«Лолита» kitabının incelemeleri, sayfa 3

Читая этот роман, я ни разу не усомнилась в его качестве, литературной ценности и эстетике. Закончив, я решила почитать отзывы о книге здесь и в других источниках. И некоторые из них меня очень удивили.

Поэтому данный мой отзыв это скорее попытка вступить в дискуссию с другими читателями, нежели критика самого произведения.

1. Многие упрекают роман в безнравственности, считают, что такую литературу нельзя публиковать. С этим я в корне не согласна. Во-первых, автор вовсе не оправдывает поведение главного героя. Да, повествование ведётся именно от лица Гумберта, который не осознает своей вины в полной мере, отчаянно пытается оправдаться. Но внимательный читатель не упустит детали, из которых следует, что доверять Гумберту нельзя, и многое в своём повествовании он искажает. Такой язык избрал В.Набоков, и этим можно лишь восхищаться. Кроме того, я считаю, что такого рода произведения даже полезны и необходимы для общества. В момент выхода романа в свет (да и в наше время тоже) многие люди думали, что трагедия, произошедшая в романе, никак не может коснуться их самих или людей их круга, что такое(!) происходит где-то в другом мире. Но автор разрушает это опасное предубеждение: жертвой в его романе становится обыкновенная девочка из среднестатистической, вполне приличной семьи, а преступником – рафинированный европеец-литературовед. Кто бы мог подумать?

2. Некоторые начинают читать «Лолиту», надеясь увидеть пример великой любви, или, по крайней мере, занятную романтическую историю (такую репутацию роман приобретает в некоторых уголках инфо-поля). После прочтения они, как правило, разделяются на 2 лагеря: надежды первых разбиваются о жестокую реальность, и они начинают злиться, негодовать, критиковать роман и постепенно сливаются с поборниками нравственности, которых я упомянула выше; вторые же странным образом проникаются этой историей, окутывают отношения главных героем столь притягательным флёром запретности и загадочности и в конечном итоге практически оправдывают Гумберта, ведь «это любовь!», а он «страдает не меньше Лолиты», которая, может, и «сама была на против». В общем, жуть. Вот только неужели эти люди действительно не понимают, что есть истинная любовь, а что считаться ей никак не может?

3. Отдельное недоумение у меня вызывают претензии к слогу и стилю повествования в романе. Конечно, это дело вкуса (которого может и не быть) и предпочтений каждого, но называть текст В. Набокова «скучным», «нудным», «затянутым» как минимум странно.

На мой взгляд, роман «Лолита» – наглядное пособие для психотерапевта. Книга о человеке с неправильной сексуальной фиксацией. Герой осознаёт, что страдает манией. Но не имеет желания бороться со своей болезнью. И только в конце жизни Гумберт понимает, что искалечил Лолите жизнь. В его раскаяние верится с большим трудом, как и в искренность его любви.

мне 71 год, я считаю, что Гумберт больной человек имел проблемв с психическим эдоровьем.Нет, это не любовь.Тем не менее книга поглощает,заражает чтением.

Я думаю, что это великолепная книга. На протяжении всей книги было ощущение, что ее действительно рассказывает сам герой. Сильно. Мне очень понравилось

Поразительный сюрр. Настолько гипертрофированный и потерянный в пространстве без логики, что становится ясно, что автор справился и даже слишком увлекся описанием переживаний психологически больного человека. И речь даже не только о педофилии. История о чем угодно, но не о любви.

Книга вызывает множество противоречивых эмоций, перетекающих друг в друга. Стоит сказать, что начинала я читать ее с предвзятой негативной точкой зрения, заимствованной со слов некоторых знакомых людей старшего поколения. Но те чувства, которые возникают по мере проникновения в сознание каждого слова этого произведения, в корне изменили мое мнение. Это великолепный роман. Однозначно! Потрясающий слог, невероятные описания эмоций героев, пейзажей, времени, жизни, людей… Рекомендую всем! Вчитывайтесь, внимайте, восхищайтесь, ужасайтесь, возмущайтесь и все это одновременно!

Роман по-настоящему глубокий. Очень интересно было следить за тем, как главный герой менял своё мировосприятие. Но в чём Набоков настоящий мастер, так это в подборе метких описаний. В душу действительно запало описание гор, которые Гумберт с Ло увидели во время поездки.

Книга, скандальностью темы привлекшая внимание мировой (о, какой предсказуемой) читающей братии к замечательному странствующему писателю и поэту Владимиру Набокову – она, вот редкий случай, – действительно хороша.

Только надо иметь в виду, что главное в ней – не то, скольких лет была Лолита, когда ею увлекся старина Гумберт, и не то, чем они занимались в своих поездках по Америке (при нынешней страстно-похотливой морализаторской истерии об этом лучше вообще помалкивать), а то – как это написано, каким богатым, полнокровным языком, как причудливо и музыкально переплетаются в тексте разные мотивы – это симфония, а не роман.

И что важно, здесь Набоков в полном расцвете сил; он не растрачивает себя на избыточное крючкотворство и загадкоплетение, как это будет в поздних романах, но и не слишком прост, как в ранних произведениях; он здесь – настоящий, мощный, яркий Набоков.

Роман длинный, наплодивший в процессе своего самосоздания (ибо спешу уверить и себя, и читателя, что создавался он сам, по собственной прихоти, используя автора как инструмент), столь огромное количество описаний и разнузданных намеков, что суть его, которую можно было бы выразить в количестве страниц, намного меньшем, разглядеть удается не сразу и только по прошествии некоторого времени, когда и текст, и события, в не описанные, смогут «отлежаться» в сердце и сознании читателя.

Пространное рассуждение главного героя, его попытка воссоздать собственную историю так, чтобы увидеть в ней смысл, найти оправдание собственному существованию, так ретиво начатая им в первой части, постепенно становится все более сбивчивым и сумбурным, что читатель может обосновать приближающимся окончательным помутнением рассудка. Мне, однако, видится, что причиной смена самого тона повествования и превращение его в некоторое подобие аляповатого лоскутного одеяла является попытка автора избежать осознания, которое прорывается то тут, то там в самых разных главах, но которое он так стремится скрыть и от самого себя (в первую очередь!), и от читателей, и от лиц, которым должно заниматься его дальнейшей судьбой, и которое он с успехом скрывает вплоть до последних страниц, когда, измученный длинной, мучительной повестью, которую он создает в течение пятидесяти шести дней, все-таки говорит то, что должен: любовь его к Лолите не являлась любовью, а были лишь смесью похоти и чудовищного эгоизма, нацеленного даже не на себя самого, а являющегося поклонением собственной страсти.

Гумберт Гумберт видит эту страсть свою возвышенной, особенной и отличающей его от остальных (хотя в тексте романа проскальзывают замечания, из которых можно сделать вывод о глубине его самообмана, который, однако не смог изжить сомнение полностью), и только к концу и своей жизни, и своей литературной деятельности может признать и осознать, что ничего особенного, ничего неземного из него эта страсть не делала, что был он всего лишь ее рабом; и, более того, в этой страсти он не приблизился к любви, о которой с такой горячечностью рассуждал время от времени, даже на шаг.

Лолита для него навсегда остается нимфеткой, чье тело ему довелось познать; но за постоянно «увядающей» ее красотой ему не удается разглядеть, услышать, даже заподозрить человека, коим она является. Лолита для него – это всего лишь способ утолить собственные желания, и вся грустность, вся бессмысленность этого Гумбертом осознается мучительно постепенно, и этим обусловлено то нагромождение воспоминаний, описаний и перечислений, которыми он пытается самого себя довести до честности: «И меня тогда поразило, пока я, как автомат, передвигал ватные ноги, что я ровно ничего не знаю о происходившем у любимой моей в головке и что, может быть, где-то за невыносимыми подростковыми штампами, в ней есть и цветущий сад, и сумерки, и ворота дворца, - дымчатая обворожительная область, доступ к которой запрещен мне, оскверняющему жалкой спазмой свои отрепья; ибо я часто замечал, что, живя, как мы с ней жили, в обособленном мире абсолютного зла, мы испытывали странное стеснение, когда я пытался заговорить с ней о чем-нибудь отвлеченном (о чем могли бы говорить она и старший друг, она и родитель, она и нормальный возлюбленный <…>) об искусстве, о поэзии, о точечках на форели Гопкинса или бритой голове Бодлера, о Боге и о Шекспире, о любом настоящем предмете» (с.)

В этом, как мне кажется, и состоит основное различие любви и похоти: любовь видит и знает того, к кому направлена; похоть же говорить лишь о том, кто ее испытывает. Похоть замыкает человека на себе, не позволяя ему хоть сколько-нибудь узнать окружающий его мир (не думает же читатель, что вся эта гумбертовская бутафория «страшненьких» женщин, перечислений предметов бесконечных гостиничных номеров, вся эта «нимфеточность» и сквозящее призрение являют собой мир настоящий?), а любовь может помочь ему открыть глаза. Гумберту же последнего не суждено было, и даже его литературные работы, которые он вскользь упоминаем по мере своего повествования, являются плодом не любви к словесности, а выражением его похоти, направленной, на этот раз, не на Долорес или иную девочку, а на ощущение собственной значимости, выраженное через нагромождения слов.

Гумберт жалок, но страшен в своей жалости. Страшен тем, с какой уверенностью в собственном праве («она меня соблазнила») он увлекает в водоворот своих «страстей» человеческое существо, не задумываясь даже о том, что тем самым отказывается признавать чужую человечность (Долорес для него – кукла). Жалок же он в том, что сам становится рабом, пресмыкающимся послушно и яростно, перед тем, что губит его, и превращаясь в конце концов в убитого безумием жалкого сладострастца.

О Долли же мне говорить кажется странным, до невозможности неловким: есть в ее описаниях картонность, словно лишающая ее человеческого облика; но при этом слишком печальна ее судьба, чтобы я могла писать или рассуждать о ней без той редкой смеси сострадания, страха и грусти, которая лишает человека возможности быть хоть сколько-нибудь объективным. Сострадаю я тому, что, будучи маленькой девочкой, она ничего не могла противопоставить взрослым; страшусь, поскольку понимаю, как легко каждая девочка, девушка, женщина (ребенок) и по сей день могут оказаться в подобной ситуации; и грущу, потому что ей не дано было шанса прожить жизнь полную, длительную, в которой, возможно, ждало ее если не счастье, то выздоровление.

То, что я принимала за заковыристый русский слог автора оказалось его подзыбытым русским, как сам автор и признается. Конечно же это книгу не испортило, можно сказать придало изюминки на мой взгляд. Конечно сюжет неоднозначный и по этому поводу уже много чего писали, думаю всё же тут есть о чём задуматься. В конце концов эта книга полезна тем, что притянула внимание и заставила задуматься о более внимательном воспитании детей. Интересно откуда у Набокова такие познания о психологии маньяков такого рода или же это полностью выдуманный, предполагаемый какой должен быть маньяк, персонаж? Как бы то ни было читая книгу веришь в то, что это может быть правдой, такие чётко прорисованные характеры, как будто сюжет и люди взяты из реальной жизни. Или же автор так умеет вживаться в своих героев, что они выглятят такими реальными. Как бы то ни было, если отбросить все рассуждения о пользе и вреде, то роман просто интересен как художественное произведение.