«Да здравствует фикус!» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 16
Твердо решив больше не ждать писем, Гордон, однако, их очень ждал.
Улица подавляла унынием. Казалось, всякая жизнь всякой живой твари на этих улицах этого города невыносима и бессмысленна. Навалилось тяжелое, столь свойственное нашим дням, чувство распада, разрушения, разложения. Причем каким-то образом это переплеталось с картинками реклам напротив. Нет-нет, всмотрись-ка глубже в глянцевый белозубый блеск до ушей. Не просто глупость, жадность и вульгарность. Сияя всей фальшивой челюстью, "Супербульон" и скалился так же фальшиво. А за улыбочкой? Тоска и сиротливый вой, тень близкой катастрофы. Будучи зрячим, разве не увидишь, что за фасадом гладенько самодовольной, хихикающей с толстым брюхом пошлости лишь жуть и пропасть, только тайное отчаяние?
Деньги и обаяние - спаяно, не разорвать!
- Да весь этот социализм-капитализм, современное положение и прочая мутотень. На фиг мне современное положение? Да хоть вся Англия кроме меня будет с голоду пухнуть, мне наплевать!
- Вы не преувеличиваете?
- Нет. Мнения отражают лишь наши чувства. А чувства наши от того, сколько в кармане. Вот я брожу, и вижу мертвый город, и смерть культуры и мечтаю, чтоб это все рухнуло в тартарары, а почему? Зарплата два фунта в неделю, когда страстно хотел бы пять.
Каждый начитанный подросток в шестнадцать лет социалист.
- Хорошо, предположим. А что хочется?
- Знать бы! Нам ведь всегда известно лишь то, чего мы не хотим и от чего нам нынче плохо. Застряли буридановым ослом. Альтернатив, правда, всего не две, а три, и все как рвотный порошок. Самая первая - социализм.
- Так, а еще две?
- Думаю, самоубийство и католичество.
- Религия? Это, по-вашему, альтернатива?
- А разве нет? Интеллигенцию ведь искушает.
- Нет, подлинных интеллигентов никогда. Впрочем, вот Элиот, конечно...
- И помяните моё слово, туда потекут. Укроются под крылышком матушки церкви. Слегка тухлятинкой несет, зато тепло, не страшно.
- Мне кажется, это как раз форма самоубийства.
- Близко к тому. Как и социализм. И то и другое - от отчаяния. Но самоубиваться не по мне, чересчур уж смиренно и покорно. Не желаю просто так уступать свою земную долю, хотелось бы сначала прикончить хоть парочку врагов.
– Никто не презирает вас, ни в коей мере.
– Презирают! И совершенно правы – ты противен! Как в этой чертовой рекламе мятных пастилок: «Он снова в одиночестве? Его успеху мешает дурной запах изо рта!». Безденежье такой же дурной запах.
Принять, что «люди все-таки не столь жестоки», Гордон никак не хотел. Имелась странная язвящая радость в мысли о сволочах, только и норовящих поглумиться над бедолагами.
Прибыл уже однажды заходивший златокудрый юнец, губки вишенки, томные девичьи повадки, явный «мусик». Насквозь пропах деньгами, весь ими светится. Маску джентльмена-лакея и формулу учтивого радушия:
— Добрый день! Не могу ли чем-нибудь помочь? Какие книги вас особенно интересуют?
— Ах, не беспокойтесь, уади бога, — картаво мяукнул Мусик. — Можно пуосто посмотээть? Я совэйшенно не умею пуайти мимо книжного магазина! Пуосто лечу сюда, как бабочка на свет.
Летел бы ты, Мусик, подальше!
– Правда, любишь?– Ну да, жутко, без памяти обожаю. По причине явного слабоумия, конечно.
