Kitabı oku: «Сыщики преисподней (сборник)», sayfa 12

Часть вторая
Две печати

Если на Земле хреновая жизнь, то почему в загробном мире она должна быть лучше?

Капитан Дэйви Джонс, «Пираты Карибского моря: Сундук мертвеца»

Глава 1
Связной
(23 часа 52 минуты)

Пожилой офицер в зеленом мундире вертел между пальцами авторучку, постукивая ею по рабочему столу. Лак, покрывавший обшарпанную столешницу, начал трескаться.

Он еще раз привычным жестом поправил очки в тонкой оправе – на переносице осталась бледная вмятина. Подошло время, но курьер так и не появился. Он дважды звонил своему человечку в «транзит», но тот сам находился в растерянности. Прежде столь значительных перерывов в транспортировке эликсира еще не было. Грешным делом, он начал предполагать про себя, что заказчик передумал. Но если так, то что делать с исполнителем?

Все, что киллеру о нем известно, – это телефонный номер. Поменять? Нет, вряд ли это поможет. При желании исполнитель легко найдет на любом рынке ДВД с полной базой городских мобильных номеров и выяснит, кому принадлежит этот номер сотового. Если он уже этого не сделал. Впрочем, офицера не сильно волновала вероятность, что киллер узнает его имя. Если убийцу и поймают, то этот человек проглотит капсулу, оставив преследователям тлеющие частички пепла. Сеть, связывающая его, исполнителя, Гензеля и заказчика, не должна рассыпаться – это понимал каждый из них, посвященный в тайну.

…Хлопнула дверь – офицер вздрогнул, ручка, треснув, сломалась. В кабинет ворвался вихрастый белокурый красавчик с чашкой, до краев наполненной кукурузным кофе. Не сбавляя оборотов, он запнулся о пыльный ковер, часть черной жидкости выплеснулась на пол. Густой аромат заполнил комнату – даже с десяти метров любой определил бы, что это подкрашенный спирт. Офицер широко развел руки в стороны:

– Ба-а-а, Серега! Сто лет тебя не видел – как дела, пропащая душа?

Красавчик пошлепал прокуренными губами, метко сплюнув в угол сгусток жвачки.

– Шутишь, что ли? Как в этом проклятом месте могут идти дела? Вчера опять поместили в психушку двух парней из китайского отдела – нервный срыв. У кого получится контролировать черный рынок, если каждый день эти сволочи лезут в город десятками тысяч? Подобными темпами у нас половина всех жителей будут китайцы! Я тебе так скажу – Шефу надо что-то делать с их рождаемостью на Земле. Если в этом гребаном Китае произойдет гражданская война или случится какая-нибудь эпидемия, нам придется пахать в три смены. А мы еще от позапрошлогоднего цунами не отошли.

«Еще бы, – злорадно подумал офицер. – Волнуешься, сволочь? Это тебе не стишки пописывать, романтик хренов. Здесь люди ночами вкалывают, а не бумагу марают. Хорошо бы и тебя в психушку с нервным срывом отправить. Тебе не привыкать».

К счастью для пожилого офицера, поэт Сергей Есенин не умел читать чужих мыслей. Впрочем, поэтом его называли скорее по привычке – складывать стихи он давно разучился. Есенину удалось получить сравнительно легкое наказание: попавшие через двенадцать лет после его смерти в город сотрудники ГПУ подтвердили, что он был убит, а не повесился в припадке похмельной депрессии, вскрыв перед этим вены. Это был существенный плюс, ибо самоубийцам из века в век Учреждение придумывало изощренно жестокую кару – последние три года, например, они задом наперед пели «Лучшие хиты» Верки Пердючки. На протяжении получаса исполнив «Меавипс олесев ым, пог-пог-пог», люди были бы рады тому, чтоб их рвали на части раскаленным железом.

В городе Есенин чувствовал себя не так уж плохо. Узнают на улицах, девушки подходят за автографами, лысые мужики в ресторанах, заливая слезами и без того разбавленное пиво, надрывно поют «Будто кто-то мне в кабацкой драке саданул под сердце финский нож», от журналистов – отбоя нет. Главный Суд не стал включать графу «забвение» в его приговор, а то бы ремонтировал сейчас текущие унитазы на индийских окраинах, как неосмотрительно отравивший Моцарта завистливый композитор Сальери.

«Жаль, что заказчик тобой не интересуется, – кивая в нужные моменты головой, думал офицер, сочувственно улыбаясь Есенину. – Осточертел мне уже, скотина пьяная. И зачем таких держат? Целый день спирт хлещет и на служебных бумагах голубков рисует».

Вслух он ласково сказал, прикрепляя ржавым степлером один бланк к другому:

– Да ладно, братан, расслабься. Какие-нибудь пятьдесят тысяч лет, и ты сможешь подать прошение о смягчении наказания. Не исключено, что тебя переведут из чиновников нашей конторы в корреспонденты той же «Смерти». Поди плохо! Будешь сидеть, худо-бедно стишки ко дню рождения Шефа кропать. А что? Все ж не за китайцами бегать.

– Не знаю, – кисло ответил Есенин, машинально сделав приличный глоток спирта. – Я вот думаю – может, и не подавать ничего? Привык тут за восемьдесят два года. Сидишь, бумажки перекладываешь, тепло, светло и мухи не кусают. Боюсь, сменю шило на мыло – и буду потом, как суслик, по пресс-конференциям без передыху носиться.

Офицер был воспитан на стихах Есенина, считая его божеством. Он никогда не предполагал, что они могут встретиться лицом к лицу, а потому мещанское поведение именитого поэта его раздражало. Все-таки хлипкий народ эти творческие люди. Легко быть популярным, когда у тебя вокруг никаких конкурентов. А попробуй так, влезешь в автобус – Пушкин билетики продает, зайдешь в забегаловку – Цветаева подносы с пивом разносит, остановился сигарет купить – Лермонтов из киоска «Житан» протягивает. Таким представишься по имени, они, свиньи эдакие, еще и переспросят: «Кто-кто?».

Нет, город знаменитостей быстро опускает, он на себе это ощутил, хоть не поэт и не поп-звезда. Серега Есенин конкуренции не выдержал, стихи писать бросил – а вот «беленькую» пить не перестал. Смена в конторе только-только началась, а от него несет перегаром так, что, стоя рядом, закусывать можно. Судя по тому, в каких количествах он лакает, в его квартиру спирт подают по водопроводу.

– Ну, как знаешь, – с ухмылкой заметил офицер. – Дело хозяйское. Если тебе тут нравится, так я буду только рад: реально счастлив, что работаю с таким человеком, как ты.

– И я тоже, – обрадовался Есенин. – Ладно, побегу. Заглянул к тебе на минутку поздороваться. Кстати, твоя смена-то кончилась. Чего домой не идешь?

– Так сам видишь – дел выше крыши, – поморщился офицер. – Сегодня опять землетрясение в Иране, сейчас столько народу будет на контроле в намотанных бинтах – мама не скучай. В общем, я еще три-четыре часа задержусь, поработаю. Это наверняка лучше, чем потом, начиная с обеда, носиться по конторе со взмыленной задницей.

– Как желаешь, дорогой. Ну, все, обнимаю тебя.

– Удачи, старикан.

Улыбка сползла с лица офицера, когда дверь захлопнулась за Есениным. Да, такие мерзавцы везде устроятся так, как им удобно. Видел он, как этот поэтишка выходит из офиса: у проходной толпа девок с цветами, мокнут под дождем. А что он сделал такого? Спас кого-нибудь, помог, позаботился? Нет. А вот к нему, хотя он столько помогал людям, ни одна собака с цветами не подойдет. Однако с другой стороны – кто сказал, что в Раю лучше? Не любоваться же на эти самодовольные морды праведников, важно расхаживающих в сопровождении гидов по кварталу с котлами. Может быть, Рая вообще никакого нет, а все тамошние туристы – изобретение Шефа, чтобы еще больше злить горожан? Ладно, что толку ломать голову. Проверить все равно нет и не будет возможности.

Щелчком ногтя он стряхнул перхоть с зеленой ткани на левом плече. Спину ломило от влажной и душной погоды – ревматизм давал о себе знать. Ну почему здесь из времен года всегда только весна и осень, когда обостряются хронические болезни? Заказчик говорит правду: хуже, чем в Аду, быть не может. Ничего, как только прибудет курьер, станет повеселее. Исполнитель прикончит еще парочку кандидатур, в городе опять начнется небывалый хаос.

Он прячет ехидную улыбку в присутствии коллег, когда в курилке речь заходит об Ангеле Смерти, – о, что бы они отдали за возможность узнать то, что уже давно известно ему! И хотя боль в спине не прекращается, напоминая уколы ножа, он твердо решил оставаться в офисе до конца ночи.

Поднявшись со стула, офицер подошел к жужжащей кофеварке и налил себе чашку отвратительно пахнущего кукурузного эрзац-кофе. Ждать еще долго, а он не хочет, чтобы его в нужный момент сморил сон.

Старинные часы с кукушкой на обшарпанной стене громко пробили полночь.

Глава 2
Ключ
(ранее, 17 часов 01 минута)

Калашников и Малинин ушли из «Грустных клыков» лишь к вечеру, когда подвергнутый перекрестному допросу бармен окончательно стал напоминать выжатый лимон. Вволю поиграв в доброго и злого следователя, они выцедили из него все, что только было можно. Судя по всему, вампиру завтра придется брать больничный.

На улице стали появляться люди – темнело, а это значит, что в вампирском квартале начинался рабочий день. До машины оба дошли молча. Плюхнувшись на сиденье, Калашников первым делом включил служебный диктофон, быстро перемотал запись на начало и сделал максимальную громкость.

Аплодисменты поклонников Высоцкого, как он и предполагал, записались на заднем плане – нервный, прерывистый шепот вампира звучал вполне отчетливо, каждое слово было слышно и без наушников.

«А он, значит, мне и отвечает… Бабла у меня теперь будет столько, сколько я захочу… И не только бабла… ты, говорит, в курсе, с какими людьми я познакомился? Дракула – щенок по сравнению с ними… и понесло его прям… я, шипит, на уши тут все поставлю… заплачут еще кровавыми слезами, что столько лет на меня плевали, а поздно будет… терпеть не могу ваш ублюдочный город… и кошелек с золотом кидает на стол: тащи, мол, еще коктейли, самые лучшие. Ну, я-то вижу – человек пьяный, несет невесть что… ты как, интересуюсь, домой-то пойдешь в таком состоянии, все деньги ведь растеряешь… А он мне на ухо – тс-с-с, не волнуйся, я не такой дурак… с собой лишь малую часть ношу, чемоданчик – в тайничке. Я спрашиваю – кто ж тебе такое богатство отсыпал… и самое главное – за что? Кхе-кхе… а он даром что пьяный, но головой мотает: не могу тебе сказать. Но, говорит, я этот долбаный город так ненавижу, что мне и денег не надо, даром бы помогал – в общем, хрень какая-то. Никогда я его таким не видел, а тут – ну прямо другой человек родился. Смотрит на всех свысока, цедит сквозь зубы, толкнули слегка – драться полез… совсем чокнулся. Выпил пятый коктейль – совсем беднягу развезло. Обнял, поцелуями слюнявит. Ты, плачет, Вилли, хороший мужик. И рад бы тебе помочь, но не получится у меня ни фига – прости меня, пожалуйста. Ну, думаю, окончательно уже мозги себе залил – с какого хрена мне-то помогать? Упал он лицом в соленый арахис и заснул. Наша служба VIP-клиентуры его потом на лимузине домой проспаться отвезла – он одних коктейлей на сто золотых выхлебал».

Алексей нажал на кнопку «стоп» – монолог вампира захлебнулся на полуслове. Еще пару минут он просидел, не двигаясь и всматриваясь в черную мглу без звезд, заменявшую городу небо. Малинин почтительно молчал.

– Нужно позвонить Краузе, – не отрываясь от мглы, объявил Калашников.

Малинин поспешно выхватил из кармана мобильник и, путаясь в цифрах и матерных словах, набрал двадцатизначный номер. Раздались короткие гудки. После десяти попыток дозвониться унтер-офицер с размаху ударил телефон о руль. Тот издал жалобный писк и непонятное гудение. Связь, впрочем, это действие никоим образом не улучшило.

– У тебя что, Хеллафон? – с усмешкой осведомился Калашников.

Не в силах скрывать разочарование, Малинин нервно кивнул.

– Ну и дурак же ты, братец. Нашел к чему подключаться – у них почти круглые сутки занято. Потом заедем в Учреждение, кинь мне по электронной почте служебную записку, тебе выделят номер спутникового провайдера. На, звони пока с моего.

Однако калашниковская связь тоже не помогла – из трубки слышались все те же короткие гудки. Алексей сложил телефон вдвое – половинки стукнулись друг об друга.

– И кто у него на линии повис? Ладно, может, человек с Шефом разговаривает.

Еще три часа назад, получив шифрованные sms от Калашникова, Краузе и Ван Ли с опергруппами должны были срочно выехать на задания. Первый – на квартиру Гензеля, второй на его рабочее место – склад с дракуловскими розами. Приказ был следующий: вскрыть в помещениях все, включая пол и стены, дабы найти следы возможного тайничка.

Алексей не сомневался, что оперативники Учреждения уже вовсю разносят паркет по досочкам, вспарывают подушки и разрушают панели стен. Волновало лишь то, что от них до сих пор не поступило никаких новостей. Пожалуй, они здорово сглупили, что не раздраконили эту квартиру раньше, ограничившись поверхностным обыском. Вот что значит отвыкли от настоящей работы за столько лет. Да, это не на китайские закусочные облавы устраивать. Алексей посмотрел на своего подчиненного, но впечатленный утренними разборками Малинин тактично не произнес ни слова, он лишь механически поглаживал руль и ожидал, пока начальство передохнет и разродится ценными мыслями.

– У меня скоро голова лопнет, – скрежеща зубами, простонал Калашников. – Будь я проклят, но я совсем ничего не понимаю. Крутимся, как белки в колесе, спим по три часа в сутки, опросили кучу свидетелей – а мозги спеклись на том же месте. Сталина никак найти не можем – два часа сегодня потратили, чтобы его однокашников из семинарии вытащить, и какой в итоге компромат получили? Как он в уборную тайком бегал курить? Ни о каком Иуде и слова не было, конечно, о чем в семинарии еще разговоры? Исключительно о бабах и выпивке. Неудивительно, что все его сокурсники здесь…

Малинин сочувственно захлопал ресницами – он испытывал схожее чувство относительно спекшихся мозгов. Ему захотелось треснуть начальство по плечу – «Да успокойся, Лех, все будет нормально» – но, еще раз вспомнив утро, делать этого он не стал.

Смачно выматерившись фразой из десяти слов, Калашников нажал на кнопку – стекло с тихим шумом поехало вниз. Ожесточенно сплюнув в приоткрытое окно автомобиля, хотя правила города строжайше запрещали плевать в левую сторону, Алексей продолжил монолог:

– Итак, в сотый раз… У нас объявился маньяк, который прикончил трех самых известных людей двадцатого века. Промежду делом сжег химика, который исследовал орудие убийства, – ну просто монстр-людоед, хладнокровный киллер. Впрочем, у нас тут у всех кровь холодная, ну да неважно. Важно другое – ему втихую помогает скромный вампир-кладовщик, который исчезает сразу после прокола с цветами. За неделю до начала серии убийств этот вампир надирается в баре, где швыряет золото в разные стороны и говорит, что у него теперь офигительно богатые спонсоры, он всем сердцем ненавидит город и ему ужасно жалко бармена. Знаешь, дорогой мой, что из всего этого выходит?

Разумеется, Малинин не знал. Зато он знал, что начальство обожает эффектные паузы. И сейчас пришло самое время уставиться на него удивленным взглядом – что он и сделал.

– Выходит из этого то, – закончив эффектную паузу и понизив голос до шепота, заявил Калашников, – что тянем мы ниточку, распутывая узелок за узелком, и никак они не кончаются. А вот того, кто эти узелки вяжет, разглядеть не можем. Мне хотелось бы знать, кто из наших стал «кротом». Но не могу сказать, что он интересует меня в первую очередь. Самый главный в цепочке – заказчик. Серега, ты знаешь – я перед ним начинаю преклоняться. Гениальный парень, продумавший все до мельчайших подробностей, собравший вокруг себя ударную команду. Сейчас он наверняка смотрит новости и смеется над нами, прихлебывая ледяное пивко. Чего он хочет? Чего ждет?

Малинину на ум неожиданно пришла сцена из молодежного триллера-ужастика: «Я знаю, что вы сделали прошлым летом». Там девушка, чувствуя, что где-то рядом прячется убийца, раскинув руки, кричит: «Чего ты жде-е-ешь? Чего-о-о ты-ы-ы жде-е-ешь?» – и ему вдруг стало смешно. Отвернувшись от Алексея, он, дергаясь, скривил рот.

Однако Калашников малининские терзания проигнорировал. Оживленно размахивая руками, насколько позволяло пространство машины, он дискутировал с самим собой. Голову Малинина он тоже не замечал – пару раз тому пришлось шустро пригнуться, дабы элементарно не заработать по загривку во время жестикуляции начальника.

– Можно ли предположить, что он испытывает вещество на жителях города, как на лабораторных кроликах, стараясь познать его силу? Сомнительно. Заказчик специально старается вызвать резонанс, чтобы сюжеты об Ангеле Смерти крутили по ТВ круглые сутки. Если он изобрел способ, чтобы готовить мутировавшую святую воду, зачем ему было посвящать в свой план столько лишних людей? А вообще – посвящены ли они? Я не удивлюсь, если половина его сообщников понятия не имеют, для чего именно их наняли и какую конкретно цель преследует заказчик. Но тогда у него просто уникальный талант. Да, люди в отделах Учреждения действительно не ангелы – они берут взятки у китайских торговцев, но им смысла нет рисковать карьерой в случае шокирующего преступления, которое, ко всему прочему, на личном контроле у Шефа. Несмотря на это, заказчик с легкостью нашел «крота» среди наших. Интересно, чего такого он мог ему пообещать?

Жаркие рассуждения прервал звонок мобильника. Со словами «О, наконец-то!» Калашников схватил трубку. Но это оказался вовсе не долгожданный Краузе.

– Алексей, послушайте, это просто чудовищно! – услышал он в динамике рыдающий голос доктора Склифосовского. – Ну почему, почему я все узнаю последним? Подумать только, мы с покойным Дмитрием Ивановичем только на прошлой неделе играли в шахматы, а тут – раз, и на тебе… Я с ума схожу, у меня его смерть в голове не укладывается. Знаете, ведь на этот раз мне даже никто не позвонил, чтобы я обследовал место преступления, – какое свинство! Вы не в курсе, голубчик, когда состоятся похороны Менделеева?

– Николай Васильевич, какие похороны, о чем вы говорите? – Калашников пытался как можно деликатнее отвечать хирургу, но корректные словосочетания соболезнований, как назло, в уме не находились. – Извините, но мы же и так находимся под землей.

– Ах да-да… это вы меня извините, батенька, – стонал Склифосовский, перемежая речь трубными всхлипами. – Я в таком состоянии, что ничего, совершенно ничего не соображаю… Действительно, где ж его тут хоронить-то… Милейший был человек… Ума не приложу, почему так получилось… Жестока судьба, ведь он и так один раз уже умер! И настолько был предан своей работе, сейчас уже подобных, знаете ли, не встретишь…

Калашников тактично молчал, изредка кивая, как будто профессор мог его видеть. Прервать разговор первым он не мог, считая это невежливым.

– Такая светлая голова, – изливался Склифосовский. – Фонтанировал идеями, сидеть на одном месте не мог, по десять блокнотов в день изводил – чуть что ему придет в голову, так немедленно записывает. Очень переживал, что тут химия никому не нужна. А тело, голубчик… тела-то не осталось, чтобы я хотя бы проститься с ним мог?

– Нет, Николай Васильевич… Все как в прошлые разы – чуть-чуть угля и пепел.

– Чудовищно, просто чудовищно… До чего мы дожили, если уже и в Аду нам, старикам, никакого покоя? Ох-ох-ох… пойду прилягу, сердце разболелось – сил нет… Алексей, вы уж, батенька, держите меня в курсе, как там и что происходит… обязательно держите.

– Конечно, Николай Васильевич. Пожалуйста, поправляйтесь.

Он выругал себя за то, что не посмотрел определившийся номер на дисплее. Дед явно расстроен – чего доброго, начнет звонить подряд каждую минуту. Взбредет доктору в голову, что следующая жертва киллера – он, так и вовсе такое начнется… Не захлопывая крышку мобильника, Калашников снова набрал номер Краузе. Телефон все так же оказался беспробудно занят. Он что, тоже к «Хеллафону» подключен? Странно, вроде бы нет. Однако в ту же секунду аппарат замигал красными огоньками.

– Алло.

– Леха? Ты меня слышишь? Это Ван Ли! – с китайским акцентом закричала трубка.

– Слушай, тебя за смертью посылать, – чертыхнулся Калашников. – Интересно, где вы вместе с Краузе пропадаете столько времени?

– Переворачиваем склад. Сломали все, что только было можно. Дракула в бешенстве – сказал, что вышлет Шефу факс с подробным описанием убытков от нашего визита.

– Пускай пишет. Не тяни кота за хвост… вы что-нибудь нашли?

– Естественно – поэтому я тебе и звоню.

В животе у Калашникова сладко заныло от предвкушения.

– Знаешь, тайника как такового обнаружить не удалось, – продолжал Ван Ли. – Однако под одной из половиц на рабочем месте Гензеля мы откопали железный ключик. Никто бы не обратил на него особого внимания, но один из наших совсем недавно был на вокзале – ездил в отпуск в гавайский квартал. Так вот он сразу опознал этот ключ – точь-в-точь, как для ячейки камеры хранения на вокзале, куда он сдавал чемодан с одеждой…

– Какой на этом ключе номер?! – заорал Алексей.

– Да в том-то и проблема, что никакого номера нет, – сухо сказал Ван Ли, недовольный тем, что его прервали на полуслове. – В районе проживания Гензеля мы насчитали примерно двадцать крупных вокзалов с похожими камерами хранения. Я отдаю этот ключ в мастерскую – пусть сделают сотню копий. Опять не будем спать всю ночь – придется срочно прошерстить ВСЕ вокзалы в округе, причем максимально осторожно, чтобы не вызвать подозрений публики и избежать внимания тележурналистов.

– Вот как? Это отнимет приличное время, – разочарованно протянул Калашников.

– У нас нет выбора, – ответил Ван Ли. – Кстати, откуда тебе удалось узнать про тайник?

– Да какая теперь разница, откуда, – отмахнулся Алексей. – Краузе связывался с тобой?

– Нет, я ему звонил сам – спрашивал, не нашел ли он второй ключ с номером, потому что обычно на вокзалах их выдают клиенту парой. Короче, бедняге Краузе повезло куда меньше: его ребята полностью перерыли вампирское жилище, но удача им не улыбнулась, – в голосе Ван Ли слышались нотки превосходства. – Первым делом, еще до того как изучать камеры, я отправлю по одному человеку на каждый вокзал. Там в Бюро хранения традиционно работают пенсионеры из Средневековья, такие телевизор не смотрят ввиду того, что столетиями не могут к нему привыкнуть. Мы покажем им фоторобот Гензеля, и, может быть, они его вспомнят. Ведь такого клиента трудно забыть.

– Согласен, – улыбнулся Калашников. – Ладно, звони, если что.

– Договорились.

Алексей прислонился затылком к теплому подголовнику. Разговор с Шефом по поводу тринадцатого больше откладывать нельзя. Даже учитывая то, что он обязательно получит по голове: не доложил о записке Сталина, а попытался разобраться с ней самостоятельно. Однако делать нечего – пора ставить босса в известность. После убийства Менделеева стало ясно, что киллер вовсе не планирует останавливаться, поэтому срочно требуется допросить Иуду. Он проворно повернулся к Малинину, дабы приказать ему гнать на всех парах в Учреждение, но безобидная фраза «Вези к Шефу» внезапно застыла у него на кончике языка. Ё-мое… Ну конечно… как же он сразу-то не подумал!

Малинин изумленно наблюдал за начальством, замершим с открытым ртом.

«Беда… нашего пристава точно так же апоплексический удар хватил, когда он блины на Масленицу кушал», – пронеслась тревожная мысль в малининской голове. Впрочем, ему понадобилась еще минута, чтобы сообразить: в том месте, где они сейчас находятся, в принципе не существует апоплексических ударов. Даже какого завалящего микроинсульта – и того нет, все доктора-специалисты сидят без работы.

– Вашбродь… – Малинин потеребил начальство за плечо. – У вас все нормально?

Калашников неожиданно понял, что сидит напротив Малинина с весьма странным видом, выпучив глаза и открыв рот. Он захлопнул его с чемоданным стуком, прикусив себе язык.

– Твою мать! Ой… Да-да. Все чудесно. Заводи тачку, срочно едем в…

Он продиктовал уже знакомый унтер-офицеру адрес.

– Туда? – изумился Малинин. – Мы же там… Шефу это не понравится.

– Так надо, – завершил дискуссию Алексей. – Не рассуждай, быстро поехали.

Пара пожилых украинских вампиров, переходивших дорогу под ручку, шарахнулась, чуть было не попав под колеса внезапно сорвавшегося с места «БМВ».