Kitabı oku: «Психология межкультурных различий», sayfa 6

Соборность, коммунализм. Это качество противоположно западному эгоцентризму, индивидуализму и компетентности. Русские не навязывают другим своих взглядов. Для них общее всегда имеет приоритет над индивидуальным. И это не изобретение коммунистов: термины «община» и «мир» существовали, когда еще не было теории коллектива А.С.Макаренко. В России сильны традиции взаимозависимости, преобладания общего над индивидуальным. Внешне это проявляется в таких формах невербального поведения, как тесный физический контакт (например, в танцах), в поцелуях, объятиях при приветствии и прощании. Русские не стесняются посещать дома друзей без предварительной договоренности. У немцев это совершенно недопустимо. У русских типичны ситуации, когда семеро рабочих смотрят, как один что-то делает, и дают советы. У немцев или американцев это невозможно.

Преобладание индивидуально-личностных отношений над формальными. Сами немцы говорят, что у них дистанция между индивидуально-личностными и формальными отношениями маленькая, т. е. немцы близко не подпускают никого, оставаясь формально вежливыми и ровными со всеми. Русские же близким людям открывают всю душу, но с незнакомыми людьми иногда бывают грубы и агрессивны. Исторически русский народ добр и терпелив, но из-за тяжелых условий жизни терпение часто лопается. Формальность у русских возрастает с ростом социального статуса. Другим проявлением этой диспозиции является примат морали над законом.

Преобладание аффилиативной мотивации над достиженческой. Русским свойственно не стремление к достижению результата любой ценой, а принадлежность к референтной группе. Например, для многих русских предпринимателей принадлежность к группе «новых русских» (что внешне выражается одеждой, украшениями, предпочитаемыми местами отдыха и покупок, марками автомобилей, наличием сотовых радиотелефонов) важнее количества денег, которыми они обладают.

Ортодоксальность. У русских всегда была одна вера, а потом в СССР – одна партия. Для них непривычен плюрализм мнений. Демократические периоды в истории России никогда не бывали успешными. Вспомним хотя бы буржуазную революцию 1905 года. Да и реалии сегодняшнего дня свидетельствуют не в пользу демократии. Можно предположить, что будущее России за жестким, авторитарным лидером, который сумеет прекратить воровство, разгул преступности, вывести страну из кризиса.

Эгалитаризм. Запад исповедует этику успеха – много работать, идти вперед, быть успешным во всем, что делаешь. Эта этика отвергается русскими, считающими, что быть впереди, особенно за счет других, – аморально. Это выражается в уравниловке, когда другие люди приравниваются к собственному уровню, а попытки выделиться пресекаются. Поэтому некоторые отечественные и зарубежные исследователи считают, что русские психологически не готовы к владению частной собственностью и иногда проявляют стремление отнять имущество у богатых и перераспределить между всеми поровну (Мильдон, 1996).

Осторожность и консерватизм. Жесткий климат, кровавая история, скептическое восприятие жизни приучили русских ценить стабильность, безопасность, социальный порядок, предсказуемость, избегать риска. Войны, революция, насильственная коллективизация, террор Сталина проложили пропасть между правительством и обществом, приучили общество избегать перемен. Именно география и история делают русских осторожными.

Пессимизм. Русские обычно ожидают наихудшего варианта развития событий. На вопрос: «Как дела?» русские обычно отвечают: «Нормально». Это ироническое слово означает: «Не очень плохо», выражает боль прошлого и надежду, что в будущем это не повторится. У американцев на подобный вопрос принято отвечать: «Fine!», что означает – «Отлично!», «Превосходно!» Другой ответ вызывает у них недоумение. В 1995 году только 35 % русских были удовлетворены своей жизнью в сравнении с 92 % американцев.

Крайности и противоречия — русским присущи крайняя холодность и теплосердечность, лень и вспышки энергии. Для Запада характерны конкретность и однозначность. У них не приняты неопределенности типа: «… но, с другой стороны…».

Д.С.Лихачев (1990) отметил важную черту русского национального характера – доведение всего до границ возможного, тяга доходить до крайностей. Русский народ всегда предпочитал селиться на берегу реки или моря, стремился на край света, в путь и дорогу. Петр I перенес столицу на край земли. Иван Грозный мечтал перенести столицу в Вологду. Благодаря этой черте Россия всегда находилась на грани чрезвычайной опасности. В России нет счастливого настоящего, а есть мечта о счастливом будущем.

Важными отличительными особенностями русского национального характера являются отношения к различным сторонам действительности: власти, собственности, страданию.

Отношение русского человека к власти существенно отличается от отношения к ней западного человека. Как «искатель правды» русский относится отрицательно ко всякому применению силы. Германский император (первый слуга народа) олицетворял близость и приемлемую власть, русский же знает лишь далекую, чуждую и суровую власть, которая, не имея с ним никакой внутренней связи, требовала от него абсолютной покорности.

…Плененному во время мировой войны русскому генералу показали, где живет немецкий вождь. Он удивился: «Совсем среди народа… никакого Кремля, никаких стен, никакой дистанции».

Власть имущие в России хорошо знали, что внутреннее сопротивление русской души можно обуздать только беспощадными мерами. От опричнины Ивана Грозного берет начало система безопасности и полицейского шпионажа вплоть до ЧК, НКВД, КГБ и ФСБ. Ни один европеец не способен выдержать такой гнет не надломившись. Русские же перетерпели это время и обладают неисчерпаемыми силами, чтобы перевоплотиться в «нового человека».

Отношение к собственности. Русский намного более независим от материальной собственности, чем западный европеец. Это вызывает в русском чувство превосходства, особенно по отношению к немцам.

Отношение к страданию. Западный европеец старается преодолевать страдания посредством деятельности, русский же научился покорно претерпевать их. В этом его громадная сила.

Важное место в объяснении многих черт русского характера исследователи отводят природным факторам.

Климат объясняет многие особенности русского характера. Согласно популярной теории М.Давыдова, русские бывают неактивны длительный период времени, показывая затем бурный всплеск энергии, так как веками они работают почти круглосуточно летом, чтобы затем зимой впадать в спячку. Сейчас мы наблюдаем такой всплеск активности, который сменил спячку брежневского периода. Жесткий климат может быть одной из причин русской силы, способности переносить крайние лишения, мрачного восприятия жизни, терпения и осторожности.

Марк Давыдов писал: «В холодную зиму каждое открывание двери – есть репетиция смерти. Русские не боятся смерти, поскольку каждый день – борьба. Жалко умереть и жалко не умереть».

Русский национальный характер всегда представлял интерес для иностранных исследователей. Целые институты в США и Европе изучали нас с разными целями. Например, во время второй мировой войны немцы изучали нас с целью победить. Представляет интерес докладная записка высшему немецкому командованию Вильфрида Штрик-Штрикфельда «Русский человек» (Немцы о русских, 1995). Он писал: «В психологической структуре русского человека наталкиваешься на огромное богатство чувств и аффектов, импульсов и волевых порывов, которые играют решающую роль в его поступках. Чрезмерная интенсивность чувств и эмоций, частая и внезапная смена самых противоречивых настроений являются его характерными чертами. Мы наблюдаем у русского наряду с животной грубостью нежнейшее участие, наряду с глубокой верой сухой материализм. Наблюдаемые противоречия в душе русского являются и его слабостью, и его силой; он сознает это, но не находит в себе силы сгладить эти противоречия, а может быть, и не хочет этого. Поэтому русский представляет собой прототип резко выраженного противоимпульса, который после «да» ставит еще более сильное «но». Часто это производит на немцев непонятное впечатление».

Столкновение противоречий подтверждает более высокое достоинство русского по сравнению с западным европейцем. Л.Н. Толстой писал: «Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, умом и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства и знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо.

Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен потому, что ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, что можно знать что-нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая есть абсолютная истина» (Толстой, 1986).

Роль пространства в этнопсихологии

Исключительно важное значение пространственному фактору в жизни этноса придает Л.Н. Гумилев. Это видно хотя бы из того, что свою вторую докторскую диссертацию он защитил по географии.

Одним из важнейших элементов анализа роли пространства в жизни этноса в концепции Л.Гумилева является ландшафт. Под ландшафтом понимается «участок земной поверхности, качественно отличный от других участков, окаймленный естественными границами и представляющий собой целостную и взаимообусловленную закономерную совокупность предметов и явлений, которая типически выражена на значительном пространстве и неразрывно связана во всех отношениях с ландшафтной оболочкой» (76, с.455).

Р.Киплинг говорил: «Но матери нас научили, что старая Англия – дом». И арабы, тибетцы, ирокезы – все имеют свою исходную территорию, определяемую неповторимым сочетанием элементов ландшафта. И как таковая «родина» является одним из компонентов системы, именуемой «этнос». Этот вывод сделан уже в 1922 г. в работе «Номогенез» Л.С.Бергом и применим для всех организмов, в том числе и для Homo sapiens. Географический ландшафт воздействует на организм принудительно, заставляя все особи варьировать в определенном направлении. Тундра, лес, степь, пустыня, горы, водная среда, жизнь на островах – все это накладывает особый отпечаток на организмы. Те виды, которые не в состоянии приспособиться, должны переселиться в другой географический ландшафт или вымереть» (Гумилев, 1993, с. 180–181).

Когда ландшафт изменяется до неузнаваемости, причем безразлично – от воздействия ли человека, от изменения климата, от неотектонических процессов или от появления губительных микробов, несущих эпидемию, люди должны либо приспособиться к новым условиям, либо вымереть, либо уехать в другую страну. Таким образом, мы вплотную подошли к проблеме миграций.

Модификация ландшафтов – не единственная причина миграций. Они возникают также при демографических взрывах или – реже – при общественных толчках. Однако в любом случае переселенцы ищут условия, подобные тем, к которым они привыкли у себя на родине. Так, русские землепроходцы в XVII в. прошли через всю Сибирь, но заселяли только лесостепную окраину тайги и берега рек, т. е. ландшафты, сходные с теми, где сложились в этнос предыдущие поколения их предков.

Для нас особенно важно следующее положение: архитектура не только городов, но и отдельных поселений, даже домов с усадьбами, является составной частью антропогенного ландшафта (Там же, с.358). Таким образом, человеческая психика зависит от того, в каком доме он живет, какую архитектуру он видит вокруг себя. Мы ясно видим различия в архитектуре американских, европейских и русских городов и деревень. Такие же различия существуют и в психологии народов.

В работе А.Р.Сеноженского (Сеноженский, 1997) анализируются теоретические истоки социологии построенного окружения, среди которых классическая социология города М.Вебера, социология пространства Г.Зиммеля, современные работы П.Бурдье, французских и германских социологов, изучающих пространство архитектуры и социальной географии.

Важнейшей формой социального пространства выступает пространство жилья, или жилищное пространство. Именно эта форма пространства формирует социально-экологическую нишу для семьи, индивида, создает необходимый уровень социального качества жилья, обеспечения жизнедеятельности человека и его социальное здоровье. Жилищное пространство сопряжено по своему содержанию с понятием не только социального, но и жизненного пространства человека. Социальное пространство оказывается родовым понятием, а жилищностроительное пространство – видовым. Экология среды обитания детерминирует социальное здоровье, психологическое, интеллектуальное и физическое состояние человека, способствует плодотворной трудовой деятельности и, в конечном итоге, долголетию. Полное отсутствие комфорта, нормальных или усредненных социальных условий приводит либо к оттоку из микрорайона населения в более благополучные места, либо к привыканию, фатализму по отношению к жизненной ситуации, неспособности изменить ее к лучшему, отчаянию, либо к росту преступности, деградации личности, к злоупотреблению алкоголем, наркотиками.

Подлинными месторазвитиями (термин П.Н.Савицкого) (Савицкий, 1927, с. 30–31) являются территории сочетания двух и более ландшафтов. Это положение верно не только для Евразии, но и для всего земного шара. Основные процессы этногенеза в Евразии возникали: а) в восточной части – при взаимопроникновении горного и степного ландшафтов; б) в западной – лесного и лугового (поляны в Волго-Окском междуречье); с) в южной – степного и оазисного (Крым, Средняя Азия); д) на севере – лесотундры и тундры.

Березовые рощи, ополья, тихие реки Волго-Окского междуречья были такими же элементами складывающегося в XIII–XIV в.в. великорусского этноса, как и угро-славянская и татаро-славянская метисация, привнесенная из Византии архитектура храмов, былинный эпос и сказки о волшебных волках и лисицах.

Там, где границы между ландшафтными регионами размыты и наблюдаются плавные переходы от одних географических условий к другим, процессы этногенеза менее интенсивны. Монотонный ландшафтный ареал стабилизирует обитающие в нем этносы, разнородный – стимулирует изменения, ведущие к появлению новых этнических образований. Вместе с тем сочетание ландшафтов является не причиной, а только благоприятным условием этногенеза.

Пространство и количество населения сильно повлияли на психологию русского. Он имеет чувство широты и непреодолимости родного пространства. Он знает, что одинокий человек обречен на гибель в этом необъятном пространстве. Он убежден, что каждый должен подчиняться большинству. Широта русского пространства тормозит прогресс. Изменить жизненный ритм в этом пространстве весьма трудно. Европеец, освоившись в своем маленьком пространстве, должен приспособиться не только разумом, но и чувством. Широта и безграничность сформировали характер русского человека; отсюда его хаотическая необузданность, безмолвное и терпеливое преклонение перед силами природы, нуждой, эпидемиями, гнетом со стороны властей. Вот почему судьба отдельного гражданина всегда имела у русских второстепенное значение.

«Романо-германский человек преодолел пространство и его необузданность. Перед нами – нетребовательный, запуганный и безропотный русский человек, внешность которого говорит о нужде и нищете» (Немцы о русских, 1995).

Самодостаточность сельского хозяйства и природных ресурсов сделали Россию внутренне ориентированной, без большой нужды в торговле с другими странами. Когда возникали конфликты с соседями, то они часто решались с помощью военной силы и заканчивались присоединением новых земель. Границы России не имеют естественной защиты (как, например, в Америке). Поэтому русские вынуждены использовать силу в своих отношениях с соседями.

Германия – маленькая страна по сравнению с Россией в пространственном отношении. Каждый клочок земли у них обустроен и обихожен. У немца возникает бережное отношение к своей стране – только он может сделать ее лучше, от него зависит, какой она будет.

Широта и безграничность русских просторов (можно целый день ехать и не встретить людских поселений) приводит к потребительскому отношению русских к своей родине. Они рассуждают так: Россия большая, в ней всего много. Поэтому русский довольно безответствен в своем поведении – авось повезет, авось спасет Россия-матушка, от которой привыкли брать без отдачи кто сколько сможет. Поэтому немец – работящий, надежный, практичный – имеет внутренний локус контроля. Русский же подчас бывает расхлябанным, может иметь внешний локус контроля и списывать на внешние обстоятельства причины своих неудач.

3.2. Психологические особенности советского человека

Р.Бистрицкас, Р.Кочюнас (1989) выделяют следующие отличительные особенности психологии советского человека:

• человек не цель, а средство;

• шизоидное расщепление «Я» (общественное и личное);

• полное отсутствие чувства безопасности, постоянный страх, незащищенность;

• тоталитаризм мышления вступает в противоречие со здравым смыслом (например, осуждали фильмы, которых никто не видел, и статьи, которые никто не читал).

Л.Я.Гозман, А.М.Эткинд (1991) проводят параллель между психоанализом и советским историческим процессом: 1953 год. Вождь умер – значит, он не бессмертен. Главный палач расстрелян – значит, он не всесилен. Новый вождь осуждает старого – значит, эта власть не самая прекрасная и мудрая, она просто самая страшная. Похоронив вождя, люди впервые осознали свой страх. До этого страх перед властью, вытесняясь в бессознательное, превращался в любовь к ней. В психоанализе описаны аналоги этого и других исторических процессов. Они называются неврозами. Высокую творческую активность в «оттепель» авторы объясняют законом вытеснения, открытым З.Фрейдом: чем с большей силой вытесняются в область подсознательного чувства, творческие и интеллектуальные порывы, тем больше эмоциональный эффект. Процесс внезапного осознания реальности называется инсайт. Именно законы инсайта объясняют поведение бывших советских людей, живших в нереальном мире и столкнувшихся затем с реальностью. Одни (преимущественно молодежь, чья психика еще не сформировалась и не закоснела при прежней системе) сумели быстро приспособиться; другие не желают видеть произошедших перемен и прячут голову от сегодняшних реалий, подобно страусам; третьи не выдержали суровой реальности и сошли с дистанции. Инсайт, как гласит фрейдизм, сопровождается катарсисом – эмоциональным отреагированием. Возникающие эмоции и чувства нуждаются в отреагировании: многократном проговаривании, бурных поведенческих реакциях, стремлении к объединению с другими людьми.

Спертая атмосфера за «железным занавесом» породила мифы и иллюзии советского периода:

• ощущение своей принадлежности к великому, сильному и доброму народу;

• ощущение своей включенности в движение по магистральному пути мировой цивилизации;

• ощущение подвластности могущественному, никогда не ошибающемуся государству;

• ощущение своей безопасности среди равных друг другу людей, живущих общей жизнью и всегда готовых прийти на помощь;

• ощущение превосходства над порочным и не признающим очевидных истин миром.

Кроме того, И.Г.Дубов (1993) считает, что советской личности свойственно невыделение себя из «мы», стремление к власти и повышению статуса.

В.Н.Подопригора, Т.И.Краснопевцева отмечают: «Созданный за годы советской власти новый тип русского отличается высоким уровнем образованности, но вместе с тем низкой бытовой культурой; острой сообразительностью, склонностью к коллективизму, но отсутствием твердой морали и правового сознания, легкостью и ловкостью в обходе государственных запретов и установлений (при одновременной склонности к иждивенчеству за счет государства), некоторым двоемыслием, комплексом неполноценности по отношению к Западу, неустойчивостью общественного поведения и прочими признаками маргинальной личности» (Подопригора, Краснопевцева, 1995).

В советском обществе в 70–80 гг. отчетливо оформился слой бюрократии, получившей у разных авторов различные названия: номенклатура, партократия, новый класс, контркласс. Этот слой обладал исключительным и натуральным характером прав, льгот, привилегий (Советский простой человек, 1993).

Т.И.Заславская (1991) выделила в социальной структуре три группы: высший класс, низший класс и разделяющую их прослойку. Основу высшего слоя составила номенклатура, включающая высшие слои партийной, военной, государственной и хозяйственной бюрократии. Она является собственником национального богатства, которое использует по своему усмотрению. Низший класс образуют наемные работники государства: рабочие, крестьяне, интеллигенция. У них нет собственности и прав участвовать в распределении общественной собственности. Социальную прослойку между высшими и низшими классами образуют социальные группы, обслуживающие номенклатуру.

Авторы книги «Советский простой человек» (1993) на основе крупномасштабного исследования, проведенного Всероссийским центром изучения общественного мнения на репрезентативной национальной выборке в ноябре 1989 г., наделяют советского человека следующим набором базовых характеристик:

1. Представление о собственной исключительности: советский – это особый человек. Он воспринимает себя как носителя исключительных ценностей, своей системы социальных мер и весов… вплоть до эстетических, этических и гносеологических категорий (свои критерии истины и красоты) (Советский простой человек, 1993, с. 14).

2. Государственно-патерналистическая ориентация, при которой нормативное социальное чувство вовлеченности в государственное дело сопряжено с обратными ожиданиями отеческой заботы со стороны государства о подданных.

3. Сочетание внутренней установки на иерархичность миропорядка с выраженной экспрессией эгалитаризма. Советского человека отличают сознательность (т. е. готовность принять существующий порядок) и справедливо-практический эгалитаризм, отвергающий лишь то неравенство, которое не соответствует принятой иерархии, например, незаслуженные привилегии и нетрудовые доходы.

4. Имперский характер.

Стержень советского человека – это его универсальная простота. Это и ориентация на всеобщее усреднение (требование «быть как все»), и простая забота о выживании, и привычка довольствоваться малыми радостями. Для такого социального характера достаточно простого государственного контроля и управления. Между простым человеком и простой властью как бы исчезает опосредующее звено – социально-групповые идентификации, то есть собственно гражданское общество. Неожиданно звучит вывод исследователей: «В свое время принято было говорить о «коллективности» советского человека. Этой черты мы просто не обнаружили. Между тоталитарным государством и одиноким индивидом не занимали сколько-нибудь важных позиций никакие социально-психологические общности, связанные с профессией, занятием, интересами и т. д.» (Советский простой человек, 1993, с.26).

Важнейшая особенность советского человека – принципиальная невозможность осуществления всего набора его нормативных установок. Как следствие, советского человека характеризует двойной стандарт поведения: принятие высших идеологизированных ценностей становится необходимым условием для реализации ценностей приватных. В результате практически каждый совершает «сделку с дьяволом», стремясь сохранить себя. Эти сделки, губительные для личности, разрушали нравственные критерии общественных отношений и в конечном счете размывали само общество.

Авторы «Советского простого человека» обнаружили, что советский человек отказывается от достижений. Сдержан он и в отношении инициативы других, проявляя склонность к оценке чужого индивидуального успеха как «неправедного». Авторы объясняют эту нерациональную позицию спецификой властных отношений, господствовавших в советском обществе: «Поскольку государственная (идеологическая и партийная) лояльность не включает в себя достижительских критериев эффективности, инструментальной рациональности, а производственное достижение не гарантирует социального статуса и в строгом смысле вообще не связано с адекватным вознаграждением и социальным продвижением, то внутри самой системы советского общества заложено неустранимое противоречие. Невозможно заставить работать индивида без реального вознаграждения, а вознаграждать его невозможно, не признавая значимости индивидуальных достижений, способностей, компетентности и не увеличивая тем самым авторитета работника. А это, по условиям монополии на власть, невозможно без разрушения самой власти. Поэтому в советской действительности имела место не фактическая лояльность, но и не фактическое исполнение той или иной функции в организации любого типа, а их разыгрывание, демонстративное исполнение. Это взаимная демонстрация, она идет сверху и снизу» (Там же, с.75).

Авторы заключают: «Человек постсоветского общества надолго останется советским и будет находить подходящие условия для своего существования в тени распределительной экономики и номенклатурной системы циркуляции кадров» (Там же, с.265).

Л.Г.Ионии предпринял попытку универсализации. Он считает, что любое общество (Россия в том числе) проходит в своем социокультурном развитии две фазы: моностилистическую и полистилистическую. Характеристиками монокультуры являются: иерархичность господствующего мировоззрения; канонизация; упорядоченность; тотализация; исключение чуждых культурных элементов; упрощение; официальный консенсус; позитивность; телеология. Полистилистическая культура характеризуется противоположными характеристиками, такими как: деканонизация, неупорядоченность, детотализация, включение, деверсификация, эзотеричность, негативность (Ионии, 1993, с. 10–11).

М.Н.Борисов (Борисов, 1995, с. 187–195) так определяет классовую структуру советского общества: В XVIII веке классики политэкономии в Англии и французские историки, исходя из форм распределения общественного богатства, выделяли 3 класса: феодалы, получающие ренту; буржуа, получающие прибыль; рабочие, получающие зарплату. Также и в послеоктябрьской России, по мнению М.Н.Борисова, можно выделить те же самые классы, но «замаскированные»:

1) Государственные феодалы — партийно-государственная верхушка. От имени государства они владели, использовали и распоряжались средствами производства, держали в зависимости трудящихся. Государственные феодалы делились на крупных, средних и мелких.

Крупные — номенклатура Политбюро (члены правительства, руководители ведомств, первые секретари обкомов и крупных горкомов);

средние: директора крупнейших предприятий, зам. министров, секретари обкомов;

мелкие: назначались решением бюро обкомов (секретари райкомов, директора предприятий).

2) Буржуа. С 60-х гг. стал формироваться второй класс имущих: криминальная буржуазия и коррумпированная бюрократия. Их экономической базой стали «теневая экономика» и крупные личные доходы некоторых чиновников за счет различия цен во внешнеэкономической деятельности, нарушения законов, взяток и т. п. Первые два класса экономически господствуют сегодня в России.

3) В третий, низший класс входят служащие (включая интеллигенцию и лиц свободных профессий), рабочие и крестьяне.