Kitabı oku: «Ученье – свет, а не захочешь светить – заставим», sayfa 13
Глава 15. Локация 1. В театре нетрадиционной ориентации ни одна чистая задница не остаётся безнаказанной.
Дима так вымотался, что, сразу завалившись на кровать и скомандовав «Спать!», вырубился. Причём команду давал искусственному Разуму, совершенно забыв, что тот, из-за своих ограничений, усыпить не мог по определению. Но, уверовав во всемогущество ангельской сущности, уснул мгновенно.
Настройки в спальне не менял. В результате проснулся с восходом персонального солнца над личными джунглями, как и вчера. Наплевав на райские возможности по халявной гигиене, принял душ. Правда, высушился уже при помощи Кона. Прямо там же, в просторном помещении санузла, сделал зарядку, вновь проигнорировав фантастический потенциал места пребывания. Так сказать, для души. А заодно пробуждая голову. Мозгами-то его тут никто не мог заняться, кроме него самого и ещё двух девиц, без зазрения совести нервирующих их своими выходками.
Вспомнив, что сегодня его очередь творить реальность, задумался. Чем бы девочкам за вчерашнее отомстить? Ну, заодно и нагадить. Придумал быстро. Без каких-либо изысков сотворил полярную тундру. А что? Для разнообразия пойдёт. Мороз и солнце – день чудесный. Снега по колено. Температура соответствующая. Не минус пятьдесят, конечно, но и до плюса градусник долго придётся греть спичками.
Моделировал, не выходя из спальни, валяясь на кровати по очень приличной по качеству голограмме, предоставленной Господством этого мира. Центральное место заседаний превратил в ярангу. Хрустальный стол – в пылающий очаг. Кресла – в уютные гнёзда из шкур.
Кухню трогать не стал. Для Танечки же это святое. А на святое рука не поднялась. Поэтому как была, так и осталась стоять бельмом средь бескрайних снегов. Только сугробы по периметру вокруг сделал квадратными, как самые естественные, по мнению всех военачальников с их уставными мозгами.
Компьютерный уголок спрятал в древнюю, покрытую мхом охотничью сторожку с дверью, но без окон. Рядом поставил собачью будку с волкодавом на цепи для антуража. Но, чтобы не гавкал, велел Кону сделать его постоянно спящим. Как и положено быть правильному по всем понятиям охраннику.
Свой тренажёр превратил в оранжерею с тропическими растениями, сплошь увешенными экзотическими фруктами. Чего там только не было. Дима и половины из них не знал, как называются, а не то, что пробовал.
Кон поглумился и даже на одну пальму в качестве плодов повесил ананасы. Дежурный по локации хотел было возмутиться небывальщине, но, завидев на соседнем кусте батоны хлеба, понял, что искусственный Разум просто прикалывается. Даже поржал от души. Оставил. Пусть девчата любуются через пуленепробиваемые стёкла и завидуют его успехам в райской селекции.
Оделся в соответствии с окружающей средой. В первую очередь альпинистское термобельё какой-то известной фирмы. По крайней мере, Кон заверил, что сама фирма круче Арарата. А бельё, которое он ему подогнал, легендарное. В нём уже двое мужиков на Эверест сходили. И Дима лишь третий владелец данного раритета, притом ни разу не стиранного. Юморист.
Ну а дальше: колготки из оленьей шкуры, стоящие колом по самые подмышки. Сверху мешок-броня с рукавами из той же шкуры, с дыркой для головы. Меховая шапка, имитирующая шлем космического скафандра для выхода в открытый космос, только без застеклённой морды. Толстенные варежки на резинках от трусов. Ну прям первый парень на тундре, однако.
Вышел из спальни. Полной грудью вдохнул морозный, кристально чистый воздух. Сделал пару шагов. Увяз в снегу по колено. Тут же устал, обленился и заявил искусственному Разуму, что не желает портить перфекционизм нанесённых плавными волнами сугробов. На основании этого заявления дал команду Кону телепортироваться сразу в ярангу.
Внутри хоть и не было холодно, как снаружи, но и тёплым это жильё назвать язык не поворачивался. Отправил варежки болтаться на резинках. Снял шапку. Оглядел автохтонное убранство дома северных жителей. Восхитился, словно в этнографический музей попал. Но, помня прописные правила подобных заведений, экспонаты трогать руками не стал.
А вот что стал, так это своё место. Внимательно осмотрев и прощупав разномастные шкуры, завалился полулёжа в гнездо, уставившись на огонь очага. Он понимал, что встал раньше нужного, поэтому, пользуясь законным одиночеством, решил обмозговать ситуацию текущего момента. Притом не о бабах проклятущих замечтался, как можно было подумать, а о деле: отыскании решения поставленной задачи.
Примерно через полчаса, а может быть, и больше, Дима за временем не следил, в своём шкурном гнезде материализовалась Танечка. Она резко вскочила, как ошпаренная, от неожиданности обстановки и замерла, сканируя недобрым взглядом экзотическое жильё.
Молодой человек даже по-доброму позавидовал её физической форме. Вскочить на ноги практически из лежачего положения, да так ловко – это уметь надо. Блондинка медленно осмотрелась. Скривила на личике неприязнь к культуре этноса и неспешно пристроилась на шкуры. Не произнеся при этом ни звука. Даже не поздоровалась, дрянь.
Она была одета по-летнему: лёгкий брючный костюм и спортивного кроя туфельки без каблука. Но не сказать, что ей было холодно. Дима несказанно удивился, что убогая не только додумалась до телепортации, но и наверняка запросила у Кона нечувствительность к холоду. По крайней мере, весь её вид об этом говорил.
Он на автомате влез в эмоции сокурсницы и грустно констатировал, что красавица в очередной раз с самого утра пребывала в глубочайшей депрессии. С одной стороны, захотелось насыпать ей «соль на рану». Просто из вредности и в отместку на её к нему притязания. Но с другой – стало отчего-то жалко горемыку.
Примерно через пятнадцать минут молчаливого сидения девушка встрепенулась и заговорила:
– Я хотела сегодня посетить Юсуповский дворец. Давай сходим на экскурсию только по этому дому. Хочу походить вокруг.
– Вперёд, – Дима вытянул руку, подражая постаменту Ленина. – Я думаю, будет лучше, если ты сходишь одна. Подумаешь над своим поведением.
– Но мне нужен Кон.
– Бери. Кто тебе не даёт? Ангельское Господство может при необходимости наплодить своих аватаров сколько угодно. Притом каждый будет самостоятельной единицей. Правда ведь, Кон?
– Неправда, – ответил Саша-лицеист, которого, Дима готов был зуб дать, ещё мгновение на своём месте не было. – В одном мире – один образ. Иначе возникнет конфликт приоритетов.
– Ну так Танечка идёт в другой мир.
– Да, – ответил Кон, флегматично смотря на огонь в очаге. – В том мире я могу составить ей компанию.
И тут, вопреки самому себе, прямо из сидящего лицеиста встала его копия. Оба Саши улыбались, но улыбались по-разному.
«Понторез», – мелькнуло в Диминой голове, а голос добавил:
– Вот уж от кого-кого, но от тебя, друг мой, дешёвых трюков не ожидал. Прям Джи напомнил, чтоб ей пусто было.
Вставший лицеист хоть и был точной копией первого, но Диме сразу не понравился. И, похоже, это было взаимно. Вновь созданный Шурик неожиданно перестал улыбаться и со злостью в ангельском взгляде ни с того ни с сего принялся наезжать на Диму.
– Смертный, – рявкнул он душераздирающим басом, от которого у молодого человека все внутренности завибрировали, и он ощутимо вздрогнул, резко вспомнив Чудо-юдо-бабку-смерть. – Никогда не старайся подружиться с Высшими Силами. Для Нас только один этот факт – повод подозревать тебя во всех прегрешениях.
Дима аж офигел от крутизны наезда.
– А при чём здесь это?
– Ты только что обратился ко мне «друг мой».
Молодой человек в наигранном изнеможении закатил глаза, прислушался к быстро колотящемуся сердцу и, обозвав про себя новоиспечённого Кона сукой, выдавил:
– Гос-по-дя. Это просто игра слов такая. О какой дружбе в моём случае может идти речь? Я что, дебил? – но тут же, глубоко вздохнув и перейдя на спокойный тон, с лёгкостью согласился: – Хотя да. Дебил.
– Твоя самокритичность похвальна, – ухнул басом Саша-копия, но уже понизив уровень инфразвукового воздействия до приемлемого.
– Я тут вообще-то знания получаю, – не остался в долгу Дима, сделавшись на редкость самоуверенным, переходя в режим «я – ведущий», – а знания порой могут стоить жизни. Недаром же говорят: меньше знаешь – крепче спишь. А если они опасны, то я по технике безопасности просто обязан прикидываться дебилом.
– Не хами, сын мой, – да нехавы́емонным будешь, – прогремел озлобленный двойник Кона, явно угрожая и возвращая в голос низкочастотное давление.
От этого по всему Диминому телу пронеслось в панике стадо мурашек, и задница зачесалась, напомнив о суккубской порке без отрыва пятой точки от трона. Он мгновенно заткнулся и насупился, изображая нашкодившего пацана, из вредности не признающего право старших на его наказание. Дима показательно зло уставился на огонь в ожидании дальнейшего разноса.
Но негативных для него оргвыводов не последовало. Запугивающий молодого человека Шура-сука, как он решил его называть про себя, моментально потерял всякий интерес к наглому смертному и перевёл его на блондинку.
– Сударыня, – резко сменил он запугивающий тон на нормально-услужливый. – Я к вашим услугам. Прошу.
И исчез, сволочь. Нагадил в душу. Напугал до сикорашек. И растворился, словно так и надо. Дима мельком взглянул на Танечку. Но той тоже на месте не оказалось. Неадекватная копия Шуры-суки её спёрла, утащив на экскурсию по Москве. Да скатертью дорожка.
Дима тяжко выдохнул.
– Кон. Придай, пожалуйста, креслу сидячее положение, – попросил он наконец после минутной паузы, заполненной тихим потрескиванием костра.
Спинка кресла, заваленного шкурами, поднялась. Молодой человек вроде как сел. Только ноги по-прежнему остались лежать в вытянутом положении. Вполне комфортно. В такой позе стало удобней общаться с оставшимся аватаром. А тот одной своей ехидной улыбочкой прямо напрашивался на дискуссию.
Но Дима уже отошёл от негативного давления неадекватной копии, и говорить с оригиналом на эту же тему желания не было. Было желание включить режим: баба с воза – мужик на воле. Поэтому, стараясь забыть этот короткий инцидент, завёл разговор о другом.
– Как считаешь? – начал он. – Она когда-нибудь станет адекватной?
– Время покажет, – равнодушно ответил Саша-лицеист, пожимая плечиками.
– Да, – вновь тяжело выдохнул смертный, делая умное лицо, – время – лучшее лекарство.
– Время не лечит, – тут же обломал его ангельский лицеист. – Оно меняет. Причём даже незыблемое, расставляя всё по своим местам. А вот кого гнёт, выпрямляя, а кого ломает, зависит не от времени.
Так хорошо начавшейся философской беседы не получилось. Диалог неожиданно был прерван.
– Дмитрий Вячеславович! Ну что за дела!? – заголосила Вера, судя по всему, с порога своей спальни, и, выдержав паузу, понизив уровень децибелов в голосе, зло констатировала: – Урод!
После чего наступила тишина с потрескиванием поленьев в костре. Других звуков не прослеживалось минут пять. Следующий окрик Веры прозвучал уже по-барски, но в нём почувствовалось: «Я тебе отомщу, скотина».
– Дмитрий Вячеславович, будьте добры, организуйте девушке дорожку до шатра.
– Это не шатёр, а яранга, двоечница, – прокричал он в ответ и вполголоса попросил Кона: – Сделай ей, пожалуйста, дорожку с фонарными столбами в стиле местного антуража.
Саша-лицеист зловеще улыбнулся и медленно кивнул. На что со стороны Веры раздался душераздирающий визг, а вместе с ним по Диминым мозгам прилетела боевая Слава.
Молодой человек аж задохнулся от нахлынувшей любвеобильности. И главное, ничего не мог сделать с этой ведьмой. Он её не видел, а значит, ни в эмоции её не влезть, ни ретранслировать удар обратно. Из глаз брызнули слёзы. Дыхание спёрло, а сердце принялось молотить с запредельным ритмом, хоть реанимацию вызывай. Причём долбилось в голове, а не в груди, отчего, кажется, оглох на оба уха.
Им завладело необоримое желание сжать её в объятиях и облизать сверху донизу. Эйфория идиотского счастья заполонила мозги, нагло пнув оттуда остатки рассудка. Как он её в этот момент любил! Боже! Как любил! Да он жить без неё не мог. Дышать без неё не мог. Даже готов был Родину продать за один её поцелуй. Хорошо, что в мечтах не дошёл до секса. Сдох бы тут же от вожделения.
Неуклюже барахтаясь в оленеводческой экипировке, как майский жук на спине, пытающийся встать на ноги, он завалился набок и упал на пол. Встал на четвереньки и, пуская слёзы, сопли, слюни, так и пополз на четырёх конечностях к своей любимой. И только протиснувшись в щель импровизированной двери и увидев колдующую ведьму, звезду очей его, он автоматически ухнул в её эмоции.
Ситуация триггерно поменялась. Вера, до этого державшая руки разведёнными в стороны, очень сексуально простонала и обеими ладонями закрыла лицо, обрывая действия Славы. Но резко обозлившийся Дима успел прочувствовать эту грёбаную силу. Он буквально осязал её на физическом уровне. Не понимая её природы, тем не менее он осознал, как она делается. Поэтому не только не прекратил её излучать из себя, но и усилил, непонятно за счёт каких возможностей организма.
Ведьма Вера, не будь дурой, среагировала на его атаку чисто по-девичьи. Она просто взяла и рухнула в обморок, не дав новоиспечённому ведьмаку от души порезвиться. Да и не хватило бы его на большее. Это и так стоило ему ну очень дорого. Дима обессилил, словно фуру презервативов разгрузил. Причём по настоятельному требованию заказчика перетаскал на склад каждый презик поштучно на носилках без напарника.
Усталость навалилась неимоверная. Хоть падай и помирай. Он в прямом смысле слова засыпал, стоя на четвереньках, словно Вера его не Славой прибила, а в очередной раз вкатила убойный успокоительный укол в задницу. Причём сон в себя затягивал даже при насильно распахнутых глазах.
Утерев лицо снегом и несколько придя в себя, наконец заметил, что же заставило Веру взвизгнуть и впасть в неуправляемое бешенство. Вдоль аккуратно вычищенной дорожки по обе стороны торчали фонарные столбы, светильниками на которых красовались жуткие черепа страшилищ. Словно остатки чудовищ, на кол посаженных.
За счёт чего костяк светился – непонятно. Но зубастые люстры с остатками плоти, украшенные разноцветными ленточками, развивающимися якобы на ветру при полном штиле, даже у Димы вызвали оторопь. Кошмарное зрелище благодаря испугу и впрыснутому адреналину сил Диме не прибавило, но желание спать резко где-то закопалось в сугробе.
Сама брюнетка в шикарной шубе в однородном комплекте с шапкой и варежками валялась без чувств на вычищенной дорожке. Длинная шуба выглядела дорого-богато. Ни то голубой писец, ни то голубая норка, ни то какой другой ценный зверь, но однозначно голубой.
– Кон, – наконец выдавил из себя Дима. – Приведи мой организм в нормальное состояние.
Усталости как не бывало. Он облегчённо вздохнул полной грудью и поймал себя на идиотском желании побегать вокруг яранги. Но этот пакостный порыв тут же задушил на корню. Поднялся на ноги, продолжая зло смотреть на валяющуюся ведьму, соображая, что с ней делать. То ли на руках в ярангу отнести, то ли за ногу волоком дотащить. То ли привести в чувство, чтобы сама дошла. То ли оставить как есть. Пусть поваляется, и когда отморозит себе что-нибудь, глядишь, думать начнёт.
– Кон, – обратился он к Господству, ни на что не рассчитывая, – ты можешь в качестве исключения по какому-нибудь аварийному протоколу телепортировать пострадавшую на её шкурное место?
– Нет, – чуть ли не машинным голосом ответил искусственный Разум.
– Так и знал, – пробурчал доморощенный ведьмак, понимая, что бросить её замерзать он всё равно не сможет, а значит, придётся тащить.
Ни на руках, ни за ноги, конечно, не потащил. Поволок за шиворот. А когда с великим трудом уложил девушку на её место, то уставился недобрым взглядом на откровенно развлекающегося подростка, впервые улыбающегося от уха до уха. Даже подумал, что он сейчас заржёт, как конь. Но нет. Ангельский хохмач от подобного воздержался.
Дима, устраиваясь на своём месте, хотел было попенять ему за выходку с черепами, но Саша-лицеист мгновенно перевоплотился в Царевну Лебедь. Сущность Разума, сексуально возлегая на шкурах и посверкивая звездой во лбу, опередила.
– Ты знаешь, какая ножка у стула самая важная? – пропела она ни к селу ни к городу.
Дима аж выпал в осадок, открыв рот, и от смены действующих лиц, и от дурацкого вопроса. С одной стороны, при чём тут стул? С другой – к чему эта аллегория? А с третьей – спрашивать бесполезно, ибо пояснять не будет. Но пока он метался в непонимании, она ответила сама.
– Та, которая отсутствует.
И тут до Димы дошло, куда она гнёт. Хозяйка солнечной системы ещё во время знакомства давала ему задание на социализацию их троицы, а он вместо этого занимается с ними чёрт знает чем, только не объединением их в нечто целое.
Молодой человек моментально осознал, что перед ним уже не Кон с его ограничениями, а Царевна Лебедь, которая шастает у него по мозгам, как у себя дома. Любая ложь станет для неё явной, как только подумает зародиться. Поэтому даже не стал кочевряжиться и просто признался:
– Да не понимаю я, какое целое из нас должно получиться. Я их ещё слишком мало знаю. Да вообще, по сути, не знаю.
– Начинай. Думать. Медленно, – разделяя слова, пропела сущность космического Разума. – Пора взрослеть. Ты до сих пор задаёшь себе неправильные вопросы. Единению способствует взаимная нужность, сплачиваемая непониманием друг друга. И наоборот. Как только узнаёшь людей поближе, сразу захочешь послать их подальше.
– Чёрт. Логика убийственная. Но абсолютно непривычная. Я всегда полагал, что сблизиться можно, лишь узнав друг друга. А тут: быть нужным друг другу и при этом оставаться загадками. Любопытно.
Этот монолог он проговаривал медленно, рассматривая языки пламени. И несмотря на то, что речь вёл затормо́женно, мыслительный процесс пошёл в разнос. В голове моментально образовался ворох вопросов, на которые не было ответов. Каким образом он может быть нужным? В какой плоскости? Чем они могут быть нужны ему? Не для сексуальных же утех.
Он перевёл взгляд на Царевну-Лебедь, но шкурное место пустовало. Ни её, ни Кона. Из чего сделал вывод: на вопросы придётся отвечать самостоятельно. Тогда посмотрел на валяющуюся якобы без сознания Веру. Влез в её эмоции и тут же понял, что девочка притворяется.
В свете открывшихся знаний он покинул голову брюнетки и пообещал себе больше туда не лазить. Надо действительно попробовать перестать пытаться её понять. Пусть она остаётся загадкой. Так действительно интересней.
– Вера, ты всё́ слышала? – обратился он вполголоса к девочке-обманщице.
Та молчала секунд десять, всё это время соображая: хватит уже притворяться или ещё нет? Решила, что хватит. Открыла глаза и пристально посмотрела на Диму. Но вместо ответа с некоторой обидой в голосе проговорила:
– У меня сложилось такое впечатление, что учат здесь только тебя. А мы вроде как балласт. Только мешаем и создаём проблемы.
– Так оно и есть. Извини, Вера, но вы с Танечкой заняты хмуль знает чем, только не решением задачи. Эту ситуацию надо кардинально менять. Требуется стать нужными друг другу. Ни я вам, ни вы мне, а каждый каждому. Иначе мы отсюда не выйдем.
Молодые люди замолчали, думая каждый о своём. Наконец, Вера вполголоса неожиданно выдвинула версию, вопросительно уставившись на хмурого собеседника.
– Может, любовь? Люди становятся нужны друг другу лишь, когда любят. Но как это можно сделать втроём?
Это было так по-девчачьи, что профессиональный соблазнитель от её наивности чуть не расхохотался, разом забыв о своих тяжких думах.
– Угу, – буркнул он, едва сдерживая на лице улыбку, – возлюби ближнего своего, но постарайся на этом не спалиться.
– Господи. У тебя один секс на уме.
Неистово возмутилась брюнетка, принимаясь ворочаться в толстой шубе, пытаясь принять удобное положение, но у неё это не получалось. Но тут догадалась и скомандовала:
– Кон, помоги принять сидячее положение.
Она, словно на кресле-реклайнере плавно приняла удобную для дискуссии позу и тут же злобно фыркнула в продолжение своих мыслей.
– Бог – это любовь, да будет тебе известно, – принялась она развивать свою идею фикс, – и в ней не место дьяволу с грязным сексом.
– Вау, – парировал он шутовским возгласом, окончательно развеселившись, – а напомни-ка мне последнее наставление господа нашего людям-изгоям при их депортации из рая на Землю грешную?
Вера обескураженно уставилась на Диму, соображая, при чём здесь это. Но весельчак сам себе ответил.
– И повелел он: идите и размножайтесь. Заметь. Не дьявол к этому призвал. А бог. И как ты это видишь без секса? Ты умеешь размножаться как-то по-другому?
– А если мне этого не надо? – взвилась девушка в негодовании, распахивая шубу, уже не только эмоционально распаляясь. – Я не хочу заниматься этой грязью. Разве без этого нельзя любить?
Дима резко перестал веселиться, входя в роль мудрого наставника, от души пожалевшего непонятливого отрока.
– Бойся отсутствия сексуальных желаний, девочка моя, – начал он поучать бестолковую дщерь житейским мудростям. – Их пропажа означает, что ты умерла, даже если ещё до сих пор ходишь. А любить ходячий труп может либо некромант, либо некрофил. Если тебя это устраивает – вперёд, на поиски суженого. К тому же половое воздержание природой наказуемо. У одних гормональный разбаланс со всеми вытекающими последствиями. У других, как у тебя, – недержание нравоучений о нравственности.
– А что плохого в нравственности, добродетели и целомудрии? – уже на полном серьёзе завелась брюнетка, напрочь забыв о своей эмоциональной защите. – Что плохого в чистой и возвышенной любви?
– Добродетель – это наказание за неумение влиться в социум. А изгой, неспособный выжить в среде себе подобных, уничтожается природой за ненадобностью, ибо биологически деградирует. Нравственность – это всего лишь набор правил. Причём они выдуманы безнравственными доминантами, чтобы превратить личности в безликое стадо, став над ними пастухами.
Тут он сделал паузу, внимательно рассматривая ошарашенную девушку. Её беспомощность странным образом доставляла ему удовольствие. Он запретил себе залезать в её эмоции, но они все были у неё на лице. Брюнетка краснела, внутренне негодовала, но не могла конструктивно возразить. Одни слёзы с соплями. А Дима продолжал добивать:
– Целомудрие – это вообще сексуальное извращение неестественного характера. Мы созданы двуполыми. И давить на тормоза, когда эта разнополость проявляется, – идиотизм в высшей степени. Это всё равно что воевать с могущественными силами природы, в противостоянии с которой замучаешься себя по частям собирать и болячки по мешкам распихивать. Хотя согласен, заниматься сексом без любви нельзя.
Девушка встрепенулась, получив каплю лести на своё ЧСВ. Она опустила глазки в пол, заочно соглашаясь. Но развратник её тут же обломал:
– Но, как и всё запретное, очень хочется. Запрет, он ещё больше возбуждает за счёт страха быть пойманным на непотребстве. А страх усиливает всё, к чему прикасается. Поэтому выход только один. Если нет любви, её нужно сымитировать. Сыграть. Поверь. Истинную любовь от наигранной отличить невозможно. Ну, если только ты не полная бездарность, – тут он задрал голову и обратился к Господству. – Правильно ведь говорю, Кон?
– Неправильно, – Саша-лицеист в турецком приседе материализовался на своём шкурном месте.
– Вот, – обрадовалась Вера, чуть ли не подпрыгнув сидя и тыкая в Кона пальцем, по наивности полагая, что получила в искусственном Разуме союзника.
Но союзник оказался липовым.
– Отличить можно не только по бездарности игры, – таинственно проговорил он, смотря на Диму, словно девушки здесь не было и она только что не ликовала в надежде на его поддержку.
– Как? – поинтересовался Дима.
– Просто. Искусственное всегда имеет смысл, когда как естественное его не имеет.
– То есть, – молодой человек принял вид выпавшего в осадок, – смысл в жизни возникает лишь тогда, когда мы начинаем в неё играть? По сути дела, формируя смысл жизни самостоятельно? Так вот для чего Царевна Лебедь затребовала обзавестись целью. Цель в жизни и есть её смысл.
Кон улыбнулся и одобрительно кивнул.
– Весь мир – театр, – развёл он свои щупленькие ручки. – Любая жизнь – спектакль, успех которого зависит от способности играть в нём выбранную роль. А смысл постановки – это цель, прописанная сценаристом. То есть тобой.
На девочку-Верочку было больно смотреть. Она уподобилась обиженному до слёз ребёнку, слушающему двух дядек и ничегошеньки не понимающему.
– Любопытно, – задумчиво проговорил Дима, уставившись на огонь и напряжённо обмозговывая услышанное. – Выходит, у нашего объединения только в том случае появится смысл, если начнём его искусственно разыгрывать? Одна цель на троих у нас имеется, что позволяет стать труппой в общем спектакле. Нужно только правильно расписать роли в сценарии.
На этих словах он посмотрел на забитую их заумностями Веру. Улыбнулся и ласково проговорил:
– Да ты не переживай, девочка. Прорвёмся.
– Я с тобой в любовь играть не буду, – испуганно взбрыкнула брюнетка.
– У тебя один секс на уме, – ехидно парировал он её же высказыванием. – Не боись. Для этого дела ты пока неподходящая. Наша с тобой нужность будет определяться совершенно на другой стезе.
– На какой? – неуверенно поинтересовалась она.
– Мы команда необыкновенная. Наша нужность друг другу должна строиться на наших способностях не от мира сего. Кстати, спасибо за Славу. Благодаря тебе я, кажется, её освоил. По крайней мере, понял, как она работает. А ты говорила, что никого не сможешь этому научить.
– Я не специально, – моментально потупила глазки Вера, чувствуя за собой вину. – Я просто со страха.
– Я понимаю, – согласился Дима. – Сам, когда увидел эти светящиеся столбы, чуть штаны меховые не намочил.
Наконец, брюнетка улыбнулась и вполне благожелательно посмотрела на самца, словно он по непонятным для неё причинам перестал вызывать отвращение. По крайней мере из стервозного выражения лица ведьмы исчезло желание его убить. Взгляд смягчился. В нём читалась благодарность и смущение одновременно.
– Но я не понимаю, чем в этом отношении я могу быть полезна?
– Ты задумывалась когда-нибудь над своими способностями? Изучала их? Анализировала?
Она лишь пожала плечиками, давая этим ответ без слов.
– Я почему-то так и думал.
И тут он, встрепенувшись, обратился к ангельскому Господству.
– Кон. Суккуба при последней нашей встрече упомянула о системах жизнеобеспечения человека, но лишь вскользь. Ты не мог бы просветить нас в этом вопросе несколько подробней?
Но вместо ангельской сущности из-под свода яранги заговорила Солнце Моё, от сексуальности голоса которого Дима потёк, как масло на сковороде, расплываясь в похотливой улыбке.
– У человека семь систем жизнеобеспечения, зародившихся поочерёдно по мере его эволюции. Каждая система – это определённый баланс, который формирует свою группу чувств и эмоций. Назову лишь основные, критичные для каждой. Первая – газовый баланс. Удушье. Вторая – соле-водяной баланс, гомеостаз. Жажда. Третья – баланс жиров, белков и углеводов. Голод. Четвёртая – нейроиммунногормональнорезонансный баланс. Похоть. Пятая – баланс систем самосохранения. Страх. Шестая – «нравится – не нравится», чтобы тебе было понятнее. Счастье. И, наконец, седьмая – абстрактное мышление. Вера, характеризующаяся фанатизмом, когда придуманное и реальность меняются местами.
Звёздный Разум замолчал. Так и хотелось добавить: «Солнце Моё доклад закончила».
– Спасибо, – через несколько секунд паузы поблагодарил Дима. – Всё вроде понятно, кроме счастья. Оно-то как в этот ряд попало?
– Абсолютно счастливый человек – это даун в период обострения шизофрении. Его осчастливливает всё. Даже то, что не может это делать по определению. Счастливый человек слеп, глух, нем и нечувствителен. Эйфория счастья несовместима с биологической жизнью. Такие долго не живут.
– Прикольно, – вполголоса выдавил из себя Дима с нервным смешком. – С этой точки зрения на данный феномен я ещё не смотрел. Но у баланса, насколько я понимаю, два экстремума: плюс и минус.
– Правильно, – обрадованно подтвердила Солнце Моё, и в её голосе он почувствовал удовлетворение от правильности вопроса. – Я назвала только «минус». «Плюс» ты можешь сформировать как их противоположность.
И через небольшую паузу поинтересовалась:
– Ещё есть вопросы по этой теме?
– Нет, спасибо, – поблагодарил молодой человек. – Надо эту информацию переварить.
Он перевёл взгляд на «прибитую пыльным мешком по голове» Веру. По одному виду брюнетки было понятно, что ей абсолютно ничего непонятно. Поэтому он принялся приводить в чувство подругу по нестандартному образованию, стараясь заставить её начинать думать рационально. С пользой для общего дела.
– Когда я изучал свои возможности, то обратил внимание, что могу чувствовать чужие эмоции, но как бы в усечённом варианте. Не в полном объёме. Я не чувствую у реципиента базовых, таких как удушье, жажду, голод. И, как только что выяснилось, эмоции фанатизма и всё, что с ним связано, тоже не подвластны. Мне почему-то кажется, что с первыми тремя в этом деле поможешь ты. А с последним – Танечка.
– Но я не умею чувствовать эмоции других, как ты, – чуть ли не плача, заканючила девушка. – И при чём здесь Слава?
– А кто говорит о Славе? Я имею в виду твои защитные способности. И вообще, начинай уже думать, Вера. Тебя сюда загнали не в качестве статистки. Я, например, обратил внимание, что ты можешь душить каждую эмоцию в отдельности. Может, на этом как-то сыграть? Не трогай удушье, жажду и голод. Постарайся войти в резонанс с реципиентом. Думай, Вера, думай. Мне в твой мыслительный процесс не залезть и бардак там не разгрести. Может, свой третий глаз с какой-нибудь стороны прицепишь. Не знаю.
Наступила долгая пауза, фоном которой служил только потрескивающий и попискивающий костерок в центре яранги. Но тут девушка резко встрепенулась, словно что-то вспомнила, и принялась выкарабкиваться из своего шкурного гнезда.
– Мне надо к компьютеру, – решительно проговорила она, вставая на ноги.
– Ну как вариант, – согласился в задумчивости Дима. – Иди погадай. Может, действительно какую подсказку дадут.
– Дорожку сделай. Только без столбов, пожалуйста.
– А телепортироваться слабо? – улыбнулся он и после её вздоха понимания добавил: – Только собаку не буди.
– Какую собаку? – резко остановилась девушка, уже собравшаяся обратиться к Кону для перемещения.
– Да там. Охраняет твою избушку с компом, – развеселился Дима, глядя на недоумённое лицо Веры с вытаращенными глазками. – Она там так, для антуража. Не более.
