Kitabı oku: «Моление улиток», sayfa 6

* * *

Она торжествовала и тимпаны

Плескали в воздух серебристый звон! -

В столицу заходили караваны

С награбленным, неправедным добром…

Тяжёл подол узорчатого платья,

Теперь все платья, как колокола! –

Звучат набатом… Ты сама проклятья

В плену твоём рождённых навлекла.

Земное царство рухнет. Станешь нищей

Бродить с сумою по стезям земным,

А лилии взойдут на пепелище,

Оставленном тщеславием твоим.

* * *

Бог дал тебе неведомую власть,

Как Моисею на синайских склонах

Вручил скрижали ветхого закона.

Ты знаешь… даже ангел может пасть,

Как молния сорвавшись с небосклона.

Мы – люди – кратковременно-земны, -

И получившие в распоряженье силу

Кладут тела до времени в могилу,

Как те, кто этой силой сражены, -

И искони так от Адама было…

Но участи бессмертных наших душ,

Покинувших подмостки сгнившей сцены,

По смерти далеко не равноценны,

И ты свой храм сердечный не разрушь,

Зарыв в песок подарок драгоценный.

Отцам отцов, занявшим их места,

Стяжавшим истину в скитаньях удалённых,

В их поиске, всегда неутолённом,

Проводником служила красота,

Задолго до написанной иконы.

Твои глаза должны бы звать других, -

Считающих, что ты имеешь право, -

К спасительной далёкой переправе,

Не в бездны, поглощающие их…

Амброзией быть, дочь, а не отравой.

Послушать наставления отца,

И матери не позабыть завета

Просил нас Соломон, чтоб мы за это

Дошли в спокойствии до самого конца

Земного, угасающего света…

Цепь не прервётся… мой настал черёд

Припомнить всех… с живущими проститься,

И в персть свою обратно возвратиться;

Любой, рождённый на Земле, – умрёт,

Но не любой достоин возродиться.

Тем мне больнее, будто в сердце нож,

Переживать с тобою расставанье,

Держа твои ладони на прощанье,

Знать, что завет ты мой не сбережёшь,

И дар свой обратишь себе в изгнанье.

Не спорь напрасно. Между двух миров

Стоящему… всё видится иначе…

Вот мать твоя пришла… Стоит и плачет.

Ей вторит звон немых колоколов,

Их гул густой так прозорливо-мрачен.

Вручённую тебе от Бога власть

Для управленья Божьими судьбАми,

Столкнёт желанье и доступность лбами,

И превратит в пленяющую страсть,

Чтоб душами играться, как рабами.

Блистая и умом, и красотой,

Ты всё припишешь личному величью –

Натянешь лук, и сердце станет дичью,

Неошибающейся ледяной стрелой

Пронзённое, разделит участь птичью.

За это попускается страдать…

Отвергнутая искренне любимым,

Запутавшись в поступках и причинах,

Боль, как лекарство не сумев принять,

Назло разочаруешься в мужчинах,

И станешь мстить, и в мести матереть,

Плетя изысканные шёлковые сети,

Забыв о цели прожитых столетий

И мудрости отцов и матерей,

И обо всём… на этом белом свете.

Испив из кубка страшного забвенья,

Когда становится проклятьем сердца гнёт,

А нежность – похотью и страстью в свой черёд…

И исступленье вместо вдохновенья

Тебя в такие дебри заведёт,

Что только Бог Один об этом знает,

И только Он имеет власть помочь…

А я, прости, на этом умолкаю…

И умираю… будь разумной, дочь,

Идя дорогой, не ведущей к раю…

* * *

– Присядь на стул, усталый путник,

Разгладь измятый свой зипун,

Послушай, как послали спутник

В галактику ста тысяч лун.

Веками жили мы в печали –

Устали ждать и… отреклись,

Но были чудаки… ночами

Не спали, изучая высь.

Это они создали крыши

И с вениками чердаки,

Чтоб быть… ну хоть на каплю выше

Всепоглощающей тоски.

Один из них,– затейник редкий,-…

–Ты слушаешь? Ещё не спишь? -

Поставил как-то табуретку

На самую из высших крыш.

Он рассуждал: «Ещё немного,

Пока хватает слабых сил…»

И милость заслужил у Бога

И Бог его не посрамил.

Дрожало сердце человека -

Он пил ушами стоны струн:

На расстоянии парсека

Нашлась вселенная из лун.

В ней (по естественным причинам)

Угасла солнца голова;

И беспокоилась скотина,

И не цвела в степях трава.

Расшиб колено кто-то где-то,

Споткнувшись о любви валун,

И всё залИло бледным светом

Скучающих на небе лун.

–Ты человек нездешний, путник,

Прядёшь иную жизни нить…

Нам, недостойным, грешным спутник

Господь позволил запустить.

И он кружится на орбите,

На высоте давным-давно,

И тянут люди взгляды-нити

И души с ними заодно.

Нет, он не солнце – в небе точка;

Он мир иной не осветил;

Он – спутник. Спутник он. И точка.

Он рядом, сколько хватит сил.

Не выгод ради иль забавы

Он совершает круг во мгле…

Иные прорастают травы

Теперь на брошенной земле.

Надежда озаряет лица,

И изменяет тембры струн,

И поднимаются ресницы

Вселенной сотни тысяч лун!!

* * *

Я обожаю рисовать на крыше!

Кто был, тот знает, что такое «море крыш» -

Печёшься как пирог, лишь солнце выше,

Мурлыкает безоблачная тишь.

О, громыхающее кровельное царство!

В лесах твоих антенн не прячет тень…

Ребристых склонов медное коварство,

И бесконечен поднебесный день…

Под синим небом, как на круглом блюде

Стоишь-летишь, расправив две руки,

Спешат куда-то муравьишки-люди,

Текут автомобилей ручейки.

Здесь всё отчётливо приближено молчаньем,

Осмыслено в щемящей тишине,

Окутано таинственным звучаньем

И сказочно… как в невечернем сне.

Любой герой на этой авансцене

Прописан кистью тонких волосков

Поверх небрежно-тщательных движений

И смелых независимых мазков.

Вдвойне загадочно, что мысль не задрожала,

И не раздался колокольный звон,

Лишь облако на солнце набежало,

Когда на крыше появился Он

И по вуали набежавшей тени

Я поняла: ура… произошло!

А Он стоял, заглядывал в пастель мне,

От крыш струилось маревом тепло,

Глаза смотрели пристально и чисто,

Как заинтересованный малыш…

Каприз судьбы: в субботу очутиться

На этой именно из сотни разных крыш!

Моей фелюге море подавай-ка,

Лишь после бурь горяч в тавернах грог!

Я видела и варны и клондайки,

Но в этом море… был другой песок.

Действительно, не каждый божий берег

Достоин трапов с наших кораблей,

А этот звал срубить просторный терем,

Соорудить лачугу из ветвей

На нём, да жить, годов не замечая,

Разгадывая смысл слова «быть»,

А если нет хорошего причала,

То с носа в воду броситься и плыть…

Хожденье по карнизу – дело смелых,

Но не смотри направо и назад,

Чтоб не испортить страхом это дело…

А Он смотрел… смотрел во все глаза!

Стоял у края, вглядываясь в землю,

Как телескоп в пространство бытия,

Каким-то внутренним своим порывам внемля,

И дрожь глубин почувствовала я.

Бездонности коснулась сердца краем,

Как прислонилась к утренней звезде,

Безмерность удалённости окраин

И центр, находящийся везде

В тот миг прекрасно сосуществовали

В ликующем единстве бытия…

Я стала песней… льющейся из рая…

Закрыв глаза, взорвалась трижды я.

Взрыв первый был похож на пробужденье,

Проснулась память, вспомнив каждый вздох,

От детских лет… от самого рожденья,

До поздних примелькавшихся годов.

Второй хлопок… – и жизненной дороги

Ещё раз размоталась честно нить,

Как будто чей-то взгляд простой и строгий

Смотрел со мною, не давал хитрить.

Непрошенные слёзы навернулись,

Комком поднялся к горлу дерзко стыд,

Внутри как будто всё перевернулось…

Я, кажется, заплакала навзрыд…

А третий взрыв раскрыл объятья сердца,

Прикованного между двух столбов,

И вместо ежедневных соли с перцем

На раны маслом хлынула Любовь.

И белый свет невероятной силы

Всё существо моё… наполнив, осиял…

…

Всё кончилось… и я глаза открыла -

Никто на крае крыши не стоял!….

На чувства, потерявшие отвагу,

Нахлынула невнятная тоска,

Я собрала мелки, взяла бумагу,

И в полумрак нырнула чердака…

Теперь, когда покроет сердце тучей,

И жизнь коптит, и схлынет благодать,

Я вспоминаю этот странный случай

И продолжаю думать и искать.

Мне говорят: «дрожим твоих девизов!

Боимся не ударить лицом в грязь…»

А я не то, чтобы «идущий по карнизу»,

Я даже на чердак не поднялась!

* * *

За эту почти бесконечность возможных начал,

За разные чаши Твоих милосердных весов,

За тайный, безмерно далёкий, но ждущий причал,

За лодку, за вёсла, за ветер тугих парусов,

А кончится ветер – за то, что устало гребу,

За неповторимость идей и основ простоту,

За право придумать какую угодно судьбу

И сердцем лелеять свою золотую мечту,

"А жизнь – только Слово" – почти догадался поэт,

За то, что его уже нет, а догадки текут,

За тающий лёд проживаемых медленно лет,

За бешенный бег уносящихся в вечность секунд,

За осуществимость скрестившихся в небе дорог -

Ведущих в иное таинственных Божьих путей,

Спасибо Тебе, изливающий милости Бог,

Держащий за руку своих непутёвых детей!

Эпилог

* * *

Будет время, как грифель, стирать предложенья в песок,

Будет ветер нести его к месту по малым крупицам,

И весёлые песни разучат чудесные птицы,

Чтоб всё было готово, когда переполнится срок.

Будут травы по каплям, как манну, из неба росу,

И поить той небесной водой придорожные маки,

Чтоб они, словно близких людей незаметные знаки,

Указали в словесном бурьяне строфу и тропу,

Уводящую вверх. Свет следов от читающих глаз

Здесь остался, как звезды, гореть восковыми свечами;

Кто-то скажет «да он не писал – он молился за нас»,

А другой, не поверив, пожмёт равнодушно плечами.

Чтож, поэт – вполовину монах, так устроил Творец -

Затворившись от взглядов людских в белой убранной келье,

Он становится грудью для песен и их колыбелью,

А они, как гнездо, для него вьют терновый венец.

Перекрестные рифмы, высокий и искренний стиль,

Как веревки крест-накрест связали бессонные ночи;

Даже если молчу, эти мысли мои мироточат…

Заглушая своим ароматом болотную гниль.

И поэзия – путь… и возможность… и внутренний храм,

Заполняющий благостью, будто тетради словами…

По слогам к облакам приближаясь стопами-шагами,

Пролагает дорогу читающим строки сердцам…