«Three Men in a Boat (to say nothing of the dog)» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 2
Другой мой знакомый отправился в недельную прогулку вдоль побережья. Перед отплытием к нему подошел стюард и спросил, будет ли он расплачиваться за каждый обед отдельно или сразу оплатит стол за все дни.Стюард посоветовал второй способ, как более выгодный. Он сказал, что питание на всю неделю обойдется в два фунта пять шиллингов. Он сказал, что на завтрак подают рыбу и жареное мясо. Ленч бывает в час и состоит из четырех блюд. В шесть часов – обед: суп, entree[1], жаркое, дичь, салат, сладкое, сыр и фрукты. И наконец, в десять часов – легкий ужин из нескольких мясных блюд.Мой приятель решил, что эта сорокапятишиллинговая сделка ему подходит (он любитель покушать), и выложил деньги.Ленч подали, когда судно только что отошло от Ширнесса. Мой приятель проголодался меньше, чем ожидал, и ограничился куском вареного мяса и земляникой со сливками. После ленча он довольно долго предавался размышлениям, и ему то казалось, что он уже с неделю не ел ничего другого, кроме вареного мяса, то – что он последние годы прожил на одной землянике со сливками.Равным образом ни мясо, ни земляника со сливками не были в восторге – наоборот, им явно не хотелось оставаться там, куда они попали.В шесть часов его позвали обедать. Он встретил приглашение без всякого энтузиазма, но воспоминания об уплаченных сорока пяти шиллингах пробудили в нем чувство долга, и он, держась за канаты и прочее, спустился по трапу. Внизу его встретило аппетитное благоухание лука и горячей ветчины, смешанное с ароматом овощей и жареной рыбы. Тут к нему подскочил стюард и спросил со сладкой улыбкой:«Что вы пожелаете выбрать к обеду, сэр?»«Лучше помогите мне выбраться отсюда», – чуть слышно прошептал он.Его поспешно вытащили на палубу, прислонили к подветренному борту и оставили в одиночестве.В продолжение следующих четырех дней он жил простой и безгрешной жизнью, питаясь сухариками и содовой водой, но к субботе он воспрянул духом и отважился на чашку слабого чая с ломтиком поджаренного хлеба. А в понедельник он уже уписывал за обе щеки куриный бульон. Он сошел на берег во вторник и с грустью смотрел, как пароход отваливает от пристани.«Вот он и уходит! – промолвил мой приятель. – Вот он и уходит, а с ним и сорокашиллинговый запас провизии, который принадлежит мне по праву, но который мне не достался».Он говорил, что, если бы ему добавили еще только один день, он сумел бы наверстать упущенное.
Нам следует думать не о тех вещах, которыми мы как-нибудь обойдёмся, но о тех, без которых нам никак не обойтись.
Обычно ветер на реке упорно дует вам навстречу, в какую бы сторону вы ни плыли. Он дует вам навстечу поутру, когда вы отчаливаете от берега, и вы целый день гребёте, подбадривая себя предвкушением того, как приятно будет возвращаться под парусом. Но к вечеру его направление меняется, и вам ничего не остаётся, как снова грести против ветра до самого дома
...чистая совесть дает человеку полное спокойствие, но сытый желудок дает то же самое и гораздо более легким способом. Впрочем, приказания желудка бывают очень разнообразны. После яиц и ветчины он говорит: "Работай!" После ростбифа и портера: "Спи!" После чашки самого крепкого, коричневого чаю: "Теперь встань и покажи свои силы! Будь красноречив и глубок, расправь белые крылья твоей мысли и лети, могучий, над жалким миром к сияющим вратам вечности!"
После сладкого пирожного новое приказание: "Будь бездушен и вял, как безмозглое животное, не допускай к себе ни единого луча фантазии или надежды, радости или любви". А после достаточной дозы коньяку: "Ну, теперь, товарищ, дури и прыгай, рассказывай всякую чушь и покажи, как жалок человек, когда его ум и воля потоплены в стакане коньяку
Люди, по врожденной лени или слабости неспособные наслаждаться тяжелым трудом, обычно садятся в лодку в Оксфорде и гребут вниз. Однако для человека энергичного путешествие вверх по реке несомненно приятнее. Нехорошо все время плыть по течению. Гораздо больше удовольствия, напрягая спину, бороться с ним, идти вперед наперекор ему, - по крайней мере мне так кажется, когда Гаррис с Джорджем гребут, а я правлю рулем.
Поднялся довольно свежий ветерок, - к нашему удивлению, попутный. Обычно на реке ветер всегда бывает встречный, в какую бы сторону вы ни шли. Он дует вам в лицо утром, когда вы выезжаете прогуляться на целый день, и вы долго гребете, думая, как легко будет идти обратно под парусом. Но потом, после чаю, ветер круто меняет направление, и вам приходится всю дорогу грести против него.
Если вы вообще забыли взять с собой парус, ветер неизменно благоприятен вам в обе стороны. Что делать! Земная жизнь ведь всего лишь испытание, и так же, как искрам суждено лететь вверх, так и человек обречен на невзгоды.
Как хорошо себя чувствуешь, когда наешься! Как доволен бываешь самим
собой и всем миром! Некоторые люди, ссылаясь на собственный опыт,
утверждают, что чистая совесть делает человека веселым и довольным, но
полный желудок делает это ничуть не хуже, и притом дешевле и с меньшими
трудностями. После основательного, хорошо переваренного приема пищи
чувствуешь себя таким великодушным, снисходительным, благородным и добрым
человеком!
Странно, до какой степени пищеварительные органы властвуют над нашим
рассудком. Мы не можем думать, мы не можем работать, если наш желудок не
хочет этого. Он управляет всеми нашими страстями и переживаниями. После
грудинки с яйцами он говорит: работай; после бифштекса и портера: спи; а
после чашки чаю (две ложки на каждую чашку, настаивать не больше трех
минут) он повелевает мозгу: теперь поднимайся и покажи, на что ты способен.
Будь красноречив, глубок и нежен. Смотря ясным оком на природу и на жизнь.
Раскинь белые крылья трепещущей мысли и лети, как богоподобный дух, над
шумным светом, устремляясь меж длинными рядами пылающих звезд к вратам
вечности.
После горячих пышек он говорит: будь туп и бездушен, как скотина в
поле, будь безмозглым животным с равнодушным взором, в котором не светится
ни жизнь, ни воображение, ни надежда, ни страх, ни любовь. А после бренди,
употребленного в должном количестве, он повелевает: теперь дури, смейся и
пляши, чтобы смеялись твои ближние; болтай чепуху, издавай бессмысленные
звуки; покажи, каким беспомощным пентюхом становится несчастное существо,
ум и воля которого потоплены, как котята, в нескольких глотках алкоголя.
Все мы - жалкие рабы желудка. Не стремитесь быть нравственными и
справедливыми, друзья! Внимательно наблюдайте за вашим желудком, питайте
его с разуменьем и тщательностью. Тогда удовлетворение и добродетель
воцарятся у вас в сердце без всяких усилий с вашей стороны; вы станете
добрым гражданином, любящим мужем, нежным отцом - благородным,
благочестивым человеком.
Лишь те, кто носил венец страданья, могут увидеть этот чудесный свет. Но, вернувшись на землю, они не могут рассказать о нем и поделиться тайной, которую узнали.
Днем было так много суеты и забот. Наши сердца были полны зла и горьких мыслей, мир казался нам жестоким и несправедливым. Ночь, как великая, любящая мать, положила свои нежные руки на наш пылающий лоб и улыбается, глядя в наши заплаканные лица. Она молчит, но мы знаем, что она могла бы сказать, и прижимаемся разгоряченной щекой к ее груди. Боль прошла.
Если вы очень торопитесь, то хорошо помогает громко говорить друг другу, что вам совсем не хочется чая и что вы не будете его пить. Вы подходите к чайнику, чтобы он мог вас услышать, и кричите: "Я не хочу чая! А ты, Джордж?" И Джордж отвечает: "Нет, я не люблю чай, выпьем лучше лимонаду. Чай плохо переваривается". После этого чайник сейчас же перекипает и заливает спиртовку.
