Kitabı oku: «Таежная кровь», sayfa 4

Три встречи одного дня

Что надо парню в двадцать один год, который вернулся со службы в армии? Вопрос традиционный, ответ почти всегда одинаков у всех. Желанная встреча с родными и близкими, друзьями, одноклассниками, любимой девушкой, которая верно ждала его возвращения. Нет конца разговорам, чувствам, общению и веселому настроению. Первый день: встречи, шумное застолье. Полдеревни – в гостях, всеобщее внимание. На второй – выход в «гражданское общество», плохо скрываемое удивление: как все изменилось. А в третий – первые планы на свою дальнейшую жизнь. И многообещающее будущее.

Дорогая матушка суетится, встает в пять часов, чтобы к завтраку для родного чада были готовы пирожки, беляши или пельмени. Искренне считает: «Изголодался на чужбине! Вон какой худой!..» Конечно же, ей не понять, что стройная фигура у сына не от плохой кормежки, а от нервного переживания. Последние полгода «до приказа» дни считал, сам еще там, а все мысли – дома. Какой там аппетит! От бессонницы хлеб с маслом в рот не лезет.

Отец важно показывает хозяйство. Для него возвращение сына – двойная радость, еще один помощник в доме. Теперь будет кому литовкой траву косить да бревно за второй конец поднимать. Но главное – осенью в тайге звериные тропы топтать. Гаврилович как-то загадочно позвал сына за баню и с гордостью произнес:

– Вот, сынуля, вырастил тебе собаку, пока ты там срок был. – И показал на стройного кобеля: – Кучумом зову. Еще ни разу в тайге не был, все тебя ждал.

Топ на седьмом небе! Шутка ли: теперь у него своя собака! Верный, надежный друг в тайге. Будет теперь с кем перевалы считать! И сразу видно, хорошей породы. Длинный телом, высокий на ногах. Хвост месяцем, уши торчком. Окрас трехцветный: волос рыжий, серый и белый. Как у красного волка. Характер спокойный. Сразу видно, хороших кровей кобель. Привезли из Новосибирского питомника. В первые минуты встречи Кучум важно вылез из конуры, недоверчиво склонил голову, какие-то мгновения принюхивался. А потом хватил родной запах и небрежно закрутил хвостом, лизнул протянутую руку. Дал понять, что не против дружбы с сыном хозяина. Значит, дело будет!

А у сына уже «кровь играет». Горящий взгляд блуждает по сторонам: «Эх, пробежаться бы по косогорам!» В последний год тайга чаще любимой девушки снилась. А отец к столу тянет. Кто-то из гостей пришел, надо поделиться семейной радостью. Не каждый день сын со службы возвращается!

Зашли во времянку, засели к угощению. Слово за слово, тары-бары. А все пустое. Скучно почему-то. Сидит Топ на стуле, а сзади будто кто «шилом тычет». Наконец-то нашел причину, вышел на свежий воздух. А там, на крыльце, двоюродный братишка Кирилл, смотрит трепетными глазами:

– Ну что?

– Все! Завтра идем! – наконец-то молвил Топ. – Надо только продукты собрать.

– Так уж собрано все, – отвечает брат.

– Когда успел?!

– Да пока ты там с гостями пустые разговоры заводил…

Топ усмехнулся: сразу видно, одна кровь. Тоже дома не сидится, хоть и городской. Видно, старые походы тоже «разум мутят». Они присели рядом, стали обговаривать следующий день. Матушка, Людмила Матвеевна, подошла, улыбается:

– Ну, как, сынок, дома-то хорошо?

– Да уж получше, чем в железном кубрике, – отвечает Топ. И сразу же наводящий вопрос:

– А где, мама, мое ружье?

Та сразу все поняла, взволнованно всплеснула руками:

– Что это ты? Даже и дома не побыл!

Матушка знала характер сына, но все же попыталась остановить его от задуманного:

– Да уж и не помню, куда спрятала. Как ушел служить, в тряпку завернула да куда-то положила…

Но их уже не остановить. Нет ружья, да и ладно. Все равно на дворе июнь – не сезон охоты, стрелять нельзя. Можно и так, просто прогуляться. Вспомнить былые годы, когда они ходили вместе за черемшой под Лопату. Тогда Топу было восемнадцать, Кириллу – одиннадцать. Теперь они оба стали старше на три года.

Утро следующего дня застало их в дороге. Солнце встало из-за гор. Стрелки часов показывают шесть. А братья уже перевалили за первый перевал. Почему так быстро? Потому что не спали всю ночь, ждали, когда начнет отбеливать. А как развиднелось, какой уж тут сон? Котомки на плечи – да в путь.

Топ на правах старшего идет первым. Вернее, не идет, а почти бежит. Кажется, что сил не меряно. Ноги сами прыгают через кустарник, колодины, кочки. Все вокруг знакомое, родное. Каждый распадок, ложок, ключ, пригорок. Ничто не изменилось за такое продолжительное время. Даже те старые ловушки, что Топ рубил в школьные годы, целы и невредимы. Создается впечатление, что он был здесь на прошлой неделе.

Отточенные запахи тайги кружат голову, придают энергии. Очертания далеких гор выбрасывают в кровь очередную порцию адреналина, которого у него и так в избытке. Кажется, шел бы без перекура день, ночь и еще день, до тех пор, пока не упал от переизбытка чувств. Но шествие значительно тормозится потому, что Кирилл едва его догоняет.

Брат сильно хромает. Правая нога короче левой на два сантиметра. Полтора года назад, зимой, Кирилл упал с крыши, сломал шейку бедра. Очень сложный перелом. В престарелом возрасте у человека слабые шансы на то, что кость срастется вновь. У молодых надежды больше. Для того, чтобы удачно сложить ногу, нужен опытный хирург, которого найти в глухомани невозможно. И неизвестно еще, как обернулось бы дело, если бы не настойчивость тетушки, Людмилы Матвеевны. Она взяла на себя ответственность за жизнь племянника, вывезла его в город, где сделали операцию. Собрали кости, но немного неправильно. Доктор сказал, что к армии все будет нормально, только надо больше ходить. И вот Кирилл идет сейчас сзади него. Припадает на правую ногу. Но не подает вида, что ему тяжело идти, хорохорится, «дает фору»:

– Иди быстрее! Ползешь, как черепаха!

Топ понимает, что пора делать привал. Тем более что они подошли к «своему месту», где когда-то, три года назад, останавливались попить чай. Водораздельный хребет. Господствующая высота. Здесь все под руками: дрова, вода и открытая местность. Когда сидишь с кружкой чая, а вокруг – видимость на десятки километров, трудно передать свое состояние, ту радость, что рвется из груди! Чем-то это похоже на полет планирующего коршуна…

Разожгли костер, Топ встал над ним, стараясь пропитаться дымом, от пихтового сушняка он особенный, неповторимый. Нет ничего роднее ароматов благоухающих трав, проточной воды, горящего огня, густого дымка. Их не заменит никакой самый модный запах французских духов, туалетной воды…

Пока братья готовили нехитрый завтрак, подбежали собаки Бим и Вьюга, кобель и сука. Про Бима можно сразу сказать, что он – лодырь и подхалим. Бегает коротко, рядом, хитроумно прослушивая, куда идет хозяин. Часто показывается на глаза, можно сказать, «идет в вид». Сразу понятно, что с него в охоте на соболя толку будет мало. Вьюга ходит «шире», на глаза попадается реже. По охотничьим понятиям, что-то ищет, значит, работает. Ну, а Кучум – просто трудяга. За тот отрезок пути, что они прошли от дома, на глаза показывался всего два раза.

Первое время братья подумали, что кобель вернулся домой. Но тот догнал их за первым перевалом, ушел вперед и вот теперь, на стоянке, догнал второй раз. И опять – по следу, сзади. Что говорит о том, что Кучум не считается с передвижением хозяина. Ходит широко, работает (ищет добычу) хорошо. А догоняет только тогда, когда проверит на запахи все ближние горки. Как говорят опытные охотники, ни единой колодины мимо не пройдет. Значит, не зря отец щенка высмотрел, умеет собак выбирать. Сделал сыну настоящий подарок. Будет с кем осенью соболя промышлять.

С такими мыслями, прихватив за ухо горячую кружку с чаем, Топ смотрит вдаль. На красивый сисимский хребет, на травянистую плешину, именуемую «Лопатой», которая издали действительно напоминает лопату с ручкой, где они с братом когда-то рвали черемшу. Дышит чистейшим, благодатным воздухом и не может надышаться. Последние три года ему приходилось дышать морским воздухом, который, как ему казалось, почему-то напоминало запах болотной тины с тонким привкусом начинающегося разложения. Он не переставал удивляться, почему люди стремятся к морю, когда рядом такая благодать тайги!

Смотрит Топ и не насмотрится на красоту естественную, которая, как дева непорочная, помадой не малеванная, духами не загаженная, манит своей таинственной чистотой. Вдыхает кислород, как новорожденный младенец. Слушает и не наслушается разговоров мудрый матери-природы. В них дуновенье ветра, шум реки и бесконечное множество живых звуков: полет бабочки, настойчивое жужжание земляной осы, размеренный голос кукушки. Все это чарует, облагораживает, очищает. Чтобы прочувствовать это по-настоящему, надо несколько лет пожить на чужбине. И потом, вернувшись, относиться к окружающему миру еще более бережно.

А Кирилл что-то рассказывает о своем, наконец-то дождался «свободных ушей». Есть теперь с кем поделиться жизненными проблемами, которые есть у любого человека. Даже в четырнадцать лет. Но обнаружив, что брат его не слушает, обиделся, решил разыграть. Незаметно направил таган к костру пяткой. А на палке носки висят, сушатся. Огонь радостно хватил хлопчатку. Задымились носки, оплавились. А Кирилл рад, рот до ушей, хохочет, пальцем тычет:

– Во! Смотри, носки твои сгорели. Знать, девка твоя тебе изменяет…

А Топ, понимая «коварство» брата, равнодушно отвечает:

– Что поделать? Она тоже человек…

Кирилл несколько сконфужен, не ожидал такой реакции. Наверно, думал, что брат будет переживать, знает, что Топ свято верит во все таежные приметы. Некоторое время молчал, а потом покачал головой:

– Да уж, ты и спокойный. Женю бы сейчас далеко слышно было!

Здесь для читателя необходимо сделать краткое отступление. Поверье, если у тебя что-то сгорело из одежды на костре или у печи, значит, жена изменяет, дошло до нас с незапамятных времен. И кто сказал эти слова первый, неизвестно. Были такие случаи даже в наши дни, когда кто-то из промысловиков бросал охоту и выходил домой, чтобы там застать врасплох свою неверную супругу. Но в жизни правдивость этой приметы так никем и не доказана. Верна ли злая шутка, есть ли в ней толика правды, знает только ветер да сама жена. Женский характер неповторим, как горная река. А можно ли узнать у речки, сколько в ней набрано ведер воды?

Несколько слов о Жене. Евгений – родной брат Топа, а Кириллу – двоюродный. Характер – полная противоположность старшему брату. Если что не так да не по нему, или кто-то посмеялся над ним, может взорваться, обидеться. Если бы на костре подгорели его носки, разметал огонь по сторонам. Но через десять секунд «остыл», потому что Женя отходит быстро и незлопамятный. Сейчас он занят учебой. Поскольку на старшего брата его «приколы» не действуют, Кирилл решил переключиться на более серьезный разговор, который для его четырнадцати лет кажется едва ли не самым главным. Хлебнув чаю из своей кружки, он удрученно склонил голову и начал:

– Сколько лет живу, столько по тайге хожу, а зверя так еще ни одного не видел.

Топ удивленно вскинул брови, округлил глаза, прикидывая, сколько же времени тот ходит по тайге… И, стараясь не обидеть Кирилла, заметил:

– Какие твои годы! Я в четырнадцать лет только в тайгу начал ходить. А ты вон уже сколько, меня переплюнул! Подожди, сделаем солонец, «присолится» марал. На будущую весну не только увидишь, но и стрелять будешь.

– Да уж. Мне бы хоть раз посмотреть. А там бы я не промазал, – мечтательно произнес он. – Хошь бы какой козел, что ли, выскочил?

Топ усмехнулся, искоса посмотрел на него:

– Будешь в тайгу ходить, увидишь не только «рогатого», но и «лохматого!» Только, чур, не «лицо в лицо», а подальше…

И какими пророческими оказались слова старшего брата! Потом, позже, были в жизни младшего брата маралы, сохатые. И даже «лохматого» Кирилл увидел «лицо в лицо». И в таких обстоятельствах: либо он тебя, либо ты его! Как говорят медвежатники – «рыло в рыло». На расстоянии одного метра. И вышел из этого поединка с честью: растянул лохматую шкуру на стене.

Тот день тоже не прошел даром. После утреннего костра братьям предстояли встречи. И довольно яркие, запомнившиеся надолго. Первая из них произошла скоро, примерно через час после завтрака, когда они, уложив свой немудреный груз, пошли дальше, теперь уже вниз с хребта, в пойму небольшой речки Калпушки, и даже не речки, а таежного ключа, с чистейшей водой, в котором на дне видны не только камни, но и песчинки. Древний кедр, неизвестно когда умерший от старости, послужил им переправой на противоположный берег, как и три года назад.

Время нисколько не испортило природную переправу. Казалось, что братья проходили по знакомому стволу дерева только вчера. А дальше – невысокая крутая горка, именуемая среди местных охотников – Середыш. Названа так, потому что находится посреди двух речек, делит два притока: Калпушку и Калпу. Южный склон горы когда-то побывал в пожаре. Старые деревья выгорели. Взамен их наросли новые, молодые ели и пихты. Остались неподвластные зарослям скалы да каменистые россыпи, курумники, как плешины на голове престарелого человека. По одной из таких россыпей пришлось идти братьям, чтобы напрямую вылезти из лога на вершину очередного препятствия.

Топ впереди, Кирилл сзади. Не отстает младший брат. Старается перегнать Топа, чтобы там, поджидая на вершине горки, небрежно пристыдить: «Что-то ты совсем зажирел». Или сказать что-нибудь еще в этом роде. Чтобы обогнать брата, надо простор, поляну или разреженный пихтач. Может быть, вон там, впереди, за небольшой скалой. Обойти каменную гряду как можно скорее да озадачить впереди идущего неожиданным приветствием. Вот бы только поскорее пройти эту проклятущую россыпушку, где приходится идти, согнувшись в три погибели, даже зацепиться не за что. И тут он увидел на камнях какие-то веревки, как раз кстати.

Только хотел Кирилл ухватиться за серый корень, а удавка метнулась, вскочила на дыбки да зашипела. Змея! Кирилл отдернул руку, едва не упал… И уж было почти приземлился на камень, да вовремя шею завернул. Хотел присмотреть место поглаже. А там – еще одна гадюка зубки оскалила. Немного до мягкого места не достала. Ужаснулся Кирилл, заголосил, запрыгал журавликом. Хотел побежать в сторону по россыпи, да вокруг него на каждом камешке веревки намотаны…

Топ удивленно оглянулся назад: а там братишка танец народов Севера изображает, как будто в бубен шаман застучал. Кирилл раскорячился под рюкзаком, застыл в позе высохшего оскоря, раскинул пальцы веером. А каждый палец на что-то показывает. Топ тоже глаза «раскрыл», посмотрел по сторонам, даже несколько удивился.

Вокруг них – змеи, ступить некуда. Большие, по метру, маленькие – размером с собачью лапу. Толстые, тонкие, длинные, короткие. И цвета разного: черные, серые, рыжие, с геометрическим рисунком, ромбиками. Те, что побольше, – по одной на каждом камешке. А те, что поменьше – по две да по три в связке пригрелись. Сколько их? Десять, двадцать или пятьдесят?! Считать некогда. Те, что поближе к ногам, уже вздыбились, ощерились. Пора ретироваться, да только куда?

– Что «за женской юбкой прешь»? Не видишь, куда идешь? – заголосил Кирилл. – Очки сними…

– А я что? Сапоги дорогу знают, – начал было оправдываться Топ, да вдруг понял, что, как зашли в змеиное царство, так и выходить надо. – Давай назад потихоньку. Как пришли, так и уйдем.

Кирилл теперь передом – вниз, козликом запрыгал по камням. А Топ за ним, гусем, вполуприсядку. Шаг за шагом, покинули опасное место. Встали, оглянулись. А змеи уже утихомирились, вновь пригрелись на солнышке. Свернулись калачиками и блаженно закрыли глазки.

Братья постояли немного, попытались посчитать гадюк, да только где там! Сколько в россыпи камней, столько и змей. Как еще удачно вышли из круга.

– Надо уходить отсюда, пока собаки не набежали, – торопит Кирилл.

– Собакам что? Они пырей едят от укусов змеиных. Да и нюх есть. Не каждая на рожон полезет, – успокаивает Топ.

И точно. Как сказал, так и вышло. Бежит по горе Бим, да точно – на россыпь, где змеи лежат. Только хватил запах, сразу, как обухом по голове ударили, остановился, закрутил головой из стороны в сторону, негромко залаял на пресмыкающихся. Те в свою очередь зашипели дружно, зашевелились. Ближние готовы в пасть кобелю броситься, укусить. Но Бим – не промах, знает природным чутьем, что от гадюк опасность исходит. А может, уже попадал на змеиный зуб.

А старший брат торопит:

– Пошли отсюда, пока собаки всю тайгу не перепугали. И, вспоминая таежные приметы, думает, к чему бы это?

Дальше произошла вторая «встреча» за этот день, сделавшая «зарубку» на памяти Кирилла. Исполнилось его желание увидеть хоть какого-то зверя в «пустой» тайге. Увидели братья медведя издали, на короткое мгновение. У младшего еще какое-то время оставались круглые глаза, так как, согласитесь, разговаривать про медведя и видеть его – не одно и то же.

Первыми на зверя наткнулись собаки. Все три одновременно. Сразу же, за перевалом, на Середыше, неподалеку от того места, где братья встретились со змеиным царством. Вероятно, медведь слышал, как лаял Бим. Но пренебрег, остался лежать на месте. Или, надеясь на свои законные права хозяина, силу, ловкость, быстроту реакции, не посчитал нужным уйти. Потому и был напуган четвероногими друзьями человека.

Скорее всего, медведь спал, пригревшись на солнышке, что он и любит делать в часы сытного наслаждения покоем. В такие моменты зверь беспечен, его слух притупляется, глаза закрыты, а нос «забит» муравьиной кислотой. Появление собак медведь заметил слишком поздно, когда они выбежали из кустов на расстоянии пяти метров.

Это равносильно тому, когда вы преспокойно досматриваете сладкий сон, а на вас в это время падает шкаф. Такое «удовольствие» от встречи получил медведь. Спал себе спокойненько на солнышке, а тут на тебе – вылетели лохматые чудища, перепугали до смерти. Где уж тут «остаться равнодушным?» Подорвался лохматый, как солдат по тревоге, заревел со страху – да чесу! Только пятки сверкают. И собаки догнать не могут.

От места, где собаки наскочили на медведя, братья находились не так далеко. Может, метров сорок. Только и видели, как в кустах мелькнул рыжий бок и зверь запрыгал через колодник. Хорошо, что от них – в сторону, чуть наискось, левее, в гору. Знает зверюга, что бежать от преследователей надо туда, где труднее.

– Ну что, видел? – усмехнулся Топ, повернувшись к Кириллу.

– Видел, да плохо. Поближе бы, тогда другое дело, – с немного побелевшим лицом, но все же не теряя чувства самообладания, отвечал брат.

– Ты что, хотел, чтобы он побежал на нас?!

– Да нет… но если бы недалеко, метров в двадцати… хоть посмотреть получше, – стараясь казаться равнодушным, отвечал младший брат. – А так все едино, что видел, что не видел.

– Ну и как?

– Ничего, здоровый. Как конь!

Улыбнулся старший: «Мне показалось, что чуть больше собаки. Пестун, да и только. Вот и следы на муравейнике – чуть больше человеческой ладони. Знать, прошлогодний. А был бы как конь, вряд ли испугался бы собак. И неизвестно, в какую сторону побежал бы: от собак или за ними… Собаки погнали зверя тогда, когда он их испугался. А если наоборот? Неизвестно, чем могла окончиться встреча». Вслух Топ ничего не сказал. Пусть будет так, как есть. Знает Кирилл, что медведь боится человека и собак. А запугаешь смолоду – до старости будет ходить да оглядываться.

Подошли братья на лежку, где медведь отдыхал. Старший показал следы, развороченный муравейник да несколько экскрементов убежавшего «муравятника». У страха глаза велики! Теперь медведь будет бежать вон за тот хребет, пока собаки не выдохнутся.

– Что, идем дальше? – спрашивает старший брат.

– Давай. Может, еще кого увидим, – соглашается младший.

Подкинули котомки, зашагали вниз, под гору. Навстречу третьему, трагическому, происшествию.

В долине, «под ногами» у подножия хребта бежит речка Калпа, черемшанная. Густой пихтач заменяют переплетения тальника и ольховника. Как в низкорослой подсаде: молодые хвойные деревца, разросшиеся на таком расстоянии друг от друга, что негде поставить ногу. Чтобы перебраться на другой берег реки, надо заранее найти место и лишь потом начинать передвижение.

Братьям надо перейти на противоположную сторону реки, выйти к устью Лопатинского ключа, а потом идти по нему вверх, к черемшанным полянам. Чтобы преодолеть пойму, надо все хорошо просмотреть, как пробраться в кушарях (в кустах). «Так, вон там есть небольшая полянка, а за ней – узкая горловина. Да и речка широкая, с островками. А значит, мелкая, можно пройти в сапогах», – думает Топ и устремляется туда. Кирилл – за ним.

Они спустились к речке, осторожно вошли в воду. Нагнулись, попили воды. Сзади подбежал Кучум, глядя на них, высунул длинный язык, тоже стал лакать живительную влагу. Почему он один? Где Бим и Вьюга? Возможно, все еще гонят медведя. Или пошли на очередной круг? Рано или поздно догонят. Если Кучум здесь, значит, и они скоро прибегут.

Наконец-то перебрели неглубокую речку, вышли на каменистую отмель, а потом – на песчаную косу. Топ нагнулся и увидел под ногами следы маральих копыт. Определил: совсем недавно здесь прошла маралуха с мараленком. Мать и дитя. Грязная вода не успела заполнить свежие отпечатки копыт. Воздух не успел выветрить острые запахи. Солнце не высушило липкую глину. Следы четкие, резкие, новые, как только что отлитая пуля.

Сколько времени прошло с тех пор, как здесь прошли звери? Даже несведущему понятно, что совсем недавно. Топ определил точнее: от двух до пяти минут назад. Приложил палец к губам, а другой рукой ткнул в сторону высокоствольного ерника: они тут, рядом. Кирилл вопросительно приподнял голову: а что толку? Все равно ружья нет, да и стрелять в матку с телком – грех. Старший пожал плечами: тогда пошли дальше. Младший качнул головой: да. А сам смотрит в темную чащу, вдруг увидит стройную маралуху?

Кучум сзади бежит, перескочил через речку, по отмели да на косу. Ткнулся носом в копыта: что такое? След вроде как у коровы. Но запах – резкий, острый, неповторимый, инстинкт вздыбил шерсть на загривке. И хотя кобель еще ни разу в своей жизни не видел марала, сразу понял различие в отпечатках копытных животных: копыто домашних пахнет человеком, а оленя – тайгой.

Как молния ударила в голову Кучуму. Волнующее кровь чувство азарта, преследования, добычи, наконец. Рядом дикое животное, которое он должен искать, гонять, останавливать или просто предупреждать хозяина о нем. Вот он, марал, здесь, рядом. Легкий ветерок наносит острый запах. И куда только смотрят хозяева? Прошли мимо, не останавливаясь… Неужели они не почувствовали? Значит, надо их предупредить.

Братья прошли двадцать метров от брода. В это время залаял Кучум. Громко, заразительно, грозно, предупреждающе. Сразу понятно – неспроста. И не на мелкую дичь, а крупного зверя. Они остановились, посмотрели назад, переглянулись: что там? Неужели?.. И не успели что-то осознать. Так все произошло быстро, стремительно! Сначала – глухой топот ног в густой чаще. Затем – треск кустов и на поляну выскочила грациозная маралуха. Она передвигалась так быстро, как только может бежать за зайцем голодная лиса. Еще два-три отточенных прыжка – и острые копыта взметнулись над обреченным кобелем.

Кучум понял, что от зверя исходит смертельная опасность. У охотничьей собаки врожденное чувство страха развито особо остро. Тайга шуток не любит. Кучум бросился бежать. И, возможно, сохранил бы себе жизнь на чистом месте, где-то на поляне или у песчаной отмели, увернулся от упругих ног зверя. Но, оглядываясь назад, на маралуху, кобель метнулся в густые переплетения тальниковых зарослей, где запутался, споткнулся и опрокинулся на спину. А дальше – все, как в кино, хорошо снятых кадрах фильма.

Маралуха подпрыгнула на передних ногах и опустилась телом на поверженного Кучума. Братья слышали глухой удар копытами. Увидели замелькавшие в воздухе лапы кобеля, и как маралуха грозно зашевелила ноздрями, закрутила головой из стороны в сторону. Приподнялась на задних ногах, по всей вероятности, намереваясь нанести врагу еще один удар.

Топ, наконец-то поняв, что происходит, бросился Кучуму на помощь. Побежал, замахал руками, закричал, как на домашнюю корову:

– Цыля! Цыля пошла! Ты что, черт возьми, страха не знаешь?! Людей не боишься?

Мать-маралуха удивленно вскинула ушастую голову, посмотрела, может быть, подумала: «А это там кто еще?» Наверно, не узнала человека. Приняла за еще одного врага. Или чувство защиты своего дитя оказалось на какой-то миг сильнее страха перед человеком? Но… круто развернулась и опять прыжками, угрожающе склонив голову, побежала на братьев.

Вполне возможно, все было бы по-другому, будь на ее месте медведица или даже сохатуха. На чистой поляне, без ружья братьям пришлось бы туго. И неизвестно, чем могло все кончиться. Чувство страха перед человеком у маралов развито сильнее. Не добежав полутора десятков метров, маралуха остановилась, гордо вскинула голову, секунду смотрела на орущего непристойные ругательства человека. Потом повернулась боком (подставила себя под выстрел!), устремила взгляд в густую чащу, где, по всей вероятности, находился ее детеныш.

Она, конечно же, думала: «Все ли с ним в порядке, жив ли, не напали на него другие враги?» Все ее смелые, решительные действия против собаки были вызваны только защитой своего чада. В любой другой момент, будь она одна, маралуха убежала бы от опасности на своих грациозных, крепких ногах. Но сейчас она была матерью. И этим все сказано.

Страх перед человеком пересилил чашу весов в поведении зверя. Человек был рядом. Таил в себе большую опасность не только для нее, но главное – для детеныша, который в эти мгновения находился в стороне, один. Инстинкт самосохранения подсказал, что надо уводить мараленка от смертельной опасности. И это было правильным решением с ее стороны.

Резко сорвавшись с места, заботливая мать в два прыжка пересекла поляну и скрылась в густых зарослях ерника. Затем оттуда послышалось негромкое муканье и за тернистой колкой показались два силуэта: маралуха, прикрывая своим телом дитя, уводила за собой мараленка, такого маленького, пыжикового, пятнистого. Вероятно, родился он не более двух недель назад. Еще какие-то мгновения, несколько шагов – и звери растворились в глухой тайге. Целые и невредимые. Гордые и неповторимые. Сильные и хрупкие, изящество природы, созданное за многие века существования в этой среде.

– Ну что, насмотрелся? – улыбнулся старший Топ.

– Да уж, – все еще переживая ситуацию, ответил Кирилл. – Особенно, когда ты на нее «цыля» орал. Как на корову дома.

А как больше, если она «русских» слов не понимает!

– Жалко, ружья не было. Мясо под носом было, – с сожалением вздохнул Кирилл. – Тут даже промазать стыдно.

– Ружье было бы, все одно стрелять не стал.

– Почему?!

– В матку? Молочную?! Ну, ее бы завалил, а с ней пришлось бы и пыжика. Один-то он, сейчас еще не выживет… Знаешь, что старые люди считают? Грех это великий – стельных бить и матерей с детками. Примета очень плохая. Говорят, кто мать с дитем убьет, у того семьи не будет.

– Да ну уж? – недоверчиво переспросил поникший Кирилл. – Точно?

– Не знаю, – ответил Топ. – Не пробовал. И не буду. И тебе не советую. Что, с голоду пухнем?!

– Это так… только вот припугнуть-то надо было, чтобы на Кучума не кидалась.

И то верно. Переживая встречу, совсем забыли о кобеле. Забеспокоились, присвистнули: Кучум, где ты? Побежали в кусты. Смотрят, а кобель к ним на зов идет. Тяжелый, понурый, покачивается из стороны в сторону.

– Что с тобой, дорогой? – наклонились братья к собаке.

А тот вроде ластится, хвостом крутит. Братья осмотрели его со всех сторон, нигде крови нет, все цело. Ноги гнутся, переломов нет.

– Хух ты, слава богу! Вроде все нормально. Топ скинул свою котомку, достал пирожок матушкиной выпечки, бросил собаке. Кобель даже не понюхал. Лег, морду на лапы положил.

– Во заелся! Не хочет, – поднимая с земли угощение, недовольно проговорил Топ. – Другой на лету хватает. И посмотрел собаке в глаза, увидел, как потускнели зрачки, понял, что с Кучумом что-то неладное:

– Ты что, дорогой, ударила она тебя копытом?

Кобель нехотя помахал хвостом, раскрыл пасть, улыбнулся хозяину. По его угрюмому виду можно было понять, что где-то внутри него есть боль, с которой он не может справиться.

А хозяин настаивал:

– Ну, давай, поднимайся. Расхаживаться надо. Тебя никто не заставляет бегать далеко. Просто иди сзади, надо идти, – приподнимая Кучума, говорил Топ. – Вот так, перебирай лапами, – и легко подтолкнул собаку на ход.

Кучум побежал вперед, даже обогнал идущих на несколько метров, повернул голову, хотел проверить направление, в какую сторону идти. Узнал, хотел побежать, но пошел шагом, раскачиваясь из стороны в сторону. И вдруг завалился на правый бок, неестественно запрокинул голову назад, вытянулся во всю длину тела, глубоко вздохнул и… умер.

Братья застыли от неожиданности. Все еще не веря в произошедшее, Топ пытался приподнять бездыханное тело, тормошил Кучума. Но тот не подавал каких-то признаков жизни. Острые уши поникли. Наполовину закрытые глаза заполнились чернотой безжизненных зрачков. Вывалившийся язык побелел до чистоты тающего снега. По всей вероятности, от удара копыт маралухи у собаки были повреждены какие-то внутренние органы.