Kitabı oku: «Не на продажу!», sayfa 3

Глава четвертая. Прошлое

Было несколько событий в жизни Г., которые привели его туда, где он сейчас находился. К этому уродскому отношению к людям и жизни в целом. Во время тех событий Г. был молод телом и особенно душой. Он вовсе не готов был к такому повороту сюжета своей жизни, впрочем, как и все мы, когда накатывают перемены.

Первое случилось с ним где-то курсе на втором института, где он учился вовсе не на ту профессию, кем хотел бы быть. Собственно, кем бы он хотел стать, когда вырастет, он тогда еще не подозревал. Но уж точно не корпоративным юристом в строгом костюме по этикету, целыми днями копающимся в бумажках и разъезжающим по чёрт знает кому нужным судам. Это его всегда бесило, однако иного вектора движения тогда не было. Он бесцельно продолжал обучение и искал что-то, что могло бы пролить свет на дальнейшую судьбу.

Он был не развращен, у него почти не было денег – на стипендию попросту не поступил. За институт, как и в большинстве случаев, платили родители, они же выдавали ему сухпаек 500 рублей на неделю, который можно было потратить на проезд и обеды или за один день пропить в пабе.

Он, конечно, всегда чем-то приторговывал, к примеру, одно время продавал рубашки модных брендов, которые скупал в секонд-хендах, приводил в должный вид и впаривал менее сведущим знакомым. Потом продавал китайские телефоны и плееры, еще до того как это стало мейнстримом, и денег на этом стало не заработать. Г. никогда не устраивали мелкие сделки, и если он не мог заработать в два раза больше, чем сам вкладывал, то попросту не брался за это. Единственное, что он никогда не продавал – это наркотики. В институтах всегда есть каста людей, которые «покуривают», потом их состояние переходит в «курят», и постепенно они либо завязывают, либо скатываются к «а не попробовать ли что-нибудь еще?» Вот тогда это абзац.

Тем не менее они представляли из себя огромный страждущий рынок, который всегда готов был тебя спросить: «Есть че?» И если твое «че» оказывалось приемлемого качества, то они выкладывали за него любые деньги, правда, откуда они их брали – всегда было для Г. секретом. Конечно, как и всё поколение пред-двадцать первого века, сам Г. также покуривал, но никогда не стремился, и даже больше сказать – ни разу сам не покупал этой дряни. Правда, в его обильном окружении всегда находился человек, готовый угостить, а отказывать друзьям – это не очень вежливо.

Г. был вечным балагуром и троечником – из тех, кого выгоняют из аудитории за ненадлежащие высказывания. И, в общем, именно тем, кто чего-то добивается в этой жизни позже. Чего он не мог терпеть уже в институте – это позерства. Если позерство сверстников было ему хоть как-то понятно, то простить этого преподавателям он никак не мог.

Есть в институте такие личности, которые постоянно спорят с преподами, вы наверняка сталкивались с такими. Г. спорил не на жизнь, а на смерть. Учась на юридическом факультете, где преподавали экономику так, для галочки, он вызубрил этот предмет от корки до корки. Всё из-за того, что даже к своим скромным восемнадцати годам он неплохо разбирался не в теории, а на практике. И тут появляется новая учителка и начинает говорить теории, которые никак не укладывались у него в голове.

Как вы прекрасно понимаете, Г. был не из робкого десятка, и его мозг прекрасно работал, несмотря на то что зачетка пестрила середняками разных мастей. Он стал готовиться. И готовиться не столько к семинарам, сколько к лекциям этой «зарвавшейся дурынды», как он сам ее называл. Ох, как они ненавидели друг друга: она выгоняла его из аудитории, а он вновь приходил в следующий раз. Стоило ей допустить неточность или хоть малейшую ошибку, как он поднимал на смех, сыпля с места всевозможными цитатами из столь любимых преподавателями учебников, которые оказались для нее предателями. Она же в свою очередь ставила ему двойки за любую неточность, но, видимо, прекрасно понимала, что бороться бесполезно.

Однажды в пылу дискуссии она изрекла фразу:

– Так, может, вы выйдете и продолжите?

– Без проблем, если вы настаиваете! – ответил Г., а затем вышел и продолжил.

Такого бешенства, наверное, не испытывал ни один из ныне работающих преподавателей. Она орала, махала руками и грозилась позвать директора, а он спокойно читал лекцию залу, который разражался хохотом. Именно тогда ему пришла мысль в голову, что, похоже, он хочет заниматься именно этим – экономикой или преподаванием, правда, он пока не решил.

Экзамен, как понимаете, с первого раза он не сдал, поскольку ненароком матюкнулся во время их словесной перепалки. Правда завалить его совсем преподаватель тоже никак не могла, ведь тогда он мог запросто осмеять ее перед финальной комиссией. Так что со второй пересдачи Г. вышел полностью удовлетворенным с четверкой в зачетке, ведь он прекрасно понимал, что пять ему не поставят. К слову сказать, к экзамену он и вовсе не готовился, и это отчасти определило его дальнейший вектор развития, но разговор нынче будет не об этом.

В остальном его дни протекали в путешествиях от общаги до вписки, от дешевого паба – вплоть до лавочки за институтом. Их была целая компания таких мечтателей, кучкующихся по всем мало-мальски доступным заведениям города. И всё было так просто и замечательно, но в один год всё резко переменилось.

***

Как и любой уважающий себя самец институтского возраста, Г. бегал за всеми юбками, которые попадались ему на глаза. Это, наверное, заложено где-то в ДНК у таких людей, как он. В те времена он яро верил в чувства и отношения, ну если не верил, то хотел надеяться, и дамы, в свою очередь, также ему оказывали некое, так сказать, доверие. Конечно, как не бахвалятся все горе-любовники младших лет, но в те времена ты еще ни черта не понимаешь в женщинах, и твое поведение основано лишь на интуиции и том, что успел подглядеть в фильмах. Учителя у Г. были неплохие, из всего хлама, что он пересмотрел в те дни, больше всего запомнились, наверное, всё же «Жестокие игры». Они даже сделали такой анонимный кружок раздолбаев-горе-соблазнителей, которые заключали «пари» на девушек. Кто проиграл – ящик пива в студию.

Это и есть первая часть истории, чуть было не закончившаяся крахом. В то время всё казалось одновременно сложным и простым: если девушка была знакома, то достаточно было пригласить ее на одно свидание, если девушку видел в первый раз, то нужно было целых три. Потом, соответственно, ее можно было приглашать в гости – рыбками там любоваться или кофе пить, тут вариантов была масса.

Из всех девушек, с которыми он встречался и расставался в те времена, запомнилась только одна, именно она поменяла его отношение к женскому полу с возвышенного на обыденное. Не суть важно, как всё происходило, но это была первая особа, которая сама открыто бросила его. Это пошатнуло и так несостоявшийся мирок юного ловеласа. Он пил, курил, да чего только он не делал, чтобы отойти от события, потрясшего его мир. Первое время, а точнее первые полтора часа он даже ревел «как девчонка», пока внутренне не понял, что это бесполезно. Затем всё пошло по касательной.

Г. стал увлекаться так называемым «пикапом», так модным в то время, он даже записался на какие-то там курсы, но, когда узнал, сколько это стóит, живо срулил на самостоятельное обучение. Он понял, что основной постулат этого самого пикаперства – казаться, а не быть. В любом случае, как бы тебе ни доказывали иное их зазывалы на семинар, а это неизменно девушки, которые будут пожирать тебя глазами, или «мачо» в цветастых рубашках…

Так вот. главное во всех их горе-семинарах – это научить тебя вести себя так, будто бы у тебя есть деньги. Они будут убеждать тебя в обратном, что деньги в таких отношениях – не главное, но это всё полная чушь. Знай, партнеры на ночь спят за деньги, это такая разновидность узаконенной проституции, чтобы было не так стыдно: повезло – и поймала с деньгами, хорошо; не повезло – а хрен с ним, зато потрахались хорошенько. Вот и вся философия этого движения. Тебя учат одеваться так, как будто у тебя есть деньги, говорить так, словно сейчас сорвется миллионная сделка, ходить… Ну, впрочем, вы и сами поняли. При этом доказывая тебе, что это ты такой офигенный, вот женщины и вешаются на тебя.

Всё предельно просто в этой науке и одновременно весело. Поэтому столько болванов в те времена и клюнули на курсы за 30 000 рублей, да и сейчас, я думаю, их не перевелось. Вместо того чтобы действительно подзаработать деньжат, они страдают зубрением и оттачиванием своих офигенных навыков. Да, воистину, мир полон идиотов, но в те времена и сам Г. был точно таким же.

Вторая история произошла чуть позднее. У Г. был друг, обзовем его, предположим, Олегом. Если та девушка заставила его поменять отношение к женскому полу, то этот субъект умудрился поменять вообще всё отношение к людям, разрушив хрупкий фундамент социализации под ногами Г. Уже находясь примерно на стадии начала поиска своего пути и посередине от убитого здоровья, он сидит сейчас и мнит себя хозяином вечеринки.

Об этом бы я хотел рассказать лично. Первая пати, которую ты сам организовываешь, она… ну как первая девушка, что ли, запоминается навсегда, в общем. Это была действительно первая вечеринка Г. Он, конечно, бывал на разных подобных событиях, где собиралось несколько компаний в одном месте, и многие друг друга не знали. Ну и, конечно, сам собирал у себя друзей по особым случаям, но это никогда не было чем-то глобальным.

Для начала, пожалуй, предыстория. У родителей Г., сколько он себя помнил в юности, строился дом. Этакий полузагородный полукоттедж, который на протяжении многих лет люди пытаются сделать родовым гнездом. В нашем случае построили стены и крышу, а на внутреннюю отделку денег никак не хватало, как это часто бывает у среднего класса, но вот свершилось чудо! В доме провели отопление, и теперь там на самом деле можно было остаться ночевать и собрать друзей. Г. тут же занялся отделкой своей комнаты и быстро привел ее в порядок, остальная часть дома пребывала в печальном состоянии, как понимаете. Лишь на первом этаже стоял исполинских размеров стол, и были постелены полы. А что еще нужно студентам для вечеринки?

В те времена с Г. был один друг, у которого водились деньги. Они с ним постоянно встречались и ходили по разным заведениям. Тот учился на мента (с ним другое слово не подходит) в институте МВД, в котором как-то даже по синей репе ночевал и Г. Ненароком, как бы это сказать… обблевав им весь сортир. Конечно, весело просыпаться с утра в полном неадеквате, даже не упоминая, где находишься, а вокруг тебя одеваются милиционеры… Но сейчас не об этом.

Так вот, в этом их МВД – или не знаю, где еще – платили нереальную стипендию. Или довольствие, как это там называется. В общем, что-то в районе пятнадцати тысяч рублей, представляете?! Тогда это были не деньги, тогда это были деньжищи, которых обычно уже не оставалось на третий день после получки. В общем, гуляли мы на ура и просаживали всё, что было в карманах на то время. На три дня мы становились гламурными подонками и могли разгуливать по городу с бутылкой вискаря, заходя почти во все заведения, куда хотели. Когда деньги заканчивались, я угощал его – и всё по кругу.

Короче, отрывались мы на славу, находясь на пороге того самого момента, пока еще не начал задумываться, кто ты и в чём твоя цель в этой жизни. Часто могу вспомнить, как мы сидели вечерами в каком-нибудь дешевом кафе и разговаривали обо всём, что приходило в голову, полностью огораживаясь от внешнего мира. В общем, в отношения с ним я вкладывал то самое понятие «друг».

Он тоже был на этой чертовой вечеринке, о которой рассказывать, собственно, нечего. Обычный бал танцев, юношеского разврата, алкогольных напитков и азартных игр. В общем, всё по высшему разряду, по крайней мере, всем понравилось. Много народу осталось ночевать и напихалось ко мне в комнату, прямо как в консервную банку.

Пати длилось два дня, и на второй в хмельном угаре я четко запомнил наш разговор, по крайней мере, его направление. Я делился с Олегом радостью по поводу покупки машины, а точнее по тому поводу, что отец обещал подарить мне подержанный авто с работы, когда сдам на права. Потом я достал шкатулку с деньгами и показал ему свои первые накопленные средства на магнитолу и «всё такое». Как сейчас помню, там было одиннадцать тысяч рублей. Такая гордость в те дни.

Потом я ушел вниз играть в карты, а он остался наверху сидеть в Интернете. Через каких-то десять минут спустился к нам, залпом выпил пиво и сказал, что ему пора. Г. мог упомнить, что раньше ни с одной вечеринки Олега было не выгнать, пока алкоголь не закончится. Тут он собрал манатки – и как сдуло. Г. еще тогда удивился: когда сказал, что принесет мусор со второго этажа, Олег напрягся.

В общем, пропажу заметили через несколько дней, когда Г. решил пересчитать деньги и «подбить бюджет». Он открыл шкатулку, а там обнаружилось… 7 000 рублей. Он не взял всё, чтобы было не так заметно, почему-то остановившись именно на этой сумме. Телефон больше не отвечал на звонки, и Олега, Г. больше не видел, впрочем, этот поступок до сих пор остается загадкой.

Внутренний мир был раскурочен в клочья: «Как? Как друг, которого считал лучшим, мог сотворить такое?» Этого Г. тогда еще не понимал, как и многих других вещей.

Глава пятая. Настоящее

Но вот ты просыпаешься, и твое прошлое – всего лишь сон. Размазывая слюни по подушке, ты хватаешься за голову и накрываешься одеялом, пытаясь вернуться обратно в столь сладкую негу, где прошлое переплелось с будущим. Там есть всё, кроме настоящего, от которого ты сейчас предпочел бы избавиться. Время на часах – половина одиннадцатого дня, и солнце неумолимо жжет веки. Сон больше не придет, у него есть дела поважнее.

Ты остаешься наедине с собой в этом туманном, затасканном воскресенье. Не зная, что тебе дальше делать, не зная вообще, кто ты такой есть. Воскресенье – это та самая ловушка современности, которая должна заставлять человека задуматься, но и ее мы предпочитаем игнорировать. Мы придумываем различные «шопинги» на этот день, отправляемся на крытый каток или тупо продолжаем пить. Просто меняются лица и декорации, но всё остается точно таким же. Нет в этом мире никаких новых идей, он, как и был, остается затертым глянцевым журналом начала нового века.

Не имея особых альтернатив, Г. доползает до гостиной и включает телевизор. По экрану нехотя начинают ползти цифры. ТВ с цифровым вещанием, HD-качеством на широкоформатном экране с LED-подсветкой и адаптацией изображения под его диапазон, смачно сдобренный функциями 3D, Wi-Fi и чего-то там еще, за скромную сумму в 49 990 рублей… Ты такой же его раб, как и он – твой. Г. где-то слышал теорию, что все мы рабы вещей. Может, так оно и есть, но разбивать свой ТВ он не был намерен. Что изменится от того, что у него не станет этого черного зеркала?

На диване, развалившись, похрапывал Риккардо. Немного послушав этот беспредел, Г. схватил тапок и швырнул в его сторону. Тело недовольно зашевелилось и что-то прорычало в ответ.

– Проснись и пой! – во весь голос проорал Г. издевательским тоном, даже не отрывая взгляда от ТВ.

Проблема всего современного поколения «на старте» в том, что молодежь давно уже превратилась в андроидов. Выходя из офиса и вынимая шнур из корпоративной розетки с Интернетом, люди еще немного функционируют, пока не уедут за зону доступа Wi-Fi, потом мозговая деятельность – в каком бы то виде она ни была – прекращается. Меняется она на базовые рефлексы, которые дергают ниточки сухожилий и заставляют тело двигаться. Этакий эфировый зомби. Чтоб лучше протекало, тут нужен алкоголь, как некая смазка. Правда, в теории скоро алкоголь помогать перестанет. Что тогда делать – остается загадкой.

И я хочу плакать, я хочу смеяться, и чтобы всё это случилось одновременно. Но всё, что я получаю в подарок от этой чертовой коробки, – это просто созерцание. ТВ – это отличное отражение нашей жизни онлайн, и это говорят вовсе не в новостях. Вся жизнь стала именно такой: простое созерцание, ничего больше. Ты заколачиваешь деньги, а потом тратишь их. Возможно, съездишь куда-нибудь в отпуск – и всё повторяется по кругу. Ничего больше, кроме этого проклятого круговорота, не осталось. «Срать! Ржать! Жрать!» – как видел я в каком-то ролике в Интернете.

Смех больше не тот, это не смех, а именно ржач. Животный, сродни первобытному, ведь мы не радуемся за героев современных фильмов, не переживаем за них. Мы просто ржем над ними или потешаемся, или говорим: «Вот он лох, сам виноват!» Всё потому, что нам насаждают именно таких болванов, как мы сами, но какая-то часть нашей натуры еще этому противится. Ведь, заметьте, почти никто из современной молодежи и людей чуть повзрослее не смотрит фильмы старше пары лет выпуска. «Неактуальные», – называют они их, а почему?

Потому что в тех фильмах совершенно другие герои, в них другая мораль, и современным болванчикам уже не понять всего этого. Они толпами прут в кинотеатр на очередную переснятую на современный лад советскую комедию и ржут над ней. Жрут попкорн, насыпанный, по американской манере, в огромные круглые чаны, любой из которых полностью может сожрать разве что голоднейший из людей, и ржут. Всё верно сказали в том ролике, над которым Г., признаться, и сам поржал.

Вот так и складывается настоящее – так как у нас капитализм, то и выборы мы получили самые честные из возможных. Мы голосуем рублем, другой валюты у нас пока не принимают. Получаем мы за свой рубль именно то, что покупаем: в корпорациях не зря существуют огромные отделы по исследованию рынка. Теперь, экономя копейку, мы экономим на качестве продукции, какая бы она ни была. Ведь нет смысла даже выставлять на полки или показывать в кинотеатре то, что «пипл не хавает». Нет смысла продавать качественную кукурузу тем, кто покупает говно за 29,90 и каждый раз удивляется, почему она жестковата. Нет смысла также снимать «умное» кино, или хотя бы с намеками на что-то новое. Зачем? Кино может провалиться, не окупиться и всё такое, а вот снять восемнадцатую часть «Трансформеров» – это за милую душу, это прокатит, все это знают. И что самое интересное, мы же пойдем и будем смотреть в основном не из-за того, что хотелось бы посмотреть именно этот фильм. Пойдем потому, что все пойдут, и надо бы что-нибудь глянуть…

Мы садимся с Ричи за стол, наливаем кофе и заводим обычный утренний похмельный разговор о том, как же люди живут с зарплатой в пятнадцать тысяч рублей. Наша излюбленная тема с похмелья, тут есть и о чём поговорить, и поглумиться можно. В общем, пожрать и поржать сразу, всё как мы любим. И я действительно хочу что-то чувствовать в эти моменты, к примеру, веселье, или единение что ли, как в былые времена, но ничего этого нет. Куда всё оно делось, никто, наверное, уже не расскажет.

Потом мы прыгаем в «Белого» и, за неимением особенных альтернатив, отправляемся в торговый центр. В настоящем, если ты не знаешь чем заняться, то идешь в торговый центр, там всё уже давно придумали за тебя – тут и кино, и кафе на любой вкус, и парки развлечений под крышей. Даже места, куда можно сдать спиногрызов, чтобы спокойно просаживать свои денежки на приобретение столь нужных тебе новых бирок на одежде.

Посетив несколько бутиков и истратив там некоторое количество денег, мы знакомимся в кафе с группой девушек, которые здесь по той же самой причине: им смертельно скучно. Между нами завязывается беседа, где мы с Ричи сыплем словами типа «маржинальность» и «конкурентоспособный», а девушки в ответ зазывно смеются, говоря фразы вроде: «Ах, мальчики!» и «Это фешен». В большинстве случаев, конечно, мы попросту не понимаем жаргонизмов друг друга, но дамы, оценив багаж фирменных пакетов, составленных рядом с нашим столиком, поправляют прически и ненароком проводят рукой по моему плечу. В конце столь увлекательной беседы мы достаем свои визитки и отдаем наиболее понравившимся нам девушкам, те округляют глаза и записывают свои номера нам в телефоны, не забыв при этом сделать звонок на свой мобильный. Якобы доказать, что дали именно свой номер.

Похмелье потихоньку отступает, и мы решаем продолжить вчерашний фест.

– Только машину поставим, я всё же потом домой свалю, – говорит Ричи, а я жму плечами в ответ.

Мы едем обратно, выжимая всё из движка, от одной камеры контроля скорости до другой. В колонках на максимальной громкости орет какой-то «актуальный» музон, но всё, чего мне сейчас хочется, это что-то изменить. Хоть малую часть, хоть что-нибудь, что в моих силах. Потом я понимаю, что это невозможно, и откупориваю бутылку «Бакарди», что мы купили недавно, и делаю настолько большой глоток, на который только меня хватает. На моём лице расплывается глупая улыбка, и я начинаю подпевать этой совершенно нелепой песне, вспоминая, как всё было тогда, в детстве. Какой мир был большой и прекрасный – не то что сейчас. Вспоминаю, как я мечтал.

Да, я мечтал. Мечтал сделать мир лучше, мечтал, чтобы меня знали люди, а не только круг из десятка знакомых. Чтобы, когда публично произносили мое имя, не было зависти и ненависти, а было что-то другое, но вот что? Я уже не могу вспомнить, как не может вспомнить подавляющая часть населения этого города, что никакого отношения не имеет к столице.

Все мечты с высокими планами остались в прошлом, их заменили какие-то глупые ценности, вроде той бутылки «Бакарди» у меня в руке. Мне резко и непреодолимо захотелось выпить водки. Я уже очень давно не пил водки, не было даже мысли об этом напитке, который Г. считал напитком пролетариата, но сейчас… Нет, это должна быть даже не водка. На водке, как ни крути, будет эта проклятая этикетка с названием бренда. Это должен быть самогон. Да, огромная бутылка, закупоренная початком кукурузы, с мутным содержимым внутри.

Г. захотелось поставить эту бутылку на стол, а самому надеть майку-алкашку, и чтобы на столе еще стояла пепельница, а на газете был разложен скелет какой-то непонятной рыбы. Народное творчество – и ничего больше.

– Ты знаешь, где сейчас можно взять самогона? – заорал Г., чтобы перекричать музыку.

Глаза Риккардо округлились, но всё же, немного поразмыслив, он кивнул и свернул куда-то в гаражи с основной дороги. Выложив мужикам пятьсот рублей, мы получили полтора литра той самой жидкости в пластиковой бутылке из-под минералки. Как всегда, мечта и реальность кардинально разошлись.

Наверное, из-за этого мы и перестаем мечтать в какой-то момент своей жизни. Мечта, натолкнувшись на пару несоответствий с действительностью, отходит куда-то на второй план, заменяя себя этой самой жестокой реальностью, где нет места ни мечтаниям, ни даже какой бы то ни было осязаемой цели, и всё сводится к банальности.

Я хочу купить квартиру, мне нужна машина побольше и побыстрее. Новые вещи, новая мебель, вся эта техника, которая ни черта нам не нужна. Она призвана освобождать твое личное время, но для чего? Чем ты занят, когда не стираешь свои штаны или не моешь посуду, предоставив эти привилегии технике? Работаешь? Смотришь телевизор? Сидишь в Интернете? В социальных сетях или в поисках очередной порнушки поизвращенней?

Жизнь стала какой-то слишком реальной, всё говорит о том, что нужно жить сейчас, но как жить – непонятно. Никто не оставил инструкции для поколения, живущего исключительно по инструкциям. Ведь откуда ты знаешь хоть что-то о жизни? ТВ, Интернет, газеты… Информация из третьих рук, мы уже и забыли, что такое счастье обладать информацией, и нам уже давно приносят всё домой, разжеванное и на блюдечке. Даже не нужно задумываться, как тебе относиться к тому или иному явлению, это уже рассказали. Живи счастливо, анонимный пользователь, и знай: ты такой же, как все, и в любой компании ты сможешь поддержать разговор.

Осознавая всё это, я открыл бутылку самогона и без закуски, занюхивая лишь запахом рукава своей куртки, опрокинул бутылку и стал делать глоток за глотком. На третьем я сдох, чуть не вызвав у себя рвотный рефлекс, но всё же добившись реплики Риккардо:

– Ох, нихуя ж себе. Вот это тебя накрыло, брат.

«Не брат я тебе, гнида буржуйская», – хотел было ответить я ему, но то ли сдержался, то ли попросту не мог открыть рта сейчас, опасаясь за содержимое желудка. «Ох, и редкостная дрянь эта ваша заливная рыба…» – вспомнилась вдруг цитата из какого-то бородатого фильма. Конечно, а как может быть всё хорошо у народа, когда мужики пьют такую гадость, а бабы в это время смотрят очередной сериал, в котором нет и половины мысли. Видимо, им тоже плохо внутри, как и мне, а это значит, что я не одинок.

Тем не менее Г. уже изрядно поднабрался и, когда они подъехали к подъезду, Ричи резонно предположил, что оставаться с этим телом не стóит, и ничем хорошим это закончиться не может. Высадив «друга» у подъезда, Риккардо нажал педаль газа и был таков. Г. стоял на пороге с мешком еды в одной руке и зажатой бутылкой самогона в другой, курил и размышлял о том, какие интересные дорожки оставляет за собой «Белый». Впереди был вечер воскресенья, и Г. прекрасно понимал, что он никому не будет сейчас нужен, а это означало то самое время для себя, которое лучше всего у него получалось убивать.

Он поднялся на свой этаж, закинул пакет с едой в холодильник, взял с собой почему-то две рюмки и отправился к компьютеру. Навернув бутерброд из всего, что смог найти, он поставил два стакана напротив друг друга и, пока операционная система загружалась, налил в оба самогон.

Поразительно, какие возможности нам дал Интернет, и как мы виртуозно научились их просирать. Нам сказали: теперь вы сможете увидеть и услышать человека в любой части земного шара, а мы звоним по «Скайпу» в соседнюю комнату, когда лень вставать. Или соседу – вместо того чтобы лично поговорить о всякой ерунде, как в былые времена. Нам разрешили собрать всех друзей в одной закладке, и теперь мы можем посмотреть их фото, не приезжая в другой город, и написать письмо, которое они обязательно увидят, когда зайдут на страничку.

Правда, всё, что мы делаем, это пялимся в невнятные паблики со смешными картинками и завидуем фото новых машин-квартир-вещей своих дальних знакомых. Где-то я слышал анекдот: «Человек из 1912 года был бы очень удивлен, если бы узнал, что через сто лет у него в кармане будет лежать коробочка с доступом ко всем тайнам мира, но тот будет использовать ее, чтобы играть в игры и смотреть картинки с котиками».

Как бы подводя черту абсурдности, Г. придумал свой способ интернет-общения: Пить Онлайн. Он находит одного человека по «Скайпу», знакомого ему или же нет, это под настроение. Они садятся по разные стороны экрана и пьют. Получается какое-то ложное чувство единения и причастности друг к другу, но в сущности это просто способ сбежать от одиночества в этом странном современном мире. Вот и сейчас стопка. Еще одна. Темп ускоряется.

Сожги, сожги меня изнутри, проклятая огненная вода, выжги мои мысли. Я не хочу думать, не могу больше. Каждая моя мысль наталкивается на огромную непреодолимую стену, стену из чего-то твердого, непробиваемого, но абсолютно непонятного. Мне хочется. Да, мне хочется, чтобы хоть одна из этих рюмок завела мотор внутри, что давно остановился. Я хочу начать чувствовать.

Чувствовать хоть что-то. Любая эмоция подойдет – страх, отчаяние, веселье, нежность. Да что угодно! Меня так достало это чувство отстраненности и созерцания, в которое я загнал себя, что я готов на всё. Я рассказываю своему собеседнику – а точнее собутыльнику на сегодняшний вечер – о своих опасениях и печалях. Сначала мы пьем за это, потом вместе заливисто ржем. Мы тут не для того, чтобы помогать друг другу, мы собрались, чтобы упиться в хлам, ведь только на то и годны в это воскресенье. Мы пьем еще по одной, и мне кажется, что в его глазах мелькнуло что-то…

Может, это огонек понимания и легкой грусти? Хотя, скорее, всё же просто хмельной дурман – и ничего больше. Наше своеобразное шоу уродов продолжается, и мы пьем до потери пульса, совершенно игнорируя тот факт, что завтра понедельник, и всему городу рано вставать. Пьем до той степени, что совершенно забываем выключить компьютер с камерой и засыпаем, еле доползая до кровати, так же, в режиме онлайн.

***

Г. видит сон. Солнце озаряет лучами планету, и он стоит посреди поля. Огромного необъятного поля, колосящегося свежими посевами. Он просто стоит и чувствует. Он чувствует всё и сразу, и этот момент кажется ему именно тем, что он искал в жизни. По его лицу проскальзывает улыбка, и в сладкой неге он падает на стог сена, что был припасен этим миром специально для него.

Он смотрит вдаль, и мысли его чисты, как чиста и его душа. И всё будто светится каким-то нереальным огнем. Огонь постепенно разгорается, и вот это уже явный пожар. Зеленые листья пожухли и превратились в труху. Жарко, хочется пить. Г. начинает убегать от этого буйства стихии, ему нечем дышать. Из-за этой перманентной духоты начинает болеть голова – кислород, похоже, выгорел дотла. На уровне его головы летит огромная сова, которая поворачивается и на лету начинает издавать противные пищащие звуки.

Г. просыпается. Пищащие звуки, конечно же, издает будильник, а его головная боль – это вовсе не последствия выгорания кислорода. Его недоумение длится всего несколько секунд, а потом все напасти человеческого похмелья наваливаются на него разом, и он больше не чувствует. В такие моменты он готов разбежаться и прыгнуть с самого высокого торгового центра в городе.

Во многих фильмах, особенно популярных у молодежи, часто показывают этакого гламурного алкоголика, который с утра после попойки быстренько принимает душ и бежит на работу. Это вовсе не так. Еле волоча ноги, я иду в душ, по пути ухватывая графин с кипяченой водой, который вчера загодя подготовил, и выливаю его содержимое внутрь себя. Всё болит так, будто внутри поработал бульдозер.

Душ не помогает, вода может смыть лишь внешнюю грязь, оставляя тебе всё то, что было внутри. Потом легкий завтрак, который нужен лишь затем, чтобы заглотнуть таблетки. Привычное по понедельникам шипение растворимого «Аспирина С».

Перед зеркалом я вижу кавардак: мятое выходными лицо на фоне мятой самим мной одежды. Я криво завязываю галстук и вываливаюсь на свежий воздух. Подышав немного, я чувствую облегчение и закуриваю в ожидании, пока машина прогреется. Идея была неудачной, и меня чуть не выворачивает на бордюр. Проклятый самогон. Курить, правда, я не прекращаю. Далее – напряженный путь до офиса, и столь родные, и столь же мятые корпоративные лица. Быстро здороваюсь, навожу кофе и падаю на свое кресло. Тут мне предстоит пережить этот адский день.