Kitabı oku: «Кирилловцы vs николаевцы: борьба за власть под стягом национального единства», sayfa 2
Можно ли считать объединение эмиграции под главенством умеренных консерваторов одной из попыток создать «правительство в изгнании» (government in exile)? Вот очередная проблема изучения эмиграции этого периода, и она относится к проблеме «сверху». Сами современники, называя себя Зарубежной Россией, неоднократно предпринимали попытки создать такой орган власти, который мог бы представлять интересы эмиграции как перед правительствами других стран, а также в международных институтах (Лига Наций). Последовательно создавались Русский Совет, Совещание Послов, свои съезды проводили в эмиграции и бывшие члены Учредительного Собрания. Каждый из этих органов, так или иначе, выходил через российских дипломатов на правительства разных стран (чаще всего Франции, проявившей наибольшую благожелательность по отношению к эмиграции), проявляя отдельные попытки легитимации органов власти эмиграции. Наиболее активные попытки создать такие правительства предпринимались в 1920-1921 гг. В 1926 году же, несмотря на отдельную попытку создать «исполнительный орган» именно представителями консервативного лагеря эмиграции, реализации он так и не получил. Но что такое «правительство в изгнании» в таком случае? Используя общее определение – это политическая группа, которая объявляет себя легитимным правительством страны, на территории которой они не находятся в силу целого ряда причин. «Правительство в изгнании» всегда возникает как следствие серьезного политического кризиса, который мог привести, и зачастую приводит, к гражданской войне. Незаконность прихода к власти в результате революции (или государственного переворота) другого правительства часто является поводом к возникновению правительства в изгнании, которое и олицетворяет образ утраченной законности. Таким образом, правительство в изгнании предстает перед общественностью как единственный элемент законности конкретной страны, которую они контролировать не могут. С другой стороны, «правительство в изгнании» есть образ власти. Оно представляет лишь интересы тех, кто его поддерживает, однако оно не может претендовать на власть над всеми теми, кто придерживается другого взгляда на власть. «Правительство в изгнании» фактически является властью без власти, оно является лишь его образом. Причем образ этот распространяется не только на исполнение взятых на себя обязательств, но и на то, как эти полномочия между отдельными членами этого «правительства» распределяются. Поэтому и важно выделить это как проблему влияния конкретного идеологического лагеря эмиграции на объединение всей эмиграции в целом.
Отсюда встает и проблема своевременности объединения эмиграции к середине 1920-х гг. К 1926 году произошло, пожалуй, наиболее важное событие в истории русской эмиграции. Началась полоса дипломатического признания СССР со стороны держав мира. Первое официальное дипломатическое признание СССР получает 23 июля 1923 года со стороны Афганистана, Германии, Ирана, Монголии, Польши, Турции и Финляндии. Последовательно после этого дипломатические отношения устанавливаются с Великобританией, Италией, Норвегией и т.д. Наиболее болезненным для эмиграции стал факт признания СССР со стороны Франции 30 октября 1924 года. Зарубежные дипломатические представительства бывших правительств России были окончательно ликвидированы в 1925 году, они уже сменились советскими. Исходя из логики «квази-государственности» эмиграции, создавать политические структуры было уже не обязательно. Они были не нужны ни русской эмиграции, ни странам Западной Европы. Однако попытки русская эмиграция все же предпринимает. Эмигранты доказывали это затертой фразой «Объединение назрело». На что можно было делать расчет при такой конфигурации? Мнения современников событий нам также не дают объяснения. Они скорее повторяют известные утверждения о том, что власть большевиков не национальная и что олицетворять Россию может только свободный русский народ, но в целом отражают отдельные интересы русских политиков, которые не видели себя вне России и Россию без себя. Сами эмигранты были убеждены в том, что выполняют свою работу, которая соответствует пожеланиям Внутренней России. Проблема в том, что материалы о деятельности эмигрантов попадали на территорию России либо в незначительных количествах, либо не проходили вообще, так как задерживались на границе, а о деятельности эмигрантов жители СССР узнавали уже из советской периодики («Правда» и «Известия»), в которой они попросту высмеивались. Поэтому даже информация о политической активности и деятельности на местах, о принятых решениях во многом оставалась в руках самих эмигрантов или же сотрудников ОГПУ.
Одной из самых неизученных проблем становится фактор участия «самостийной эмиграции» в деле объединения Зарубежья. К «самостийной эмиграции» мы в данном случае не относим представителей национальных образований в годы Гражданской войны (Белорусская Народная Республика – БНР, Украинская Народная Республика – УНР, Грузинская Демократическая Республика, Азербайджанская Демократическая Республика, Первая республика Армения и др.). Важно отметить, что в эмиграции национальные элементы, за редким исключением, почти не взаимодействовали между собой. Так, О.К. Антропов отмечает, что практически не написано трудов об этнической русской эмиграции15. При этом достаточно сложно писать труды об этнической русской эмиграции просто в силу невозможности отделить эмиграцию по этническому признаку. На наш взгляд, в этом смысле исследование не будет иметь перспективы в силу крайней узости предмета исследования. Мы, в свою очередь, вкладываем в понятие «самостийной эмиграции» казачью эмиграцию: Кубанскую Народную Республику, Всевеликое Войско Донское, Терское Казачье Войско и др. И в этой проблеме важно отметить, что, несмотря на приверженность идеям патриотизма, «казачий патриотизм» не выходил за рамки тех регионов, которые контролировались казачьими войсками. В годы Гражданской войны противоречия между Белыми армиями и казачьими государственными образованиями приводили к стычкам по вопросам совместных действий против большевиков. Восстановление выборных органов самоуправления во главе с выборными атаманами привело к возвращению для казачества традиций управления. В соответствии с этим в казачьей эмиграции утвердились республиканские убеждения, которые в определенной степени и должны были стать одним из краеугольных камней объединения эмиграции.
2-й этап в изучении истории русской эмиграции во многом приходится на постсоветскую историографическую традицию и, таким образом, развивается после 1980-х гг. Особенно глубоко на сегодняшнем этапе происходит изучение всех особенностей культурной и политической жизни русской эмиграции. С 1990-х гг. началась публикация различных источников, а также справочников С.В. Волковым, которые в общем и целом посвящены проблемам русской военной эмиграции16. Особую важность для исследований истории эмиграции представляют мартирологические справочники, однако для многих из них характерны серьезные недоработки, которые требуют своего дополнения историческими исследованиями и поисками соответствующих материалов не только в отечественных, но и в зарубежных исторических архивах.
Для нашего исследования также важны работы и современных отечественных историков, специалистов по истории русской общественно-политической мысли, издательского дела и культуры русской эмиграции в разных регионах русского рассеяния. В этой связи следует выделить работы Р. Абисогомяна, П.Н. Базанова, М. Йовановича и других17.
Комплексным изучением различных вопросов, посвященных консервативной идеологии, занимались современные отечественные историки Л.М. Искра, А.В. Репников, А.А. Иванов, В.Н. Шульгин и др. Работы последних двух авторов для нас важны тем, что они рассматривали взгляды дореволюционных правых деятелей, давая определенную перспективу в вопросы изучения эмиграции. Так, новые работы А.А. Иванова посвящены вопросам жизни и деятельности многих русских правых, которые оказались «не востребованы» властью Временного Правительства и большевиков. Историки правого дела отмечают, что объединения и примирения русских правых с большевиками было фактически невозможно достичь. Именно поэтому многие деятели дореволюционных правых партий (Союза русского народа, Русского народного союза имени Михаила Архангела, Русского Собрания и др.) оказались втянутыми в гражданскую войну на стороне Белого движения, и те, кто выжил, впоследствии отправились в эмиграцию и принялись за активную политическую работу на стороне возрождающихся правых сил. Последняя работа А.А. Иванова, вышедшая в 2016 году в издательстве «Владимир Даль» и посвященная лозунгу «Россия для русских», для нас важна своей актуальностью в среде русской эмиграции, ведь оглашение в 1925 году Великим Князем Николаем Николаевичем-мл. своей политической программы сопровождалось требованием установления власти, построенной на лозунге «Россия для русских»18.
На сегодняшний день разработанной тему русской правой эмиграции можно считать лишь в общих чертах. Систематическую работу по исследованию правой и правоцентристской идеологии проводят Н.В. Антоненко, О.К. Антропов, в меньшей степени П.Н. Базанов19, хотя и написавший в последние несколько лет комплексные статьи, некоторые были включены в его новые монографии, посвященные издательскому делу русской правой эмиграции. Наиболее весомый вклад в изучение правоцентристов в эмиграции внес О.К. Антропов, единственный на сегодняшний момент комплексно рассмотревший вопросы политического объединения эмиграции под главенством различных политических сил. Для нас не менее важна работа Базанова, посвященная Братству Русской Правды, потому что именно в ней он отмечает вопросы финансирования подготовки Российского Зарубежного Съезда 1926 года по линии Братства Русской Правды. Помимо прочего не забудем отметить, что глава данной организации «Брат №1», С.А. Кречетов-Соколов, являлся делегатом Съезда 1926 года от Германии.
В последние годы развивается в историографии также и вопрос о том, какую роль сыграли конкретные представители русской эмиграции в деятельности съезда русской эмиграции в 1926 году. Здесь следует обратить внимание на то, что достаточно подробно, с привлечением большого количества ранее не вводимых источников из отечественных архивов, восстанавливаются биографии графа В.Н. Коковцова, бывшего председателя совета министров в 1911-1914 гг. Российской Империи, а в эмиграции активного участника общественных и политических дискуссий на тему помощи русским беженцам, а также борьбы с большевиками под единым знаменем русской эмиграции. Благодаря работам А.А. Иванова, А.С. Пученкова, Д.Д. Богоявленского, М.В. Соколова, П.Н. Базанова и других восстанавливается политическая биография Н.Е. Маркова 2-го, А.Л. Казем-Бека и др. Стоит приветствовать брошюру А.А. Кара-Мурзы, а также статьи О.А. Трефиловой и И.А. Розанова о жизни и деятельности И.П. Алексинского, члена Русского Совета и товарища председателя Российского Зарубежного Съезда 1926 года. Работы архангельского исследователя В.И. Голдина, написанные в 2015 году, помогают раскрыть жизнь и наиболее важные этапы в политической деятельности Великого Князя Николая Николаевича-мл., который был объявлен в 1925 году «Верховным Вождем» русской эмиграции. Стоит также отметить биографические работы о П.Б. Струве, которые также вышли в 2010-2011 гг. в преддверии защиты кандидатской диссертации Т.С. Кутаренковой. Заметим, что некоторые утверждения Кутаренковой, а также методика работы с источниками представляют собой некоторые противоречия с содержанием газеты «Возрождение», которой автором посвящена диссертация20.
Непосредственно сам съезд 1926 года до сих пор не являлся непосредственным предметом исследования историков. Этому событию истории русской эмиграции если и посвящались какие-то работы, они, как правило, ограничивались простой констатацией факта созыва съезда и его решений. В то же время нельзя говорить, что сам съезд полностью обойден вниманием историков. Различным аспектам, в т.ч. с точки зрения биографий отдельных персоналий, их конкретного вклада в работу, как на самом съезде, так и в преддверии его работы и последствий тех решений, которые были приняты, посвящен ряд статей. В этом плане следует выделить работы Н.В. Антоненко, В.Н. Шульгина, А.Ю. Вовка, который написал чуть ли не единственную статью, полностью посвященную съезду, хотя она и не была написана в честь 85-летнего юбилея этого события. Определенный вклад в отечественную историографию внесли работы А.А. Корнилова и К.А. Лушиной, которые рассмотрели процесс объединения парижской эмиграции, однако в полной мере не смогли раскрыть все аспекты. Однако на разработанность источниковедческой базы в 2007 году не стоило рассчитывать, поэтому следует признать проделанный ими труд вполне соответствующим ситуации с публикацией трудов и источников по этой теме. Последняя работа В.В. Шелохаева, посвященная партии кадетов в дореволюционной России и эмиграции, может также расширить имеющуюся историографическую базу21.
Обобщающие труды по истории русской эмиграции в 1920-30-е гг. за последние годы написаны действующими специалистами из МГУ им. М.В. Ломоносова и РУДН. Серия книг «Русский мир в ХХ веке» (выпущена в формате 6-томника в 2014-2015 гг.) отмечена работами М.Н. Мосейкиной и З.С. Бочаровой, опубликовавших труды, в которых они попытались обобщить проблемы истории русской эмиграции на протяжении указанного периода. Следует обратить внимание, что авторами уделено особое внимание проблемам религиозной и национальной эмиграции, а также правовому положению беженцев в разных странах, идеологическим векторам в истории эмиграции, разделению представителей церковной эмиграции на основе разнонаправленных процессов во взаимоотношениях с представителями политических группировок и другим основным проблемам22.
Историография русского правого дела в 1920-е гг. в эмиграции дополняется и работами А.Н. Закатова, который опубликовал весьма важные материалы, посвященные Дому Романовых в изгнании, и в ряде статей осуществил обобщение известных ему материалов по истории работы Государева Совещания. В этом же ключе следует признать существенный вклад в разработку проблем легитимистского движения, сделанный А.В. Серегиным. Он на основе материалов ГАРФ осветил вопросы функционирования легитимистского Союза Русских Государевых Людей23. Помимо прочего, работы А.В. Серегина в определенной степени обобщают исследования идеологии русских правоцентристов и других правых, однако исследование на сегодняшний день остается лишь в формате диссертационного исследования, не оформленного в законченный монографический труд. Гораздо сильнее работ Серегина – труды петербургского исследователя П.Н. Базанова. Среди отечественных эмигрантоведов именно этот исследователь написал наибольшее количество работ по русским правым. Разработанный этим автором категориальный аппарат для разделения русских правых на политические группы следует признать наиболее соответствующим действительности. Работы О.В. Марченко, В.А. Митрохина и других на сегодняшний день не расширяют историографическую базу исследования, а чаще всего повторяют известные положения, не подтверждая их дополнительными историческими источниками из архивных собраний. К сожалению, более историография легитимистского вопроса не расширяется, однако хочется думать, что это лишь временное явление.
Стоит отметить, что на данный момент в силу целого ряда обстоятельств в полной мере исследовать деятельность Российского Зарубежного Съезда 1926 года не представляется возможным. Известно, что накануне работы съезда и в процессе его подготовки велись достаточно тяжелые переговоры П.Б. Струве и сторонников созыва съезда с представителями Торгово-Промышленного и Финансового Союза. Материалы союза, хранящиеся в архиве Дома Русского Зарубежья им. А. Солженицына (Ф. 019), остаются не описанными и не открытыми для исследователей, однако следует предположить, что именно в этом фонде могут находиться ключевые документы по истории данной организации, и публикация документов этого фонда может существенно расширить источниковедческую базу выбранного нами вопроса. Следует также обратить внимание на неполноту исследования процессов истории правого дела в 1920-1925 гг. Несмотря на отдельные публикации, написанные монографии и статьи, до сих пор в историографии не сделано попытки рассмотреть процессы взаимодействия ВМС с другими монархическими организациями в истории русской правой эмиграции с точки зрения логической последовательности и комплексно. В частности, практически не разработан вопрос о деятельности отдельных политических партий правого толка. Остается много вопросов об истории Русской монархической партии во Франции, истории Высшего монархического совета, Союза объединенных монархистов, Русского народно-монархического союза (партии конституционных монархистов) и более мелких кружков и клубов правого толка на всей территории русского рассеяния. В соответствии с этим не исследована в полной мере и идеологическая база русских правоцентристов, идеология которых формировалась не только на основе взгляда правых, но и конституционно-демократического крыла эмиграции. Вовсе остаются неисследованными в отечественной историографии вопросы о взглядах европейских политиков и общественных деятелей на деятельность русской эмиграции. Практически полностью отсутствует взгляд на русских беженцев с точки зрения повседневности со страниц европейских печатных периодических изданий. Во многом открытым остается вопрос о взаимоотношениях русских правых и европейских правых политических партий. Раскрытие данной проблемы не менее важно для историков, т.к. в 1920-е гг. на страницах разных периодических органов, сводок Иностранного отдела ОГПУ неоднократно публиковались утверждения о наличии взаимоотношений между политическими партиями Зарубежной России и стран Западной Европы. В частности, несмотря на публикации в газете «Возрождение» материала о Ш. Моррасе и «Аксьон франсез», данные взаимоотношения до сих пор не отслежены, хотя могут представлять большой интерес со стороны исторического сообщества.
«Мы не поняли того, что помощь белым армиям
являлась залогом победы над тем злом,
которое угрожает всему цивилизованному миру», –
французский военный корреспондент Ш. Риве (1920).
Глава I. Народ эмиграции: какой он?
Русская эмиграция формировалась не одновременно и не равномерно на всей территории русского рассеяния. Основные центры русской эмиграции в Европе и на Дальнем Востоке привлекали всех вынужденных уехать из России беженцев, в этих же местах происходило формирование и кристаллизация общественных и политических организаций, которые стали в геометрической прогрессии возникать в русской эмиграции. В данном случае следует отметить, что эмиграция распределялась как на основе социально-экономических условий, так и на основе закрепившихся старых связей эмиграции со своими родственниками. Последнее наиболее характерно для представителей аристократии, которые в массовом порядке прибывали на территорию бывшей Германской империи. Несмотря на то, что после Ноябрьской революции 1918 года Император Вильгельм II отрекся от престола, после чего последовало отречение от престолов представителей местных династий, некоторые прерогативы для проживания здесь местных аристократов все же сохранялись. М.Е. Ерин об этих событиях в Германии писал следующее: «Повсюду в Германии исчезали старые династические властители, без большого сопротивления, почти добровольно. Это бесшумное исчезновение респектабельных институтов было событием, которое поразило многих современников. Да и падение самой монархии Гогенцоллернов произошло в одночасье, обыденно, быстро, под натиском массового недовольства. Под бременем войны монархическое государство власти полностью уничтожило свою легитимность»24. В этом же вопросе следует обратить внимание на то, что несмотря на падение монархии, для Германии (Веймарской республики) не был характерен процесс национализации имущества «буржуазного класса». Кроме того, несмотря на революционные изменения, немецкие дворяне и аристократия практически не покидали своих родовых имений. Это характерно также для бывших правящих (и медиатизированных25) династий. Баварские Виттельсбахи, Вюртемберги, Гессены, Гогенлоэ-Лангебург и другие частично сохранили свое имущество (некоторые резиденции были национализированы и стали собственностью государства, как правило, превращены в музейные комплексы) и продолжали проживать в своих резиденциях, при этом сохраняя определенный авторитет в обществе, которым когда-то правили26. Для Романовых представители таких династий были прежде всего родственниками, которые так или иначе общались с ними или же предоставляли им кров (пусть и на непродолжительное время) во время изгнания. Так, характерным примером «семейной взаимовыручки» стал переезд Вдовствующей Императрицы Марии Федоровны (датской принцессы по рождению) на место жительство в Копенгаген, где правил ее племянник король Кристиан Х (1912-1947). Об остальных членах фамилии следует сказать чуть подробнее позже. В данном случае мы всего лишь рассмотрели ориентиры для представителей бывшей правящей династии России.
Исследователи также отмечают, что не только для высшей аристократии, но и для представителей придворного ведомства, а также титулованной аристократии проживание на территории Веймарской республики было вполне логичным с точки зрения родственных связей. Бобринские, Кочубеи, Долива-Долинские, Орловы, Мятлевы, Енгалычевы, Немировичи-Данченко и другие проживали в основном на территории Германии. Некоторые изменения в местах проживания аристократической эмиграции произошли уже после 1923 года. Другая часть аристократической части беженцев перебралась на территорию Франции, в числе коих – представители высших аристократических домов: Трубецкие, Оболенские, Голицыны, Шереметевы и др. Во Франции такой близкой связи между титулованными родами практически не было, несмотря на большое количество аристократов во Франции. По сохранившимся же воспоминаниям эмигрантов можно сказать, что сюда ехали как в наиболее стабильную страну, причем некоторые ехали сюда на съемные квартиры и виллы, владельцами которых они стали еще в довоенное время. Проживание для эмигрантов во Франции стало комфортным только после 1923 года, после Капповского путча в Германии и стремительного обесценивания германской марки.
Катрин Гусефф отмечает, что для западного общественного мнения было характерно понимание эмиграции сквозь призму их социального положения. Несмотря на утверждения Верховного комиссара Лиги Наций по делам беженцев Ф. Нансена, на женевской конференции 26 августа 1921 года, о том, что «беженцы принадлежат к различным слоям дореволюционного российского общества, и все они в разной мере подготовлены к испытаниям, которые выпали сегодня на их долю», в целом общественное мнение западных стран было склонно считать эмигрантов «представителями обеспеченных слоев рухнувшей империи, и прежде всего – верной престолу аристократии» 27. Характерна общая склонность историков преувеличивать преданность аристократии престолу, которая не было уж такой «верной» в действительности, как утверждают некоторые историки. Обращает на себя внимание важное отличие отношения аристократии к монархии в Европе и России. Исследователями фактически доказано, что в России именно аристократия противостояла трону, в то время как в Европе она чуть ли не до последнего защищала существовавший строй. В целом же общество за рубежом представляло эмиграцию достаточно сплоченно. При этом значительный контраст наблюдался как в сфере образования эмиграции, где две трети имело полное среднее образование, чуть более 15% высшее, 12% закончило военные училища, а около 5% и вовсе не имело образования, так и в финансовом и материальном положении беженцев.
