Kitabı oku: «Сонеты», sayfa 4

Сонет XXXI

 
Thy bosom is endeared with all hearts,
Which I by lacking have supposed dead,
And there reigns Love, and all Love's loving parts,
And all those friends which I thought buried.
How many a holy and obsequious tear
Hath dear religious love stol'n from mine eye,
As interest of the dead, which now appear
But things removed that hidden in thee lie!
Thou art the grave where buried love doth live,
Hung with the trophies of my lovers gone,
Who all their parts of me to thee did give;
That due of many now is thine alone:
   Their images I loved I view in thee,
   And thou – all they – hast all the all of me.
 
 
Твоя прияла грудь все мертвые сердца;
Их в жизни этой нет, я мертвыми их мнил;
И у тебя в груди любви их нет конца,
В ней все мои друзья, которых схоронил.
Надгробных пролил я близ мертвых много слез,
Перед гробами их как дань любви живой!
Благоговейно им, умершим, в дань принес;
Они теперь в тебе, они живут с тобой.
И смотришь ты теперь могилою живой,
На ней и блеск, и свет скончавшихся друзей,
Я передал их всех душе твоей одной,
Что многим я давал, то отдал только ей.
Их лики милые в себе объедини,
Имеешь также ты своим –  всего меня!
 

Перевод К.К. Случевского

 
Мой друг, в твоей груди сердца те обитают,
Что – думал я – в стране теней уже витают;
Царят же в ней любовь с утехами ея
И для меня давно погибшие друзья.
Как много слез любовь коварно похитила
Из глаз моих как дань погибнувшим друзьям,
Тогда как ты их всех в себе самой укрыла –
И вот до этих пор лежат они все там!
Могила ты, где страсть живет, как под землею,
Украшенная вдруг трофеями друзей,
Отдавшими тебе все данное им мною –
И вот принадлежит все вновь тебе, моей.
Ты образами их в глазах моих светлеешь
И через них теперь всего меня имеешь.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
В твоей груди вместились все сердца,
Которых я, лишась, считал тенями:
И там царит вся нежность без конца,
Что схоронил я с прежними друзьями.
Как много слез и стонов к небесам
Благоговейной дружбою пролито
Над гробом их! Но вижу – нет их там:
Они в тебе покоются, сокрыты.
Ты – усыпальница любви живой
С трофеями любви похороненной
Былых друзей. Они слились с тобой
В хранилище любви объединенной!
   Их образы в твоем лице нося,
   Ты с ними мне отныне все и вся.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет XXXII

 
If thou survive my well-contented day,
When that churl Death my bones with dust shall
cover,
And shalt by fortune once more re-survey
These poor rude lines of thy deceased lover,
Compare them with the bettering of the time,
And though they be outstripp'd by every pen,
Reserve them for my love, not for their rhyme,
Exceeded by the height of happier men.
O, then vouchsafe me but this loving thought:
'Had my friend's Muse grown with this growing age,
A dearer birth than this his love had brought,
To march in ranks of better equipage:
   But since he died and poets better prove,
   Theirs for their style I'll read, his for his love'.
 
 
Когда в блаженный час от жизни отойду,
И ты переживешь меня и невзначай
Прочтешь мои стихи, что в рифму я кладу,
Ты неумелости стиха не замечай!
С годами уровень людских умов растет;
Писанья лучшие в законный срок придут!
Но ты люби мой стих; ведь в нем любовь живет,
Любовью, мнится мне, меня не превзойдут!
И в благосклонности к нему скажи скорей,
Что если б я, твой друг, я был еще в живых
И дожил до иных, намного лучших дней –
То стал бы я писать не хуже всех других.
Когда б не умер я, твой друг, я лучше б стал –
Они стихом берут, а я любовью взял.
 

Перевод К.К. Случевского

 
О, если ты тот день переживешь печальный,
В который смерть меня в ком грязи превратит,
И будешь этот гимн просматривать прощальный,
Исшедший из души того, кто уж зарыт, –
Сравни его стихи с позднейшими стихами –
И сохрани его не ради рифм пустых,
Подбор которых так приятен для иных,
А ради чувств моих, измученных страстями.
Ты вспомни обо мне тогда – и возвести:
«Когда бы с веком мог талант его расти,
Любовь бы помогла создать ему творенья,
Достойные стоять всех выше, без сомненья;
Но так как он в гробу, певцы ж родятся вновь,
То буду всех читать: им – честь, ему – любовь».
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
О, если ты меня переживешь,
Когда давно истлеет тело это,
И как-нибудь случайно перечтешь
Нескладный стих поклонника-поэта, –
Сравни его с стихом позднейшим века,
И, хоть он много будет превзойден,
В нем чтя не рифмы, – сердце человека,
Который был тобой порабощен, –
Утешь меня, любовно помышляя:
«Когда б стихи покойника могли
Идти за веком, дружбу воспевая,
Они бы лучших слогом превзошли.
   Но раз, что умер он, я чту искусство
   У стихотворцев века, в нем же – чувство».
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет XXXIII

 
Full many a glorious morning have I seen
Flatter the mountain-tops with sovereign eye,
Kissing with golden face the meadows green,
Gilding pale streams with heavenly alchemy;
Anon permit the basest clouds to ride
With ugly rack on his celestial face,
And from the forlorn world his visage hide,
Stealing unseen to west with this disgrace:
Even so my sun one early morn did shine
With all-triumphant splendour on my brow;
But out, alack! he was but one hour mine;
The region cloud hath mask'd him from me now.
   Yet him for this my love no whit disdaineth;
   Suns of the world may stain when heaven's
sun staineth.
 
 
Не раз я видел, как восход багряный
Вершины гор властительно ласкал,
И целовал зеленые поляны,
И в бледных речках золотом сверкал;
Иль солнца лик блестящий, ярче злата,
Покрову туч давал себя затмить
И, крадучись, незримый, до заката
Старался взор свой недовольный скрыть.
Так для меня в час утренний, ликуя,
Сияло солнце сердца моего, –
Увы, на краткий час! С тех пор, тоскуя,
За мглою туч не вижу я его…
Что ж! Солнце неба меркнет столь бесславно
Пред тучами: земное –  и подавно.
 

Перевод Н.А. Холодковского

 
Как часто видел я прекрасную Аврору,
Когда златились вкруг луга, холмы и лес,
Покорные ее ласкающему взору,
И рдели ручейки алхимией небес.
Но тучам вслед, она покорно позволяла
Топтать в пути свое небесное лицо –
И, нисходя с небес, позорно укрывала
На западе во тьме лучей своих кольцо.
Увы, так и мое светило дня сначала
Победно надо мной горело и блистало,
Явившись лишь на миг восторженным очам!
Теперь же блеск его вновь туча затмевает.
Но страсть моя за то его не презирает:
Пусть меркнет солнце здесь, коль нет его и там!
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Как часто по утрам светило дня –
Вершины гор по-царски украшая,
И золотя зеленые поля,
И радугой потоки освещая, –
Дает внезапно безобразной туче
Его небесный лик заволокнуть
И, спрятав от земли свой облик жгучий,
Незримо к западу свершает путь.
Так солнце сердца чуть лишь озарило
Всеторжествующе мое чело,
Как туча черная его затмила,
Но не затмила чувства моего…
   Земных ли солнц бессменно светел луч,
   Коль солнцу неба не избегнуть туч?!
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет XXXIV

 
Why didst thou promise such a beauteous day
And make me travel forth without my cloak,
To let base clouds o'ertake me in my way,
Hiding thy bravery in their rotten smoke?
'Tis not enough that through the cloud thou break,
To dry the rain on my storm-beaten face,
For no man well of such a salve can speak
That heals the wound and cures not the disgrace:
Nor can thy shame give physic to my grief;
Though thou repent, yet I have still the loss:
The offender's sorrow lends but weak relief
To him that bears the strong offence's cross.
   Ah! but those tears are pearl which thy love sheds,
   And they are rich and ransom all ill deeds.
 
 
Зачем пророчить день такой прекрасный было
И приказать мне в путь пуститься без плаща,
Чтоб облако в пути чело мне омрачило
И взор лишило мой очей твоих луча?
Что пользы в том, что луч тот, выйдя из-за тучи,
Следы дождя на мне способен осушить?
Не станет же никто хвалить бальзам пахучий,
Что и врачуя, боль не в силах уменьшить.
Так и в стыде твоем не будет исцеленья,
А сожаленье мне утрат не возвратит,
Затем что не найти в отмщенье облегченья
Тому, кто уж несет тяжелый крест обид.
Слеза ж твоя – жемчуг, уроненный любовью:
Она лишь искупить все может, словно кровью.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Зачем ты чудный день мне посулил?
Я вышел без плаща, и туча злая
Мне преградила путь. Дождь ливмя лил,
И лик твой светлый скрыла мгла сырая.
Мне мало, что твой луч блеснет на миг,
Следы дождя с лица мне осушая:
Почет тому бальзаму невелик,
Что лечит рану, боли не смягчая.
Твой стыд, мой друг, не есть еще награда.
От сожалений язва не пройдет.
Печаль обидчика – ничтожная отрада
Тому, кто крест лишения несет.
   Но капля слез твоих, как перл бесценный,
   Для всяких зол целитель несомненный!
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет XXXV

 
No more be grieved at that which thou hast done:
Roses have thorns, and silver fountains mud;
Clouds and eclipses stain both moon and sun,
And loathsome canker lives in sweetest bud.
All men make faults, and even I in this,
Authorizing thy trespass with compare,
Myself corrupting, salving thy amiss,
Excusing thy sins more than thy sins are;
For to thy sensual fault I bring in sense, –
Thy adverse party is thy advocate, –
And 'gainst myself a lawful plea commence:
Such civil war is in my love and hate
   That I an accessary needs must be,
   To that sweet thief which sourly robs from me.
 
 
К чему о сделанном твои мученья?
У розы есть шипы, в фонтанах тина,
Луна и солнце ведают затменья,
Червей таит бутонов сердцевина.
Все люди ошибаются –  я с ними,
Искусно подбирая здесь сравненья,
Готов ошибки называть пустыми,
Чтоб оправдать и больше преступленья.
Я чувственность рассудком разбираю,
Ее врага в защитники зову я.
Так сам с собой я тяжбу начинаю,
А ненависть с любовью ждут, враждуя,
   Как буду я, ограбленный тобою,
   Мой милый вор, потворствовать разбою.
 

Перевод Б.В. Бера

 
Довольно о своем проступке сожалеть:
На розе есть шипы и грязь в ручье сребристом;
И солнцу, и луне случается тускнеть;
Живет же и червяк в венце цветка душистом.
Все грешны на земле – и сам в том грешен я,
Что поощрял твои сравнением проступки.
Льщусь подкупить себя, чтоб оправдать тебя –
И нахожу исход грехам моей голубки.
Не будет речь моя к грехам твоим строга:
Став адвокатом вновь из прежнего врага,
Я строгий иск начну против себя – и скоро
Меж страстию моей и ненавистью злой,
Кипящими в груди, возникнет ярый бой
Из-за проказ со мной хорошенького вора.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Мой друг, поступок твой предай забвенью!
У розы есть шипы, есть ил в ключе,
У солнца и луны – туман, затменья, –
Зловредный червь встречается в цветке.
Все люди грешны, ведь грешу и я,
Твои обиды быстро извиняя;
Тебе в угоду, сам себе вредя,
Я, что бы ты ни делал, все прощаю.
Грехи твои моя любовь встречает:
Противник твой, защитником явясь,
Сам на себя же встречный иск вчиняет
И, сам против себя вооружась,
   Стремится быть судьей, чтоб оправдать
   Во всем тебя, о мой прелестный тать!
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет XXXVI

 
Let me confess that we two must be twain,
Although our undivided loves are one:
So shall those blots that do with me remain,
Without thy help, by me be borne alone.
In our two loves there is but one respect,
Though in our lives a separable spite,
Which though it alter not love's sole effect,
Yet doth it steal sweet hours from love's delight.
I may not evermore acknowledge thee,
Lest my bewailed guilt should do thee shame,
Nor thou with public kindness honour me,
Unless thou take that honour from thy name:
   But do not so; I love thee in such sort,
   As, thou being mine, mine is thy good report.
 
 
Любовь, что нас с тобой в одно соединяет,
С тем вместе, милый друг, и резко разделяет –
И гибельный позор, что стал судьбой моей,
Приходится мне несть без помощи твоей.
К одной лишь стороне суждения не строги;
А в жизни нас с тобой ждут разные тревоги,
Которые, хоть в нас любви не истребят,
Но множества часов блаженства нас лишат.
Мне без того нельзя почтить тебя признаньем,
Чтоб грех мой на тебя – увы! – не пал стыдом,
А ты не можешь, друг, почтить меня вниманьем,
Чтоб не покрыть себя чудовищным пятном.
Я ж так люблю тебя, что мне уже мученье
Услышать о тебе и слово в осужденье.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Сознаемся, пора нам раздвоиться,
Хотя любовь в нас, как была, одна.
На мне одном позор пусть отразится,
Пусть будешь ты, как прежде, без пятна.
Пусть наши чувства будут той же пробы,
Но жизни нашей – разные пути.
Хоть мы остались неизменны оба,
Но светлых встреч нам больше не найти.
Отныне я при всех тебе чужой,
Дабы тебя не запятнал мой стыд:
И ты будь в людях холоден со мной,
Иначе свет тебя не пощадит.
   Пусть будет так! Я так люблю тебя,
   Что, раз ты мой, и честь твоя – моя.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет XXXVII

 
As a decrepit father takes delight
To see his active child do deeds of youth,
So I, made lame by Fortune's dearest spite,
Take all my comfort of thy worth and truth.
For whether beauty, birth, or wealth, or wit,
Or any of these all, or all, or more,
Entitled in thy parts, do crowned sit,
I make my love engrafted, to this store:
So then I am not lame, poor, nor despis'd,
Whilst that this shadow doth such substance give
That I in thy abundance am suffic'd,
And by a part of all thy glory live.
   Look what is best, that best I wish in thee:
   This wish I have; then ten times happy me!
 
 
Как сгорбленный отец огнем очей живых
Приветствует шаги окрепнувшего сына –
Ах, так и я, чью жизнь разрушила судьбина,
Отраду нахожу в достоинствах твоих!
О, если красота, богатство, ум, рожденье,
Иль что-нибудь одно, иль все, что я назвал,
Воздвигли в ком-нибудь свой трон на удивленье,
А я привил к ним страсть, которой воспылал,
То я уж не бедняк, несчастный и презренный,
Покамест, облачен в покров их драгоценный,
Могу всех благ твоих владыкой полным быть
И частию твоей священной славы жить.
Все, что я вижу вкруг, иметь тебе желаю;
Когда ж получишь все – я блага все познаю.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Как дряхлый старец смотрит с наслажденьем
На резвость сына в удалой потехе,
Так нахожу я, бедный, утешенье
Средь неудач моих в твоем успехе.
Богатство ль, знатность, ум, краса найдут –
Одно ль из них, иль все, иль даже боле –
В твоей судьбе свой царственный приют,
Я приобщен к твоей счастливой доле,
Я больше не убог, не презираем,
Коль эти блага вижу наяву,
И мой ноябрь сияет светлым маем,
И радостью твоей я вновь живу!
   Так выбирай; и все, что хочешь ты,
   Осуществясь, – венец моей мечты!
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет XXXVIII

 
How can my Muse want subject to invent,
While thou dost breathe, that pour'st into my verse
Thine own sweet argument, too excellent
For every vulgar paper to rehearse?
O, give thyself the thanks, if aught in me
Worthy perusal stand against thy sight;
For who's so dumb that cannot write to thee,
When thou thyself dost give invention light?
Be thou the tenth Muse, ten times more in worth
Than those old nine which rhymers invocate;
And he that calls on thee, let him bring forth
Eternal numbers to outlive long date.
   If my slight Muse do please these curious days,
   The pain be mine, but thine shall be the praise.
 
 
Не может Муза в снах и вымыслах нуждаться,
Покамест будет в стих мой пламенный вливаться
Твоих мышлений рой, которым было б грех
В величии своем доступным стать для всех.
Благодари себя, когда мои созданья
Проявят что-нибудь, достойное вниманья!
И как мне не найти на песнь себе ума,
Когда снабжаешь мозг мой крыльями сама?
Будь музой же сама, десятою по счету
И лучшей в десять раз, чем старые, кому
Петь гимны не унять в поэтах нам охоту,
И за собой веди достойных славы тьму.
Когда ж мои стихи прославятся молвою,
Пусть труд живет со мной, а похвала с тобою!
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Моей ли музе нужно вдохновенья,
Пока жив ты, вливающий в мой стих
Отраду чар твоих, для сочинений
Писак грошовых слишком дорогих?
Благодари себя, коль что-нибудь
Я написал достойное вниманья.
Ты и немому мог бы песнь вдохнуть,
Когда ты сам источник дарованья.
Будь новой музой, в десять раз прелестней
Чем девять прежних [муз для] рифмачей!
Поэту твоему в бессмертной песне
Дай славить в вечность блеск твоих очей!
   И если стих мой проживет века, –
   Труд будет мой, но слава вся твоя.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет XXXIX

 
O! how thy worth with manners may I sing,
When thou art all the better part of me?
What can mine own praise to mine own self bring?
And what is't but mine own when I praise thee?
Even for this let us divided live,
And our dear love lose name of single one,
That by this separation I may give
That due to thee which thou deservest alone.
O absence, what a torment wouldst thou prove,
Were it not thy sour leisure gave sweet leave
To entertain the time with thoughts of love,
Which time and thoughts so sweetly doth deceive,
   And that thou teachest how to make one twain,
   By praising him here who doth hence remain.
 
 
Могу ли восхвалять достоинства твои,
Когда ты часть – меня и целое – любви?
Хваля себя, увы! я время лишь теряю,
А чествуя тебя, себя лишь прославляю.
Поэтому-то нам отдельно надо жить,
Чтоб наша не могла любовь единой быть
И чтоб я мог, когда вниманья удостоишь,
Воздать тебе хвалу, какой один ты стоишь.
Разлука! О, каким была б мученьем ты,
Когда б кровавых мук твоих не подслащала
Возможность посвящать любви свои мечты,
С которыми впросак и Время попадало.
Ты научаешь нас сливаться всех в одно,
Хваля того, кому вдали жить суждено.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Как мне твои заслуги воспевать,
Когда ты часть, и лучшая, моя?
Что могут похвалы себе мне дать?
Что в том мое, в чем я хвалю тебя?
Поэтому нам надо разойтись
И наших светлых чувств порвать звено,
Чтоб, разлучившись, лишь к тебе неслись
Хвалы за то, что лишь тебе дано.
Разлука! Как бы ты была тяжка,
Когда б досуга тягостное бремя –
Обманывая помыслы и время –
Не красила любовная мечта,
   Когда бы ты не дозволяла нам
   Петь здесь о том, что так далеко там!
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет XL

 
Take all my loves, my love, yea, take them all;
What hast thou then more than thou hadst before?
No love, my love, that thou mayst true love call;
All mine was thine before thou hadst this more.
Then if for my love thou my love receivest,
I cannot blame thee for my love thou usest;
But yet be blamed, if thou thyself deceivest
By wilful taste of what thyself refusest.
I do forgive thy robbery, gentle thief,
Although thou steal thee all my poverty;
And yet, love knows, it is a greater grief
To bear love's wrong, than hate's known injury.
   Lascivious grace, in whom all ill well shows,
   Kill me with spites, yet we must not be foes.
 
 
Возьми себе все то, что я люблю, мой друг:
Но к прежнему всему не много то прибавит,
Ведь все, что мог бы дать тебе любви досуг,
Уже давно тебя и нежит и забавит.
Я не могу за то сердиться на тебя,
Что ты в делах любви владеешь лучшей долей;
Но грех тебе, когда, влекомый злою волей,
Берешь, что после прочь бросаешь от себя.
Я извиню тебе покражу, похититель,
Когда ты оберешь и всю мою обитель,
Хотя щипки любви бывают тяжелей,
Всей желчности людской и ярости их всей.
О, сладострастье, зло златящее лучами,
Убей меня, но быть не можем мы врагами!
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Все, все мои любви, да, все возьми!
Но станешь ли от этого богаче?
Верней моей не назовешь любви:
Она не больше станет от придачи.
Когда, любя, любовь мою возьмешь,
Я буду рад, что ею обладаешь:
Но больно, если сам себе ты лжешь,
По прихоти взяв то, что отвергаешь.
Прелестный вор! Прощаю я тебя,
Хоть ты украл все, что имел я, бедный.
Мы больше сокрушаемся, терпя
Зло от любви, чем от вражды победной.
   О неги власть, где зло глядит добром,
   Убей меня – не будешь ты врагом!
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет XLI

 
Those pretty wrongs that liberty commits,
When I am sometime absent from thy heart,
Thy beauty and thy years full well befits,
For still temptation follows where thou art.
Gentle thou art, and therefore to be won,
Beauteous thou art, therefore to be assailed;
And when a woman woos, what woman's son
Will sourly leave her till he have prevailed?
Ay me! but yet thou mightst my seat forbear,
And chide thy beauty and thy straying youth,
Who lead thee in their riot even there
Where thou art forced to break a twofold truth,
   Hers, by thy beauty tempting her to thee,
   Thine, by thy beauty being false to me.
 
 
Грехи любви, что совершаешь ты,
Из сердца вырвав образ мой влюбленный,
Естественны для юной красоты,
Со всех сторон соблазном окруженной.
Красив ты: ласки нравятся твои;
Ты нежен –  ты поддашься обольщенью,
И если ищет женщина любви,
Сын женщины ль ответит ей презреньем?
Но все-таки будь сдержанней порой.
Брани красу и сердца легковерность;
Ты вовлечен ведь ими в грех двойной,
И знай, ты дважды нарушаешь верность:
Ее –  красой своею соблазня,
Свою же тем, что позабыл меня.
 

Перевод П.Н. Краснова

 
Различные грешки, рожденные свободой,
Когда, расставшись, я не вижуся с тобой,
Не прочь сойтись ладком с твоею красотой,
Затем что идут вслед тебе соблазн с природой.
Ты юн – и потому способен быть прельщен;
Ты статен и красив – и будешь осажден;
А с женщиной сойдясь из тех, кто в свет родится,
Непобежденным вспять едва ль кто возвратится.
Но ты бы, милый друг, мог пощадить меня
И не давать страстям и юности мятежной
На путь тот направлять заблудшего себя,
Где должен будешь ты попрать две клятвы нежных:
Ее – сразив ее своею красотой,
И лживую свою, слукавивши со мной.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Твои грешки, исчадия свободы,
Когда далек я сердцу и очам,
Увы, понятны в молодые годы:
Соблазн идет за ними по пятам.
Приветлив ты, а стало быть, доступен;
Хорош собой – так стоишь быть пленен.
В глазах людей сын женщины преступен,
Пока в влюбленную он не влюблен.
Но все ж ты мог бы пощадить меня
И укротить красу и юный пыл,
Что, опьянив, свели тебя туда,
Где разом ты две клятвы преступил:
   Ее – своей красой ее пленя,
   Свою – жестоко обманув меня.
 

Перевод М.И. Чайковского