Kitabı oku: «Правила жизни (сборник)», sayfa 2

Дом – квартира

Люди живут в больших городах, маленьких городишках и в деревнях.

Родным домом может быть хата, усадьба, комнатка в деревянном доме, комната или несколько комнат в высоком каменном здании, дворец.

Дом может быть собственностью родителей или сниматься у домовладельца, которому ежемесячно платят за квартиру. Кто не может платить, должен съехать. Маленькие дети ничего этого не знают, их «легкие» мысли такие: «Здесь мои мама и папа, здесь моя кроватка и игрушки, здесь я сплю и ем и спешу сюда, когда холодно и идет дождик». Как птица в свое гнездо. И только позже ребенок знакомится с другими квартирами – смотрит и немножко смущается, немножко боится. Видит других мам, другие столы, кровати и шкафы. Удивляется, думает, сравнивает и, наконец, твердо знает.

Уже большой мальчик из небольшого городка сказал:

– Я думал, в Варшаве высокие горы, и море, и корабли, и кругом одни памятники, как на кладбище. Сам не знаю, что я думал.

Часто правда переплетается со сном и сказкой. Одна большая девочка сказала:

– Я не могу себе представить, как это люди живут зимой в деревне. Кругом снег, холодно, а они сидят там!

Только когда человек хорошо познакомится со своим жилищем, он начинает интересоваться тем, что далеко и по-другому. Как бы путешествует мысленно по неведомым странам.

Ребенку изрядно приходится потрудиться, чтобы узнать свой дом. Кто постарше, тот даже уже и не помнит, как он разглядывал комнату, пол, потолок и стены, сколько видел непонятных вещей, сколько его подстерегало неожиданных сюрпризов и тайн.

Удивительная лампа, не одинаковая днем, вечером и ночью.

Часы, которые тикают и бьют. Что в них, почему и зачем? Мама взглянет на часы и знает, что скоро придет папа. Словно часы знают, что делается вне дома, знают, когда будет темно, и бьют, чтобы люди ели, ложились спать, вставали. Ни на минуту не перестают шептаться на стенке.

Удивительное зеркало. Совсем не такое, как картина. В нем можно увидеть разные вещи. Если перед зеркалом встанет мама, будет две мамы.

– А это я!

Ребенок поднимает руку, высовывает язык, держит кошку, приподнимает фартучек – в зеркале то же самое.

Висят картины и фотографии – и что-то говорят и объясняют, а малыш любит их или не любит, радуется или боится.

Опрокинул стул – испугался, больно; упал, ушибся о стол, о шкаф. Свалился откуда-нибудь. Ударили дверью. Обжегся о плиту. И плита тут что-то делает, все тут что-нибудь да значит. Иногда хорошо и весело, а иногда бранят. За что?

Говорят, что испортил, сломал, запачкал. Приключается с малышом и беда: напи́сал на пол, сам не знает, как это вышло. Опять огорчение.

Но бывают и победы: впервые сам влез на подоконник, впервые дотянулся до дверной ручки, впервые дорвался до щетки и метет пол или вытирает тряпкой пыль.

Ребенок постарше, который ходит в школу, уже все это забыл. А жаль: помни он, как ему самому было трудно, не судил бы малыша строго.

Покажу на примере, что и старшим детям не все понятно. Почему, например, взрослые не позволяют прыгать на диване? Говорят: «Портится», а ведь это вовсе не так. А уж как приятно прыгать, как высоко подбрасывают пружины!

Дети не знают, что есть дорогие вещи, которые покупаются на долгие годы. Диван от прыганья сразу не испортится, но через год-другой порвутся веревки, которыми связаны пружины, и придется платить обойщику за починку, а то и за новую обивку.

Малышу родители иногда позволяют попрыгать – не хочется запрещать, и малыш легкий, не так уж испортит. А на большого очень сердятся – денег нет на ремонт.

Родители сердятся, если царапать ножиком стол, щелкать выключателем, зажигать спички, играть в комнате в мячик. И, надо признать, они правы.

Помню, я разбил, играя в мяч, дорогую вазу. Долго удавалось мне ничего не бить – может быть, целый год. Я обещал бросать мячик только об пол, и мама позволила. И вот то ли я слишком сильно ударил, то ли забыл об обещании. Ваза дрогнула, закачалась и упала.

Когда ребята приходят ко мне в комнату, я всегда ставлю лампу и будильник в безопасное место. Не хочу, чтобы у ребят были неприятности, а у меня – убыток. И всем советую так делать: лучше вовремя отодвинуть чернила, чем сердиться, что пролили.

Взрослые не очень любят, когда у ребят гости, и хотят знать, спокойные ли твои товарищи и хорошо ли воспитаны. И сердятся, если что-нибудь приключится: наприглашал, мол, озорников. А ведь неприятно отказывать, когда товарищ просит:

– Я приду к тебе?

Тихому мальчику даже чай пролить неприятно, а уж всегда так бывает, что, когда слишком стараешься, что-нибудь да не выйдет. Поэтому тихие не любят ходить по знакомым, предпочитают поскучать. А все потому, что не знают, как навещать товарищей и как принимать, чтобы и гостя не обидеть, и самому не иметь неприятностей. А жаль…

Плохо, что как раз у хороших ребят всегда столько опасений, а бесстыжим на все плевать и именно у чужого они делают все то, что им запрещают дома.

Один мальчик пригласил к себе товарищей. Конечно, мама позволила. Но пришел один непрошеный. Даже в школе он всегда играл как-то дико, и его прозвали Бешеный. А что было делать – гость!

Хорошо поиграли. Только тот разошелся и разбил большое зеркало, и мама велела всем убираться вон.

– Ты зачем его звал?

– Вот именно что не звал.

– Надо было так ему и сказать.

Мальчик не знал правила, которое учит, что не с каждым можно быть деликатным.

А я знаю случай, когда гость взял у мамы со столика золотые часы.

Где большая квартира, там легче. Тогда дети и взрослые меньше мешают друг другу. А чем больше народу и теснее, тем больше огорчений, запретов и убытков. Кто виноват? Никто.

Я читал в книжке, что, когда у тебя неприятность и ты знаешь, из-за чего она, тебе уже не так больно. А маленькие не знают.

Там, где есть отдельная детская, реже скажут: «Не бегай, не шуми».

Хотя и не всегда так бывает: богатые менее терпеливы, больше думают о своем покое и удобстве.

Очень трудно сказать, где лучше.

Один мальчик, у которого семья ютилась в одной комнатушке, побывал в гостях у богатого товарища и сказал так:

– Хорошо там. У него своя комната. Всякие ковры, картины. Игрушек столько… Только я не хотел бы там жить. У нас лучше, веселее.

Иногда человеку кажется, что он хочет, чтобы все было по-другому, не так, как есть. Как бы завидует – тому, мол, лучше. Но на самом деле редко кто пожелал бы быть другим, иметь другую маму и жить в другом месте. Не хочется, чтобы все было совсем по-другому. Хочется только немножко изменить, подправить. А впрочем, люди бывают разные: один больше привязан, другой – меньше.

В тесной квартире могут царить любовь и согласие и быть весело, а в большой – жить недружно, одни строгости да скука. Одиноким ребенок может быть и тут и там.

Трудно даже сказать, лучше жить в большом городе или в маленьком. В маленьком дети боятся пожара, в большом – машин и воров. В большом больше развлечений, книжек, кинотеатров, зато в маленьком – дальние походы, хорошие весна и осень, больше цветов, птиц.

Как приятно ухаживать за растениями, сколько радости, когда сажаешь в горшки семена и они всходят, строгаешь подпорки, пересаживаешь, поливаешь, выставляешь под дождик, окуриваешь!

А канарейка в клетке, а рыбки в аквариуме или хотя бы в банке? А в маленьком городке – и голуби, и кролики, и собаки, и цыплята…

– Я хочу, чтобы было так, как есть, – сказал один мальчик.

Иногда родители живут в деревне. Там, где жили еще и дедушка, и прадедушка.

Взрослые говорят, что маленькие любят переезжать. И я раньше так думал. Но нет.

Иногда переезжать весело. Всякий радуется, когда на лето едет в деревню. И каникулы, и лето, и не навсегда.

Хорошо переехать в более веселый дом, где есть балкон, больше окон и ближе парк. И родители довольны – говорят, что будет удобно. Но даже и тогда жалко дом, который ты знаешь, и соседей. Пусто делается, когда выносят вещи…

А бывают и совсем невеселые переезды, когда кто-нибудь умер или у родителей стали плохи дела.

Часто переезд вызывает тревожное чувство: как-то будет в чужом городе, в дальнем краю? Неужели никогда я не увижу того, что было?

Не всегда маленькие быстро забывают и привыкают. Иногда у взрослых, занятых на новом месте новыми делами, нет времени думать о прошлом. А ребенок тоскует.

Взрослые дома

Дома, кроме мамы и папы, бывают еще горничная, кухарка, иногда няня или бонна, гувернантка или гувернер.

Нелегко сразу понять, как со всем этим народом ладить. Столько надо людей узнать, чтобы не попасть в беду!

Надо прямо сказать, иногда родители многое позволяют, делают мало замечаний, а иногда действительно слишком уж часто слышишь: «Не смей, нельзя, не тронь, перестань, не так, потом». Или: «Поди, возьми, играй, ешь, спи».

Одному легко слушаться, другому трудно. Спокойному ребенку легче, а беспокойный сердится.

Говорит: «Мучают, надоедают, покоя не дают, над душой стоят, лезут».

А взрослые про такого: «Непослушный, плохой, баловник».

Вот тогда-то и приходят (как сказал один мальчик) «поперечные мысли». То есть хочется делать наперекор.

А взрослые знай свое: «Упрямый, строптивый, пакостник, озорник».

Но маме, а еще больше папе приходится уступать. Обычно, хотя и не всегда, более строг бывает отец. Так ли, эдак ли, только каждый знает, что у мамы и у папы есть право приказывать и запрещать.

На маму и папу трудно долго обижаться. Нельзя сказать, чтобы их не любили.

Вот ребенок и старается, а если надо, повинится и попросит прощения. Даже тогда попросит, когда не считает их вполне правыми.

Иногда бабушка слишком снисходительна и можно не слушаться. Но потом бабушку делается жалко. Да и опасно: выйдет из себя и нажалуется маме или папе.

А свяжись со взрослым братом или сестрой – наверняка поколотят…

А тут еще горничная с жалобой. Правда это, что всегда всех надо слушаться и каждый имеет право всегда и во все вмешиваться?

Я знал прислугу, которая говорила:

– Люблю работать, где есть дети, – веселее.

Но чаще прислуга говорит:

– Ни за какие сокровища не пойду туда, где дети.

И, надо признаться, здесь у прислуги действительно больше работы, потому что кто все делает, убирает, натирает залитый и исцарапанный пол?

Кухарка торопится приготовить вовремя обед, или идет стирка, а тут ребятишки вертятся на кухне – ну и кухарка, конечно, выгоняет…

Если ребенок беспокойный и дома ему тесно и нечего делать, частенько затевается война с прислугой или бонной. Начинается обычно с пустяков: ребенок ли скажет что-нибудь в сердцах, прислуга ли обзовет нехорошим словом – и пошло-поехало…

Родители жалуются:

– Грубит прислуге, делает все назло бонне. Никто у нас жить не хочет.

Родители выходят из себя и сердятся то на мальчика, то на прислугу. Ведь родители не всегда знают точно, как это было. А тогда еще больше зло берет.

Как-то девочка вернулась домой разобиженная:

– Подруга позвала к себе в гости. Я позвонила, поздоровалась и спросила: дома ли она? А прислуга захлопнула дверь перед носом и еще что-то крикнула за дверью.

Конечно, бывает и по-другому. Не только мир, но и дружба, и сказки, и прогулки, и подарки, и угощения. И все это весело, от души. Я знаю случай, когда дети научили прислугу читать и пишут за нее письма ее родителям в деревню и жениху в армию.

Раз даже, когда один отец очень уж разнервничался и собирался побить сына, няня заступилась:

– Что вам от него надо? Не дам бить.

Предпочла, чтобы лучше сердились на нее. По-разному ведь на свете бывает.

Но в своих «Правилах жизни» я должен больше писать о плохом, чтобы каждый подумал, как это исправить. Поэтому я только вкратце упомяну, что чаще всего согласие царит в тех домах, где есть гувернантка или бонна. Ну, столкновения-то, конечно, иногда должны быть. Надо помнить, что мамой легче быть, чем воспитательницей.

Если мама позволит, а потом что-нибудь случится, на маму сердиться не станут. Когда у мамы неприятность, дети знают, чем она расстроена, а про воспитательницу думают, что злится.

Когда мама велит, дети скорее послушаются. Так что неудовольствий как раз столько, сколько и должно быть у людей, которые всегда вместе. Но они любят друг друга и долго зла не помнят.

Но бывает, дети плохие, докучают. Я знаю случай, когда мальчик говорил, что бонна его бьет, а это была неправда. Или делал назло и грозил пожаловаться маме.

Я знаю и такие случаи, когда дети страдали, но стыдились или боялись признаться в этом родителям.

Я читал в газете, что за границей был один очень богатый граф. У него умерла жена, и он с горя много путешествовал, а дома оставались под присмотром гувернера два мальчика. Гувернер бил их и пугал, а зимой обливал водой и запирал раздетых на ночь в чулан. И только когда один умер от этих мучений, другой написал потихоньку отцу. Был суд, гувернера посадили в тюрьму, да было уже поздно.

Правило жизни гласит:

Никогда ничего не скрывать от родителей.

Иногда ребенку кажется, что он беспомощен и беззащитен. Но если бы родители всё знали, то помогли бы.

Иногда ребенку кажется, что и он виноват. Ничего, родители простят и помогут. А нет родителей – можно пожаловаться тетке, дяде, бабушке, даже полиции, если уж совсем никого нет.

Неприятно это слушать тому, кому хорошо, кого окружают любящие люди? Что ж, пускай знает, не будет тогда кукситься по пустякам…

Разные люди бывают на свете: и взрослые, и подростки, и малыши. Разные люди бывают и тети, и дяди. И взрослые гости.

Чужие тети бывают приятные и неприятные. Вообще, взрослые, точно так же, как и твои ровесники, делятся на тех, кого ты любишь и кого не любишь.

Один только поздоровается, а потом все с мамой разговаривает; иногда даже обидно, что не обращает внимания. А другой отпустит неудачную шутку или задаст вопрос, на который не всегда хочется отвечать: «А ты это любишь, а ты это умеешь делать, а ты это хочешь?»

Или с подарком придет. Взрослым кажется, что дети – лакомки и жадные. Нет. Если кого не любишь, тогда и подарок от него не мил.

Хуже, когда гости вмешиваются, делают замечания. И уж хуже всего, когда ласкают и целуют. Или руку тебе так крепко стиснет, что больно, или обслюнявит, целуя, или посадит на колени. По какому праву?

Всегда неспокойно на сердце, когда подходишь ко взрослым гостям, – никогда не известно, что тебя ждет.

Общее правило жизни гласит, что со взрослыми надо быть вежливым, а с гостями – еще и любезным. Но и взрослые должны быть вежливыми и не делать неприятностей.

Раз знакомый отца подхватил мальчика, раскачал и говорит:

– Вот брошу тебя в воду!

Шли тогда по мосту. Все это вышло так внезапно, что мальчик закричал и расплакался. Взрослые стали смеяться и стыдить:

– Такой большой и такой глупый. Трусишка!

А этот господин, вместо того чтобы извиниться и больше не напоминать, потом еще всякий раз приставал:

– Привет, моряк! Здорово, герой!

Неприятный тип!

Бывают и такие гости, которым доставляет удовольствие раздразнить человека. Иные стараются подладиться. А в общем, детям часто непонятно: над чем они смеются?

Раз в гостиной собралось многочисленное общество. Мальчику велели угостить всех конфетами. Конечно, приятно угощать, да только чем-нибудь своим и одного – того, кого любишь. Но ничего не поделаешь – велели. А мальчик поскользнулся и чуть не упал. Перепугался, ведь мог просыпать конфеты. А все стали смеяться над ним и подшучивать.

Есть гости, с которыми надо быть исключительно любезным. Какой-нибудь приятель отца, кто-нибудь, кто приехал издалека или надолго уезжает. Тут еще больше приходится стараться, это хуже даже, чем экзамен. Детей заставляют декламировать, петь при гостях. Ох, как это противно подчас!

Иногда незнакомый гость приводит с собой ребенка, и вам говорят:

– Идите играйте.

А не всегда можно играть по приказу.

Взрослые знают, как и с кем разговаривать, с кем надо быть сдержанным, а с кем можно чувствовать себя свободно. Знают, как завести разговор, хотя и не очень хотелось бы. (А ведь начало всего труднее.)

И взрослые не конфузятся так, как дети. За ними не следят и не сердятся, когда они скажут что-нибудь или сделают не так, как надо. И они могут выбирать, с кем хотят познакомиться.

Похоже на то, что с младшим каждый считает себя вправе заговаривать, даже если его мало знает или не знает вовсе.

И я раньше так думал, а научил меня уму-разуму один маленький мальчик, я ему очень благодарен.

Я тогда был военным врачом. Наш отряд стоял в небольшом городке. Этот мальчик играл у себя перед домом. Я шел мимо и сказал:

– Здравствуй!

– Почему ты не отвечаешь? – сердито спросила у него мать.

– Да я его совсем не знаю, – ответил мальчик.

С тех пор я стал осторожнее.

Любезный читатель! Я знаю, у тебя есть неприятности, взрослые с тобой не считаются, обижают тебя. Знаю, ты не доверяешь взрослым и, хотя и боишься сказать это вслух, чувствуешь, что и между ними есть дерзкие, невежливые, невоспитанные люди. Но ты должен признать, что есть и умные, приятные, не зазнающиеся. И что за невежливость одних другие не в ответе.

Я прошу тебя, если ты живешь дома мирно, объясни товарищам и убеди их, что и они должны хорошо относиться к няне или бонне и быть с ними вежливыми.

Я знаю много девушек, которые нуждаются в заработке и которые охотнее поступят в контору, лавку или будут шить (одна, например, продает папиросы в киоске), чем пойдут к детям. Дети, мол, плохие. А ведь это не так, я знаю. Еще больше меня огорчает то, что так говорят хорошие няни и хорошие воспитательницы.

– Не справляюсь, – говорят.

И выходит, будто с маленькими могут справиться лишь плохие, грубые и злые люди.

Много тяжелых, трудных взрослых мыслей приходит мне в голову.

Двор – парк

Сразу же, во вступлении, я написал, что эта книга – опыт и будут ошибки. Одну ошибку я уже вижу. Слишком мало, слишком бегло в этой книжке обо всем говорится. Но ничего не поделаешь. Я хочу в ней собрать все важные вопросы и все трудные мысли.

Потом уже я могу писать пространные книжки, каждую о чем-нибудь другом. Отдельно – о родителях, отдельно – о братьях и о сестрах, о гостях (эти будут полегче). Одни книжки для больших детей, другие – для малышей, одни для деревенских ребят, другие – для городских. Даже для богатых ребят и для бедных, для мальчиков и для девочек я напишу отдельные книжки. Ведь одного больше занимает одно, другого – другое. Чтобы было как у взрослых, у которых есть своя научная литература.

Об одном лишь дворе можно написать длинную-предлинную историю. По-разному тут бывает утром и вечером, в будни и в праздники, зимой и летом.

Вот выдался первый весенний денек. Ребята со всего дома сбежались во двор, весело щебеча, как вернувшиеся из дальних стран ласточки, и с любопытством поглядывают: что изменилось?

Бледненькие после зимы, когда было мало солнца. Еще робкие.

Прибыл кто-то новый, кого-то не хватает, а один из прошлогодних друзей ходит уже на работу. Не один прошлогодний малыш пробует быть ребенком среднего возраста, а ребенок среднего возраста смотрит и прикидывает: не попробовать ли быть большим? И все вытянулись.

Неодинаковы дворы в деревнях, в городках и в городах; когда окружают их со всех сторон высокие каменные стены или когда дома и заборы деревянные; на богатых улицах и в бедных предместьях. А в богатых домах даже играть во дворе не разрешается. И родители не позволяют – боятся пыли и дурного общества.

Это правда, во дворе не очень-то чисто, да и ребята не одинаковы. Разные есть ребята – тихие, и дружные, и по-настоящему злющие. Преследуют девочек и малышей, дразнятся, бросают камнями, гоняют кошек, дерутся, даже кидают в окна полуподвалов мусор. Тихие дети уступают и часто лучше будут сидеть дома, чем вот с такими встречаться.

Иногда достаточно одного, если он главарь ватаги. Сторожу, владельцам окрестных лавочек, жителям дома – никому покоя от него нет: никогда не известно, что взбредет ему в голову.

Одна бабушка отдала такого вот буяна в исправительный дом, потом говорили, что весь дом вздохнул с облегчением:

– Ну, теперь можно спокойно играть.

– Ну, теперь нам никто не мешает.

Часто из таких ребят вырастают пьяницы и дебоширы, не один такой умирал молодым. Знаю, один утопился, другой попал под трамвай и ходит теперь на костылях (пришлось отрезать ногу чуть не по колено).

Теперь все должны ходить в школу, и во дворах стало лучше, зато в школе с такими прямо беда.

Важная персона во дворе – сторож или, как еще говорят, дворник. Дворник может быть молодой или старый, добрый или злой. А злиться ему есть на что, ведь это он обязан следить за порядком, чтобы ребята дом не разнесли.

Это кажется на первый взгляд странным: дом большой и крепкий, что тут можно сломать? А можно.

Ребята колотят железкой по стене и обивают штукатурку или пачкают и рисуют. К стенам подвешены железные трубы, по которым стекает вода с крыши. Ребята садятся на трубы верхом или прыгают на них – и железо сминается. Если есть кран, открывают его, льется вода, а ведь хозяин платит за воду в городскую управу.

В маленьких домах нет уборных, все ходят на двор. Малыш торопится или боится вечером – и вот присел у дверей и сделал на пол.

Иногда ребятам требуются камни для игры или хочется выкопать яму, и они выламывают булыжник из мостовой.

Хозяин сердится: дом только что красили, а опять надо красить, а тут полиция присылает повестку, что непорядок, и карает штрафом или арестом.

Только дворник успел подмести лестницу и во дворе, как опять бумажки, палки, солома. И, наконец, этот крик.

Иногда домовладелец (или администратор, или управляющий) живет где-нибудь в другом месте, иногда – здесь же. Или кто-нибудь болен и просит, чтобы было тихо.

Дворник гонит метлой или ремнем ребят со двора, ругает и проклинает, а мальчишки дают стрекача и хохочут. Ну как не злиться!

На школьном дворе ребята галдят только по три минуты в перемену, а здесь – целый день; в школе нет очень уж маленьких или больших, а здесь всякие.

Поэтому неудивительно, что сторож всех без разбора честит хулиганами и колотит первого, кто подвернулся под руку, не успел убежать.

Одного мама сама поощряет:

– Иди побегай, иди поиграй, дома душно.

А другому позволяет нехотя и нечасто:

– Да смотри, сейчас же возвращайся. Башмаки не сбивай. С хулиганами не водись.

И потом спрашивает, что он делал, – как бы, мол, не испортился.

Теперь садов и парков становится все больше и больше. Раньше всего этого не было, у входа в сад стоял полицейский и не пускал бедно одетых детей. Раньше сады были для зажиточных и для богатых, и даже не очень-то для детей. Детских площадок тогда не было, а играть в мяч на дорожках не разрешалось. Когда мячик попадал на газон, приходилось смотреть, не видит ли сторож, и мчаться что есть духу. Неприятно ведь, когда грозят палкой.

Теперь в садах есть и колонка, и уборная, и веранда, где можно спрятаться от дождя. Есть и тенистые деревья, и пруд с лебедями, и ровные, политые водой, чтобы не было пыли, дорожки.

Всё это люди не сразу придумали, и теперь еще что-нибудь да прибавится, например музыка. За границей есть уже в садах удобные скамеечки для малышей и специальные площадки для заблудившихся.

Ребенок постарше знает сад, а для маленького сад что дремучий лес. Приходится все время смотреть и звать: «Не уходи, не отходи, играй поближе».

Ребенок раздражается, мать сердится. Наконец, и в самом деле заблудился. Страшно ему, плачет, не знает, куда идти, и никто не знает, куда его отвести. И ребенок ищет, и мама беспокоится, ищет, и даже долго. А нашелся – иногда радость, а иногда гнев: крик, шлепок, слезы. А ведь достаточно одной маленькой огороженной площадки – и все знают, куда потерявшегося отвести и куда за ним прийти.

Развлечения в саду приятнее, деликатнее. Даже удивляешься, что уже пора домой – так быстро время прошло, и надо прощаться:

– До завтра.

Удивительно: то час тянется долго-долго, словно и конца ему нет, то сразу промелькнет. Только на часах все часы одинаково длятся. И лишь когда у тебя появляются свои часы, ты постепенно и не без труда научаешься узнавать время, которое утекает.

Кому позволяют ходить одним, у тех часто бывают дома неприятности, что не вернулся вовремя. Объяснения считают отговорками, и зря. Просто было хорошо, и время пролетело незаметно.

Нельзя же каждые пять минут подходить к кому-нибудь и спрашивать, который час! Один ответит, а другой буркнет под нос, даже не взглянув на часы. Не много поиграешь, если все ходить да выискивать, у кого бы спросить, сколько времени. Может, поэтому ребята так сильно хотят иметь часы. Ведь хотелось бы и хорошенько наиграться, и не иметь неприятностей дома.

Ничего не поделаешь, пусть школа так и будет школой, и пусть останутся все тяжелые школьные обязанности, не надо требовать слишком многого. Но, по крайней мере, хотя бы то могло измениться, чтобы во время веселой игры, когда обо всем забываешь, не сваливались как снег на голову гнев, крик, угрозы и наказания. Сразу столько горьких слов и потом одиночество.

Страх, как бы чего не вышло, нарушает спокойствие радости: не опоздать бы, не порвать платье, не налететь, когда бежишь и ловишь мячик, на кого-нибудь из взрослых, не ударить по неосторожности товарища, не сделать чего-нибудь такого. Чего? Взрослые знают, чего избегать, а маленькому всегда грозит неожиданная неприятность.

Я хотел бы собрать в одном месте все предписания и правила, чтобы сделать игру безопасной, но можно ли все предвидеть?

Нельзя ходить по газону, но что делать, если единственное спасение от погони – перемахнуть через газон? Нельзя ломать кустарник, но разве от сорванной ветки, если она очень понадобилась, может быть вред? Увы, да. Садовник подрезает ветви тогда, когда соки в дереве еще не двинулись, а сорвать веточку или даже листик летом – значит больно поранить друга-растение.

А уж самое большое зло – резать кору. Кора – это не только кожа, но и одежда, кора защищает от жары и стужи, болезней и паразитов. Сок из дерева вытекает, словно кровь. Изувеченное дерево будет расти подобно больному ребенку.

Вопрос о шуме не решен. Так ли необходим крик? Не знаю. Одно только знаю: не все орут, когда играют.

Как-то в летней колонии мы с ребятами купались. Кричал один, зовя кого-то с середины реки. Он не понимал, что тот, кого он звал, слышал свое имя, но просто не откликался, не желал идти. Этот однообразный крик среди спокойного дружного гомона был действительно неприятен. Чтобы не рассердиться, я принялся считать: мальчишка прокричал пронзительно и назойливо одно имя тридцать шесть раз.

– Противные крикуны, – сказала сидевшая неподалеку дама своей приятельнице.

– Кричит только один, – сказал я, – девятнадцать купаются спокойно.

– Оставьте свои замечания при себе, – обиделась дама.

Взрослые не привыкли, чтобы в их разговор вмешивались посторонние, не выносят этого.