создают необходимый размер. Там живут энергетические врачи. Там мелькают атомные кирпичи. Свистят и в ряды укладываются. Друг в друга вмазываются. Влипают намертво на тысячи век. И из этого построен человек. Дома молекул с кладкою в три кирпича. А то и в четыре. Кто шире? А иногда и в восемьдесят восемь. Мы их об этом потом расспросим. И все дома за заборами крепкими, все с охраной, твари крамольные, гниды своевольные, во гресех рожденные, на казни осужденные. Кипят котлы государственные. Жир, жир, жир почивших в бозе капает и льется на морозе. Жир человеческий, топленый, из котла чугунного, переполненного через край переливается, переливается, переливается, переливается. Льется поток жира непрерывный. Застывает на морозе лютом. Перламутром. Застывает, застывает
Небольшой литературный номер: «Здравствуй, душа моя, Арина Родионовна!» Староват номерок, затянут слегка. Но — народ его любит и Государь уважает. Вяло советует столоначальник Пушкина омолодить — уж лет двенадцать играет его один и тот же немолодой актер Хапенский. Но знаем — бесполезно. Актер — в фаворитах у Государыни. Пожимает плечами постановщик, разводит руками: — Не в моей власти, господа, поймите… Понимаем.
Проходит минута Неподвижности Великой.
Как наш Батя говорит – три вещи есть, на которые хочется смотреть и смотреть неотрывно: огонь, море и чужая работа.
Люди-то вращаются да назад не возвращаются. Живут себе славно да бормочут неисправно, валятся рядами, обкладываются гробами, в землю уходят, из баб снова приходят.
Мы задвижку перекрыли
- Ка велел нам Государь.
Ну, а недруги решили
Газ у нас сосать, как встарь.
Мы им "нет"! сказали разом,
Навострили зоркий глаз
- Насосался русским газом
Дармоед "Европа-газ"
Но неймемется киберпанкам
Из озябшей стороны
- Разветвленья, как поганки,
Вырастают у Стены.
Все наглеют раз от раза...
Но учтите - можем мы
Вам поддать такого газу
- Задохнетесь сразу вы!
Все это «современное» искусство не стоит и одного мазка нашего великого Суриком.
Слушать премудрые речи Кирилла Ивановича я могу бесконечно, а он без кокоши неразговорчив…
Неподвижности Великой. Отрыгиваю громко, со стоном нутряным. Отираю слезы. И теперь вспоминаю уже все.
Федька стоит с подносом. Рожа его, как всегда с утра, помята и нелепа. На подносе традиционное для похмельного утра: стакан белого квасу, рюмка водки, полстакана капустного рассола. Выпиваю рассол. Щиплет в носу и сводит скулы