Как учил нас дедушка Фрейд, любой удлиненной формы предмет, произведенный на свет мужчиной, или предназначенный для него, или используемый им в любых своих целях, символизирует фаллос. И обыкновенная полицейская дубинка, и царский скипетр, и пастушеский посох, и маршальский жезл – все это так или иначе является символом мужского начала. А уж если речь идет об устремленном в небо шпиле, который венчает крышу какого-нибудь собора, то не остается никаких сомнений в том, что и христианство, которое изначально является патриархальной религией, тоже следует зову своей фаллической сущности, ибо мужчины они все по своей природе одинаковы, будь то величественный император, или зажравшийся полицейский, или тщедушный священник, или обыкновенный среднестатистический русский Емеля.
И ведь нет ничего проще, чем понять, как устроена человеческая природа. А устроена она так, что мужчина хочет женщину, - а зачастую и всех женщин, - и не просто хочет, а жаждет ею обладать, и для того, чтобы она обратила на него свое женское внимание, всего-то нужно продемонстрировать крепость своего, как любит говорить Никита Борисович Джигурда, духовного фаллоса. И вот здесь возможны варианты. Кто-то копьем насквозь протыкает врага, кто-то приносит в дом шкуру убитого собственными руками медведя, кто-то дарит своей избраннице квартиру на Остоженке, кто-то баллотируется на пост президента, а кто-то строит шпиль высотой в четыреста футов. Так или иначе, большинство мужских поступков направлено на то, чтобы произвести впечатление на женщину. Ну и конечно же на своего соперника.
Но сказать, что Голдинг демонстрирует своим романом лишь банальное противопоставление мужского начала женскому и наоборот, это значит обвинить писателя в узости взглядов. Ведь кроме Иня и Яна и их взаимодействия друг с другом жизнь нам подкидывает и другие вопросы, которые Голдинг в "Шпиле" очень четко обозначает. Способен ли человек, охваченный гордыней и жаждой превознесения своего эго над всем миром, не только услышать других людей, но и принять их критические замечания? Встречаются ли среди священнослужителей люди, объятые пороком? Является ли слепое и неотступное стремление к цели проявлением безумства, в особенности когда все указывает на то, что цель в конечном итоге достигнута не будет, потому что на пути к ней лежат непроходимые преграды? Есть ли предел человеческой глупости? Можно ли прикрыть обыкновенное тщеславие такими громкими словами, как божья воля, божий промысел, власть господня?
В общем, вопросов этот небольшой по объему роман поднимает немало. И не все они лежат на поверхности. Я уверен, что Голдинг, являясь к тому же еще и превосходным философом, начиняет свои произведения множеством подтекстов и скрытых смыслов, чтобы умный читатель, поломав голову, сам дошел до понимания всей сути. И мне хочется верить, что при повторном прочтении романа я буду более внимательным и смогу открыть для себя новые его грани. А пока я могу лишь сказать, что одна из главных истин, которую открывает книга, гласит - ничто не совершается без греха. Умирая, Преподобный Джослин понимает, что став заложником своей навязчивой идеи и страстно желая видеть на крыше своего собора высокий шпиль, являющийся по его мнению символом молитвы, устремленной в небеса, в самую суть божественного, он совершил самый настоящий грех.
Но что ж, мир грешен. Он насквозь пропитан пороком. Но таким его сделали мы сами, возводя Вавилонские башни, строя шпили на соборах, разворачивая войны, уничтожая леса, изменяя своим женам и мужьям, воруя и убивая, выпячивая ввысь и вширь свои фаллосы и решая за Бога каким ему быть и где. Таков человек. Грешный и порочный, властолюбивый и жестокий, эгоистичный и тщеславный.
«Шпиль» kitabının incelemeleri, sayfa 2