«Крестовый поход восвояси» kitabından alıntılar, sayfa 4
По команде "подъём" наступает светлое время суток.
Неизвестный прапорщик.
– Шо ты стоишь, как памятник себе? Где диалектический подход и историческая справедливость?
– В каком смысле?
<...>
– В смысле памятника двум бравым Мальчишам‑Кибальчишам, гордо заныкавшим от злобных буржуинов и коварных феодалов страшную военную тайну.
– Лис, ты о чем?
– Прикинь, мы будем стоять здесь, протянув руки… то есть нет, я хотел сказать, вытянув руки и протянув ноги… хотя нет, и это тоже как‑то не то. Но не суть важно, мы будем стоять, два несгибаемых Мальчиша, капитаны Ким и Буран. Пройдут пароходы – привет Мальчишам, пролетят самолеты – привет Мальчишам, пройдут пионеры… хотя нет, пионеры здесь не пройдут…
<...> Потерпевший Б. взялся провести нас к нужному шатру, да по дороге наткнулся на стрелу. Откуда они здесь вылетают, как мы помним, выяснить не удается. Может, она вообще, в связи с приближающейся осенью, летела в теплые страны.
(Лис)
А где ж его взять, тот образец, когда китайцы берегут этот лак тщательнее, чем Праматерь секреты своей несгибаемой девственности?
Одно из самых тяжких зрелищ, доступных человеческому взору – поле битвы после ее окончания. Отважнейшие сердца, без ропота сносящие все ужасы рукопашной, не могут ни сжаться при виде тысяч и тысяч мертвых, растоптанных, растерзанных тел, прижатых к земле неумолимым смертным грузом. И жажда жизни, заметная еще под смертной маской, немым укором терзает оставшихся в живых, будто говоря: «Ну почему же я, а не ты?» И стоны раненых в надвигающихся на поле боя сумерках звучат едва ли не голосами из преисподней, и черное воронье, слетевшееся на обильную трапезу, карканьем напоминает выжившим, что, быть может, уже завтра их черед идти на корм ненасытным падальщикам.
<...> это их вообще довело до истерики, шо Мак‑Лауд кукушку.
Да все, как обычно. Плохие парни обижают несчастную сироту, и тут появляешься ты на своем вороном коне в маске Зорро и, как водится, трах‑бабах, восстанавливаешь справедливость. Графиня, понятное дело, в слезах и соплях, амур‑тужур, розовые пеньюары и разовые изделия из бараньих кишок, проверенные электроникой.
Какой смысл приносить тебе благие вести, когда ты их принимаешь с такой хмурой мордой фейса на лице.
«Ищите лифт» – гласила одна из институтских аксиом. Спорить с этим было трудно, но дело не клеилось. «Если не удастся найти лифт, ищите лифтера, а лучше лифтершу, – утверждало первое следствие аксиомы. – Уж они‑то точно должны знать, где он».
Из пещеры донесся рев настолько ужасающий, что все живое вокруг пожалело, что не умерло вчера.
