Kitabı oku: «Кирилловцы vs николаевцы: борьба за власть под стягом национального единства», sayfa 3

В каких странах жили эмигранты?

Все авторы солидарны в одном – русская эмиграция появилась почти во всех на тот момент существовавших государствах мира и на всех континентах. Наиболее многочисленными русские диаспоры были в Европе (особенно во Франции, Германии, Королевстве СХС, Чехословакии, Польше и странах Прибалтики – т.н. государствах-лимитрофах). Основными центрами политической активности эмиграции поочередно стали Германия и Франция, а также КСХС – будущее Королевство Югославия. Академической столицей русской эмиграции стала Прага (Чехословакия). В Азии центром русской эмиграции стала Маньчжурия со столицей в Харбине, а вторым центром являлся город Шанхай в Китае, где был дальневосточный политический центр Русского Зарубежья. Были русские эмигранты и на африканском континенте. В основном они размещались в Тунисе – центре военно-морской эмиграции сил Белого флота, были отдельные российские граждане на территории Египта (в частности, в Александрии, Каире), отмечено проживание эмигрантов на территории Марокко, в меньшей степени в регионах Сахары, а некоторые русские и вовсе осели на территории Бельгийского Конго (т.н. Экваториальная Африка). Большая часть эмиграции искала место проживания после эвакуации сил Русской Армии барона П.Н. Врангеля в ноябре 1920 года из Крыма, хотя отдельные эмигранты уехали из России еще раньше. Первоочередным пунктом распределения эмиграции на «южном направлении» эмиграции стал Константинополь (Стамбул с 1930 года). Именно здесь проходило составление первых статистических данных о русских беженцах²⁸. По словам заместителя министра внутренних дел Турции Сешфи-паши (министром внутренних дел в 1925-1927 гг. был Мехмед Селим Юбадин²⁹), на апрель 1926 года на территории Турции оставалось «свыше 20 тыс. русских, из коих большая часть “белых”. Главный контингент последних живет в Анатолии. Число безработных весьма невелико. Очень много их находится на работах в Анатолии, они работают в качестве простых рабочих, но очень хорошо вознаграждаются. Много русских беженцев устроилось и осело в Константинополе, Смирне, Трапезунде и Анкаре»³⁰. Однако также замминистра не забыл напомнить, что для беженцев есть определенный срок, который не позволяет им находиться на территории Турции более пяти лет. Отвечая на вопрос корреспондента «Вечерней газеты», Сешфи-паша сказал, что «ничто не мешает им принять по прошествии пяти лет турецкое подданство». Как отмечают исследователи, «константинопольский» узел беженцев был развязан лишь к концу 1920-х гг. В целом оценки заместителя МВД Турецкой республики подтверждаются данными исследователей. Количество беженцев в бывшей столице Турции на конец 1925 года составляло менее 6 тыс. человек, в то время как чуть более 20 тыс. находились на территории большей части республики³¹.

Определенную концепцию по географии эмигрантских направлений вывел сербский исследователь М. Йованович. Он выделял три направления эмигрантских потоков: северо-западное, южное и дальневосточное. Мы же считаем, несмотря на согласие с позицией историка, что правомерно выделение северного и северо-западного направления отдельно в силу того, что противобольшевистское сопротивление в этих регионах бывшей Российской Империи не было объединено в единое целое. Таким образом, «северное и северо-западное направление» (Северная область, регионы Прибалтики) эмиграции имело своей целью отправиться в эмиграцию через Норвегию и Эстонию, Латвию, Литву и др. регионы в страны Центральной Европы и Британских островов. Стоит также сказать, что страны-лимитрофы также стали местом средоточии эмиграции, но там эмигранты не были столь многочисленными.

«Восточное направление» эмиграции получило распространение в Китае (Харбин, Шанхай), в меньшей степени в Японии, а отчасти и на Филиппинских островах, однако эмигранты были и на других островах Тихоокеанского региона. Эвакуация белых сил и беженцев на Дальний Восток происходила несколькими маршрутами. Одной из наиболее известных акций является использование Сибирской флотилии под командованием контр-адмирала Г.К. Старка³². Эвакуация белых сил в составе отрядов генералов Д.А. Лебедева³³, Н.И. Савельева³⁴, генерал-лейтенанта Ф.Л. Глебова, Омского (Сибирского) и Хабаровского кадетских корпусов, а также других отрядов происходила из Владивостока. По оценке Ван Чжинчэна, в эмиграцию на 30 судах Сибирской флотилии отправились около 9 тыс. человек (среди которых 1800 беженцев, причем около 1500 беженцы из Забайкалья, а 300 человек – беженцы-одиночки) и порядка 7070 военных³⁵. С этой же флотилией на пароходе «Эльдорадо» 25 октября 1922 года отправилось в эмиграцию и Сибирское правительство³⁶. Последовательно флотилия высадила беженцев в Усуне и Шанхае, где встретила достаточно серьезное противодействие как со стороны местных русских, которые прибыли в Шанхай еще до революции и гражданской войны, так и со стороны консульских служб Великобритании и Франции. Чуть позже флотилия отправилась на Филиппины и, как отмечает Г.К. Старк в своем отчете, еще в местечке Болинао на о. Люзон ее встретили представители Филиппинского отдела Американского Красного Креста, а также «переводчик из русских эмигрантов-социалистов, некий Поспелов». Они же передали, что для приема эмигрантов «подготовлена карантийная станция в бухте Маривелес». Таким образом, русские эмигранты здесь же были зарегистрированы и вынуждены были подчиняться представителям АКК и генерал-губернатора Филиппинских островов американского генерала Леонарда Вуда, который возглавлял колониальную администрацию на Филиппинах в 1921-1927 гг.³⁷ «Одиссея» Сибирской флотилии на Филиппинах через лагеря в Олонгапо, на о. Минданао окончилась подписанием приказа №352 по флотилии 23 мая 1923 года, содержание которой можно свести к нескольким предложениям: «Завтра Сибирская флотилия как целая, как организованная часть перестает существовать. На Филиппинских островах при кораблях остается маленькая горсточка людей в качестве сторожей для охраны русского достояния. Я остаюсь с ней. … От лица службы Родине спасибо Вам всем, честно служившим ей до последнего часа. П.П. Контр-Адмирал СТАРК». На следующий день последнее в истории флотилии построение личного состава завершило историю военного подразделения российского флота. С этого же момента была прекращена помощь со стороны АКК³⁸. Сам адмирал упоминает, что экипаж Сибирской флотилии после прибытия на Филиппины разделился на несколько частей: те, кто остался на кораблях по собственному желанию; те, кто уехал работать в Америку; те, кто уехал на работу на Минданао (остров на юге Филиппинского архипелага); те, кто осел в районе Манилы³⁹. Уже позже в конце августа 1924 года сам Ю.К. Старк перебрался в Париж, работая долгое время таксистом. Интересно, что уже в Париже в 1926 году Ю.К. Старк стал делегатом Российского Зарубежного Съезда от Филиппинских островов, хотя фактически уже там не проживал⁴⁰. Контр-адмирал Г.Н. Антонов писал, что для того, чтобы русские эмигранты в Тихоокеанском регионе имели при себе деньги и корабли не достались советской власти, бывший командующий осуществил продажу кораблей. Остаток денег от продажи судов флотилии он передал вместе с отчетом бывшему Верховному Главнокомандующему Великому Князю Николаю Николаевичу⁴¹.

Пытаясь обобщить статистические данные по количеству русской эмиграции, мы обращаемся к ряду авторитетных исследований. Свои статические данные по потокам эмигрантов были предложены С.С. Ипполитовым, З.С. Бочаровой, В.Ю. Жуковым и др. С.С. Ипполитов в своих исследованиях опирался на данные Главного справочного бюро (с августа 1921 года Главного регистрационного бюро) в Константинополе, Американского Красного Креста (АКК) и информацию, предоставленную Лигой Наций. Автор отмечает, что «статистические данные отличаются неполнотой и тенденциозностью»⁴². По его данным, общее количество русских эмигрантов к 1 ноября 1920 года составляло 1 млн 194 тыс. человек⁴³. Внимание уделяется и конкретным регионам. По данным автора оказывается, что в 1922 году численность эмигрантов в Германии составляла около 250 тыс. человек, в 1924 году в Финляндии и Чехословакии проживало 15 тыс. и 30 тыс. человек соответственно⁴⁴. В.Ю. Жуков обобщает количество эмигрантов и пишет, что Россию покинуло от 1,5 до 2,5 млн человек⁴⁵.

Более подробно динамику численности эмигрантов рассмотрела З.С. Бочарова. По источникам Земгора (Российский земско-городской комитет помощи российским гражданам за границей возник в феврале 1921 г.), которыми пользуется историк, оказывается, что к 1 июля 1924 года в Европе, включая колониальные владения европейских держав, находилось 680 тыс. человек, в то время как в Китае 60 тыс.⁴⁶

Объясним некоторые особенности подсчета. С.С. Ипполитов отмечает, что регистрация русских эмигрантов не была централизованной. Различные организации от Константинополя до региональных и международных организаций старались вести свою самостоятельную статистику эмиграционных потоков. Помимо упомянутых Земгора, АКК, Главного справочного бюро были и другие организации, как общественные, так и частные. Так, в Константинополе также существовало Центральное информационное бюро графини Бобринской (май 1920 – август 1921)⁴⁷. Но проблема заключалась не только в отсутствии централизованной системы учета, но и в настроениях самих вынужденных переселенцев. Большая часть беженцев оказалось в тяжелом материальном положении, без средств к существованию. Для получения помощи в больших размерах они регистрировались в нескольких организациях сразу. С.С. Ипполитов отмечает, что «к концу 1921 года практика приписок приобрела… характер эпидемии»⁴⁸.

Прежде чем переходить к занятости в Русском Зарубежье, обратимся к одной существенной детали – к тому, в каком положении оказались члены Дома Романовых после революции и в первые годы эмиграции. На этот счет весьма емко ответила Великая Княгиня Мария Павловна, дочь Великого Князя Павла Александровича, сына Императора Александра II. Достаточно распространенный советский стереотип, что Российский Императорский Дом жил, не зная экономических затруднений, эксплуатируя население России, не имеет ничего общего с истинным положением дел, как в России, так и тем более в эмиграции. Члены Династии Романовых оказались в ситуации, когда и они, и большая часть изгнанников в материальном положении были схожи. Ее Высочество говорит, что «все… считали, что большевистский режим долго не продержится… и потому не строили планов на будущее и вообще не налаживали свою жизнь, жили сегодняшним днем»⁴⁹. Подобная трактовка повседневной жизни эмиграции в начале 1920-х гг. подтверждается также тем, что многие люди жили «на чемоданах», т.е. надеялись на скорое возвращение в Россию, а потому не пытались строить планов на чужбине. Катализатором таких настроений, прежде всего для военной эмиграции, стал феномен «весеннего похода», когда белогвардейские силы начнут очередное наступление на Советскую Россию и освободят страну от большевиков. Так как этот поход так и не состоялся, русским эмигрантам пришлось приспосабливаться к условиям жизни в европейских странах.

Если условия для обычных жителей европейских стран были достаточно тяжелы, то для русских эмигрантов они стали еще более жесткими. Многие эмигранты не знали иностранных языков, не имели при себе денег, одежды и даже бытовых принадлежностей. Устраиваться на работу в разных странах было тяжело после событий прошедшей Великой войны 1914-1918 гг. З.С. Бочарова отмечает, что основным видом заработка был физический труд. А Ипполитов дополняет, что более 70% русских эмигрантов принадлежали к людям либо интеллектуального труда, либо не имевшим специальности вообще⁵⁰. Советские стереотипы о том, что в Белом движении воевали лишь помещики и эксплуататоры трудящихся, не выдерживают после таких цифр никакой критики. Наглядно тяжелое положение эмигрантов в разных странах показывают материалы личного происхождения. Группа русских эмигрантов, проживавшая в лагере Сиди-Бишр в Египте, осенью 1921 года в коллективном письме (подписало письмо 82 человека во главе с Р.С. Ильницким) на имя Верховного комиссара Великобритании в Египте⁵¹ писали, что они благодарны властям за предоставление эмигрантам «честного заработка, организации из русских беженцев охранных команд, имеющих полувоенный характер». Они отмечали, что «честный заработок найти совершенно невозможно, а жизнь в лагере, способствующая нравственному разложению, умственному отупению и лени, при полном отсутствии производительного и целесообразного труда заставляет отчаянно искать выхода из жалкого существования в лагере»⁵². Все подписавшие являлись земледельцами и просили помочь им вернуться на Родину до начала посевных работ⁵³.

Особую роль в адаптации беженцев играли местные дипломатические представители России в разных странах рассеяния. Следует обратить внимание, что дипломатические представительства большевистской власти начали оформляться за рубежом, начиная с 1921 года, в то время как первое дипломатическое признание Советской России европейскими государствами произошло лишь в 1924 году, когда РСФСР была признана правительством Франции. В указанный промежуток исключительное положение дипломатических представителей за рубежом позволяло им вступать в переговоры с правительствами стран пребывания с целью оказания помощи беженцам, в т.ч. военным. Данный механизм был достаточно отработанным. Посол в стране пребывания обращался не напрямую к главе правительства, а к главе внешнеполитического ведомства этой страны, который уже доводил просьбы послов до сведения главы кабинета. Такой механизм присутствовал практически везде до 1925 года, когда были закрыты последние дипломатические представительства «старого режима». Стоит также сказать, что правовой статус дипломатического представительства России в этот период носил двоякий характер: с одной стороны, это было дипломатическое представительство некогда признанного правительства, а с другой, дипломатическое представительство несуществующей державы. К.Д. Набоков вспоминал о скандале, который разразился после того, как в 1919 году представителей российской дипмиссии в Великобритании исключили из списка дипломатических представительств на территории Королевства. Позже данный конфликт был улажен, но после достаточно острой полемики с правительством и министерством иностранных дел⁵⁴. Фактически в это время дуайеном всего российского зарубежного дипломатического корпуса был М.Н. Гирс, как старший и наиболее опытный среди всех дипломатов. Отметим, что в Париже на протяжении долгого времени под его руководством осуществляло свою деятельность Совещание послов, которое имело достаточно обширные дипломатические контакты с разными правительствами, в т.ч. с министерством иностранных дел Франции. Наиболее активными дипломатами на местах являлись: А.М. Петров (Египет), В.Н. Штандман (Королевство СХС, назначен А.В. Колчаком), Н.Н. Шебеко, В.Ф. Гроссе (Китай), барон В. Венденгаузен-Розенберг (Мексика), А.В. Неклюдов (Испания), К.Н. Гулькевич (Лига Наций), А.И. Щербатский (до 1918 года в Бразилии, после в Константинополе), Э.П. Демидов (Греция, позже Королевство СХС), Ю.П. Бахметев (США) и др. После того, как имущества диппредставительств были переданы Советской России в 1925 году, большая часть дипломатов переехала во Францию. В некоторой степени именно на них была наложена функция олицетворения власти за рубежом. Известны многочисленные контакты дипломатов с различными общественными и политическими организациями русской эмиграции. Кроме того, именно русским дипломатам на местах на первоначальном этапе и удавалось осуществлять функцию объединяющего механизма для больших толп беженцев, которые были рассеяны по территориям 45 государств мира.

На первоначальном этапе становления русской эмиграции была характерна дискуссия о том, какой «единый центр» должен представлять русскую эмиграцию во взаимоотношениях с другими государствами. В.Х. Даватц сообщал по этому поводу следующее: «…попытки осуществления такого национального объединения в Париже… потерпели крушение, выродившись в ряд враждующих между собою отдельных групповых представительств: Учредительного Собрания, Парламентского, Земского, Торгово-промышленного, а впоследствии правых монархических организаций и Национального Союза. Получился разброд, а не единство»⁵⁵.

Политики и рядовые граждане: почему эмиграция решила объединяться?

Можно сказать, что тенденция к объединению эмигрантов формировалась на двух принципах:

во-первых, объединение «снизу» объясняется желанием сохранить свою идентичность, которое сопровождается решением проблем адаптации в странах проживания;

во-вторых, объединение «сверху» как фактор политический было основано на идее объединения эмигрантов на идеологических основаниях с целью сохранить возможность отдельным эмигрантам заниматься политической деятельностью, а в целом создать лагерь активных противников большевиков.

Можно даже отметить, что если объединение по форме принадлежности к тому или иному рабочему и профессиональному признаку сопровождалось идеей выживания, то объединение на политической платформе поддерживало идею продолжения борьбы эмигрантов с большевизмом. Армия же находилась на особом положении в эмиграции. Она оказалась наиболее сплоченным организмом, т.к. была организована соответствующими уставами о военной службе.

Так как фактически большая часть аристократии, чинов придворных ведомств, членов Государственной Думы, министерств и ведомств относились к членам правящей фамилии, главным местом их притяжения стала Германия (Веймарская Республика), для которой были весьма характерны реваншистские тенденции в это время. Либеральное и социалистическое (Партия социалистов-революционеров организовала в эмиграции зарубежную делегацию) крыло эмиграции находилось по большей части в Париже.

Фактически описанная нами общая ситуация с расселением беженцев и появлением диаспор в отдельных странах Русского Мира говорит о создании определенной общности, которую с натяжкой можно называть «народность» эмиграции. В эту народность вне зависимости от политических взглядов фактически включены представители всех сословий, из которых состояла эмиграция. На формирование данной народности фактически повлиял их внутренний мир и мировоззрение, которое основано на традиционных ценностях, а также приверженности к общей истории России. И возвращаясь к ранее поставленному вопросу об этничности, обратим внимание, что данный фактор практически никак не постулировался самими эмигрантами. Вынужденное разделение между представителями национальных меньшинств бывшей империи фактически произошло еще в годы Гражданской войны, а в эмиграции сами национальные диаспоры фактически никак, за редкими исключениями, не сталкивались друг с другом, ведь даже интересы национальных групп исходили из других оснований.

Российский Зарубежный Съезд 1926 года стал проявлением второго из названных нами выше принципов, который предлагал объединять русскую эмиграцию на основе новой политической идеологии. Это и была попытка объединения «сверху». Первая тенденция здесь оказала лишь сопутствующую поддержку. Такой политической идеологией, которая, с одной стороны, могла учитывать опыт революции и событий Гражданской войны, но в тоже время не отвергала всего, что до революции 1917 года было наработано отечественными консервативными мыслителями, публицистами и политиками, стал либеральный консерватизм. Чтобы понять, как происходила эволюция к данной платформе эмиграции до ее официального провозглашения со страниц эмигрантской газеты «Возрождение» в июне 1925 года, следует обратить внимание на то, какие течения русской правой общественности прибыли в эмиграцию. Идейная эволюция платформы русского либерального консерватизма после падения монархии в России – важнейший из элементов становления русской политической эмиграции.

Один из лидеров русских конституционных демократов, известный историк, в эмиграции лидер Республиканско-Демократического Объединения, редактор газеты «Последние Новости» П.Н. Милюков в 1926 году писал: «Было принято считать в демократической печати: 85% эмигрантов являются сторонниками монархии и только 15% могут считаться республикански настроенными»⁵⁶. Убежденный противник монархической власти, прошедший радикальный путь собственной эволюции на протяжении революции и Гражданской войны, Павел Николаевич Милюков стал в эмиграции одним из наиболее ярых противников «правого» крена в Русском Зарубежье. Тяжелые отношения у Милюкова сложились с П.Б. Струве, с которым на страницах эмигрантской периодики он часто вел достаточно острые дискуссии на темы политической обстановки в эмиграции. Однако его оценку сторонников монархии следует признать весьма убедительной. Еще в августе 1921 года Еженедельник Высшего Монархического Совета сообщал, что «Съезд в Рейхенгалле объединил уже значительно более ста тысяч русских монархистов»⁵⁷. Учитывая, что уже в следующем 1922 году более 85 организаций русской эмиграции приняли платформу ВМС, этот тренд прослеживается уже с 1921 года, и следует признать оценку современников правильной. Уже тогда отмечалось, что «для успеха монархического дела нужно, чтобы было достигнуто объединение, дисциплина и организация. Объединение достигнуто в Рейхенгалле; дисциплина достигнута фактом существования Высшего Монархического Совета и привычкой исполнять общие директивы. Организация невозможна без организации составления объединенных частей»⁵⁸. Однако говорить об объединении правых сил в эмиграции под одним знаменем все же неправомерно. Как отмечает Н.В. Антоненко, до революции право-монархические организации и партии (Русское Собрание, Русский Народно-Монархический Союз Михаила Архангела, Союз Русского Народа, Всероссийский Национальный Союз и др.) имели всесословный характер. Как видно из наиболее полного списка активных участников российского монархического движения в начале ХХ века, составленного ведущими специалистами по истории правого движения, в составе монархических организаций были крестьяне, ремесленники, аристократы, большое количество лиц духовного звания и т.д.⁵⁹ В эмиграции основой для возрождения правого движения стали представители высших аристократических семейств и чиновничества, «монархические настроенные офицеры белых армий, разочаровавшаяся в демократических ценностях русская либеральная интеллигенция»⁶⁰. По мнению исследователей (в частности, Н.В. Антоненко), монархически настроенная часть эмиграции разделилась на несколько лагерей:

крайне правые, которые ставили своей целью обязательное восстановление монархии в виде самодержавия в «неизменном виде»;

центральную часть право-монархического лагеря в эмиграции занимали общественно-политические течения и клубы, на настроение которых влияла ситуация в Советской России;

левый фланг русской эмиграции занимали «бывшие либералы» (правые кадеты), которые были настроены на восстановление монархии с ее модернизацией под изменившиеся условия.

Однако, применяя данную логику к политическому процессу в эмиграции, мы рискуем потеряться в течениях правого лагеря. Член Республиканско-Демократического Союза Б.А. Евреинов в 1930-е давал следующую расстановку сил в эмиграции справа налево: реставрационно-монархическую, непредрешенческо-монархическую, демократическую и демократическо-социалистическую⁶¹. Он справедливо отмечал, что количество сторонников крайне правых было достаточно невелико, а превалировали деятели непредрешенческого направления. Исходя из этого, следует не согласиться с позицией Н.В. Антоненко. Наличие «группы центра» в монархическом лагере не соответствует логике идеологической эволюции. Н.В. Антоненко утверждает, что на мнение именно этой группы влияло положение в Советской России. Однако это влияло на все направления внутри эмиграции без исключения. Таким образом, подход Антоненко в этом моменте стоит подвергнуть сомнению. П.Н. Базанов выдвигает свой вариант политического разделения лагеря правых. В его трактовке следует разделять монархическую часть эмиграции по нескольким уровням:

деление на «германофилов» и «франкофилов» «в зависимости от ориентации на получение помощи России»;

деление по принципу отношения к будущей форме монархии: самодержавное, конституционное и парламентарное;

деление по принципу разделения на «предрешенцев» и «непредрешенцев»;

деление по принципам работы: культурно-просветительской работы («фиолетовых») и активных действий («активизм»)⁶².

В данном случае нам кажется правомерным поддержать точку зрения П.Н. Базанова в силу четкости тех критериев, которые были им выбраны в качестве «точек отсчета». Мы в свою очередь хотим предложить достаточно спорную, но в данном случае другую точку отсчета, по принципу партийно-политической работы.