«Гипсовый трубач, или Конец фильма» kitabından alıntılar, sayfa 5

Но прав, прав старый пессимист Сен-Жон Перс: счастье — это всего лишь предбанник горя.

... внезапность, как сказал Сен-Жон Перс, — это скальпель психотерапевта.

Сен-Жон Перс считал безграничность фантазии явным признаком ограниченности ума.

— Если бы каждый писал, как дышит, не было бы ни Флобера, ни Толстого, ни Чехова. Понимаете? Что по этому поводу говорил Сен-Жон Перс?— Не помню.— Напрасно. Он говорил: искусство — это безумие, запертое в золотую клетку замысла!

Верно говорит Сен-Жон Перс: женщина отдается, чтобы взять!

— Любопытство, Андрей Львович, — первый шаг к потере невинности, как справедливо заметил Сен-Жон Перс.

Великий Сен-Жон Перс говорил, что каждая прошедшая мимо незнакомка — это часть великого несбывшегося.

От неожиданности Василий страшно пугается, хватается за сердце и с холодной оторопью понимает, что никуда он из семьи не денется, что это, как выразился Сен-Жон Перс, «парное одиночество» у него навсегда, что вот так, до гроба, он и будет брести по жизни, булькая внутренней тоской…

Бедра у худенькой художници оказались умопомрачительно округлые, а рыжая треугольная шерстка напоминала лисью мордочку с высунутым от волнения влажным розовым язычком.

-Так в этом, глупыш вы мой, и заключается слава: любимые скамейки, на которых вы не сидели, любовницы, с которыми вы не спали, благородные поступки, которых вы не совершали, афоризмы которых вы не говорили...