Kitabı oku: «Русское масонство. Символы, принципы и ритуалы тайного общества в эпоху Екатерины II и Александра I», sayfa 8

Мы не будем пересказывать подробностей этого основания клериката, не имеющих отношения к русским ложам. Довольно упомянуть некоторые обстоятельства. Когда Штарк сделал свои предложения тамплиерскому гермейстеру – открыть ему клерикальные таинства ордена, то барон Гунд послал к нему в Висмар одного из членов тамплиерской администрации, фон Прангена, вместе с своим секретарем Якоби, который и оставил довольно обстоятельные записки об этом посольстве. Пранген (род. в 1737 г.; это был вюртембергский офицер, взятый в плен пруссаками в Семилетнюю войну) был крайне доверчивый масон; перед тем он скомпрометировал себя этой доверчивостью в скандальном деле обманщика Джонсона, вследствие чего был даже на время исключен из ордена; немудрено, что он не понял и нового шарлатана, с которым ему пришлось иметь дело. Штарк посвятил его в клерикальную степень со всеми потребными церемониями, но, когда от него пожелали более положительных указаний о клерикальных таинствах, Штарк стал говорить, что для открытия их ему нужно сначала съездить в Петербург, где будто бы находятся более посвященные члены клериката. Прежде чем дело успело достаточно разъясниться, тамплиерские начальники (Шубарт) известили циркуляром братьев об открытой мнимой отрасли ордена, – и, несмотря на позднейшие разоблачения, многие из тамплиеров остались уверены в этой басне, что и доставило Штарку многих влиятельных покровителей. Это был вообще человек вкрадчивый, умный и ловкий, с большими сведениями, хорошо изучивший масонскую орденскую историю и практику. Составляя свою подложную историю мнимой клерикальной отрасли тамплиерства, он ловко воспользовался существовавшей легендой тамплиерского ордена, сумел дополнить ее новыми, как будто вероподобными, фактами и подробностями в клерикальном смысле, – так что тамплиерские братья были, кажется, подкуплены этой баснословной историей, в которой они не подозревали подделки. Случилось, однако, что Пранген, в то самое время, когда Штарк действительно отправился в Петербург (1768 г.), поступил на русскую службу и осенью 1768 г. в Петербурге встретился со Штарком. Этот последний, в своих окончательных переговорах с Гундом, утверждал относительно клерикальных тайн следующее: что эти тайны сохранились в флорентинской отрасли тамплиерства, где был гермейстером лорд Саквилль († 1769); и что оттуда эти тайны перенесены в Петербург Наттером, известным в то время резчиком на камне и гравером († 1763), который поселился в Петербурге в 1762 г. Называя Саквилля гермейстером строгого наблюдения в провинции Италии, Штарк ссылался на него еще в 1775 г., когда тот давно умер, притом Саквилль, хотя действительно был мастером масонской ложи во Флоренции, сколько известно исторически, не только не имел, но и не мог иметь никаких клерикальных преданий. Сам Наттер в то время умер, и поэтому ссылаться на него было довольно удобно. Пранген, встретившись в Петербурге с Штарком, должен был убедиться, что в Петербурге нечего искать клериката. Штарк уже находился несколько времени в Петербурге и, по словам Якоби, «успел уже, не особенно почетным для себя способом, перессориться с большей частью тамошних масонов строгого наблюдения. Относительно клериката оказалось, что «тайный клерикальный начальник» Пилад был просто малообразованный часовщик Шюргер, который служил Штарку простым орудием: этот клерикальный начальник не умел даже хорошенько подписать своего орденского имени (Pilades вместо Pylades). Штарк просто предварительно говорил или писал ему то, что тот должен был выдавать потом за свои высшие клерикальные сообщения.

Дальнейшая история клериката принадлежит уже истории германского масонства; впрочем, мы встретимся с ней еще далее. Замечательно, что уверенность в его существовании сохранялась довольно долго у ревностнейших тамплиеров; Штарк ловко уклонялся выступать лично в обширных масонских собраниях защитником своей системы и обыкновенно выставлял других. Так, на конвенте в Коло, в 1772 г., явился тамплиер фон Равен, которого Штарк успел сделать начальником клерикальной отрасли (приором): появление Равена в клерикальном облачении и полукатолическая церемониальность его должности на иных произвели впечатление, в других возбудили протестантские сомнения или вызывали смех. Но вообще дело, несмотря на всю изворотливость Штарка, с самого начала было подозрительно и не удалось; к 1777 г. клерики официально отстранились от ордена и их деятельность прекратилась. Штарк пропагандировал с тех пор тайные науки, магию и вообще мистическое колдовство, и это, вместе с изобретением клериката, долго составляло предмет масонской полемики, о которой мы упомянем дальше.

Если еще нельзя фактически проверить рассказы о том, что Штарк имел в Петербурге особые тамплиерские связи, что в Петербурге был очаг клериката и т. д., то эти рассказы показывают, однако, что в Петербурге было уже тогда какое-то масонское движение.

Бёбер, в упомянутой записке о русском масонстве, излагает дело таким образом. Когда Елагин получил из Англии патент на достоинство великого провинциального мастера в России, то под его управлением основалось несколько лож в Петербурге, в Москве, также в Риге и Ревеле, «которые все называли себя ложами Слабого наблюдения» (lata observantia, в противоположность Строгому, stricta observantia) «и по своим собственным бумагам работали во всех степенях». Затем о деятельности Штарка говорится так: «В 1768 г. известный Штарк основал ложу Строгого наблюдения под названием „Феникс“, и в следующем году к ней приступила также и ложа упомянутого Слабого наблюдения, которая носила имя Истинного постоянства (Der Wahren Bestдndigkeit) и работала под молотком, т. е. управлением, некоего Селлина (конечно, того самого, имя которого упоминается во времена Петра III), приступила, как говорится в находящемся у меня протоколе ложи Феникса, убедившись в своих прежних заблуждениях. Кажется, однако, что эта связь продолжалась недолго, потому что упомянутый протокол кончается собранием 9 декабря 1769 г.».

По другим сведениям, довольно неопределенным, Штарк 23 июня 1768 г. основал в Петербурге префектуру Строгого наблюдения, светский капитул Феникса, или что тамплиерство было введено в Россию в 60-х гг., когда строгое наблюдение принесено было в Петербург из ложи Трех львов в Висмаре (это была именно ложа Штарка и его друзей, основанная в 1767 г.) и что тогда же был учрежден капитул, где великим мастером был купец Людер. Напротив, другие говорят, что он сам узнал высшие степени тамплиерства из подобного учреждения, существовавшего в Петербурге уже раньше. Великим мастером в этом Capitulum Petropolitanum называют, как мы сказали, купца Людера, а в числе членов его поименовывается немало людей из высшего слоя общества, например генерал Болтин, генерал Бороздин, новгородский наместник граф Брюс, князь Юрий Владимирович Долгорукий, обер-прокурор в Москве князь Гагарин (он был прокурором уже впоследствии), камергер князь Куракин, тайный советник князь Несвицкий, «президент» Ржевский, сенатор князь Щербатов, также граф Разумовский, граф Строганов. Некоторые из этих имен мы уже встречали в масонских ложах времен Елизаветы; другие играют более или менее важную роль и в дальнейшей истории нашего масонства.

В Курляндии в это время уже существовала префектура строгого наблюдения, под названием Темпельбург, в Митаве.

Это была одна из первых по времени префектур тамплиерской системы, которая имела вообще большой успех у курляндского дворянства. Тамплиерский капитул был основан также в Риге. В 1772 г. курляндские тамплиеры имели уже своего представителя на масонсном конвенте в Коло, и вообще отличались большой ревностью к ордену, но приор курляндских тамплиеров фон Фирксе относился недоверчиво и враждебно к Штарку.

Об упомянутом нами Прангене (eques а Pavone) Якоби рассказывает дальше в своих записках, что в Петербурге Пранген, встретившись опять со Штарком, хотя и потерял надежду узнать таинственных высших начальников системы, но все-таки одушевлен был ревностью к ордену, и «при содействии некоторых тамошних (т. е. петербургских) братьев основал светский капитул», и затем отправился к своему назначению: он принят был в службу ротмистром в Московский карабинерный полк. Полк его находился тогда на турецкой границе, и Пранген остался там на все время турецкой войны до заключения мира и состоял адъютантом при князе Голицыне и графе Румянцеве. Основанный им «светский капитул» есть, вероятно, тот же самый «Феникс», учреждение которого приписывается Штарку. Вообще это было, кажется, первое формальное утверждение тамплиерской системы в русских ложах.

Известия о влиянии французского масонства на русские ложи того времени до сих пор очень ограниченны; но что влияние было, в этом едва ли можно сомневаться, припомнив вообще сильное влияние французских нравов и нередкие путешествия в Париж, уже тогда получившие свою притягательную силу для русского барства. Известно, что в 1773 г. граф А.С. Строганов уже участвовал на масонском конвенте, который устроен был герцогом Шартрским (будущим Egalitй) в Париже для организации французского Grand Orient. Далее Новиков в своих показаниях упоминает, что во время переезда его в Москву (1779 г.) там были, между ложами других систем, «одна или две ложи настоящих французских и у них (т. е. лож) было (по его словам) французское масонство, которое мы все, так называвшиеся тогда рейхелевские масоны, совершенно презирали и почитали за глупую игру и дурачество». Мы упомянем дальше о личных связях многих из русских аристократов того времени с Сен-Мартеном, связях, которые не остались, быть может, без влияния и в русских ложах⁶⁰. Эти непосредственные последователи Сен-Мартена и почитатели его книги и были, собственно, мартинисты – название, которое потом совсем неверно прилагали к Новикову и его друзьям.

Около того же времени, именно около 1765–1768 гг., основана была в Петербурге особая система с высшими степенями, собственно русского изобретения. Это система Мелиссино. Младший брат куратора Московского университета, артиллерийский генерал Мелиссино вообще играл значительную роль в русском масонстве и, между прочим, занимал важное место в Великой Провинциальной ложе Елагина: как говорят, он ввел свою систему в ложе Скромности, в Петербурге, в которой он председательствовал. Эта система, кажется, не выходила за пределы России, но была, однако же, довольно известна: в 1780-х гг. некто Корсицкий или Коржицкий, бывший русский офицер, живший пенсией во Львове и посвящавший в высшие степени известного Фесслера, сообщал ему и систему Мелиссино; Леннинг подробно описывает ее в своей «Энциклопедии»; Фишер о ней говорит в своих воспоминаниях, о которых мы упоминаем дальше; иностранные историки называют ее одной из самых странных систем с высшими степенями. Составлена она была, конечно, под влиянием той страсти к высшим степеням, которая овладела тогда почти всем европейским масонством и легко могла оказать влияние на масонскую голову с предприимчивостью и фантазией, каков был, судя по отзывам, Мелиссино. Один из немецких современников или, по крайней мере, близких к тому времени масонских писателей, Фишер (издатель «Элевзиний»), знакомый с положением русских дел, описывает Мелиссино (родом он был грек) «высоким худощавым человеком, с блестящими глазами и с богатыми дарованиями. Он с одинаковым совершенством держал ложу на четырех языках и имел притом прекрасную наружность и увлекательное красноречие»⁶¹. Фишер полагал, что в системе Мелиссино и заключается источник, который навел Штарка на мысль о клерикате; он думал, что Штарк мог именно познакомиться с этой системой во время своего пребывания в Петербурге. Другие считают предположение неосновательным, потому уже, что клерикат по времени считают старее системы Мелиссино. Впоследствии, в конце царствования Екатерины, Мелиссино закрыл свою ложу вследствие приказания императрицы.

К началу 70-х гг. относится появление в русских ложах системы Циннендорфа, которая только недавно перед тем образовалась в Германии, как особенная отрасль тамплиерства. Ревностным деятелем этой системы в Петербурге был гвардейский генерал-аудитор Рейхель, вступивший в русскую службу в 1770 г. и отношения которого с Новиковым указаны в книге Лонгинова.

В распространении системы Циннендорфа действовал в наших ложах, кроме Рейхеля, еще Розенберг, также из приезжих иностранцев. Имя Розенберга встречается, между прочим, и в биографии Новикова, который имел с ним разные масонские отношения, и мы сообщим о нем несколько биографических подробностей из немецкой масонской литературы. Розенберг, собственно говоря, был один из тех авантюристов, которые находили в масонстве только средство для устройства своих личных дел; так отзываются о нем новейшие масонские историки, и такое же впечатление он оставил, по-видимому, и в наших старых масонах, по крайней мере, они чувствовали к нему некоторое недоверие. Георг Розенберг, бывший ротмистром в отряде волонтеров Люкнера, еще во время пребывания в Германии заявил себя ревностным последователем Циннендорфа в его масонской реформе; неизвестно, руководился ли он при этом какими-нибудь вопросами убеждения. Принятый в масонство в Дрездене, еще в 1752 г., Розенберг в 1763 г. в парижской ложе La Candeur получил высшие французские степени, и в Мене, в течение трех недель, приобрел степени chevalier d’Orient, d’Occident и de l’Aigle. С кучей французских «градусов» он явился в Гамбург, соединился там с другими братьями и, опираясь на свои мнимые полномочия, открыл самовольно свою ложу Трех (золотых) роз, из-за которой он вошел в резкий спор с властями строгого наблюдения, не признававшими за ним таких прав. Потом он, вместе с двумя другими братьями того же характера, обратился за конституцией, т. е. за формальным утверждением своей ложи, к Циннендорфу, который в то время уже основал свою систему. Циннендорф действительно дал им конституцию, со старшинством от 24 января 1770 г., хотя самая просьба их отправилась в Берлин только в августе.

Способ действий Розенберга был не совсем удовлетворителен: одни говорили, что он захватил кассу ложи; другие винили его только в том, что он принимал в свою ложу без разбора (это доставляло доход); но вообще он так запутался в денежных делах ложи, что против него начались серьезные жалобы, вследствие которых, перед его внезапным отъездом в Россию, против него приняты были «очень неприятные меры». Его отъезд, вероятно, и произошел от желания избегнуть этих мер. Любопытным фактом в деятельности Розенберга в Гамбурге было, однако, то, что в 1771 г. он в своей ложе ввел в масонство Лессинга. В Россию Розенберг приехал в 1774 г., в Петербурге умел сойтись с Рейхелем, но хорошие отношения между ними удержались недолго, так как Розенберг хотел пользоваться масонскими связями только для своих личных целей. Так, сообщается факт, что за свое путешествие в Швецию он заставил заплатить себе 1400 руб. прежде, чем выдал полученные им акты. В то время, когда начались в наших ложах несогласия и недоразумения относительно зависимости от Швеции, Розенберг разошелся с начальниками лож и был исключен из ордена в декабре 1781 г., вместе со своим братом Вильгельмом. Этот Вильгельм был секретарем посольства при Куракине во время поездки последнего в Швецию в 1776–1777 гг. По исключении из ордена Розенберг поселился в Петербурге и жил пособиями от «братьев». Пока в Петербурге еще работала ложа Аполлона, он жил в ее доме. В 1798 г. он умер, и немногие остававшиеся братья похоронили его на свой счет. По системе циннендорфской или рейхелевской, как у нас ее называли, основаны были уже вскоре несколько лож. В немецких и наших источниках мы находим о них такие указания: в 1771 г., 12 марта, учреждена была ложа Аполлона, в 1772 г. ложа Гарпократа в Петербурге, Военная ложа (1773) там же и ложа Изиды (12 октября 1773 г.) в Ревеле. В то же время основана была в Петербурге ложа Горуса, в которой мастером стула упоминается Нартов (по другим указаниям, она принадлежала Елагинскому союзу; Нартов, – конечно, тот же, который упоминается в масонской переписке 1780-х гг., изданной Ешевским). В 1776 г. упоминается основание (петербургской) ложи Ла-тоны, где мастером стула был [Новиков]; и в том же году гвардейский капитан Иван Чаадаев (дед П.Я. Чаадаева) основал ложу Немезиды⁶².

Еще некоторые сведения о рейхелевских ложах мы находим в показаниях Новикова, во время следствия 1792 г. Имена лож здесь не названы, и потому показания Новикова довольно трудно сличать с приведенными сейчас сведениями; кроме того, Новиков делал только общий счет ложам, не указывая перемен, происходивших в их составе и характере.

Он считает в «рейхелевском масонстве по берлинскому акту» следующие ложи:

1. Немецкая ложа, где великим мастером был барон Рейхель, а после Розенберг («помнится, майор»). В 1792 г. Новиков не знал, существует ли она и собираются ли ее члены. Это была собственная Рейхеля ложа Аполлона.

2. Ложа князя Николая Никитича Трубецкого, о которой Новиков замечает, что она уничтожилась.

3. Ложа Ивана Артемьевича Артемьева (сенатского обер-секретаря). О ней Новиков также полагает, что она уничтожилась.

4. Ложа Андрея Андр. Нартова (д. ст. советника), о которой Новиков также не знал, собирается ли она (ложа Го-руса).

5. Немецкая ложа в Ревеле, о которой он ничего не знал. Это была, конечно, ложа Изиды.

6. Ложа самого Новикова, которая уничтожилась по отъезде его из Петербурга: «члены ее разошлись, – замечает Новиков, – кроме показанных с нами» [ложа Латоны].

7. Ложа майора Дубянского, в которую, по словам Новикова, «при соединении с Иваном Перфильевичем (т. е. при соединении рейхелевских лож с елагинскими) определен был (мастером) в 1776 г. Александр Васильевич Храповицкий». Ложа Дубянского была, вероятно, та ложа Астреи, где началось первое знакомство Новикова с масонством.

Под этой же рубрикой упомянуты еще две ложи: Льва Васильевича Тредьяковского и Василия Ивановича Крюковского, которые, по-видимому, также надо относить к рейхелевским.

В числе членов первых названных семи лож показаны, между прочим, И.А. Тейльс, И. Дмитревский, Л.В. Тредьяковский; в двух последних ложах названы А.А. Ржевский, Ф.И. Глебов, граф А.С. Строганов и барон Строганов.

Перечисляя первых, Новиков замечает: «Все сии с нами в связи не были, кроме двоих, которые там и показаны с нами». О ложах Тредьяковского и Крюковского замечено: «Сии члены и ложи, при Шварце, были несколько времени с нами в соединении, но как началась и кончилась сия связь, упомнить не могу; а помню, что тогда были они в переписке с кн. Николаем Никитичем Трубецким».

В записке Бёбера о русском масонстве сообщаются еще такие сведения о рейхелевских ложах. Ложа Аполлона основана была Рейхелем без сношения с провинциальным великим мастером и встретила большое одобрение между знатными лицами. Но работы почему-то остановились (кажется, по случаю отъезда Рейхеля в Москву); тогда явился в 1774 г. Розенберг, управлявший прежде в Гамбурге ложей Трех роз, и, по убеждениям Рейхеля, вновь открыл работы в ложе Аполлона, и деятельность ее так расширилась, что в короткое время с ней соединилось пять русских вновь открытых лож – между прочим, Латоны и Озириса, – которые приняли акты этой ложи и работали в одном с ней помещении. В эту ложу вступил в 1776 г. и Бёбер. Но работы ее были интенсивны недолго, так как Рейхель, поссорившийся с Розенбергом, убедил членов упомянутых лож стать под управление великого провинциального мастера (это был тогда Елагин), который не только признал бы их акты подлинными, но и ввел бы такие акты в остальных зависящих от него ложах. Таким образом, ложа Аполлона осталась одинокой.

Таковы до сих пор сведения, какие имеются о рейхелевских ложах. Мы скажем дальше о том, в каких отношениях находились они к елагинским, а пока напомним только о том, как относился к ним Новиков. Он говорит в своих показаниях, что те (елагинские) ложи, которые он сначала узнал, не удовлетворяли его и что в первый раз он нашел настоящее учение в ложах рейхелевских. По-видимому, Рейхель принадлежал к числу масонов, серьезно понимавших свое дело, и этому надо приписать его влияние, как на Новикова, так и вообще на елагинские ложи.

Обратимся теперь к ложам елагинской системы.

Рядом с распространением циннендорфской системы, или рейхелевских лож, возобновлялась и первоначальная английская система. Это было так называемое «общество елагинской системы». В общих чертах их отношения состояли в следующем. В масонстве того времени, как мы видели, происходило уже довольно путаницы, и около 1770 г. является в русских ложах сильное стремление получить более правильную организацию и ввести в ложи известную дисциплину. Таким образом, мы встречаем известие, что в 1770 г., 22 мая, в Петербурге открыта была великая провинциальная ложа (т. е. административный центр) по сношению русских масонов с Берлинской ложей Royal Iork. Эта ложа, называвшаяся прежде De l’Amitiй, давно была в натянутых отношениях к своей ложе-матери, и, когда ей в 1765 г. случилось принять в масоны проезжавшего через Берлин герцога Йоркского, она приняла название Royal Iork zur Freundschaft. В то время шла в Берлине пропаганда тамплиерства; ложа Трех глобусов приняла его, но Royal Iork отказалась и, при посредстве герцога Иоркского, получила (кажется, в 1767 г.) конституцию от английской Великой ложи и перешла к ней; при этом Великая ложа не справилась, однако, работает ли принятая ею ложа по английским законам и обычаям. (Акты и обычаи этой ложи остались, таким образом, прежние.)

Какие акты и кем именно получены были от ложи Royal Iork в Петербурге, остается не совсем ясно. Заметим, что в том же 1770 г. эта ложа имела связи с Циннендорфом, который, отступив в то время от строгого наблюдения, или тамплиерства, основывал уже свои ложи и даже, с королевского разрешения, назвал свою систему Grosse Landesloge aller Freimaurer von ganz Deutschland, которой он хотел придать значение тем, что вступил в сношения с английской Великой ложей. Он сделал это через посредство ложи Royal Iork, которая позволила ему работать в своем помещении, так что это имело такой вид, будто в основании его системы лежат английские акты. Впоследствии (1773 г.) он добился (не совсем правильно, по-видимому) формального договора с английской Великой ложей, который подчинял все английские ложи в Германии его Великой ложе, под гроссмейстерством герцога Людвига Гессен-Дармштадтского.

Эта ли неопределенность отношений Ройяль-Йорка к английской Великой ложе или еще другие обстоятельства подействовали на наших масонов, но, по-видимому, вновь устроенная (1770 г.) русская провинциальная ложа не удовольствовалась этим косвенным и отдаленным отношением к источнику масонства и старалась вступить в прямые связи с лондонской Великой ложей. Вследствие этого состоялось назначение И.П. Елагина великим мастером Петербургской провинциальной ложи, о чем в 1772 г., 28 февраля, великий секретарь заявил в лондонской Великой ложе.

В бумагах Елагина, находящихся в Государственном архиве, хранится, между прочим, и пергаментный диплом, выданный ему тогда от лондонской Великой ложи на это звание и подписанный 26 февраля герцогом Бофортским. Диплом обязывает Елагина представлять отчеты ложе-матери, назначать собрания, праздновать День Иоанна Крестителя и присылать к казначею ложи-матери сбор с каждой вновь открываемой ложи в 3 фунта и 3 шиллинга. По показаниям Новикова, английское масонство, находившееся под управлением Елагина, получено было «от какого-то лорда Питера». Разноречие объясняется близостью времени. Генри Соммерсет, герцог Бофортский, был гроссмейстером Великой ложи с 1767 по 1772 г.; а с 4 мая 1772 г. по 1 мая 1777 г. гроссмейстером был Роберт Эдуард Питер (Petre), барон Writtle, так что при этом последнем могли быть сделаны какие-либо последние формальности для утверждения Елагина, присылка документов и т. п. Лорд Питер занимает важное место в истории английского масонства. Между прочим, он дал известному масонскому писателю Престону одобрение на издание его классической масонской книги Illustrations of Masonry, 1772 г., которая была вообще первым изданием, какое было разрешено Великой ложей после «Конституции» Андерсона. Тот же гроссмейстер дал одобрение и книге Гучинсона Spirit of Masonry, которая была впоследствии у нас переведена, хотя эта книга не считалась потом строго нравственным изложением английского масонства, как вообще в это время Великая ложа, как говорят, не хранила строго старого предания.

Таким образом, началась вторичная связь русского масонства с английским: первая, относившаяся больше к иностранцам, жившим в Петербурге, с течением времени, вероятно, ослабела, вместе с наплывом чужих систем и размножением русских масонов разного характера. С назначением Елагина, который ревностно предан был теперь масонству, утвердилась прочнее и английская система, а впоследствии, когда в нашем масонстве распространился мартинизм, а потом розенкрейцерство, то прежние системы, и елагинская в особенности, разумелись под именем старого масонства⁶³.

В показаниях Новикова под управлением Елагина показаны следующие ложи:

1. Провинциальная ложа.

2. Собственная ложа Елагина [ложа Муз].

3. Ложа Владимира Игнатьевича Лукина (по ошибке, конечно, здесь поставлено имя Влад. Иван. Лукина) [Урания].

4. Ложа П. Ив. Мелиссино [Марс, позже – Скромность].

5. Ложа Ивана Вас. Несвицкого [Беллона].

6. Английская ложа [Parfaite Union].

7. Ложа Я.Ф. Дубянского [Астрея].

8. Ложа в Архангельске [св. Екатерина трех подпор].

9. Ложа во Владимире, при графе Романе Ларионовиче Воронцове, который сам находился в Провинциальной ложе, а этой ложей, как припоминает Новиков, управлял секретарь Воронцова Петр Иванович Берг.

Новиков замечает, что под управлением Елагина были и другие ложи в Петербурге и других городах, но он их не помнит. Он не мог также сказать, существуют ли эти ложи и бывают ли в них собрания. Он называет затем имена некоторых членов елагинских лож, которые мог припомнить (А.Л. Щербачев, С.В. Перфильев, А.А. Ржевский, И.Б. Леццано, доктор Эли, П.С. Свистунов и других) и действительно встречающиеся в списках самого Елагина, о которых скажем дальше.

Указания Новикова должны относиться ко времени до соединения елагинских лож с рейхелевскими, так как он перечисляет их особо, следовательно, до 1776 г., когда последовало это соединение.

По другим источникам мы находим следующие сведения о елагинских ложах. Из диплома, данного Елагиным на учреждение ложи Муз в июне 1772 г., видим, что провинциальным великим наместным мастером был при Елагине в этом году (т. е. с самого основания Главной ложи) Роман Воронцов, а провинциальным великим секретарем – Василий Майков, известный в то время поэт.

Затем в протоколах ложи Урании личный состав Главной Провинциальной ложи представляется за 1773–1774 гг. в следующем виде: великий провинциальный мастер – Елагин, великий провинциальный наместный мастер – граф Р.Л. Воронцов, 1-й и 2-й великие провинциальные надзиратели – А.Л. Щербачев, генерал-майор и князь Иван Васильевич Несвицкий (или Несвижский), тайный советник и камергер; великий провинциальный хранитель сокровищ – С.В. Перфильев, генерал-майор; великий провинциальный меченосец – Ф. Фрезе; великий провинциальный секретарь – В.И. Лукин. Состав Главной ложи, по-видимому, изменился после соединения с рейхелевскими ложами, как увидим далее.

Ближе определить ложи, принадлежавшие елагинской системе в первой половине 70-х гг., довольно трудно по известным теперь данным.

Собственная ложа Елагина была, по-видимому, та самая ложа Муз, о дипломе которой мы упоминали. По другим сведениям, она же, вероятно, называется ложей Девяти муз или Трех муз, причем упоминается, что мастером стула был в ней сам Елагин и что собрания ее, как и собрания Главной провинциальной ложи, происходили в его доме на Елагином острове.

Ложа Лукина была одной из первых лож, учрежденных под управлением Елагина. В сентябре 1772 г. шестнадцать членов ложи Муз условились составить новую ложу «уединенных», как они себя наименовали; предположение их было утверждено масонскими властями в Петербурге 31 января 1773 г., и 16 марта последовало открытие самой ложи, названной ложей Урании. Мастером стула был в ней выбран Лукин. В собрании рукописей графа Уварова (№ 243) сохранились подлинные протоколы этой ложи на русском языке до 1 июля 1775 г.

Под управлением Мелиссино находились в разное время различные ложи. Новиков в своем показании, вероятно, имел в виду ложу Скромности (Verschwiegenheit), о которой говорит Бёбер в своей позднейшей записке о русском масонстве. В протоколах ложи Урании Мелиссино назван еще великим мастером ложи Марса в Яссах: это была, конечно, временная ложа, существовавшая в ту пору, когда Мелиссино находился при армии в Молдавии (в 1774 г.). По словам Бёбера, ложа Скромности Мелиссино и ложа Урании Лукина были самые многолюдные, наиболее уважаемые и великолепные⁶⁴.

Ложа князя Несвицкого [ложа Беллоны, как об этом можно судить по дневнику А.Я. Ильина].

Английская ложа, т. е. состоявшая из англичан и, вероятно, других иностранцев, была, может быть, та самая Parfaite Union, которая в английском масонском календаре (см. выше) названа первой правильной ложей, основанной в России, т. е., вероятно, получившей в то время свою конституцию прямо из Лондона, еще до основания Главной провинциальной ложи. Parfaite Union основана была, по тому же известию, в июне 1771 г.; мастер стула и большинство членов были английские купцы, жившие в Петербурге.

Ложа Я.Ф. Дубянского называлась ложей Астреи. Просьба о ее учреждении подана была Дубянским и некоторыми другими членами, большей частью иностранцами, в марте 1775 г., и 30 мая того же года Лукин передал Дубянскому присланную от Елагина конституцию новой ложи, и ложа Астреи была тогда же открыта. Это была та ложа, в которую вступил Новиков [в начале своих масонских исканий].

Ложа в Архангельске, носившая имя св. Екатерины, существовала еще с 1766 г., состояла преимущественно из купцов и работала на немецком языке. В 70-х гг. она подчинилась Елагину, и новое учреждение ее считалось с 14 февраля 1775 г.

О ложе во Владимире мы не имеем еще других сведений.

Новиков говорит о своих показаниях, что, кроме названных, им были открыты еще и другие ложи этой системы в Петербурге и других городах. Действительно, в протоколах ложи Урании и в других источниках называются еще другие ложи елагинской системы, например «Клио» в Москве (это имя уже встретилось нам выше); «Минерва» в Сагодурах, в Молдавии; «Эрато» в Петербурге, уже существовавшая в марте 1775 г., где мастером был князь Александр Иванович Мещерский, приятель Державина.