Kitabı oku: «Ява», sayfa 23
67
Весь день Валерке задавали один вопрос, а он отвечал на него, придумывая всё новые небылицы, приукрашивая вчерашние события. Ближе к вечеру в расположение прибыл ротный.
– Дневальный! Младшего сержанта Яванского в канцелярию!
– Товарищ капитан…, – начал подчинённый, но офицер отмахнулся.
– Поздравляю! – Горбунков протянул руку. – Не скрою, если бы ты сегодня так не поступил, то не видать тебе этих лычек. Зампотех отстоял. Давай военный билет. Завтра принесу с отметками. Да, и ещё одна новость. Тебя назначили на должность начальника контрольно-технического пункта. Прапорщик совсем плох… в госпитале, его будут увольнять по состоянию здоровья. С почками проблемы. Вот, вместо него будешь командовать. Но наряды никто не отменял, – засмеялся капитан и шёпотом добавил, – по праздникам и выходным.
На следующее утро перед штабов было общее построение личного состава воинской части. Полковник по неизменной привычке ходил перед строем в фуражке. Мороз не отпускал, ветер свистел, а он гордо поднял голову и смотрел на военнослужащих. Завершая свою речь, перед прохождением торжественным маршем командир добавил:
– Выражаю благодарность всему личному составу. Во-первых, за празднование Нового года – обошлось без ЧП. Во-вторых, за высокую боеготовность, которая была показана на отработке учебной тревоги. Особо хочу отметить боевой дух и выучку первой роты радиотехнического батальона, а также за проявленную находчивость в новогоднюю ночь, – улыбаясь, он посмотрел на Горбункова, который косился в сторону Явы, – но про меня и мою семью в следующий раз не забывайте.
Так за очень короткий период Валерий был отмечен трижды: получил благодарность, ему присвоили звание младшего сержанта и назначили начальником КТП. Теперь после подъёма вместо зарядки он спешил в автопарк выписывать путевые листы и проверять готовность техники к выходу на линию. Работал на совесть, а в казарме отдыхал. Яванский стал ближе к своим землякам. Со временем забылись старые обиды и возобновились дружеские отношения.
Имея массу свободного времени Ява вышел с инициативой и принял самое активное участие в оборудовании учебного кабинета в одном из помещений контрольно-технического пункта. Он мастерил из подручных материалом небольшие участки и перекрёстки города Хабаровска от остановки Большая до набережной. По памяти, а иногда с подсказкой своих камчатских ребят восстановил дорожные знаки, разметку и светофоры. Макет получился размерами с биллиардный стол и занимал почти весь класс. Машинки, сделанные из пенопласта, двигали указками или просто руками.
Но и о службе сержант не забывал, строго подходя к вопросам выпуска и приёма техники. Следил за порядком на территории автопарка. Не давал спуску никому, ни своим, ни «молодым», добросовестно исполняя возложенные на него обязанности.
За проявленное рвение в День Советской Армии и Военно-Морского флота Яванскому и Осину наконец-то были объявлены отпуска сроком на десять суток. Друзья долго смеялись над этим, а, взвесив все за и против, приняли предложение замполита, который пообещал увольнение в запас раньше. Служить осталось два месяца.
Хорошее настроение омрачали полученные письмами от жены и сестрёнки. Хотя девчонки не сговаривались, но смысл сводился к одному. Владимир Леонтьевич и Нина Николаевна плотно присели на «горькую», чем вызывали обеспокоенность. И Наташа, и Маринка рассказывали, как родители постоянно ставят бражку и гонят самогон. Описывали их участившиеся ссоры. Если супруга молча, собиралась и с Настенькой переходила временно жить к Надежде Анатольевне, то младшей Яванской деваться было некуда.
Валера пришёл к Горбункову и показал два письма.
– Что там? – спросил ротный.
– Прочитайте, пожалуйста, – попросил его подчинённый.
– Не люблю читать чужое. Объясни на словах.
Младший сержант, сбиваясь из-за того, что ему было крайне неприятно, говорил о ситуации, складывающейся дома.
– Дрянь дело. Что думаешь?
– Товарищ капитан, поговорите, пожалуйста, с командиром части. Мне необходимо использовать отпуск. Правда, перед замполитом неудобно…
– Неудобно брюки через голову надевать. Тут совсем иное. Тебе действительно надо ехать. Хотя, что ты можешь сделать?
– Да немного шухеру наведу. Припугну чем… Так сказать, зарядку на два месяца сделаю, а там и «дембель». При мне они такого никогда не позволяли.
– Хорошо, я сегодня поговорю с полковником. Иди.
Вечером того же дня капитан передал Яве положительное решение.
– Завтра в Хабаровск едет командир второй роты. Он тебе возьмёт билеты. В штабе оформят документы, и…
– Большое спасибо!
– Пожалуйста. Только не дури. Тебе всего малость осталась. Зачем портить прекрасную биографию и размениваться на пустяки? – Горбунков смотрел в глаза подчинённого. Он прожигал их, пытаясь дойти до самого сознания.
– Неужто я такой дурак?
– Я этого не говорил.
Через день Валерию были вручены отпускные документы и он сидел в аэропорту, ожидая регистрации. Телеграмму родным не давал, посчитал лишним. Да и хотелось, чтобы его приезд был полной неожиданностью. В аэропорту Петропавловска-Камчатского он, минуя назойливых таксистов, запрыгнул в автобус.
– Иду, иду! Да кто там такой нетерпеливый, – раздался возмущённый дорогой сердцу голос.
Открылась дверь. Нина Николаевна застыла в удивлении, смотря на солдата. Глаза заблестели от слёз.
– Здравствуй, мама!
– Сыночек! – она кинулась военному на шею и принялась его целовать. Валера почувствовал запах спиртного.
– В квартиру впустишь?
– Конечно, конечно! Заходи, миленький! – она пропустила сержанта в квартиру и закричала. – Отец, Марина, Наташа! Идите сюда! Валера прилетел!
В прихожую выбегали и кидались на шею родные. Но самый главный человечек, которого он любил больше всех и ещё ни разу не видел, сидел на руках у жены, с интересом рассматривая его карими глазками.
– Настенька, иди ко мне! Доченька, ну?!
– Она тебя боится, пусть привыкнет, – Наталья подошла вплотную к мужу. Супруг обнял их и поцеловал. Ребёнок зажмурился и отвернул личико.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся молодой папа.
– Ну, что мы на пороге? Валера, раздевайся. Проходи. Мать, давай, накрывай на стол. Да поскорее, он, наверное, голоден? Будешь есть? – суетился отец.
– Не беспокойтесь. Дайте с дочкой познакомиться, а отметить ещё успеется, – в его душе всё пело.
Семья расселась в зале. Девочка терпеливо, хотя и напряженно, сидела на коленках родного папы и озиралась на старших. Смотрела-смотрела и вдруг неожиданно выдала слово, отдаленно напоминающее «дядя», чем повергла всех в смех.
– Сынок, ты до какого или уже насовсем? – спросил Владимир Леонтьевич.
– Нет, только в отпуск. Двенадцатого марта необходимо быть в части, а там самую малость и уже насовсем.
– Так! Значит, если не будет возражений, сегодня устроим небольшой ужин, а завтра пригласим Надежду и Сергея… и все вместе отметим твой приезд!
– А праздник обязательно? Приеду после службы, вот и погуляем.
– Ну-у-у! Это не по-людски, – вставила Нина Николаевна. – Может, для тебя нет, а для нас самое что ни на есть торжество. Вон, какого орла воспитали.
– Хорошо. Только сегодня без спиртного, вам завтра на работу. Возьмёте отгул, впереди выходные. Устраивает? – в свою очередь спросил сын.
– Да-да! – поспешно ответили родители, – только мама… Как бы… ушла с работы. Она сейчас не дома.
– Как? Отец, это почему? Сокращение или что?
– Это временно. Скоро выйдет на новое место. На цементный завод, – пояснил Яванский-старший.
– Я подумал, всему виной ваши увлечения спиртным.
– ??? – родители с удивлением посмотрели на прибывшего, а потом на дочь и невестку. Что-то в их взгляде просматривалось недоброе.
– Да, понимаешь…, – начал Владимир Леонтьевич, – проблемы… То, другое. Да всякое. Вот нервы и не выдерживают.
– Пап, я не про то. Кто у нас глава? Кто должен порядок поддерживать? Чему вы меня всегда учили? А сами сдались? Сломались? – вздохнул и продолжил. – Давай, чтобы этот разговор не повторялся. Если вернусь, и ничего не изменится, не обессудь, заберу жену с дочкой и уйдём. Временно к тёще, а там видно будет. Ноги, руки есть, голова на месте. И ещё. Маришка уже невеста. Смотри… сами её можете на глупость толкнуть. Потеряете, поздно будет. Посмотрит она на ваше житьё, и будет искать отдушину в чужих людях. Поверь, найдёт очень быстро, и жить в другую семью переедет. Останетесь одни. Вот где проблемы. Другие хуже живут, но рук не опускают. Устали? Берите отгулы, отпуск, отдыхайте. Лето не за горами. Ты же сам меня всегда учил, что без цели в жизни нельзя. Всё, батя! Мне самому этот разговор неприятен и тебе тоже противен. Яйца курицу не учат. Верно?
– Спасибо, сынок. Вразумил. Хоть и стыдно, но глаза открыл. Никто правды вот так прямо… не говорил. Да и не скажет, – у Яванского-старшего навернулись слёзы. Он их вытер и заулыбался внучке, которая потянулась к нему.
Всю дорогу домой Ява думал, с чего начать, а вот ведь, разговор как-то сам и сложился. Правда, ему было очень неудобно перед родителями. И, тем не менее, на то время, что Валерий дослуживал, мама с папой держали себя в «Ежовых рукавицах».
Каким долгим ни кажется отпуск, а десять дней тоже заканчиваются. Как и планировали, на второй день устроили грандиозный праздник в доме у тёщи. Смеясь, сравнивали его со свадьбой. Гуляли до утра.
Перед празднованием восьмого марта съездили в техникум. Повстречались с преподавателями, благодаря которым у Валеры с Наташей была профессия, а Маринка её только получала…
Несмотря на раннюю весну, ездили гулять по берегу Авачинской бухты и в районе Халактырского пляжа на Тихий океан. Всей семьёй отдыхали в Паратунке и на Малкинских термальных источниках.
Накануне отъезда сына вновь собрались большой семьёй. Все понимали, Валере осталось всего ничего, но веселья всё как-то не получалось. Пили чай с пирогами, играли в карты. Родители не помышляли о выпивке, они были увлечены планированием выезда на материк. Отец настаивал на отдыхе в Приморском крае, а мама мечтала о Крымском полуострове. Ява смотрел с любовью на них. И в то же время ему никак не хотелось возвращаться в часть, а в голове всё отчетливее крутились слова Горбункова.
68
– Яванский! Валера! А я иду, гляжу, ты ли? Молодец, слово держишь, – младшему сержанту навстречу шёл ротный. Их пути пересеклись как раз на пятачке. Капитан перемещался от штаба, а подчинённый с КПП. – А где усы? Зачем сбрил? Знал бы, что без них вернёшься, ни за что бы не отпустил в отпуск. Если честно, я переживал. Думал… Ладно… Пошли в казарму, устроим твоей объёмистой сумочке небольшой досмотр на предмет наличия экзотических напитков, – улыбался Горбунков.
– Да какой алкоголь? Обижаете! – водитель лукаво улыбнулся. Он, ещё минуя КПП, оставил две бутылки «Пшеничной» в небольшом тайничке. – Так, только копчёной рыбки привёз. Немножко балычка и тёшки вам, да ребятам, так сказать, посолониться.
– Алексеев! Старшина! Иди сюда и ножичек прихвати, – уже будучи в канцелярии позвал командир. – Видишь, какую вкуснятину под свежее пивко «дедушка» доставил. Жалко, что он не догадался пенного напитка прикупить в аэропорту и сослуживцам мало деликатесов будет.
Ротный ополовинил привезённые морепродукты и разложил их на кучки по числу офицеров. Потом взял одну тёшу и нарезал на кусочки.
– Для пробы! Лёша, угощайся. Как дома?
– Спасибо, нормально! Больше надуманного, чем правды. Самое приятное, с дочкой познакомился. Она же родилась, когда я полгода отслужил. Представляете, вместо папы «дядей» меня называет.
– Сколько ей? – спросил прапорщик.
– Один год и три месяца.
– Ну, ещё маленькая. Отслужишь, быстро обвыкнется. К тому же, кто её постоянно окружает? Бабушки, дедушки. Вот она их правильно и величает. Ладно. Давайте его отпустим. Пусть переодевается.
– Конечно! – ротный качнул головой.
– Подойди к Андрею. Возьми свои вещи в каптёрке и сдай парадку.
– Разрешите идти?
– Иди! – уже полуофициально ответил капитан. Валерка крутнулся и покинул кабинет.
В спальном расположении, сержанта окружили сослуживцы. Все задавали массу вопросов, но два тревожило всех: «Когда будем пробовать рыбу?» и «Водка где?».
– Попробовать можно сразу, и на вечер хватит. «Горючее» в тайнике на КПП. Только «молодых» посылать не надо, пускай кто-нибудь из своих сбегает.
– Я сейчас… туда и обратно… мигом, – подскочил Ольгин. – Сколько там?
– Ну не ящик же. Две бутылки.
– Донесу. Я быстро.
Действительно, он бегал недолго. Пока Ява переодевался и сдавал парадную форму, развешивая её в каптёрке, друг передал Осину на хранение свою ношу. Затем, удалившись на самый дальний подоконник казарменного прохода, ребята, кто был свободен, нарезали маленькими кусочками балык и, смакуя, принялись его дегустировать. Яванский наблюдал за своими товарищами, и ему было несказанно приятно. Он видел их довольные, улыбающиеся лица, измазанные рыбьим жиром. «С этими пацанами прошли два года моей жизни. Наверное, расставаться будет тяжело. Интересно, а мы потом когда-нибудь встретимся?» – впервые поймал себя на таких мыслях.
В марте вышел приказ о демобилизации солдат, сержантов, матросов и старшин срочной службы, подписанный Министром обороны СССР. Во всех подразделениях был праздник по этому поводу. Теперь Валеркин призыв мог себя с полной уверенностью назвать «дембелями». Непередаваемая радость переполняла их души. Все готовились к возвращению домой. Кто-то украдкой перешивал парадную форму, кто-то оформлял фотоальбомы.
Прошла апрельская капель. Кое-где набухли и раскрылись на деревьях почки. Появились листочки, к солнышку тянулась молодая травка. Природа оживала от зимней спячки. Высоко в небе пели жаворонки. Воробьи и ласточки гонялись за насекомыми. Природа прибавляла радости и уверенности в завтрашнем дне.
Пожалуй, как и все военнослужащие срочной службы, ждущие отправки в родные края, Яванский чувствовал сильное желание вернуться к своей семье. Он, как только мог, отвлекал себя от мыслей, связанных с домом, чтобы окончательно не сойти с ума. Если днём он находил себе работу, то с наступлением ночи голову всё сильнее терзали мысли о семье. У него совсем пропал сон. Для организма было достаточно часа в сутки на отдых. После первой партии «дембелей», отправленных из части, Валеркина душа разрывалась от тоски и не находила себе покоя. Так дальше продолжаться не могло.
Первой попыткой занять себя после отбоя было чтение. Ява «проглатывал» всё, что попадалось под руку. Перечитав от корки до корки все подшивки газет и журналов, он просил офицеров и прапорщиков приносить книги из домашних библиотек. Ночи хватало, чтобы пронестись по детективному роману в триста страниц. Уже все командиры батальона знали о Валеркиной бессоннице. Когда в тёмное время суток в казарму приходил дежурный по части, он прямо заходил в ленинскую комнату, где боец читал очередной литературный шедевр.
– Опять не спится?
– Так точно!
– Сиди, чего подрываешься? О чём книга?
– Детектив. Как всегда, кто-то убегает, а кто-то догоняет.
– Читай, полиглот. Только недолго, и чтоб порядок был! – говорил офицер.
Скоро это увлечение стало приедаться, да и глаза уставали. Надо было срочно искать альтернативу. Это «что-то» сержант нашёл, однажды прогуливаясь по коридору, войдя в бытовку. Он рассматривал коробочку с множеством отсеков, в которых лежали рассортированные пуговицы. Извлёк большую изнаночную от шинели и лукаво улыбнулся. Покрутил её немного в руке и опустил в карман. Взял иголку, вдел в неё нитку и пропал в темноте спальни. Немного погодя он появился очень довольный и в бодром расположении духа.
Утром во время подъёма Ява внимательно следил за дальним углом, где располагались кровати первого взвода. Там, прыгая с закрытыми глазами, на ощупь одевался его друг Димка. Напялив брюки, и ловко намотав портянки, он опустил ноги в сапоги. Накинул куртку. Закинул поясной ремень на плечо. Нацепил на затылок пилотку и, следуя на построение, стал застегивать пуговицы. Справившись с кителем, он долго возился с гульфиком, и у него явно что-то не получалось.
– Ольгин, в чём дело? Всю роту задерживаешь! – возмутился Алексеев.
– Да пуговичка не застегивается. Зараза, – посетовал рядовой.
– Так посмотри на неё, – подсказал, сам того не ожидая, старшина.
Боец опустил голову, что-то внимательно рассматривая. Оторвав взгляд от своей ширинки, он осмотрелся вокруг. Увидев Валеркину улыбку, всё понял:
– Ява-а-а! Падла-а-а!
– В чём дело? – прапорщик подошёл к солдату.
Димка раздвинул полы гимнастёрки и ткнул палец на гульфик. Вместо средней маленькой пуговички была пришита большая от шинели. Вся рота повалилась со смеху. Алексей улыбался, поглядев на невозмутимое лицо младшего сержанта. Вот с этих самых пор у товарища началась беспокойная, но чертовски весёлая жизнь.
Нет, Валера не подшучивал над ним постоянно. Через сутки-двое он придумывал что-то новенькое и осуществлял свое «злодейство».
Как-то утром переминающегося в строй Ольгина, из задней шеренги хлопнули по плечу:
– У тебя пилотка задом наперёд надета.
«Дембель» тронул головной убор со стороны спины и развернул её звёздочкой вперёд. Кто-то вновь стукнул в локоть.
– Звёздочка назад смотрит.
Дмитрий потрогал пилотку и развернул. Его вновь тронули…
– Да поправь головной убор!
Друг сорвал форменный атрибут с головы и начал вертеть его в руках. С обеих сторон были приколоты, причём намертво, красные звёздочки.
– Падла-а-а-а! – перекрикивая старшину, раздался голос рядового.
– Ольгин! Наряд вне очереди!
– За что? Это всё Валерка.
– Тогда вместе с ним по одному для начала.
Стоя в наряде, товарищ поклялся отомстить. Как он потом ни пытался, но сон его одолевал первым, а «злодей» осуществлял свои новые пакости. Утром Дима осматривал каждый сантиметр формы перед тем, как надеть.
Проснувшись в очередной раз, он обследовал брюки с пилоткой. Зачем-то похлопал сверху по обмундированию и начал одеваться. Только вот – незадача. Застегивая китель, он стал громко материться, нешуточно развеселив весь личный состав. Оказалось, что между основными пуговицами заботливая рука Явы пришила ещё по одной, да так, что не оторвёшь. С этих пор Ольгин потерял сон. Его обуревало желание мести. Он не спал до тех пор, пока младший сержант не начитается и не ляжет в кровать. Но, подкрадываясь на цыпочках к его постели, Дима всегда слышал:
– Что тоже не спится?
Рядовой сплевывал, матерился, разворачивался и плёлся к своей постели. Через три ночи мучений он наконец-то заснул, и Валерий не преминул этим воспользоваться. Как известно, бойцы спят между двух простыней. Яванский присел рядом с товарищем. Посмотрел ему в спящее лицо. Достал иголку с длинной ниткой и сшил между собой две части постели так, что «жертва» оказалась в мешке. Посмотрев на творение рук своих, «доброжелатель» осклабился, смерил расстояние от нижнего яруса до пола и скрылся в темноту.
После команды: «Подъём!», казарменную суету разорвал грохот падения и душераздирающий крик:
– Ява-а-а-а! Па-ад-ла-а-а!
Все по одному бегали смотреть, что случилось. Казарма разразилась гомерическим хохотом. Ольгин, выбравшись из мешка, побежал к обидчику, но тот уже ушёл на КТП, немного раньше подъёма.
Пошутив в последний раз, Валерий приклеил клеем «Момент» сапоги товарища к полу. «Дембель» потерял сон окончательно. Теперь они вдвоём после команды: «Отбой!» шли в ленинскую комнату, где пересматривали свои армейские фотографии и расклеивали их в альбомы. Ява помогал другу с оформлением парадки.
Однажды глубокой ночью или очень ранним утром они собирались ложиться отдыхать. Но… всё казарменное пространство разрывалось мощными импульсами нездорового храпа сослуживца их призыва из второго взвода. Младший сержант подошёл к койке и потряс «храпуна» за плечо. Попытался его перевернуть набок. Свистел ему в ухо. Зажимал нос. Все попытки были тщетны. Вместе с подошедшим Димой они смотрели на взрослого детину.
– Сейчас, – шепнул Валера. – Давайте, аккуратно снимаем койку, только не уроните, и не делайте резких движений, поднимаем, – говорил он тихо дневальным.
Они сняли кровать второго яруса с крепко спящим «дембелем» и маленькими шажками пронесли в умывальник.
– Несите табуреты, да свет выключите, а то проснётся. Оставьте дежурный в туалете. Во, классно. Ольгин, пошли в ленинскую комнату.
– Зачем?
– За цветами.
69
Дневальные поставили по сторонам кровати принесённые табуреты. На них были расставлены цветы в горшках. Замкнутое пространство разрывалось храпом.
– Всё! Пошли спать, – сказал Ява, и прикрыл дверь. – Не шумите, а то разбудите человека.
Пожурив слегка наряд, друзья ушли отдыхать. Утренняя тишина минут за десять до подъёма была взорвана криком. Не разобрав услышанное, все посчитали, что это команда дежурного: «Рота! Подъём!». Быстро одевшись, солдаты спешили в туалет через умывальник, и выскакивали оттуда, обливаясь слезами от смеха. На койке, среди цветов, освещённый дежурной лампочкой, сидел здоровенный «дембель» и спрашивал у всех: «Где я? Что это? А? Вы кто?». Потом он тоже смеялся над шуткой, пообещав: «Месть будет жестокой!». Однако храп у него прекратился, а крепкий сон не пропал.
Валера и Дима никогда не позволяли себе шутить над молодыми солдатами. Наоборот, пресекали все попытки отдельных недоносков в проявлении «дедовщины». С тем и жили. Хотя, надо отдать должное правде, не во всех ротах соблюдали это правило.
Тринадцатого мая уже одной ногой стоявших за пределами части бойцов, выслуживших положенный срок, огорчил приказ Министра обороны СССР. Из него следовало, что все местные, то есть Дальневосточники, продолжают выполнять свой священный долг до особого распоряжения и будут уволены не ранее первого июля. Шваркнули, так знатно по нервам и душе. Обозлённые «дембеля» крушили и метали всё, что только было можно.
Собирались на проведение митингов под лозунгом «Как дальше жить и что делать?». И это после того, как была уволена первая партия из трех старшин. Чем остальные хуже? На «встречах» была создана инициативная группа из сержантского состава. «Переговорщики», возглавляемые Яванским, ровной колонной чеканили шаг, направляясь к штабу.
Но их перехватили, и стали обрабатывать замполиты, унижая и упрекая в отсутствии пролетарской сознательности. Как бы там ни было, но к командиру группа не попала. У всех «дембелей» собрали военные билеты и сдали на хранение в спецчасть.
Вечером младший сержант пришёл в учебную роту. По сложившейся традиции в ней квартировал штабной писарь от начала и до конца службы. Он был одного призыва с Валерой. Так что его приход не вызвал ни малейших подозрений.
– Привет!
– Здорово!
– Как сам?
– Спасибо, вашими молитвами. А сам?
– Да как сказать и с какой стороны посмотреть. Разговор есть, помощь твоя нужна.
– Деликатный разговор?
– Очень. И по этой причине предлагаю удалиться.
– Пойдем, покурим на улицу.
– Дело состоит в следующем, – начал Яванский, когда они оказались в курилке, – очень хочется домой, но, как знаешь… Ты не Дальневосточник, на тебя сие не распространяется. Одним словом, нужен военник с девяти до семнадцати.
– Ага! А как я это сделаю?
– Незаметно. Я тебе его перед ужином возвращаю. После ужина кладёшь его на место, а на следующий день я начинаю действовать.
– Хорошо. Я завтра на завтрак принесу. В восемь в столовой.
Ребята пожали руки и разбежались. Утром следующего дня Ява, по обыкновению, заполнял путевые листы и проверял ход подготовки техники к выходу на линию. К назначенному времени встречи он ушёл в столовую. Из зала навстречу вышел писарь и незаметно передал документ, удостоверяющий личность военнослужащего.
– Привет!
– Здорово!
– До вечера!
– В семнадцать!
В автопарке начальник КТП подошёл к офицеру, который сегодня выезжал старшим на санитарном УАЗе в госпиталь.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?
– Пожалуйста. Только что так официально?
– Дело государственной важности. Можно, попросить вас в сторонку?
– Что за дело? – слегка возмутился старлей.
– Иван Вячеславович, только вы мне поможете. Отклонитесь от маршрута. Заскочите в аэропорт или авиакассу в городе.
– Зачем?
– Мне нужен билет до Петропавловска-Камчатского.
– Чтобы меня потом на британский флаг порвали?
– А кто узнает, если я сам не скажу? По-моему, вы меня хорошо знаете.
– И что ты с ним будешь делать?
– Пойду к командиру части и поставлю его перед фактом.
– Да-а-а! А он вот так возьми и разреши тебе. Чудачишь?
– Просто хочу к жене и дочери. Все два года рвался перевестись поближе к ним, а тут на самом финише такая подляна. И кто мне гарантирует, что нас всё лето не продержат? Или ещё что?
– Давай документы и деньги.
– Спасибо, – Валерий протянул военный билет и сто рублей.
– Ты только встречай меня. По плану мы в пятнадцать должны вернуться, но, с твоей просьбой, где-то к шестнадцати.
– Я не буду отлучаться с КТП… ради такого …
На ужине также незаметно, как и утром, только уже Яванский передал писарю документ.
– Ну, как?
– Порядок!
– Когда?
– Девятнадцатого.
– Зайдёшь?
– Обязательно, – и разбежались.
День вылета выпадал на воскресенье. Валерий решил не играть с судьбой и подойти к командиру части во второй половине пятницы. Конечно, надо испросить разрешения у ротного, а потом у комбата. Не нарушая субординации, Ява ближе к пятнадцати часам семнадцатого мая вошёл в канцелярию роты.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться! Младший сержант Яванский!
– Давай попозже.
– Позже никак нельзя.
– В чём дело? – Горбунков оторвал взгляд от тетради.
– Вот, – на стол опустился авиабилет.
– Когда успел? И что предлагаешь?
– Разрешите обратиться к командиру части по данному вопросу.
– Сиди в казарме и никуда не рыпайся, – Горбунков взял билет и удалился.
Мучительно долго бежали минуты ожидания. Сердце билось, разрывая грудную клетку. «Дембель» не находил себе места. Ни с кем не разговаривал.
– Младшему сержанту Яванскому подойти к тумбочке дневального!
Валерка выбежал из спального расположения и выхватил из рук дежурного трубку полевого телефона.
– Младший сержант…! Слушаю! Да! Да! Так точно! Есть! Уже бегу.
– Пожелай мне ни пуха, ни пера, – положил трубку. – Я в штабе части.
– Ни пуха, ни пера.
– К черту! – уже за дверью крикнул Валерка.
– Куда? – строго спросил дежурный по штабу.
– К командиру!
– Минуту! Товарищ полковник, к вам младший сержант Яванский. Пропустить? Есть! – и, повернув голову в сторону бойца. – Проходи. Он тебя ждёт.
– Товарищ полковник, младший сержант Яванский по вашему приказанию прибыл!
– Присаживайся. Да не робей. Садись, Валера, – перед ним на столе лежал авиабилет. – Что же ты вот так? Ни с кем не посоветовался. Ни к кому не обратился. Некрасиво всё это. Родина попросила ей ещё немножко послужить. А ты? Ну, что прикажешь мне с тобой делать? А не отпущу я тебя? Забирай билет и, как покупал, так и сдавай. Вот тебе мой сказ. Свободен.
«Дембель» встал и не знал, как поступить и что делать. Он смотрел то на полковника, то на его стол.
– Никак нет! – наконец-то выдавил он.
– Что?!
– Я не буду его сдавать. Хотите, сдавайте сами. Я прошу вас, отпустите, пожалуйста. Меня ждёт семья, – и, переходя на крик, – люди вы, в конце концов, или кто?
– Присаживайся. Люди мы, как видишь. Подумай и оставайся на сверхсрочную. Должность начальника КТП. Девятая сетка. Звание прапорщик. Через год присвоим старшего. Отдельная квартира на территории. Жене работу подберём. Садик и школа в деревне, рядом. Хочешь дачу, стройся, выделим участок. Валера, подумай. Поезжай домой, отдохни, осмотрись и возвращайся. КаМаЗ за тобой оставим, командировки и всё такое. Что там сейчас на гражданке делать будешь? В стране не пойми что творится, а в армии хоть какая стабильность, тем более в нашем хозяйстве.
– Извините, товарищ полковник, я по родным соскучился. По краю своему. Зачем мучить себя и семью. У нас все на Камчатке. С домом и дачей как-нибудь разберусь. Вернусь на прежнее место работы. Что-нибудь придумаю.
Они ещё долго разговаривали. Командир нет-нет, да и начинал уговаривать сержанта остаться на сверхсрочную, но подчинённый стоял на своём.
– Хорошо. Завтра с утра тебе подготовят необходимые формуляры. Спасибо, солдат, за службу.
– Служу Советскому Союзу! – вытянулся во фронт подчинённый.
– Если не встретимся, помни, что дверь моего кабинета всегда для тебя открыта. Не стесняясь, обращайся. Чем сможем, поможем, – полковник нажал кнопку на селекторе. – Писаря ко мне. Найдите начальника штаба и командира батальона, пускай со мной свяжутся.
– До свидания.
– Да прощай уж. А кто меня постригать будет? – офицер засмеялся, подошёл к Яве и обнял его. – Зря не остаёшься! Ещё вспомнишь мои слова. Ну, бывай…
В казарму Валера вернулся самым счастливым человеком.
– Тебя ротный ждёт, – оповестил дневальный.
– Товарищ капитан, раз….
– Да, заходи. Ну?
– Разрешение получено. Утром будут готовы все необходимые документы, а послезавтра: «Под крылом самолёта о чём-то поёт…».
– Только и остаётся, что песни распевать, – улыбнулся Горбунков. – Старшину на вечерней поверке предупреди. Отдыхай.
