Kitabı oku: «Нашествие. Попаданец во времена Отечественной войны 1812 года», sayfa 2
– Ей-богу, ни капли не брал.
– Ну да! Отчего фонари ночью погасли? Чтобы больше не было!
Мужик отошел.
– Фонарщик это. Его дело масло залить вовремя, а утром погасить. Масло льняное подворовывает, в кашу себе добавляет.
Для Алексея удивительно – масло фонарное в кашу добавлять. Немного позднее узнал: льняное и конопляное наиболее употребимы были в пищу людьми небогатыми. Кто позажиточней, ели сливочное. Особенно ценилось масло костромское да пошехонское. То ли травы, на которых коровы паслись, какие-то особенные, то ли мастера обладали секретом особой выделки.
И потянулась день за днем полицейская служба. Алексей за месяц городишко не раз обошел вдоль и поперек, изучил все злачные места и знал в лицо наиболее беспокойных жителей – пьяниц и бузотеров. Однако задаваться вопросом стал: что ему в Рузе делать? Год на дворе 1810-й, и понятно, что впереди французское нашествие и бороться с Наполеоном эффективнее, будучи в армии, а не в полиции. У полиции на оснащении дубинки и палаши, огнестрельного оружия нет. А с дубиной на француза идти несерьезно. Французская армия уже половину Европы оккупировала. И до исконных своих врагов англичан добралась бы, кабы Ла-Манш не мешал.
В Рузе армейских частей нет. Полки в основном в губернских городах и вокруг них. А еще в Петербурге и Москве. Проще снабжать, оборонять город, и в случае покушения на государя гвардия или жандармерия может спасти. После войны 1812 года так и получилось. Почти на всех императоров совершались покушения, да не одно. И началось все после декабристов.
Помощник полицмейстера Волков Алексеем был доволен. Новичок не пьет, службу несет ревностно, матом не ругается и попусту никого не обижает. Первое жалование получил, с которого бритву себе купил, портянки, исподнее на смену. А после второго месяца службы увидел странную процессию. На телеге едет рядом с извозчиком унтер-офицер, судя по мундиру. За телегой бодро вышагивают пять молодых парней. На площади телега остановилась у трактира, унтер внутрь вошел и вскоре вернулся с половым, который нес на подносе пирожки. Парни пирожки расхватали, стали есть. Алексей к унтеру подошел, поздоровался.
– Позвольте полюбопытствовать – куда следуем?
– В Москву, пополнение веду.
– Если не секрет, в какие же полки?
– Вновь формируются егерские, – понизил голос унтер.
– Да? И где же?
– На Воронцовом поле.
– Не слыхивал.
– Послужить хочешь?
– Не против.
– Пиши прошение об отставке из полиции и приходи. Найдешь меня, унтера Углова.
– Благодарю, подумаю.
А чего думать? Действовать надо! В этот же день написал прошение об отставке. Помощник полицмейстера как увидел, за сердце схватился.
– Я же тебя принял как родного, не обижал.
– Это правда, благодарен сердечно.
– А ты меня подвел, уходить собрался.
– Не по мне служба в полиции.
– Да какая разница, где копейку зарабатывать?
– Для меня есть.
Обиделся Волков.
– Снимай амуницию, она казенная.
К такому повороту событий Алексей был готов, заранее свою одежду в узелке прихватил, переоделся. У бабки Меланьи еще рубаха да портки новые лежали, купленные на базаре. В них он на местного похож, чего и хотел. На квартире у бабки поел, расплатился и был таков. Шагалось легко, потому как освоился и цель понятна. За три дня и дошел. Обедал в трактирах – суп или щи, кашу с мясом, узвар из фруктов. Сытно и недорого получалось. Москва – город большой и многолюдный. А Воронцово поле – вовсе не пустырь, как думал Алексей, а улица. Причем на небольшом пригорке, откуда видны башни Кремля. На свободном пространстве шатер стоит, снуют мужчины в зеленой униформе. Как позже узнал Алексей, в егерской. Каждый вид войск в армии имел свою форму – по покрою, цвету. Например, кавалергарды – гвардейская тяжелая кавалерия. Отбирали туда на службу блондинов ростом не менее ста девяноста сантиметров, со светлыми глазами. Они фактически были на голову выше других, занимались охраной царской семьи, Госсовета, Сената.
Егеря – легкая пехота, снаряжение облегченное и действуют рассыпным строем. Фактически спецназ. Вместо шпаги в портупеях – штыки. Каждый боец имел шнобзак (мешок) для запаса продовольствия на три дня, ибо зачастую действовали егеря в отрыве от своих баз. Как писали в Уставе, «в егеря брать солдат самого лучшего, проворного и здорового состояния». Стрелки отбирались меткие, их главная задача – уничтожение офицеров вражеской армии в бою. Форма – темно-зеленый доломан, такого же цвета брюки в обтяжку, маленькая егерская шапочка и сапоги. При императоре Александре егерские полки были усилены двумя гренадерскими ротами, по одной на батальон. С 1801 года именовались по номерам, от первого до пятидесятого. Командирами егерских полков в свое время были Кутузов, Гудович, Михельсон, Барклай-де-Толли, Багратион и граф Каменский.
С трудом, после расспросов, нашел унтер-офицера Углова, поздоровался.
– Решился все-таки?
– Едва отпустили.
– Верю.
Осмотр медикуса – зубы проверили, телосложение оценили. Нет ли изъянов? Записался Алексей выходцем из Рузы. Писари писали со слов – фамилия, имя, отчество, вероисповедание, семейное положение. Унтер-офицеры интересовались: занимался ли ранее охотой, есть ли практика обращения с огнестрельным оружием. В этот день Алексей был единственным, у кого был опыт стрельбы.
– О! – поднял палец унтер Углов. – Весьма похвально.
После получения и подгонки обмундирования и сапог всех распределили по ротам и батальонам. Началось обучение: построение, перестроение в маршевую роту или развертывание в боевой порядок. Изучение оружия, приемы штыкового боя. В отличие от армейских пехотинцев на вооружении егерей находились винтовальные ружья калибром 16,5 мм с 6 нарезами, образца 1805 года, к ним полагался штык. Двенадцать лучших стрелков роты имели штуцеры – 16,5 мм калибр и 8 нарезов. Дальность стрельбы из штуцера – 1000 шагов, вдвое дальше пехотного ружья. Мушкетеры и гренадеры имели ружья гладкоствольные – калибром 19 мм образца 1805 года и 17,7 мм образца 1808 года. Пистолеты имелись на вооружении офицеров, артиллеристов конной артиллерии, кавалеристов, казаков – образца 1809 года. У рядовых егерей и унтер-офицеров был тесак с однолезвийным клинком образца 1807 года. Офицеры имели шпагу. Большая проблема для снабжения была в разнокалиберности. Винтовочные ружья имели 13 калибров, гладкоствольные – 28. В 1809 году было решено оставить один калибр в 7 линий (17,7 мм). Но до войны с французами осуществить переход не успели. Стрелковое оружие производили три завода – Тульский, Ижевский и Сестрорецкий. Всего в арсеналах империи хранилось 162,7 тысячи ружей; 3,9 тысячи пистолетов; 6,9 тысячи винтовальных ружей и 172 тысячи единиц холодного оружия. А еще военное министерство успело закупить в Англии у фирмы «Энфилд» 50 тысяч ружей. Пороха тоже выпускались в достаточном количестве – в Охте, Шостке и Казани – до 116,1 тысячи пудов в год. А еще были частные пороховые заводы Беренса и Губина в Москве.
Алексей опробовал в военном лагере за городом разное оружие. Интерес был большой. У ружья дальность стрельбы 300 шагов, но на такой дистанции в силуэт человека уже не попасть. Пистолет стрелял на 30 шагов и дай бог попасть в противника на 15 шагах.
Штуцер винтовальный – другое дело. Но и здесь многое зависело от качества выделки. Благодаря унтеру Углову удалось испытанием стрельбой выбрать штуцер с лучшим боем. Гладкоствольные ружья заряжать проще, и скорострельность у подготовленного стрелка – один выстрел в минуту, у штуцера – один выстрел в две-три минуты. Пулю надо было силой прогнать через нарезы шомполом с помощью деревянного молоточка-киянки, ведь все оружие было дульнозарядным, с кремневыми замками.
Богатая практика стрельбы в армии, затем в инкассаторской службе или спецсвязи вывели его в разряд самых метких стрелков батальона даже среди старослужащих. Стрельбы новобранцы боялись. Вспышка, грохот, запах серы. По уверениям священнослужителей, именно серой пахло от дьявола. Выстрел, сильная отдача в плечо, густой черный дым на некоторое время закрывали мишень или противника. А еще, боясь искр от замка, новички закрывали глаза, и прицел сбивался. Алексей же учитывал все факторы: боковой ветер, его направление и силу, делал поправку. То же касалось и дальности. Еще в армии его учили: если различимы движения ног, то дистанция до цели двести метров. Видны кисти рук – сто метров. Отсюда понятно, насколько возвысить мушку относительно целика. Пули свинцовые, не гладкие, как у современного оружия, с глубокими следами от нарезов, что тоже точности мешало.
На стрельбе перед офицерами, когда проверяли выучку, он единственный выбил дно у глиняного кувшина, лежащего на боку, причем попасть надо было через горлышко. Выстрел – точное попадание. На лицах офицеров сомнение: случайность. Выставили еще кувшин, и снова Алексей дно выбил. Командир батальона, майор Швецов, лично поздравил и вручил серебряный рубль – как премию.
– Служи так же ревностно!
– Рад стараться, ваше благородие! – рявкнул Алексей.
Научился уже показное почтение проявлять. Майор даже приосанился. Удальцы у него новобранцы да и унтеры, ведь это их стараниями новички успехи делают. Вечером в казарме егеря насели.
– Отметить надо успех!
Алексей – противник выпивки в армии. Да и наказать могут – на гауптвахту, либо еще хуже – через строй шпицрутенов прогнать. И позорно, и больно. Потому заказал в корчме пирогов с разной начинкой и на следующий день «проставился», чем сразу снискал уважение унтеров и рядовых. Унтеры опасались попойки, а новобранцам хотелось чего-то вкусного. Солдатская пища сытная, но однообразная – щи, каша, хлеб. Каша может быть разной: гречка, пшенка, иногда рис. В общем, от награды остались приятные воспоминания. Зато уважения сослуживцев прибавилось. Не жаден, это факт!
То ли майор рассказал командиру полка Алексееву, то ли другие нашлись, но через несколько дней, обходя егерей на утреннем построении, подполковник остановился напротив Алексея. Ошибиться нельзя – он правофланговый первой роты первого батальона, поскольку самый высокий. Мундир, хотя и подбирали долго, казался коротковатым, особенно рукава.
– Назовись!
– Егерь Алексей Терехин!
– Говорят, ты горазд в стрельбе?
– Со стороны виднее.
– Скромность человека украшает, но богаче не делает. Всем разойтись, офицерам начать занятия. А ты, Терехин, со своим унтер-офицером – на стрельбище.
Алексей мысленно чертыхнулся. Вот зачем надо было демонстрировать свое умение? На стрельбище дистанции отсчитаны и обозначены – 100, 300 и 500 шагов.
– Заряжай! – скомандовал Углов.
Гладкоствольное ружье заряжается быстро. Надкусил бумажный заряд, высыпал в ствол, туда же загнал шомполом бумажный пыж, потом опустил круглую пулю и снова пыж, иначе пуля может выкатиться из ствола. На полку кремневого замка подсыпал мелкого пороха, и ружье к выстрелу готово.
В винтовальные ружья засыпается порох, потом молоточком через шомпол загоняется пуля. Идет туго, потому как свинец врезается в нарезы. Сильно бить нельзя – удары частые, не в полную силу, иначе пуля деформируется и после выстрела полетит неизвестно куда. Потом уже подсыпается порох на полку замка. По времени получается в три раза медленнее, чем зарядить гладкоствольное.
Штуцер – для стрельбы по одиночным и удаленным целям, а гладкоствольное ружье вполне сгодится по приближающейся вражеской шеренге или наступающей коннице. Не во всадника, так в коня попадешь. Всадник силен скоростью, массой коня, который подобен тарану. Сначала всадник действует пикой, потом берется за саблю или шашку. А лиши его коня – и получается слабый пехотинец. Пикой действовать неудобно, саблей – так еще добежать до врага надо, а у него ружье.
Унтер Углов сам сходил на первую отметку, кувшин поставил. Алексей усмехнулся. Ежели все егеря будут по кувшинам стрелять, так их в городе и не останется.
Подошел командир полка с несколькими штабными офицерами. К нему с докладом подбежал Углов, доложил, что егерь Терехин к стрельбе готов.
– Ну-ка, удиви, братец! – сказал Алексеев.
Алексей вскинул штуцер, прицелился, задержал дыхание, нажал спуск. Офицеры благоразумно стояли немного в стороне. Так после выстрела лучше видно попадание. Если стоять рядом, несколько секунд надо ждать, пока рассеется черное облако дыма. Да и частички пороха могут на мундир попасть. Офицеры сразу шумно выразили одобрение результатом:
– Попал, шельмец!
Кто-то из офицеров дал Углову пустой зеленый штоф из-под вина.
– Поставь на двести шагов.
Двести шагов – это сто метров. Сам штоф едва виден. И Углов, явно уверенный в Алексее, встал рядом. Пока Углов шел на дистанцию, Алексей зарядил штуцер.
– Готов? Пали!
Выстрелил Алексей. Попал, ибо стеклянный штоф разлетелся зелеными осколками. Офицеры не сдержали восторженных возгласов. Подполковник одобрительно кивнул, почмокал губами, пригладил усы. Егерский полк был образован на остатках Подольского мушкетерского полка, привычки остались. Мушкетеры образовались во многих армиях мира с появлением мушкетов. Мушкеты преобразовались из фитильных в кремневые фузеи, а мушкетеры – в пехотных стрелков или егерей.
– Вот что, молодец. Назначу тебя учителем по стрельбе для метких стрелков. Надо, чтобы ты сделал из них мастеров, подобных тебе.
Подполковник повернулся к офицерам.
– Подберите ему смышленых егерей, понимающих в стрельбе, да пороху и пуль не жалеть. Кто к обучению не годен окажется – в роты вернуть. А через две недели сам проверю лично.
– Понятно, Павел Яковлевич!
– Тогда по местам.
Алексеев не дворянского рода. У них, как родился, уже в полк записывают на военную службу. Как повзрослел – уже капитан. А только пороху не нюхал и боевого опыта нет. И командир из него лишь на бумаге. Павел Яковлевич был сыном священника, на службу пошел с желанием, быстро дослужился до унтер-офицера, отличился в боях с турками, за что получил первый офицерский чин. В полку был порядок, попусту к подчиненным не придирался, но службу спрашивал строго. Его уважали и побаивались.
Утром, после молитвы и завтрака, к Алексею стали подходить егеря. Каждый со своим оружием. Из десяти егерей семь человек старослужащие: кто по году, а кто и по пять лет солдатскую лямку тянул. Одних забрали рекрутами, другие добровольцами записались, как Алексей, потому как в армии и харчи, и обмундирование за казенный счет, крыша над головой и жалование. И командиры все за тебя решают. На селе батрачить – как погода. Благоприятной окажется – и при хлебе будешь, и при скромных деньгах. Урожай в хорошие годы сам-три, сам-четыре. Это когда в три-четыре раза больше собрал, чем посеял. В неблагоприятный год, когда то град урожай побьет, то дожди зальют и урожай на корню гниет, а то кабаны перероют и сожрут, да больше потопчут, тогда уже к Рождеству кушать нечего, хоть на паперть иди милостыню просить. Были и те, кто в армию из офеней подался. Это бродячие торговцы. За спиной короб, в котором товары, наиболее востребованные в деревнях. Иной раз повезет, и все быстро раскупят. Но бывает, что грабители отберут либо другие обстоятельства случатся. И все, прогорел. Если специальности в руках нет – плотника, каменщика, кожевенника, – то либо в амбалы идти таскать мешки, либо в бурлаки, ибо востребованы летом. Так что армия не самое плохое место.
Для начала Алексей устроил нечто вроде экзамена. Каждый егерь стрелял на разные дистанции, начиная с сотни шагов и кончая пятьюстами. Двое стреляли великолепно. Алексей спросил их фамилии, записал огрызком карандаша на клочке бумаги.
– Можете возвращаться к себе в роты. Мастера учить – только портить.
Были и те, кто имел попадания в половине случаев. Алексей смотрел тогда, как егерь заряжает, не делает ли ошибок? И сам стрелял из штуцера промахнувшегося. Вдруг причина промахов в оружии? Нашел такой экземпляр. Сначала заподозрил. Сам опробовал – один промах и одно попадание. Дал егерю свой штуцер – три выстрела, и все точно в цель.
– Ступай в арсенал, подбери себе другое ружье. С этого толку не будет.
А других стал учить: как определить скорость ветра да его направление, какое взять упреждение по движущейся цели, чем отличается наводка в дальнюю или ближнюю цель. Оставшегося полудня после обеда не хватило.
Утром следующего дня – короткое объяснение и практические занятия стрельбой. На стрельбище всего десяток егерей, а стрельба, как в ближнем бою. К вечеру подошел унтер Углов.
– Вижу, усердно упражняетесь.
– Как говаривал Суворов, «тяжело в учении – легко в бою».
О Суворове слышали многие. Углов кивнул с умным видом. Потом почти каждый день из отведенных двух недель кто-то из младших командиров приходил. То подпрапорщик (по-современному – старшина роты), то фурьер (заместитель командира взвода), а то и поручик из роты Алексея. К концу срока Алексею эти визиты порядком поднадоели, приходилось объяснять, тратить время. Не хотелось ударить в грязь лицом. В последний день учились попадать в движущуюся цель. Небольшой рассохшийся бочонок обвязали веревкой, и один егерь тянул, а другие стреляли. Сначала промахи шли, потом приловчились. В конце дня выстроил егерей в шеренгу.
– Завтра господин подполковник проверку наверняка устроит. Ответьте честно: чему-нибудь научились?
– Так точно!
– Завтра, коли стрелять доведется, все делать спокойно, не волноваться. Не подведите товарищей и меня.
– Сделаем.
И в самом деле, подполковник со старшими офицерами собрал егерей группы. Учинил стрельбы на разные дистанции. Алексей доволен был, поскольку ни одного промаха не было. Правда, условия случились благоприятные: не было ветра, ярко светило осеннее солнце.
– Радением твоим, Терехин, доволен, – сказал подполковник. – Присвоил бы тебе капрала, да уж больно воинский стаж у тебя невелик. Послужи так же, глядишь – в чинах поднимешься.
