«Волшебник. Solus Rex» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 4
Всякий вывод, особенно столь динамический, звучит криком в лесу для слуха, не посвященного в предшествовавший ход мыслей.
Как бы она ни повзрослела — в семнадцать лет, в двадцать, — её сегодняшний образ всегда будет сквозить в её метаморфозах, питая их прозрачные слои своим внутренним ключом; и именно это позволит ему, без урона или утраты, насладиться чистым уровнем каждой из её перемен.
Постепенность очередных очарований послужит естественным продолжением договора со счастьем.
Одно из тех лиц, в описании которых ничего нельзя сказать о губах или глазах, потому что всякое о них упоминание — даже такое! — невольно противоречит их совершенной неприметности.
Эта твердая женщина добра добротой горького шоколада, а не молочного, ласки в доме не держат.
Девочка шла впереди, и уже все в ней было его глазам страшно, неутолимо знакомо — и выгиб узкой спины, и упругость двух кругленьких мышц пониже, и то, как именно натягивались клетки платья (второго, коричневого), когда она поднимала руку, и тонкость щиколоток, и довольно высокие каблучки.
К сорока годам, довольно намучившись бесплодным самосожжением, он научился тоску регулировать.
Постоянство их становилось постоянством жизни; со своей же стороны он замечал, что вот уже на его делах, на точности глаза и граненной прозрачности заключений начинает дурно отражаться постоянное качание души между отчаянием и надеждой, вечная зыбь неудовлетворенности, болезненный груз скрученной и спрятанной страсти - вся та дикая, душная жизнь, которую он сам, сам себе устроил.
Опечатка желания искажала смысл любви.
Появления девочки, ее дыхание, ноги, волосы, все, что она делала, - чесала ли она голень, оставляя белые черты, бросала ли высоко в воздух черный мячик, касалась ли голым локтем, присаживаясь на скамейку, - отзывалось в нем (на вид поглощенном приятной беседой) невыносимым ощущением кровной, кожной, многососудной соединенности с ней, словно в ней пульсирующим пунктиром продолжалась чудовищная биссектриса, выкачивавшая из его глубины весь сок, или словно эта девочка из него вырастала, каждым беспечным движением дергая и будоража свои живые корни, находящиеся в недрах его естества, так что, когда она внезапно меняла позу или кидалась прочь, это было как рывок, как варварская хватка, как мгновенная потеря равновесия: вдруг едешь в пыли на спине, стукаясь теменем, - к повешению на изворот.
