Kitabı oku: «Жизнь прожить – не поле перейти – 2. Дети. Книга II», sayfa 2
Глава третья
В середине июня 1941 года в семействе Сухановых намечалось радостное событие.
Тоня находилась на последнем месяце беременности и собиралась подарить мужу сына, или дочь.
У Бориса с Тоней уже имелась старшая девочка Люся трёх лет, да сынок Юрик одного годика, а в эти дни счастливые родители ждали третьего ребёнка.
За четыре года совместной жизни они успели ещё крепче полюбить друг друга и сплотиться в супружеской преданности.
Обитали муж с женой счастливо и дружно, а дети укрепляли молодую семью. Борис продолжал работать в торговле, а Тоня – кассиром на железной дороге.
Скромный материальный достаток компенсировался взаимопомощью, взаимным пониманием супругов и сердечной привязанностью.
В стране большинству населения жилось тяжело. За последние годы регулярно повышалась заработанная палата, но цены на продукты и промышленные товары тоже росли, и это не приводило к увеличению благосостояния семьи.
Ещё одной формой поборов государства наличествовали различные государственные займы и лотереи. Эти облигации и билеты каждый работающий гражданин в обязательном порядке покупал с зарплаты ежемесячно.
В магазинах регулярно не хватало самих товаров. Как продовольственных, так и промышленных. Стали возникать огромные очереди.
Для борьбы с этим явлением государство принимало ряд постановлений, они запрещали создавать скопление людей у магазинов. За неподчинение – штраф в размере 100 рублей или привлечение к уголовной ответственности.
Очереди разгоняли милицией. Но они не исчезали, а переместились во дворы. Люди перестали строиться в очереди, а просто «прогуливались» перед магазином.
В решении многих проблем каждодневной жизни всё большее значение стал иметь блат, его простые люди считали скрытой формой мошенничества.
В обществе присутствовали антисталинские настроения и трудности жизни вызывали недовольство, но многие советские люди поддерживали политику государства и в случае военной угрозы пребывали в готовности защищать собственную Родину.
Да и идеологическое воздействие проходило на должном уровне, верили всему сказанному.
По этой причине начало войны вызвало у людей волну патриотизма.
22 июня 1941 года Борис ехал в трамвае к жене в роддом.
Кругом разговор шёл о войне, рассуждали, что она продолжительное время не продлится.
– Напала Моська на слона, – громко произнёс один из пассажиров.
Люди увлечённо рассуждали, что с немцами покончим в ближайшее время. У многих присутствовало боевое настроение.
В роддоме Борис узнал, что Тоня произвела на свет мальчика. Это его обрадовало, несмотря на тревожную весть о войне. На этот день у него два сына и одна дочь. Но на этом он думал не останавливаться.
Прошло четыре дня, и Тоня принесла младенца домой.
– Как назовём сына? – спросила она у мужа.
– Давай, Николаем, как отца, – предложил Борис.
– Коленька, чудесное имя, – согласилась жена, – будем так называть.
Приятные хлопоты с Коленькой и остальными детьми отвлекли Тоню от окружающей действительности, но настоящие события в стране вскоре напомнили о себе.
– Я записался в ополчение, – поздним вечером сообщил Борис во второй декаде июля.
– Неужто немец доберётся до нас? – испуганно спросила Тоня.
– Вероятно, и не дойдёт, но обязательно надо готовиться к нехорошим вариантам.
Организация подразделений народного ополчения в городе и области сопровождалась патриотическим порывом, о чём свидетельствовали многие заявления вступающих в ряды ополченцев.
Руководство области сформировало четыре районных полка в Курске и 70 полков в области.
Борису пришлось реже появляться дома, по той причине, что активно проходил боевую подготовку в ополчении.
С приближением врага к границам области он перестал приходить домой.
Спустя 56 дней после родов, в середине августа из декретного отпуска Тоня вышла на работу.
Железнодорожный транспорт ещё в начале войны перешёл на график военного времени. Если до войны практиковался восьмичасовой рабочий день, то в этот период трудились значительно дольше, работали по 14—16 часов.
По железной дороге с западных областей шла эвакуация промышленных предприятий, детских учреждений, людей.
Тоня работала на железнодорожной станции вместе с товарищами не покладая собственных рук. Случалось, домой приходила глубокой ночью, чтоб на следующий день идти опять на работу.
Да и уголовное наказание за опоздания, прогулы никто не отменял.
Она хорошо помнит, как в прошлом году вышла подруга на работу из декретного отпуска. В один из дней случилось так, что не с кем подруге оставить младенца, и на работу она опоздала на сорок минут. Так, суд приговорил её к четырём месяцам тюрьмы. Подруга и просидела в кутузке с грудным ребёнком это время. Были и аналогичные случаи, когда за незначительные нарушения человек оказывался в тюрьме. Это Тоня прекрасно знала и не хотела попадать в не столь отдалённые места.
По этой причине она старалась приходить на работу вовремя.
29 августа вражеская авиация подвергла первой бомбёжке Курский железнодорожный узел.
Это было адское зрелище. Самолёты, складывалось впечатление, пикировали прямо на тебя. Бомбы с душераздирающим воем сыпались кругом: разрушались здания, уничтожались вагоны с паровозами, приводились в негодность подъездные пути, убивались люди.
Тоня с подругами спряталась в подвале вокзала и не пострадала. С этого дня немецкие самолёты ежедневно стали появляться над городом.
Неизвестно, от нервного напряжения, или ещё отчего, у неё перестало приходить грудное молоко. Нечем стало кормить Коленьку. Тоня пыталась накормить сына искусственно, но это плохо помогало.
В один из пасмурных дней придя домой с очередной смены, она застала младшего сына мёртвым.
С приближением линии фронта к границам Курской области в сентябре развернулась массовая эвакуация. Вывозились материальные и культурные ценности, сырьё, перегонялся скот.
Однако транспорта не хватало, а потому зерно и животных, которые не успели эвакуировать, приняли решение отдать на хранение колхозникам.
Увозили и местных жителей. Первыми эвакуировали воспитанников детских домов, женщин с малолетними детьми, семьи партийных работников, кого немцы подвергали преследованиям.
Вновь пришлось активно работать. Это маленько отвлекло Тоню от мыслей о потере сына.
Чтобы уменьшить вероятность попасть под бомбёжку она ходила на работу не через центральные улицы, а вдоль реки. В районе Боевой дачи перебиралась через Тускарь по шаткому мостику и потом выходила к железнодорожному вокзалу.
Обстановка на фронте преимущественно ухудшалась.
Стремительный, прорыв фашистских войск, к Орлу создал угрозу для Красной Армии в районе Курска. Захват города гитлеровцами позволял замкнуть второе кольцо вражеского окружения для 3-й и 13-й армий Брянского фронта.
Нахождение в руках противника станции Курск не предоставляло возможности вывести со складов запасы артиллерийского, сапёрного вооружения, военно-снабженческих грузов.
4 октября по личному указанию Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина в Курск направили заместителя начальника Генерального штаба генерал-майора П. Г. Тихомирова.
Ему поставили задачу, совместно с обкомом партии, организовать оборону города.
Всеми возможными силами предстояло удержать Курск до выхода воинских формирований Брянского фронта из окружения.
В середине октября разгорелись ожесточённые бои западнее Фатежа, город размещался в 50 километрах от Курска.
Сражение с переменным успехом продолжалось около десяти дней. Это позволило выйти из окружения воинским частям Брянского фронта, а также вывести с имеющихся складов боеприпасы и обмундирование.
Под натиском превосходящих сил противника, советские войска несли большие потери и, несмотря на стойкое сопротивление, поздним вечером 22 октября им пришлось оставить Фатеж.
Организатором защиты Курска стал городской комитет обороны, его утвердили постановлением Государственного комитета обороны №830 от 22 октября 1941 года.
21 октября, всего за шесть дней, рабочие оборудовали бронепоезд №1 Северного депо. 28 октября курские железнодорожники передали и второй бронепоезд частям 2-й гвардейской дивизии, защищавшим Курск.
Вечером 21 октября 1941 г. боевые рубежи на северо-восточных окраинах города по приказу начальника гарнизона майора И. И. Будылина заняли бойцы Ленинского и Сталинского полков народного ополчения.
23 октября 1941 г. по приказу командующего 13-й армией генерала А. М. Городнянского полковник А. З. Акименко вступил в командование Курским гарнизоном.
Город объявили на осадном положении. Населению настоятельно рекомендовали покинуть Курск.
Тоне некуда было уходить с двумя малыми детьми и пожилой матерью, и она решила остаться, да и на железнодорожном узле шла непрерывная деятельность по эвакуации и приёму военных грузов. Руководство на неё возложило ряд обязанностей, и присутствие на работе считалось необходимым.
На защиту рубежей древнего города встало четыре полка народного ополчения численностью 3763 бойца. На вооружении они имели 741 винтовку (включая английские и бельгийские), 57 автоматов ППД, 3 станковых и ручных пулемёта, 2263 ручных, 1910 противотанковых и 2836 самодельных гранат, 400 мин и 14 тысяч патронов.
У защитников отсутствовало должное вооружение, и недоставало боевой выучки, но моральный дух ополченцев оставался бодрым.
Хотя на них надвигались отборные силы 2-й немецкой армии: 9-я танковая и 95-я пехотная дивизии 48-го моторизованного корпуса, неотвратимо наступавшие на Курск со стороны Фатежа.
Эти немецкие воинские подразделения первыми вступали на улицы Варшавы, в города Бельгии, Дании, Франции.
Они считались отборными частями Вермахта.
31 октября начались бои на дальних подступах к Курску. Оборону вели Вторая гвардейская дивизия и полки ополчения.
1 ноября 1941 г. гитлеровцы предприняли попытку захватить северные окраины города. В бой вступили бойцы 395-го стрелкового полка и третьего батальона ополченцев из Ленинского полка. Батальон держал оборону в районе трепельного комбината на Фатежском шоссе.
Встретив сопротивление, гитлеровцы свернули с дороги в сторону Знаменской рощи.
До двух рот пехоты и семи танков противника заняли Дом отдыха, преодолели сопротивление группы ополченцев из боевого охранения второго батальона Сталинского полка.
Вечером 1 ноября 1941 г. бронепоезд курских железнодорожников нанёс удар по противнику, что двигался по шоссе западнее деревни Поповка.
Поздним вечером гитлеровцы активизировали боевые действия на северо-западном участке обороны. На Курск наступало до 40 танков, до пяти полков пехоты. Ночью из миномётов и орудий противник обстреливал оборонительные рубежи на стыке Сталинского и Дзержинского полков ополчения.
2 ноября 1941 г. тишину морозного утра по всей линии обороны разорвали взрывы снарядов, мин и пулемётные очереди.
В районе кирпично-трепельного комбината фашистов яростно атаковали бойцы третьего батальона Ленинского полка. Они уничтожили до 300 гитлеровцев.
Свыше трёх часов шли жестокие бои. Под напором противника защитники отошли на новый рубеж.
У кирпичного завода №2 на ул. Хуторской немцы атаковали второй батальон Ленинского полка народного ополчения. Батальон вступил в неравный бой. Метко разил фашистов расчёт пулемётной тачанки во главе с командиром взвода Ф. Г. Меркуловым. Вскоре вражеская пуля оборвала жизнь Ф. Г. Меркулова. Тяжело ранили и связного батальона 11-летнего пионера Стасика Меркулова. Фашисты нашли мальчика раненым и закололи штыками.
У Никитского кладбища противника плотным огнём встретили бойцы первого батальона Ленинского полка.
Со стороны Знаменской рощи немцы прорвались к слободе Пушкарной и вклинились на позиции третьего батальона Сталинского района.
Ожесточённые бой вели ополченцы Дзержинского района. Попытка гитлеровцев прорваться по улице Выгонной натолкнулась на решительное сопротивление защитников.
На баррикаде ополченцы забросали танки врага гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Гитлеровцы свернули в направление села Моква и прорвались в ближний тыл Дзержинскому полку ополчения. Со стороны Моквы наступали до 30 немецких танков.
Не обошлось и без разгильдяйства. Во время борьбы за Курск 2 ноября в полдень войсковой частью преждевременно взорвали мост через реку Тускарь, он соединял восточную часть города с центром и являющегося главной переправой.
Такая безосновательная спешка с уничтожением моста отрезала командный пункт от борющихся частей Красной Армии и полков народного ополчения в центре и на окраинах города. Виновного в подрыве моста расстрелял сам командир дивизии.
Весь день шли упорные бои за город. Ночью, по личному распоряжению И. В. Сталина, остатки воинских подразделений ополченцев и 2-й гвардейской дивизии покинули Курск, они отошли на новые рубежи в восточном направлении.
3 ноября встав утром спозаранок и не услышав выстрелов и взрывов, Тоня собралась и пошла на работу. На дворе пасмурно и холодно, пронизывающий ветер обжигал лицо.
На улице остановила соседка:
– Ты куда направилась? – с тревогой спросила Клавдия Павловна.
– Иду на работу.
– Какая работа? Немцы уже в городе!
Тоня вернулась и не стала выходить из дома в этот день, чтоб не испытывать судьбу.
Как потом рассказывали знакомые бабы, в это время на улице Почтовой произошёл такой случай.
Гитлеровцы обосновались в городе, вдруг из-за угла, вышел на улицу пьяный советский лейтенант. Два немца его остановили и стали требовать, чтоб он снимал сапоги. У фрицев были полусапожки качеством значительно хуже, чем обувь советских командиров.
Советский лейтенант не стал отдавать. Фашисты жестами принялись требовать снять сапоги, но он отказался. Тогда они повалили красного командира на землю и сами стали стягивать обувь.
Красный командир начал сопротивляться и одному заехал ногой в физиономию, но силы оказались неравные, и лейтенанту не удалось справиться с мародёрами. Немцы с большим трудом стащить с ног сапоги, затем изверги отвели его к оврагу и расстреляли.
В первый день прихода оккупантов в Курске захватчики объявили о военном положении. Хождение по городу строго запрещалось с пяти вечера и до шести часов утра. Переименовали улицы с новых на старые. Требовалась немедленная сдача оружия, вводились в обращение вместе с советскими деньгами немецкие оккупационные марки по цене десять рублей за марку.
Жители города изредка появлялись на улицах. Зато всё заполнили вражеские солдаты и офицеры.
Немецкие военнослужащие разграбили магазины города, провели повальные обыски в домах и квартирах.
Заходя к жителям, они регулярно спрашивали хлеба, сахара, другие продукты питания, систематически требовали тёплую одежду, обувь, ценные вещи. Просили женщин постирать им бельё, заношенное и завшивленное.
Подходил вечер. Устраивая себе ночлег, солдаты тащили из квартир диваны, матрацы, подушки от диванов.
Наутро начался сплошной обход домов и квартир. Искали военных, спрашивали, нет ли в помещении оружия. Людей призывного возраста (до пятидесяти лет) забирали для «проверки» с собою и направляли в специально предназначенные для этого пункты.
Стали проводить массовые казни.
5 ноября на Московской улице фашисты расстреляли пятнадцать человек. Поймали и казнили 50 бойцов народного ополчения, не успевших при отступлении уйти из города.
На следующий день Тоня с другими бабами ходила на место казни, искала Бориса, но не нашла. Значит, он ушёл с отступающими красноармейцами. Это внушало надежду, что он жив.
7 ноября комендант Курска капитан Штумпфельд издал приказ о расстреле десяти заложников-мужчин из числа местных жителей в ответ на то, что кто-то из гражданских лиц обстрелял и тяжело ранил немецкого солдата.
Глава четвёртая
Весной 1941 года Николаева Зоя закончила седьмой класс на хорошо и отлично. Мать хотела отправить её в деревню, но внезапное нападение фашистов спутало все планы.
Хоть многие считали, что война будет как Финская – месяца два, а затем всё пойдёт, как и прежде, но это внесло разлад в жизнь людей.
Начиная с 23 июня, постановлением военного совета Орловского военного округа, все предприятия города перешли на круглосуточную работу.
Наталья Кузьминична домой стала приходить глубоким вечером, чтоб поспать, а ранним утром возвращалась на завод.
Днём 25 июня Орёл подвергся первому групповому налёту фашистской авиации.
Впоследствии такие нападения совершались регулярно.
Ночами небо рассекали яркие стрелы прожекторов, ухали зенитки, падали бомбы с нарастающим, раздирающим воем. Выворачивающим душу наизнанку. Во всём городе в окнах не светились огни. На стёклах появились бумажные кресты.
В начале июля Наталья Кузьминична пришла домой и сообщила дочери:
– Завод собираются эвакуировать.
– А работающих людей? – спросила Зоя.
– Инженеров и квалифицированных рабочих обязательно, а остальных по желанию.
– Мам, давай тоже поедем в эвакуацию!
– Да куда нам? Говорят надо уезжать с большими финансами, а где их взять?
– Но другие едут, у Кати соседи уезжают семьёй.
– У тех есть деньги, или нажитое добро.
– Не у всех так. Мне Маша, дочь Павла Карловича, рассказывала, что у них нет денег, но они эвакуируются.
– Ты ей не верь, враньё это! Павел Карлович, человек богатый, у него очки в золотой оправе. По этой причине и уезжает в дальние края. А мы нищие, что без гроша в кармане делать на чужбине? Нет, не будем эвакуироваться, Бог даст, всё обойдётся.
Длительное время дочь уговаривала мать уехать, но Наталья Кузьминична не согласилась.
18 июля началась подготовка к эвакуации заводов. Не только девятого, где работала Наталья Кузьминична, но и других. Стали готовить к эвакуации фабрики, учреждения.
Твёрдый голос Левитана из радиоприёмников уверял, что враг будет повержен, но регулярно сообщал об оставлении Красной Армией очередного города.
Скрывать то, что линия фронта приближается к Орлу, не имело смысла: орловцы узнавали об этом от беженцев, они прибывали в город нескончаемым потоком.
В середине августа создаётся Брянский фронт, с поставленной задачей не допустить немцев к Москве. С первых дней образования фронт непрерывно вёл тяжёлые бои с превосходящими силами противника.
1 сентября Зоя пошла в восьмой класс, а в Орле продажа хлеба, сахара и кондитерских изделий стала проводиться по карточкам. Указали две категории населения по снабжению этими видами продуктов.
На сентябрь 1941 г. определили норму отпуска хлеба: работникам I категории – 500—800 гр.; II категории – 400—600 гр.; иждивенцам и детям до 12 лет – 400 гр.
С первых чисел сентября изменился и тон местной газеты. Если в начале внезапного нападения главные полосы сообщали о войне. Шли агитки на тему: «фашизм не пройдёт», «остановим войну», «смерть врагу». Сообщалось, что в городе собирались митинги, где народ высказывался против военных действий.
Во многом чувствовалась уверенность, что война ожидается быстротечная, и мы стремительно прогоним неприятеля. Появились строки о мобилизации.
А с июля сообщения с фронта от Советского информбюро на первых полосах стали всё чаще, увеличились в объёмах и приобрели тревожные ноты.
Но никакой паники не ощущалось. Помимо военных статей, продолжали писать о колхозах: «женщины сели за тракторы», «уберём урожай досрочно», «урожай без потерь».
С 1 сентября большая часть газеты постоянно говорила о военных действиях. На страницах газет отсутствовали воинственные лозунги о скоротечной войне.
Давались сводки с фронта, памятки ПВО о действиях в случаях налёта, химических атаках. Пропагандировалась общая ненависть к фашизму, осуждение войны, сообщалось о том, что какие-то деревни удалось отвоевать Красной армии, о подвигах отдельных советских военных, о разрушенных населённых пунктах и зверствах врагов.
30 сентября 1941 г. части 2-й танковой группы Х.—В. Гудериана прорвали оборону Брянского фронта в районе Глухова—Шостки и начали стремительное продвижение к Москве. Враг планировал осуществить это через Орёл и Тулу.
Советские войска оказывали упорное сопротивление, но один из танковых корпусов армии Гудериана 1 октября занял Севск, что в 159 км от Кром Орловской области.
Кровопролитные бои продолжались, но танковые клинья врага стремительно приближались к области.
2 октября 1941 года в Тулу позвонил секретарь Орловского обкома ВКП (б) и сообщил, что противник уже в сорока километрах от города – занял посёлок Кромы.
Появление немцев на подступах к Орлу произошло столь неожиданно, что ответственные работники не успевали уничтожать и приводить в негодность важные объекты и оборудование.
Часть сооружений подвергли разрушению буквально перед самым появлением немцев
Больше всего Зое и многим горожанам запомнился взрыв элеватора с зерном. Сооружение с оглушительным грохотом взлетело со всеми башнями. До самой зимы многие орловчане за зерном ходили к сгоревшему элеватору.
Поджогу подверглись кирпичные заводы №1 и 8, а также завод №5, уничтожались другие объекты. Уничтожить пришлось водонапорные башни, это привело к тому, что вода прекратила подаваться в водопровод и колонки.
Если уничтожить сами объекты властям удалось, то полный вывоз ценностей и инвентаря оказался непосильной задачей.
Оборудование заводов №1 и 8 (моторы, трансформаторы и кабельная продукция) предполагалось эвакуировать поездом в Елец, но состав вместе с оборудованием разбомбила немецкая авиация.
Та же участь постигла продукцию (2,5 тысячи комплектов нижнего белья) и материалы орловского промкомбината – погружённое в вагоны, всё это разбомбили немцы на станции Орёл.
Начиная от фабрик и заводов, до ворот железнодорожной станции, лежали прямо на улицах станки и ящики с оборудованием и сырьём.
С эвакуацией предприятий и сотрудников происходила полная неразбериха. Как потом рассказывал Зоин одноклассник, его отца с оборудованием, снятым с завода, направили в Елец.
Он спрашивал у начальства можно ли с собой забрать и семью, как это сделали руководители завода и области. Ему сказали, что надо сначала оборудование эвакуировать, а семью потом, если немцы в Орёл войдут.
Отец выполнил все указания и справился с заданием, а когда приехал, он надеялся забрать в Елец семью, но ему сказали, что поскольку завод демонтирован, то за его бывших сотрудников никто не отвечает и он, чтобы шёл куда подальше.
С приближением врагов к Орлу остро возник вопрос об эвакуации. Горожане стали искать способы выбраться из города, но любые попытки пресекались властями: никто не имел права покинуть рабочее место, за это продолжали привлекать к уголовной ответственности.
Как потом Зое рассказывала одноклассница Людмила:
– 2 октября мама пошла на работу в артель «Красный кожевник», сотрудники волновались, просили расчёт, чтобы уехать.
На что им начальство отвечало:
– Не создавайте панику, идите работать.
2 октября многие учреждения не функционировали, пришедших в школу на занятия Зою с другими учениками отпустили домой.
Банк заперли на замок, райкомы заколотили досками поперёк дверей.
Придя на железнодорожный вокзал, многие видели, что все билетные кассы позакрывались. На путях стояли составы без паровозов. Люди брали вагоны штурмом, с вещами пробираясь через окна.
На вопрос:
– Куда едет состав, и когда подадут паровоз?
Стоящий невдалеке железнодорожник отвечал:
– Идущие за городом пути взорвали, и уехать из Орла не получится.
Уже ночью на 3 октября начались мародёрства и грабежи, в городе фактически установилось безвластие. Здание областного управления НКВД, покинутое сотрудниками и начальством, охватил пожар, и никто его не тушил. Воздух насытился дымом. Вокруг летали хлопья жжёной бумаги.
Горожане разбивали витрины магазинов, выламывали двери и мешками выносили продовольственные и промышленные товары.
Толпа разграбила новый универмаг. Обезумев, все бросились к витрине, начали её разбивать и вытаскивать остатки стекла. Сзади напирали, давили первых, слышались стоны придавленных и порезанных толстыми осколками стекла.
А внутри зачиркали спичками и вскоре стали выносить тюки сукна, кипы одежды, обуви, затаптывая упавших слабых.
Но не все поддавались панике. Как рассказывала Зое одна из подруг, её отец на орловском телеграфе работал до полудня 3 октября.
Сидел он с сотрудниками на работе и вдруг телеграмма из Кром – немцы в Кромах, едут в сторону Орла. Они кинулись звонить начальству – а никого уже нет.
Тогда сами решили что делать. Притащили из подвала кусок арматуры – разбили всё оборудование и побежали домой прятаться.
Когда выбегали из здания, по улице ехали первые немецкие мотоциклисты.
3 октября 4-я немецкая танковая дивизия, около шести часов вечера, захватила Орёл. Это дало немцам возможность получить добротную шоссейную дорогу и овладеть важным железнодорожным узлом и развязкой шоссейных дорог, эти коммуникации должны стать базой для их дальнейших действий. Гитлер считал Орёл важнейшим плацдармом и хотел его сделать центром оккупированной территории России.
Захват города произошёл для руководства Орла настолько неожиданно, что, когда германские танки вступили в Орёл, в городе ещё ходили трамваи.
Когда стало ясно, что немцы уже в городе, людей, прежде не веривших в возможность оккупации, охватила паника.
Горожане начали бросаться в бегство. Они бежали толпами в двух направлениях – на север, то есть на Москву, а также на восток, в сторону Ельца.
Из окон госпиталя на Комсомольской улице, раздетые и босые, выпрыгивали раненые красноармейцы и присоединялись к потоку беженцев.
Большая группа военнослужащих на костылях, с загипсованными бёдрами, ступнями, едва переступали с костылей на пятки, морщась от боли, двигались в общей толпе.
Кальсоны на них держатся на одной пуговичке, рубахи на костылях задирались.
Группа раненых несла руки на подпорках с согнутыми, выставленными вперёд локтями. Они шли друг от друга на расстоянии, чтоб подпорками не задеть друг друга.
Двое раненых с перебинтованными головами, глазами вели за руки такого же, перевязанного до самых глаз, товарища. Боец останавливался, дул на культю руки. Друзья ждали его, не уходили.
Двое раненых в шинелях поверх белья, обнявшись за плечи, удерживали красноармейца с вялыми перебинтованными ногами.
Медичка в белом халате и чепчике на себе тащила обнявшего её за плечи раненого бойца с одной ногой.
Мимо следовали доверху загружённые вещами грузовики с эвакуирующимися.
Никого из беженцев, включая раненых красноармейцев, они не принимали. На кузовах машин сидели женщины, дети. Стояло впритык к кабинке пианино.
Скорей всего это семьи военных. На каждой машине сидел ещё и красноармеец с ружьём.
Многие беженцы просились на машины. Но и пассажиры, и военные сидели неподвижно, не реагировали на мольбы женщин с маленькими детьми и иные просьбы.
Медичка, что тащила раненого, стала громко кричать с обочины. Потом оставила его стоять на одной ноге, выбежала на дорогу, упёрлась руками в кабину грузовика, но шофёр почитай подмял её.
Желающих покинуть город набралось такое большое количество, что в движении люди образовывали сплошные потоки. Немцы всячески препятствовали бегству жителей: военная техника перекрывала дороги, авиация на бреющем полёте атаковала с воздуха пулемётным огнём.
Расстрелянных людей вместе с машинами, находилось полно в кюветах. Автомобили, сверху изрешечённые пулями, валялись на обочинах.
Гитлеровцам удалось остановить толпу уходивших из города на дороге, что шла на Елец, люди стали возвращаться. Часть направилась к элеватору, чтобы набрать горелого зерна, а часть пошла к трамвайной остановке и сев в вагон поехали домой.
Помимо немецких частей, Орловщину оккупировал интернациональный сброд. Со стороны Брянска вместе с немцами двигались венгры. По Курской дороге шли румыны. В Красной Заре, вообще, видели словаков, хорватов и финнов. Все эти отморозки отличались звериной жестокостью. Сами немцы оказались терпимей к гражданскому населению на фоне этих нелюдей.
С приходом захватчиков, длительное время население не снабжали никаким продовольствием, не выдавали даже мизерного хлебного пайка. Горожане сотнями умирали от голода.
Органом управления оккупационной власти стала городская управа (Орловское городское самоуправление). Возглавил управу бургомистр, он подчинялся гарнизонному коменданту Орла.
Военным комендантом стал генерал Адольф Хаманн, бывший фельдфебель, он сделал головокружительную карьеру при Гитлере.
Первым бургомистром немцы назначили военного фельдшера Алексея Афанасьевича Шалимова. Бывших советских офицеров-врачей окружного госпиталя он назначил на все возможные посты.
Ещё бургомистр открыл кукольный театр, музей, возобновил службы в храмах. Ввёл пайки для пенсионеров и разрешил мелкий частный бизнес.
В марте 1942 года его арестовало гестапо за связь с партизанами. Под пытками никого не выдал, умер достойно.
В первые дни оккупации гитлеровцы установили в центре города виселицу.
Первым они казнили старика, человек выступал против грабежей. Рядом с ним повесили тех граждан, кто отказался участвовать в сборе тёплых вещей для фашистов.
На многих улицах Орла лежали неубранные трупы невинно замученных и казнённых людей.
5 декабря открылась биржа труда. По решению оккупационных властей все жители города и окрестных населённых пунктов, мужчины и женщины, от полных 14 до 55 лет, не имевшие постоянной службы или работы, в обязательном порядке должны были явиться для регистрации на новую биржу труда. На лиц еврейского происхождения это объявление не распространялось.
Многие горожане стали работать на немцев потому, что иначе бы умерли от голода, особенно это касалось женщин с малолетними детьми.
Оккупационные власти, решили заручиться поддержкой церкви, открыли в Орле определённое число храмов. В этом заключался один из элементов их антикоммунистической политики. Но как раз церкви неофициально создали «кружки взаимной помощи», чтобы помогать самым бедным и оказывать посильную поддержку узникам концлагерей. Священникам разрешали посещать русских военнопленных. Их морили голодом. В лагерях за один день умирало 20, 30, а случалось и 40 человек.
Однако после Сталинграда немцы стали кормить пленных капельку лучше, а затем начали уговаривать вступать в «русскую освободительную армию».
При немцах церкви в Орле процветали, но они превратились, чего немцы не ожидали, в активные центры русского национального самосознания.
Однако человек, по поручению немецкого командования надзиравший за церквями, оказался не епископом, как многие ожидали, а просто гражданским чиновником по фамилии Константинов, из русских белоэмигрантов.
Это привело к тому, что церкви лишили всякой самостоятельности, да и резиновые печати каждой из них хранились в столе у Константинова.
