонение Западу…
потерю российских корней…
Журналисты
из жареных фактов
(и это, наверное – клиника)
Лепят новых «героев»
для «желтых» газетных подвалов:
Сопляка
наряжают
в костюм нигилиста и циника,
Раздевают…
простите, до срама…
интеллектуала…
Коммунисты —
за кепки,
спецовки,
рабочие блузы…
Нацепив на себя их,
читают безусым мораль:
Дескать,
мы для вас всё! —
и театры,
и школы,
и вузы…
Позабыли,
бездельники,
«как закалялась сталь»?!..
Кто-то что-то невнятно бубнит,
катит ржавую бочку на власть,
Черной краскою
наше грядущее
мрачно рисует,
Демонстрируя бездну,
в которую может Россия упасть… —
Словно это
сегодня
кого-то,
действительно, интересует…
Ну, уж, нет, господа!
Эта песня сто раз перепета!
Молодых стариков,
как и старых циничных юнцов —
Тех, что вы
конструируете
в тишине кабинетов —
Нам сегодня,
пожалуйста,
больше не суйте в лицо!
«Наша жизнь,
господа,
есть громада немыслимой сложности.
В ней
ничто
не проходит бесследно», —
сказал знаменитый поэт.
Мы не сможем забыть
революций кровавые ножницы,
Искромсавшие
карту страны,
а попутно —
и весь белый свет…
Паренька
из российской деревни,
убитого где-то в Испании,
В год, когда,
рука об руку,
против фашистской чумы
Встали
Генрих и Шарль,
Федерико,
Эрнесто
и Ваня…
Может,
будь это нынче —
стояли бы рядом и мы!
Разве можно забыть —
христиане ли мы…
мусульмане… —
Всех,
погибших
на той —
самой главной
Священной войне?..
Тех, кто позже погиб,
неизвестно, за что,
в Афгане…
Кто сейчас погибает,
Бог знает, за что,
в Чечне…
Никогда
с пьедесталов
герои
не могут быть свержены —
Будут вечно стоять,
светлой памятью масс
осияны!
Героизм… —
он, по Далю —
отвага и самоотверженность —
То есть, то,
чем столетия
были сильны россияне.
Но сейчас
нам совсем ни к чему
героическая харизма —
Воля,
трезвый расчет
и умение думать —
важней.
И не нужно
в «ударном труде»
совершать чудеса героизма —
Нужно просто работать!..
на пользу себе… и стране!..
Без нелепых
стахано-гагановских
дутых рекордов,
Без авралов,
без спешки…
настойчиво…
Изо дня в день…
Игнорируя
«желтых» писак
окаянные морды,
Обывательский бред
и ораторскую дребедень.
Пусть не врут,
что сегодня
на подвиг способен не каждый!
Если, вдруг,
над Россией
набат загремит вечевой,
Мы поднимемся все! —
это было уже не однажды.
Это было, и будет всегда!.. —
Знать бы только,
во имя чего?!
«…Мы сегодня хороним Героя
Не как личность, а как понятие…»
Игорь Бахарев «Баллада о Герое», 1994 г.
Уважаемые литераторы! —
драматурги, поэты, прозаики,
графоманы-акселераты,
поэтессы – пушистые заиньки,
сценаристы и публицисты,
юмористы и мемуаристы,
желчью брызжущие сатирики,
пародисты и томные лирики,
начинающие и маститые,
голодающие и сытые,
доброхоты и злобные критики,
оптимисты, зануды и нытики,
очень важные и культурные
дамы окололитературные,
переписчики гимнов и прочие
сочинители од и элегий…
Я, пожалуй, скажу короче:
Дорогие мои коллеги!
Приношу вам свои извинения
за возможные инсинуации,
но… хочу предложить к рассмотрению
любопытнейшую ситуацию:
Вся Россия проблемой беременна
(озабочены все… повально):
«Кто – Герои нашего времени?
В чем – Идея национальная?».
Как ни странно, но обнаружилось —
хоть рожать все равно придется —
сколько б мы, господа, ни тужились,
разрешиться не удается.
Кто ответит на эти вопросы?
Кто поможет нам в этой беде?
Где же вы, господа философы —
генераторы новых идей?
Где вы, будущего провозвестники —
«Альбатросы» и «Буревестники»?
Где вы, вечные наши советчики —
«Инженеры душ человеческих»?
Где вы – те… (чтоб вам было пусто!)…
прежней школьной программе близкие,
теоретики от искусства —
Добролюбовы и Белинские?
Где вы, пламенные ораторы —
огнедышащие красавцы?..
Что ж молчим мы, друзья-литераторы,
словно это нас не касается?!
Напрягая мозги свои куричьи,
мы вздыхаем: «Вопрос не прост!..
Со времен Михаила Юрьича
задают нам этот вопрос.
Наши лидеры – те, которые
нас, черт знает, куда, ведут —
в сотый раз перепишут историю,
и опять нам его зададут.
Ну, а мы, как шуты и «халдеи»,
от усердия, землю роя,
превратим героев в злодеев…
возведем злодеев в герои!..
Ах, как, в прежнее время, верно-то
был распутан мнений клубок!
Для читающей публики – Лермонтов.
Для неграмотных – русский лубок.
А в лубке – герой!.. да на все времена!..
порубавший мильён голов!
Сапоги гармошкою – в стременах!
Шашка вострая – наголо!
На него и буденовку можно надеть —
будет красный герой-командир,
а для ярых сторонников белых идей —
можно выбрать казачий мундир…
Бурку на плечи брось – и, в вихре атак,
дворянин-золотопогонник…
Та же бурка, но позже – и мчится… на танк…
генерала Доватора конник…
Можно дать вместо шашки ему кирку
и отправить в забой – тогда,
если вымазать углем лицо лайдаку,
выйдет славный Герой Труда…
Героизм, господа, во все времена,
был продуктом идеологии,
и какая сегодня ему цена,
понимают, наверное, многие:
Наши славные лидеры – что бы они
нам с трибуны ни тарабарили —
ценность каждого подвига, в наши дни,
в нефтяных измеряют баррелях.
Так что вам, уважаемый Лермонтов,
нас сегодня понять было б сложно:
нынче даже погоны вермахта
на героя напялить можно!
Раздавай, кому хочешь, почести!
За кого угодно радей!
Что поделаешь, если в обществе
полный вакуум в сфере идей?!
А когда-то наш «Вождь и Отец» —
теоретик языкознания —
воспитанию юных сердец
уделял большое внимание.
Защищал их от инакомыслия
очень действенный механизм —
для «строителей коммунизма»
был придуман соцреализм.
Тяжела идейная палица…
Лес валили – в одной тайге —
уголовник, с мозгами в полпальца,
и мыслитель-интеллигент.
Нас ломали, ссылали, сажали,
Вынуждали коллег предавать…
Но тогда мы, хотя бы, знали,
Как… про что… и о ком писать!..».
Я добавлю:
давным-давно —
(у вождей были разные вкусы) —
Ленин как-то назвал кино
архиважным видом искусства.
Правда, те, кто, по сей момент —
зачастую, совсем некстати —
повторяют, как аргумент,
эту ленинскую цитату,
как токующие глухари,
забывают ее продолжение —
то, где мудрый вождь говорил
о «безграмотности населения».
Впрочем,… даже по скромной оценке,
мы ее умножаем в разы:
полстраны говорит на сленге,
забывая родной язык.
Так что, можно смело признать,
что «важнейшим искусством», видимо,
раз уж мы разучились читать,
нынче нужно считать телевиденье.
И, поскольку сегодня – рынок,
а писателю нужен хлеб,
выдается в эфир – непрерывно —
литераторский ширпотреб.
И вползают к нам с телеэкранов,
от «творцов», позабывших стыд,
героические бандюганы,
опереточные менты…
А за ними – вторая смена,
благо выбор у нас большой:
благородные бизнесмены,
проститутки с ранимой душой…
Отклонированы стократно
литераторские клише.
Сколько ж можно?!.. Уже обратно
вылезают из глаз и ушей!
Так что… истинного героя
я увидеть уже и не чаю…
и задумываюсь, порою:
отчего же мы так мельчаем?!..
Почему мы не сохранили
свежесть детского восприятия,
и Героя похоронили…
«не как личность…
а как понятие»?!
В том, что я написал, безусловно,
слишком много ненужных слов…
Извините за многословие!
Что поделаешь – понесло!..
Потому что и я – не скрою —
на заре двадцать первого века,
не хотел бы писать «Героя»…
Я хочу писать… Человека!
Памяти Игоря Бахарева —
замечательного поэта,
настоящего гражданина,
не Героя —
просто очень хорошего человека.
Провожая товарищей старых,
покидавших наш мир суеты,
разве мог я себе представить,
что однажды уйдешь и ты —
по-английски… совсем незаметно —
на последний в жизни вокзал
в полный пятен слепящего света
и унылых потемок зал?
Взяв с собою совсем немного, —
только личное, только свое, —
ты решил, собираясь в дорогу,
что навек оставляешь Её…
что тебя успокоит – верил —
долгожданная тишина…
но, открыв тяжелые двери,
понял: там, как и здесь, – Она:
холодна, голодна, больна,
словно в первые дни создания, —
неприкаянная Страна —
бесконечный «Зал ожидания».
И, из стадного чувства долга,
в череде монотонных дней,
то у кассы стоят подолгу,
то бесцельно бродят по Ней
пассажиры со скарбом скудным,
ожидающие, как всегда,
поезд, мчащийся из Ниоткуда,
и, скорее всего, – в Никуда.
От Нее никуда не деться —
понимаешь ты, все ясней:
вместе с Ней прошло твое детство…
юность, зрелость и старость – с Ней…
вместе с Ней ты жил торопливо…
вместе с Ней росли (до поры)
вера детская в справедливость,
страстный юношеский порыв…
эйфория шестидесятых
и похмелье пришедших вслед
трех мучительно долгих десятков
проведенных под прессом лет…
вместе с Ней, одолев катаклизмы,
растерялся, как цуцик, ты
в век жестокого прагматизма,
меркантильности и суеты…
вместе с Нею вы пережили
и падения, и подъем,
потому что твоими были
все победы и беды Её,
потому что общими стали
и мечты, и любовь, и боль…
Разве можешь ты их оставить?
Разве можешь не взять их с собой?
И к последней неведомой станции,
в первый раз осознав, что богат,
ты везешь, взяв билет и квитанцию,
неподъемный душевный багаж.
Потому что я очень надеюсь,
что на ней ожидает нас
не тоскливый покой безделья,
не ленивая тишина,
что и в Вечности будут мгновенья —
как и в годы земной судьбы —
упоительного Вдохновенья,
Страсти, Творчества и Борьбы.
Изможденный профиль как клюв остёр…
Коридор Лубянки. Неровный свет.
Скоро Гений будет с планеты стёрт.
Очень просто – выстрел!.. – бабах!.. – и нет.
Страшная профессия – режиссер!
Это вздор, что знает тебя весь мир —
Сталь энкаведешная режет всё!
А для обывателей нужен миф:
«„ Рупор революции“ стал врагом!», —
Вот итог трагический жизни всей.
Всеволод Эмильевич!1 Дорогой!
Ну, зачем же было дразнить гусей?!
Жили бы… любили бы Зину Райх,
В ореоле славы минувших лет —
Тихо и спокойно. Не жизнь, а рай!
Что еще, казалось бы?.. Так ведь нет!
Ну, зачем Островский-то… Николай?
Для чего вам «Как завалялась сталь»?
Чтобы слышать критиков злобный лай? —
Дескать, очернителем «гений» стал!
Как же вы не поняли, что в стране
Был один-единственный режиссер —
Как восточный хан, восседавший в ней
Хитрый, подозрительный рыжий черт?
Тот, кто Ваш талант оценил в пятак —
Ненавистник ярый побед чужих.
Он-то режиссировал не спектакль.
Он-то режиссировал вашу жизнь!
Директива сверху, всегда точна:
Где, кого отстреливать, и когда…
Константин Сергеевич!2 Светоч наш!
Ах, как Вы надули их – в те года!
Ухмыльнулся вождь, не достав косой:
«Вы скончались сами? – каков сюрприз!», —
И остался догмой (с приставкой «Соц…»)
Пресловутый «мхатовский реализм»…
Александр Яковлевич!3 Что за бред?! —
Сдан на откуп «Камерный» подлецам —
Тем, по чьим наветам, Вас больше нет:
Ни судьбы… ни имени… ни лица…
Сколько ж вас погибло, всю жизнь борясь
С идеологическою ордой?!..
Сколько вас отправила наша «власть»,
Если уж не к стенке, то – за кордон?!..
Скольким много лет затыкала рот,
Не давая думать… мечтать… творить?!..
Скольких вас лишала, как весь народ,
Права делать выводы… говорить?!..
* * *
Канул в Лету бурный Двадцатый век —
Время славных гениев… и борьбы.
Нынешние «гении» лезут вверх,
Размножаясь спорами, как грибы,
Дружно расползаются по Стране,
Чтоб, не сея, жать антрепризный хлеб…
И сосут Страну, насаждая в ней
Примитивный клиповый ширпотреб!
Чем живут? – халтурою и попсой…
Творчеством – всё меньше, и реже всё…
Вывод – на сегодняшний день – простой:
Жалкая профессия – режиссёр.
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.