Kitabı oku: «Не пожелай ни дождика, ни снега», sayfa 16
– Михалыч, я плохо понимаю. Ну, понятно, в Прибалтике, нас там никогда не любили. Но здесь? Это же наша Родина?
– Я и сам плохо понимаю, что происходит. По телевизору, радио один сплошной компромат на армию, все в один голос – офицерье спилось, всех надо гнать в шею.
– Это, наверное, происки американцев, – наивно ответил Лешка.
– Каких американцев! Я в почетном карауле стоял, на возложении венков к могиле Неизвестному солдату. А они, отцы города, между собой переговариваются. Один другому говорит: надо срочно город от этих серых шинелей освобождать, а то они себя здесь хозяевами чувствуют. А второй отвечает: подожди, придет время, все рычаги уже запущены. Мы их всех поднимать сельское хозяйство отправим. Пусть быкам хвосты крутят. И это про нас так говорит власть.
– Выходит, мы чужие в своей стране? – Лешка удивленно посмотрел на полковника.
– Ладно, Понамарев. Давай о деле. Поступил срочный приказ из генштаба, сделать аэрофотосъемку Аргунского ущелья. Принято решение подготовить один экипаж на Миг-23. На самолет подвесят фотоаппаратуру и нужно отснять детально все ущелье. Принято решении послать тебя, так как ты родом из тех мест, да и уровень подготовки у тебя достойный.
– Когда вылетать? – Лешка посмотрел на Троекурова.
– Вылет завтра, с аэродрома Горелово. Сейчас выезжаем туда. Нас ждет штурман армии Князев. Проведем на месте предварительную подготовку.
До аэродрома Горелова ехали два часа. Там их встретил Князев и инженер армии полковник Комаров. Чувствовалась важность задания.
– Леш, ты сам понимаешь, там сейчас идет война, у боевиков полно «стингеров», поэтому твоя задача минимальное время находиться на малой высоте, – инструктировал его штурман. – Но ущелье надо отснять как положено. Это приказ генштаба. Завтра в семь ноль-ноль вылет на Моздок. Там подготовка и в этот же день вылет на боевое задание.
До позднего вечера Лешка готовился к сложному заданию. Подготовив полетные карты, еще раз досконально отработав маршрут полета в зоне боевых действий, он лег спать в высотном домике.
Проснувшись в пять утра, он по привычке сделал короткую разминку и в шесть ноль-ноль был на постановке задачи в классе предполетных указаний.
– Леш, задание секретное, поэтому до Моздока пойдешь в режиме полного радиомолчания. Там полчаса на подготовку, чтобы не успели информацию боевикам слить, – Троекуров еще раз уточнял задание.
– Товарищ полковник, я все понял, – Лешка улыбался.
– Понамарев, а ты почему все время улыбаешься? – спросил Комаров.
– А для меня полеты – праздник, – Лешка надел на голову защитный шлем.
Полет до Моздока был утомительным. Два с лишним часа Лешка летел за облаками, не имея возможности даже с кем-нибудь поговорить. Наконец заход на посадку. Приземлился с аварийным остатком. Зарулив на стоянку, он открыл фонарь кабины. Запахло родным воздухом. Если бы Лешку с закрытыми глазами привезли сюда и дали вдохнуть родного воздуха, он без ошибки определил, что находится на Родине. Рассказать, чем он пахнет, Лешка бы не смог, но помнить этот запах он будет всю жизнь. По стремянке поднялся офицер технической службы.
– Подполковник Кравцов, инженер полка, – представился он. – Как долетели, товарищ капитан?
«Ничего себе, встреча, – подумал Лешка, – инженер полка встречает».
– Все нормально, товарищ подполковник, матчасть в норме.
– У вас двадцать пять минут на отдых, за это время мы подвесим фотоаппаратуру и заправим самолет.
– Вас понял, – коротко ответил Лешка и стал выходить из кабины.
В это время к самолету на большой скорости подъехал уазик. Водительская дверь открылась, и из машины выбежал офицер в летном комбинезоне без знаков отличия. Он подбежал к Лешке и с ходу обнял его. Только тогда Лешка понял, что это Потап.
– Привет, Лешка, ужасно рад тебя видеть, – Потапов продолжал тискать Лешку в своих объятьях.
– Петрович, – радостно воскликнул Лешка, – ты здесь каким ветром?
– Леш, времени мало, поехали в высотку. По дороге расскажу.
Лешка сел в машину, и они помчались к высотному домику. Потапов был за рулем.
– Я тебя по посадке узнал, один ты, чертяка, на посадке перед касанием парашют выпускаешь.
– Как научили, товарищ…?
– Подполковник, перед выпуском из академии присвоили. Я здесь недавно, эскадрильей командую. Мы с Тонечкой уже полгода здесь. Да! Можешь поздравить, у нас сын родился. Так что я теперь счастливый отец.
Лешка слушал Потапа, и ему казалось, что он встретил родного человека. Как будто это был или старший брат, или отец. Ему почему-то хотелось обнять его и сказать, что ближе его у него нет человека на свете, что он для него образец для подражания, кумир летного мастерства. Но он только улыбался и слушал Потапова, который понимал, что на общение у них есть время до высотки.
– Я только перед твоим прилетом узнал, что какое-то задание секретное готовится. У нас тут утечка информации страшная. Сегодня спланируем операцию в Чечне, боевики завтра уже знают. Купили, суки, штабистов с потрохами. Поэтому и с тобой такая секретность и спешка.
Они подъехали к высотке и поспешили в класс предполетных указаний. Лешка вошел в класс и сразу увидел генерала Здора.
– Товарищ генерал, капитан Понамарев, – представился он.
– А, узнаю, Понамарев, в школу летчиков-испытателей почему не поступил?
– Перестройка помогла, Михаил Михайлович, набор сократили. Кому они сейчас нужны, летчики-испытатели? Сейчас больше телохранители из бывших КГБшников в почете.
– Ладно, давай о деле. Тебе необходимо отснять Аргунское ущелье с разных направлений. Такая срочность потому, что в войсках большая утечка информации. Вся информация продается боевикам. Поэтому я спланировал операцию с привлечением летчика из другого округа. Вылет через двадцать минут. С погодой не повезло. Нижний край облачности в районе съемки три километра, а у боевиков полно наших «стрел» и американских «стингеров». Поэтому нахождение на высоте менее трех километров минимальное. Выход в район съемки на предельно малой высоте, а дальше пару проходов на высоте 1500 метров под разными курсами и домой. Сразу же применяй тепловые помехи для увода ракет. Ну ты наверняка все знаешь без меня. С богом, сынок.
Генерал по-отечески обнял Лешку.
– Задачу понял, – Лешка, как всегда, заулыбался.
– Я отвезу Понамарева к самолету, – Потапов взял Лешку под руку.
Через несколько минут Лешка запускал двигатель. Опять в режиме полного радиомолчания. Вырулив на полосу, он включил полный форсаж и отпустил тормоза.
После взлета на высоте 150 метров он полетел в направлении Терского хребта, огибая рельеф местности. Полет был очень сложным. На скорости 800 километров в час он летел порой над самыми верхушками деревьев. Малейшая неточность в выдерживании высоты могла привести к столкновению с горами. Пролетев над Терским хребтом, Лешка краем глаза увидел вдалеке родную станицу. В груди на миг защемило. Но это был какой-то миг, впереди сложное задание, которое требовало предельной сосредоточенности. Наконец показалось Аргунское ущелье. Пора, решил он и перевел самолет в набор высоты. По заданию нужно было производить съемку на высоте 4000 метров, здесь ракеты, пущенные с земли не достанут его, но нижний край облачности был 2500 метров. Поэтому ему пришлось занять высоту два километра. Включив аппаратуру аэрофотосъемки, он нажал кнопку отстрела тепловых помех, которые в случае пуска боевиками ракеты уведут ее в сторону от самолета. Но в перископе не было характерных ярко-красных вспышек.
«Черт, что такое, – подумал он, – неужели нет отстрела тепловых ловушек?»
Нажав кнопку еже раз, он окончательно убедился, что аппарат отстрела не работает.
«Хуже нет, когда летишь на чужом самолете, который готовил чужой техник», – подумал Лешка, но задание надо выполнить, и он сосредоточился на выдерживании параметров полета и периодически наблюдал за возможным пуском ракеты с земли. Он пролетел одним курсом, затем развернулся на другой.
Выдержав заданные параметры полета, он с удовлетворением выдохнул, ну все, сейчас полный форсаж, и за облака, там можно расслабиться. Только он собрался вывести рычаг управления двигателем на полный форсаж, как самолет сильно тряхнуло. Лешка ничего не успел подумать, глаза резанула лампочка «Пожар», на аварийном табло начали загораться одна за другой красные лампочки. Дальше он действовал автоматически, как на тренировках по учебному катапультированию. Весь прижался к спинке кресла и потянул ручки катапультирования на себя. Все происходило, как в замедленном кино. Сначала сработала система притяга… При этом Лешка видел, как падали обороты двигателя, высветились лампочки отказа гидросистем, затем стало темно и сильный шум ударил по ушам.
«Ага, светофильтр сработал и отстрелился фонарь кабины», – подумал он.
Затем сильный удар, и кресло вместе с летчиком вылетело из самолета. Когда раскрылся парашют, первое, что увидел Лешка – это падающий в штопоре горящий самолет.
«Хреново, не успел подать сигнал бедствия, теперь наши хватятся только после выхода расчетного времени посадки», – подумал он и машинально нащупал в кармане комбинезона пистолет.
«Если попаду к боевикам, будет хоть из чего застрелиться», – неожиданно пронеслось в голове. Земля быстро приближалась. Усевшись поудобней в подвесной системе, он стал выбирать место приземления. Внизу острыми пиками ощетинились верхушки гор.
– Да, недружелюбно встречаешь, родина, – Лешка еще пытался шутить.
Увидев пригодную для приземления площадку, он развернул купол парашюта. Земля быстро перемещалась, это говорило о том, что ветер у земли очень сильный. Расчет оказался неверным, Лешка пролетел над ровной площадкой и на высоте шесть–семь метров ударился о вертикальную скалу. Парашют обмяк, и он рухнул на землю. Последнее, что он чувствовал, как с треском сломались обе ноги, от ужасной боли потемнело в глазах.
* * *
Очнулся Лешка от сильной тряски. Он лежал в кузове грузовика, который ехал по горной дороге. В голове шумело, ужасно болела спина. Еще с закрытыми глазами он услышал чеченскую речь:
– Магомед, еще никогда в наши руки не попадала такая добыча. Интересно, сколько денег за него дадут федералы?
– Зачем нам федералы, мы его дороже за бугор продадим. Ты помнишь, как нам гости говорили – это носитель информации.
– Видит аллах, я теперь Зауру в Киев на учебу деньги отправлю, да и Фатиме на калым останется.
– Вы еще этого барана не продали, а уже делите деньги.
– Иса, посмотри, он живой?
Кто-то сильно ударил Лешку в бок. Тот застонал от резкой боли и открыл глаза. На лавках сидели четверо чеченцев с автоматами в руках. Они были молодые, не больше двадцати лет. Один из них держал защитный шлем в руках и по слогам по-русски прочитал надпись на нем:
– По-на-ма-рев. Что лежишь молча, летчик Понамарев? Теперь тебе надо блеять, вот так – бе-е-е, – заблеял он. – Был ты орел, Понамарев, а теперь ты баран, резать мы тебя везем, – со злостью сказал он.
Все дружно засмеялись.
– Мы тебя уже неделю караулим. Тебе надо не Чечню бомбить, а штаб в Москве, после этого наберете туда молодых, неподкупных офицеров и за неделю войну закончите. Это тебе перед смертью совет, – сказал сидящий напротив бородач.
– Да, Чабан будет доволен, – уже по-чеченски сказал самый молодой, с редкой бородкой боевик, – не меньше миллиона зеленых запросит. И кто первый даст деньги, тому этот баран и достанется.
Каждая кочка, на которой прыгал грузовик, отдавалась резкой болью в спине. Губы распухли, хотелось нестерпимо пить. От сильного жара по щекам струился пот. Все плыло перед глазами. Лешка попытался пошевелиться, но тело не слушалось. Ног он не чувствовал вовсе. Автомобиль очередной раз сильно тряхнуло, и Лешка опять потерял сознание.
Очнулся он, когда на него вылили ведро воды. С трудом открыв глаза, Лешка увидел, что лежит в центре большой комнаты, в которой стоял стол и несколько старых стульев. На одном из них сидел непонятного возраста боевик, а вокруг стояли доставившие его сюда молодые парни. Сидящий на стуле с интересом рассматривал Лешкин защитный шлем.
– Да, вот так встреча, летчик Понамарев, даже не знаю, радоваться или нет, – по-чеченски сказал старший.
– Чабан, он тебя не понимает, – сказал молодой боевик, – говори по-русски.
– Этот летчик меня понимает, да, Лешка? – он говорил по-чеченски, с улыбкой смотря на лежащего пилота. – Мурата помнишь, должок еще за тобой после той драки, не забыл?
Только теперь Лешка по голосу узнал одноклассника Мурата. Но что-то сказать он не мог. Язык во рту распух, губы не слушались. В голове по-прежнему стоял шум. В глазах все плыло.
– В школе мы с ним учились, в станице Вознесенье. Врагами еще тогда были. А сейчас такой подарок. Не знаю, как аллаха благодарить. Ладно, сейчас с ним разговаривать бесполезно, отнесите его под навес, к солдату, – Мурат говорил уже по-русски.
– Чабан, этого привязать, – молодой боевик посмотрел на старшего.
– Зачем? Ты посмотри на его ноги, кости торчат после перелома. Куда он убежит?
Лешку подхватили под руки и потащили из дома. От боли он снова потерял сознание. Очнулся он от того, что кто-то пытался его напоить. Почувствовав воду, Лешка сделал несколько глотков. Рядом с ним сидел на корточках солдат в рваной форме. Вокруг его пояса была намотана цепь. Второй конец цепи был приварен к рельсе, вкопанной в землю. Лицо распухло от побоев. Вместо правого уха была рваная рана. На перемотанных грязными тряпками руках отсутствовало несколько пальцев.
– Попейте маленько, вам легче станет. Вот хорошо, – говорил он, сильно шепелявя, передних зубов не было, губы в гнойных ранах. Он одной рукой бережно поддерживал Лешку, а второй держал грязную кастрюлю, из которой поил летчика. После того, как Лешка сделал несколько глотков воды, солдат бережно уложил его на солому и накрыл рваным одеялом.
– Поспите, завтра вам полегче будет.
Лешка закрыл глаза и от усталости сразу уснул.
Проснулся он от холода. Было раннее утро, и осенние туманы пронизывали холодом до костей. Рядом, укрывшись каким-то рваньем, спал солдат. Над ними был навес из досок, накрытый шифером. Спали они на куче соломы, а за плетеным заборчиком мирно чавкал теленок. Лешке казалось, что он спит и ему снится какой-то нелепый сон. Вот сейчас он ущипнет себя и проснется. Он сделал движение рукой, и спину пронзила сильная боль.
«Не сплю», – с сожалением подумал он. Сразу вспомнил, как его самолет вчера подбили. «Расслабился, – подумал он, – на секунду раньше бы ушел за облака, и ракета бы не достала. Интересно, почему не сработали тепловые ловушки? Неужели меня «пасли» еще с Питера?»
Мысли роем кружились в его голове. Как изменился Мурат! Настоящий вахобит. Такой не отпустит. Но его наверняка ищут. Надо немного продержаться, и его освободят наши. В это время зашевелился солдат.
– Проснулись? – он потер глаза здоровой рукой, – меня Петей Синицыным звать.
– А ты как здесь? – сухим языком полушепотом спросил Лешка.
– Дембеля в Грозном за водкой послали. Только за угол зашел, по башке дали и в горы. Сейчас выкуп у мамки требуют, – солдат говорил, сильно шепелявя почти детским голосом. И от этого он казался почти ребенком. Худой, в оборванной одежде, синий от побоев, он был похож на беспризорника.
– Ну, а она?
– А что она. Нас пятеро у нее. Отец два года назад в Волге по пьяни утонул. Денег только-только на жратву. Сначала пальцы резали, потом ухо. Все матери по почте посылали. Выкуп был пятьсот тысяч долларов, потом двести. Сейчас сказали, если сто тысяч не соберем, голову в посылке домой отправят.
– А из части вестей нет?
– Как же! Мамка ездила. Так ей сказали, что я дезертировал, еще когда нас со сборного пункта из Астрахани везли. А за дезертира армия не отвечает и не помогает. Так что кердык мне скоро, зарежут, – он говорил это так спокойно, будто рассказывал про другого человека. При этом все время чесался.
– И давно ты здесь?
– Не помню, может, месяц, может, два.
– Бежать не пробовал?
– Ага, убежишь. Тут со мной прапорщик из десантуры был. Его когда повели к Чабану, он охранника его же ножом зарезал и в горы. Так его на выходе из аула подстрелили и уже с мертвого, на моих глазах, отрезали голову. Неделю лежал в овраге. Вон там, – солдат показал за забор, – днем собаки ели, ночью шакалы. Я когда воду носил мимо, все видел. Чисто его объели, один скелет остался. Просил похоронить его, не дали. Говорят, пусть видят все, кто сбежать захочет.
– За что бьют? – спросил Лешка.
– А просто так, развлекаются. Это все пацаны. Приемы каратэ отрабатывают на мне. И все, гады, стараются зуб выбить. Я уже приноровился. Как ударят сильно, что зуб шататься начинает, так я его языком выдавливаю, чтобы больше не били. Смеются, шакалы. Если живой останусь, до конца дней мстить буду. Любого чечена, хоть старика, хоть малолетку. Головы буду резать. Как они нам, – неожиданно голос его начал дрожать и на глазах появились слезы. – А сначала зубы буду выбивать, по одному, – говорил он это с ненавистью, голос дрожал, по щекам текли слезы. Он начал бить кулаком по плетеному забору, с ненавистью шепотом крича:
– Вот так, по зубам, по зубам!
Лешка понял, что у мальчишки истерика. Он взял в руку валявшийся рядом прут и что было силы ударил солдата. От удара тот свалился набок и тихо заплакал-заскулил.
– У-у-у, не могу больше, скорее бы голову отрезали, – по-детски плакал он.
У Лешки потемнело в глазах от резкого движения. Откинувшись на спину, он тяжело задышал.
– Не скули. Меня скоро выкупят, я о тебе расскажу в комитете солдатских матерей. Они найдут способ вытащить тебя отсюда, – с трудом сказал он.
– Правда, вы скажите, пусть меня выкупят, я потом отработаю, я отдам, вы скажите им, я не хочу, чтобы мне отрезали голову, – солдат по-детски преданно смотрел Лешке в глаза и шептал эти слова, как молитву.
– Упокойся, все скажу. Они никого в беде не оставляют. Ты только духом не падай.
Скрипнула дверь, и из дома вышел старый чеченец. Он пошел в сторону туалета, находящегося в конце двора, неся в руке кувшин.
– Чудно они в туалет ходят. С кувшином. Я сколько здесь, без кувшина никого не видел, – солдат по-детски захихикал.
– Мусульманский закон, над этим нельзя смеяться. Это, брат, убеждения, религия. Ты вот знаком с исламом, глядя, как боевики головы режут, так ведь это не ислам, это бандитизм, прикрытый исламом. Ислам – это одна из мудрейших религий, которая несет в себе добро и справедливость. Вот выберешься отсюда, обязательно почитай Коран. Мудрая книга, – Лешка приподнялся на одной руке и оперся на локоть.
– А вы откуда знаете про ислам? – солдат с любопытством посмотрел на Лешку.
– Родился я и вырос в этих местах, среди этих людей. И далеко не все они бандиты. Просто некоторые подлецы наврали им про свободу, а сами втянули в войну, которая губит их народ.
Аул оживал. То тут, то там захлопали двери, замычали коровы, заблеяли бараны. Послышалась гортанная чеченская речь. Из дома вышла молоденькая девушка и принесла пленникам кастрюлю с едой. Молча поставив ее на солому, налив из кувшина воду в чашку, она ушла в дом. Солдат быстро подполз к кастрюле и, открыв крышку, понюхал содержимое.
– Ничего. Съедобное, – он уселся рядом с Лешкой и, взяв из кастрюли какой-то кусок, протянул Лешке. – Это объедки с вечера. Ничего, привыкнете. Я тоже сначала брезговал. А потом ничего, привык. Бывает даже очень вкусно.
Лешка заглянул в кастрюлю и брезгливо передернулся.
– Нет, я не буду, ты сам.
– Ладно, завтра проголодаетесь, тоже есть будете.
Скоро из дома вышел подросток с автоматом и, подойдя к солдату, открыл замок, которым была замкнута цепь у него на поясе.
– Давай, давай, вода, вода, – он пару раз ткнул солдата стволом автомата.
– Ну, я на работу, воду таскать. Целый день из ручья ношу воду, уже привык – он поднялся и, прихрамывая на одну ногу, пошел впереди подростка.
Лешка остался один. Он молча наблюдал за боевиками, которые то выходили из дома, то спускались в погреб, вынося оттуда оружие. Видимо, они готовились к очередной вылазке. Из дома вышел Мурат и, подойдя к «джипу», стоящему в глубине двора, молча сел в него и уехал. Лешка целый день провалялся на соломе. Он чувствовал себя очень плохо. Не проходила температура, болела спина, ног по-прежнему он не чувствовал. Он то засыпал, то просыпался, переворачиваясь с одного бока на другой. Незаметно стало темнеть. Во двор, с трудом волоча ноги, вошел солдат в сопровождении конвойного. Он с ходу плюхнулся рядом с Лешкой. Молодой чеченец молча защелкнул замок на цепи и ушел в дом.
– Уработался. Сегодня не били, – с улыбкой сказал солдат.
Из дома вышла та же молодая чеченка и опять принесла еду и воду. Лешка снова не смог есть. Солдат быстро опустошил кастрюлю и, сказав что-то невнятное, лег набок и сразу уснул.
Лешка смотрел на темное южное небо и думал о своей судьбе и судьбе солдата. Наверняка его не оставят здесь и привезут боевикам выкуп. А вот с солдатом хуже. Он слышал, когда похищенного солдата задним числом оформляют в дезертиры, чтобы не портить показатели. Тогда спасение утопающих – дело рук самих утопающих. В тишине послышался гул машины, и через минуту во двор въехал «джип». Из него вышел Мурат. К нему сразу же подошел боевик.
– Как съездил? – спросил он у Чабана по-чеченски.
– Ничего, слава аллаху. Я думаю, до конца недели за летчика лимон баксов мы получим. А вот солдата надо кончать. Не хотят за него платить. Завтра соберешь народ на шариатский суд, – устало сказал Мурат и пошел в дом.
Лешка с жалостью посмотрел на спящего солдата, сердце защемило от невозможности помочь. Всю ночь он не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок. Рассвело незаметно. Аул очередной раз зашумел обычной жизнью. Солдат проснулся и сел на солому.
– Что-то долго жрать не несут, – сказал он, потирая глаза.
Из дома выбежал подросток и побежал по аулу. Через некоторое время во дворе стали собираться чеченцы. Это были и мужчины, и женщины, и дети. Солдат беспокойно заерзал.
– Чего они собираются, – зашепелявил он, – чего они говорят? – с тревогой посмотрел он на Лешку.
– Не знаю, наверное какой-нибудь указ доведут, – Лешка старался быть спокойным, хотя грудь раздирал вопль.
– Когда прапорщику голову резали, тоже так собирались, – испуганно сказал солдат.
Из дома вышел Мурат и его боевики. Двое подошли к солдату, отстегнули замок и, подняв его на ноги, потащили молча в центр двора.
– Дяденька, не надо, за меня заплатят, я знаю, где деньги взять, не надо, не надо, – солдат жалобно скулил, падая на колени перед Муратом.
– За кровь наших братьев и сестер, за осквернение могил предков суд шариата приговаривает этого неверного к смерти, – громко крикнул Чабан.
Он кивнул боевикам:
– Иса, твоя очередь отомстить за смерть отца.
Рослый боевик вышел вперед и достал из-за пояса огромный нож. Другой схватил солдата за ноги, который упал на землю и громко завизжал. Именно завизжал, а не закричал. Иса резко схватил солдата за голову и взмахнул ножом.
Лешка закрыл глаза. Визг солдата сменился хрипом.
– Алла Акбар, Алла Акбар! – закричала толпа.
Лешка слышал в этом многоголосье каждый голос отдельно. Голос старух, стариков, молодых парней и девушек, самого Чабана. Ему показалось, что у него расколется голова от этого крика. «Звери», – подумал Лешка и открыл глаза.
Солдат лежал посреди двора в луже крови. Его ноги еще дергались в конвульсиях. Голова валялась рядом. Люди подходили и плевали на лежащего в луже крови солдата Петю Синицына. Постепенно толпа стала расходиться. Два подростка взяли труп за ноги (третий поднял голову за волосы) и потащили его в сторону оврага.
Лешка лежал неподвижно, боясь пошевелиться. Сколько прошло времени, он не помнит. Все тело затекло от неизменной позы. Он даже не заметил, как девушка принесла ему еду. Незаметно наступила темная южная ночь. Впервые за многие годы он испугался. Причем страх парализовал его. Он боялся пошевелиться, еле дышал. В какой-то момент ему показалось, что завтра его ждет такая же участь. Его охватила паника. Если бы у него были здоровые ноги, он бы побежал в горы, даже если бы в него стреляли. Подальше от этих зверей. Неужели еще два дня назад он был дома в полной безопасности? Он понимал, что в воздухе в любой момент мог разбиться на истребителе, но это была другая смерть, ее он не боялся. А здесь режут горло, наверное, это мучительно больно? Бедный солдат. Надо запомнить, как его звали, Петя Синицын, кажется. Незаметно он уснул.
* * *
Проснулся Лешка от того, что хотелось мучительно пить. От высокой температуры, которая не спадала с момента падения, высохли и потрескались губы. Язык распух, и горло сильно першило. Он с трудом дотянулся до кастрюли с водой и стал жадно пить. Утолив жажду, почувствовал облегчение. В это время из дома вышел Чабан и направился к Лешке. Подойдя, он сел на старый пень.
– Ну, что, земеля, не ожидал такой встречи?
– Не ожидал, – Лешка приподнялся на локтях, голос его был чужой и хриплый.
– Теперь ты понял, на чьей стороне правда? Мы добились свободы, и ты валяешься у меня в ногах, – Мурат говорил медленно и удовлетворенно.
– В чем твоя правда, резать головы невинным пацанам?
– Он пришел к нам не с букетом цветов, а с автоматом, он враг ислама, а врагов надо убивать, – Мурат говорил резко и зло.
– Ты сам знаешь, что он пришел не сам, а его прислали генералы из Москвы. Им надо резать головы.
– Это борьба, борьба за свободу, за господство ислама. И в этой борьбе все методы хороши.
– Разве ислам говорит, что счастье можно построить на крови? Насколько я знаю, ислам – это добрая и справедливая религия.
– Это наша борьба, и в это борьбе мы будем использовать любые методы, чтобы наша земля была свободна от неверных.
– У вас было время строить свободную страну. И в чем твоя свобода? В фальшивых авизо, в рэкете, которым вы наводнили всю страну, в работорговле, в грабежах?
– Вы нашу страну сто лет грабили, мы возвращаем свое, – Мурат говорил убежденно.
– Вы забыли завет Шамиля, который завещал вам никогда не воевать с русскими. Неважно кто, господь бог или аллах, определил нам быть соседями, но никогда два соседа не будут жить спокойно и благополучно, если будут бросать камни в окна друг другу. От этого всегда будет война. А ты должен помнить старую пословицу – лучше плохой мир, чем война, потому что в войне всегда есть убитые и раненые.
Лешка говорил тихо. У него по-прежнему была температура и слабость.
Неожиданно из дома выбежал боевик и громко крикнул по-чеченски:
– Связь, срочно!
Чабан поднялся и быстро пошел в дом. Лешка упал на спину и снова заснул. Когда он открыл, то увидел сидящую перед ним на корточках девушку, которая носила им еду.
– Попей воды, – она приподняла Лешкину голову и стала поить его. Сделав несколько глотков, Лешка откинулся на спину.
– Спасибо, ты Фатима?
– Да, а правда говорят, что ты местный? – глаза девушки светились любопытством.
– Учился в школе с Чабаном, правда, его тогда Муратом звали.
– Поешь немного, я тебе суп принесла, а то ты уже третий день не ешь.
Девушка стала из ложки кормить супом летчика, заботливо вытирая пот со лба.
– Чабан в долину поехал, вроде бы договорился о выкупе. Скоро приедут за тобой, – говорила она шепотом, оглядываясь по сторонам.
Лешка сделал несколько глотков супа, и ему сразу стало легче.
– Почему столько злости, когда солдата зарезали? – тихо спросил он девушку.
– Здесь почти у каждого есть погибшие после бомбежки. В самом начале войны самолеты почти каждый день прилетали. Мусса, который голову отрезал, сразу всю семью потерял: и жену, и детей, и родителей. Во время бомбежки он в лесу дрова рубил, тогда еще боевиком не был. Когда к дому прибежал, только стены остались, части тела собирал и раскладывал по кучкам, где жена, где сын, дочь. После этого бешеный стал. Даже мы его боимся.
Лешка молча уставился в небо. «Господи, кто виноват в этом кошмаре, солдат Петя Синицын, Иса, который потерял всю семью, кто ответит за смерть невинных?» – думал он, глядя в темное и звездное кавказское небо. Девушка молча собрала посуду и тихо скрылась в доме.
Следующие два дня он провел в забытье. Открывал глаза только тогда, когда Фатима приносила ему воду и суп. Он сильно ослаб. Температура не спадала. Наступила апатия. Хотелось только одного: чтобы все это поскорее кончилось.
Неожиданно раздался гул автомобилей. Во двор въехали сразу три больших затонированных «джипа». Местные боевики забегали вокруг машин, открывая двери. Мурат выбежал из дома и направился к передней. Из машин появилось несколько вооруженных людей. Стало сразу шумно и многолюдно. Из всех выделялся высокий, лет пятидесяти, в дорогой одежде, чеченец. Он степенно подошел к лежащему на соломе Лешке и спросил:
– Ты Понамарев?
Лешка кивнул.
– Ты вырос в станице Вознесенье, твоего отца звали Николай, он работал шофером, а мать звали Надежда?
Лешка опять кивнул.
– Отнесите его в дом, Ахмед, займись им, – дал он команду своим людям.
Лешку аккуратно подняли на носилки и отнесли в дом. Дальше Ахмед, который оказался врачом, сделал Лешке несколько уколов, наложил шины на ноги, перебинтовал их. Когда он закончил, в комнату вошел старший. Он сел на стул и посмотрел на Лешку.
– Надо срочно в госпиталь, проблемы с ногами, – тихо сказал врач.
– Хорошо, скоро выезжаем, ждите меня. Как себя чувствуешь? – обратился он к летчику.
Лешка кивнул.
– Тебе фамилия Мамедов ничего не говорит?
Лешка отрицательно покачал головой.
– Да, нехорошо. Николай с собой унес, не передал детям, – сокрушенно покачал головой мужчина. – Давно это было, ты еще не родился. Моей семье разрешили вернуться из высылки на родину одной из первых потому, что мой отец был полный кавалер ордена Славы, четыре раза ранен в Великую Отечественную войну. И когда он приехал, сначала один, чтобы начать строительство дома, ему везде отказывали в выделении земли. Куда бы ни обращался, везде один ответ – враги народа. Уже собирался назад ехать, как судьба свела его с твоим отцом. Он в то время возил первого секретаря горкома партии. Ехал как-то Николай на машине один, а мой отец шел по дороге пешком. Остановился твой отец, чтобы подвести старика, ему тогда шестьдесят было. Разговорились. Отец поведал свою историю. Николай возьми тогда и прямо к начальнику своему повел моего отца. Привел его с заднего хода, все-таки личный водитель, и говорит, что, мол, так и так, герой войны, а бюрократы не дают землю для строительства дома. В общем, на следующий день мой отец получил документы на землю. Построились мы быстро, Николай тоже помогал строиться. И когда новоселье праздновали, отец назвал Николая приемным сыном, а нам велел его считать братом. Когда отец жив был, мы часто общались, а когда его не стало, да мы еще в другой район перебрались, связь прервалась. Когда я твою фамилию услышал, думал, совпадение. Ладно, надо торопиться, нужно засветло попасть к федералам, – он поднялся со стула и пошел к двери.
