«От ЖЖизни к жизни» kitabından alıntılar, sayfa 3

Я таким никогда не был. Я всё время трудился и часто сердился на таких художников, музыкантов, поэтов. Уж больно легко у них всё получалось. Чересчур сильно их любили и заботились о них женщины, которых они делали несчастными.

Мне поставили четвёрку, и я поступил на филфак. И до сих пор пребываю в полной уверенности, что, если бы не тот случай, моя судьба, вся моя жизнь и, разумеется, моя жизнь в профессии сложилась бы совершенно по-другому, и, скорее всего, той профессии, которой я живу сейчас, у меня бы не было.

И я чувствовал в них то, ради чего и хотел поступать на филфак.

Когда мы сели оформлять документы, консул Грибков вышел к нам, поздоровался, посочувствовал и сказал, подмигнув вице-консулу, чтобы денег с нас не брали, на что я развёл руками и сказал, что денег-то у нас и нет, а потом добавил фразу, которую многие любители литературы знают и помнят: «Жё нё манж па сис жур» («Je пе mange pas six jours» – «Я не ел шесть дней», – так говорил Киса Воробьянинов в «Двенадцати стульях»). Мне показалось, что я неплохо пошутил, но господин Грибков устало посмотрел на меня и сказал: «Знаете, здесь все так говорят. Мы это слышим по многу раз на дню. Так что не думайте, что получилось оригинально…»

Мы толкались в марсельских пробках больше полутора часов, в итоге нашли в каком-то супермаркете фотокабину. Видели бы вы эти фотографии! Особенно несчастной получилась Машенька. В свои полтора года она к тому же не знала, куда смотреть. Короче, фотографии получились такими, что, если их разместить на определённых сайтах, вполне можно рассчитывать на пожертвования.

Когда я всё это осознал, мне вдруг стало скучно жить. Именно скучно, так как я понял, что придётся проделывать очень и очень много нервных и трудных действий. При этом я представления не имел, что это за действия и с чего начать.

И оттого, что возвращение домой было близким, сердце радостно подскакивало, как всего за несколько недель до того подскакивало от предвкушения отдыха и дальней поездки.

И вот в городе, в котором живу, среди людей, с которыми живу, я оказался на концерте, который знаю буквально по тактам. Мне показалось, я начал танцевать самый первый и уже на четвёртой или пятой песне танцевал у сцены прямо перед маэстро, почти один. Мне было совершенно всё равно, я был счастлив. А чуть позже меня поглотила толпа наконец-то разогревшихся и готовых к танцу людей.

Одна девочка лет двадцати двух сказала: «Здесь так замечательно, так спокойно!» И я не выдержал, ответил, что в её возрасте спокойствие не является чем-то ценным. Как можно, когда тебе едва за двадцать, желать спокойствия?! Я, вдвое старше её, даже не помышляю о спокойствии. Для меня спокойствие – это дальнее и пока невнятное желание. А в её возрасте спокойствие – это скука и больше ничего.

Я также убедился, что неспособен на формальное и нечувственное общение даже со случайно зашедшими сюда людьми. Меня ранят и злобные выпады, и глупые похвалы. Меня задевает предательство, даже сиюминутное и эпизодическое… Я не умею быть закрытым и кристально-холодным.Я не выдерживаю той лёгкой доступности, которую предоставляют интернет и моё присутствие в жж, с подключившимися к тому же фейсбуком и твиттером.