Kitabı oku: «Аристократ. Том 2. Адепт грязных искусств», sayfa 4
Глава 5.
Зона поединков располагалась в самом центре зала.
Именно здесь, на этом месте, мы с Дартом Орриваном эпично подрались во время первой встречи. И я точно помнил, что пол тут был металлический и рифлёный, но сейчас зону поединков чётко обозначали границы.
Она представляла собой круг, застеленный тростниковым татами и обведённая по периметру широкой белой чертой. Столбов и канатов, как на ринге, тут тоже не предполагалось.
Питер и я прошли на середину круга.
Встали друг напротив друга, и только сейчас я отчётливо осознал, что мой противник на голову выше меня. Вокруг зоны тут же собрались разгорячённые предвкушением драки одноклассники.
Сам Питер выглядел довольным, всё время ловил мой взгляд и кривил усмешку, говорящую что-то вроде: «Вот и настал момент разобраться, кто тут крутой мастер».
Стены общего тренировочного зала были увешаны ученическим холодным оружием, дешёвым, с зазубринами и сколами, но их, судя по всему, профессор Капелли использовать не собирался.
– Ставки будут? – послышался шёпот Купера.
Все тихо загоготали.
– Ставлю на Рэя, – тут же объявил Дарт. – У Соло нет шансов.
– Вы ещё Питера в деле не видели, придурки, – вставил Митчел. – А мне доводилось… Крыса Рингов будет валяться уже через минуту вон в том углу, где мусорная урна.
– Сам ты – крыса! – бросил Хинниган.
– Заглохни, очкастое лицо.
– И, вообще, поединок неправильный. – Хинниган не среагировал на оскорбление ведьмака. Подслеповато сощурившись без очков, он оглядел меня и Питера, а потом объявил с праведным гневом: – У них рост разный… и вес. Вы гляньте! Вы что, не видите? Соло крупнее. А ещё он старше Ринга. А так не честно!
– Только идиоты вечно ждут, что будет честно, – скривился Одзаки. – А честно никогда не бывает.
– Бывает, если всё правильно делать! – сжал кулаки Хинниган.
К ученикам подошёл профессор Капелли.
– Никакого п-п-поединка не будет, можете не ждать, – сказал он грубым голосом. – Будет игра, соревнование и наглядный пример использования м-мастерства мутаций.
Одноклассники переглянулись.
– Драки не будет? – прогудел Купер с разочарованием. – А в прошлый раз, когда руны изучали, между мной и Митчелом был поединок. Круто же подрались. – Он улыбнулся. – После моей палящей руны Митчел ещё долго под душем спасался.
– Пошёл ты, придурок, – сухо отреагировал Митчел.
– А почему бы сейчас не сделать поединок? Ну как так-то? – не переставал сокрушаться Купер. – Да ради того, чтобы посмотреть, как Соло и Ринг друг другу морду набьют, я бы душу дьяволу продал!
Вместо ответа профессор покачал головой.
Затем потеснил Купера и прошёл к середине круга, встав между мной и Питером, а тот продолжал безотрывно сверлить меня взглядом (как самому-то не надоело?).
– Итак, д-друзья. – Капелли посмотрел сначала на Питера, потом на меня. Прищурил ястребиные глаза. – Мутации позволяют адепту вооружиться почти при любых условиях. Не п-подчиняются ему только дерево, чужая живая ткань и вода. Стекло и металл подвластны инфирам и медионам; камни и песок – только фо-о-ортисам. Всё это вы уже знаете. Как и то, что мутации бывают т-трёх видов. С сохранением свойства материала, либо со сменой свойства, либо с воплощением свойства материала в теле. Но легко мутировать п-предмет, когда вы видите его перед собой… однако как быть, если вы, к примеру, ослеплены врагом? Сегодня я научу вас мутировать предметы, не видя их. Я научу вас чувствовать материалы… Готовы?
Одноклассники зашептались.
Питер наконец оторвал от меня взгляд и с недоумением уставился на профессора.
– Чувствовать материалы? С закрытыми глазами, что ли?
– Не с-совсем.
Капелли приподнял обе руки ладонями вверх, применяя кинетический эрг, и все мешки, что ровными рядами стояли на столе в углу, такими же ровными рядами поднялись в воздух и медленно двинулись в нашу сторону. Зависли над головами.
Профессор опустил руки.
Шесть мешков рядком легли у ног Питера; остальные шесть – у моих.
– В каждом из этих м-м-м-мешков находится определённый материал, – сообщил Капелли, снова еле справившись со звуком «м». – Ж-железные опилки, битое стекло, древесные щепки, песок, колотый лёд и речная галька. И только я знаю, что в каком м-мешке лежит. А вы, не п-прикасаясь к ним, должны не только определить материал, но и покорить его… если с-сможете. Вы, как я вижу, оба уже не инфиры. М-мистер Соло, у вас индекс кодо где-то пятьдесят пять, верно? Это начальный уровень медиона.
Класс снова зашушукался.
– Я же говорил, что Соло – медион, а ты мне не верил, – тихо сказал Дарт Гудьеру, но тот лишь поморщился.
Профессор повернулся ко мне.
– А у вас? – Он нахмурился, внимательно оглядел моё лицо и ещё больше нахмурился. – Какой у вас индекс кодо, м-мистер Ринг?
Я пожал плечом.
– У меня нет под рукой измерительного прибора, профессор.
Его жёлтые глаза, и правда, похожие на птичьи, всмотрелись в меня ещё внимательнее.
– С-странно, я не вижу… – сказал он, после чего отвернулся и перешёл к инструкциям: – К мешкам не п-п-прикасаться, держите руки на расстоянии десяти сантиметров, не ближе. На определение содержимого м-мешков и мутацию, я даю вам обоим по две м-минуты. И ещё. Прошу вас снять верх спортивной формы, мне нужно видеть ваши руки до п-плеч, чтобы всё было без обма-а-на.
Мы с Питером переглянулись.
Он прищурился и взглядом послал мне флюиды ненависти и пожелания в очередной раз опозориться прилюдно, потом стянул куртку и швырнул её Митчелу. Я тоже снял куртку и бросил за зону поединка прямо на пол.
Я никогда не видел Питера в такой одежде и, как оказалось, он только в пиджаке выглядел худосочным, как и многие долговязые парни. На самом же деле его руки овивали рельефы тугих мышц, а под чёрной майкой угадывался крепкий пресс.
И на фоне Питера Соло моё собственное тело имело вид куда более скромный.
– Чтобы определить м-материал, не видя его, – продолжил профессор, – вы должны иметь п-п-онятие о физических свойствах, вроде плотности и теплопроводности. П-перенаправляйте энергию в кожу ладоней, делайте кодо продолжением вашей руки, чтобы почувствовать м-материал, отправляйте волны кодо в сторону предмета и принимайте их обратно, п-прощупывайте, анализируйте информацию. Ваша задача будет самой лёгкой: м-мутировать материал с сохранением его свойства п-прямо внутри м-м-м… м-мешка… мешка.
Питер поморщился.
– Что за идиотская игра? В мешках ковыряться. Это что, пригодится в бою?
– А вы сначала п-попробуйте, мистер Соло. Поверьте, в бою пригодится любая м-мелочь, – спокойно ответил Капелли, вынимая из кармана халата секундомер. – Итак, адепты, приготовиться. Думаю, никто из вас не хочет п-проиграть в такой дурацкой и лёгкой игре, п-п-правда?..
Наши с Питером взгляды снова встретились, и, если бы ненависть могла гореть огнём – между нами бы уже вспыхнуло.
– Рэй… справа, второй… – прошептал Дарт.
– Тихо-о-о! – рявкнул Капелли, будто забыв, что он заикается. – Ещё слово – и выведу весь класс!
Все стихли.
Я покосился на Дарта и еле заметно кивнул.
Мастер элементалей, уж точно, должен был почуять хотя бы лёд. На самом деле, мешки выглядели совершенно одинаково, если не считать лент разного цвета. Сначала я подумал, что лёд, и правда, должен был начать таять и хоть как-то обозначить себя, но нет, ничего подобного.
Видимо, профессор Капелли – тоже мастер элементалей, раз не даёт льду растаять.
Мужчина посмотрел на секундомер.
– У вас две минуты. Время пошло, – сказал он и начал отсчёт.
Одноклассники не сдержались и начали скандировать.
Одни орали:
– Ринг! Ринг!
Другие:
– Пи-и-итер, сделай Ринга!
Игра началась.
Наклонившись, я приблизил ладонь к первому мешку с синей лентой и постарался сделать так, как говорил профессор: отпустить кодо, сделать энергию продолжением руки и прощупать материал за холщовой тканью мешка.
Ничего.
Совсем ничего. Пустота.
Питер в это время хмурился и тоже держал руку над первым мешком, только с красной лентой. Мы опять переглянулись и, будто сговорившись, перешли ко вторым мешкам.
Значит, как бы Питер Соло не бил себя в грудь, утверждая, что он крутой мастер, идиотское на первый взгляд задание оказалось ему не по зубам. Увы, как и мне.
Со вторым мешком вышло то же самое – я ничего не почувствовал.
Как и Питер.
Оба переключились на следующие мешки.
Казалось, что мыслили мы сейчас одинаково – шаблоном, выработанным привычкой. И именно этот шаблон не давал нам понять принцип невидимой мутации. Обычно, когда я плавил материал, то точно знал, что использую, знал примерную плотность, видел объём предмета и машинально вычислял, сколько индекса кодо мне нужно.
Тут же никакой информации не имелось.
Доподлинно мне было известно только, что в мешке находится один из шести материалов: стекло, железо, дерево, песок, камень или лёд. Из них, кстати, только стекло мутировало легче всего.
Его-то я и принялся искать, целенаправленно и упорно. Зная его плотность, объём мешка и рассчитывая примерный индекс кодо. Как если бы искал в заборе шатающуюся доску – проверяя каждую пинком ноги определённой силы.
Увлёкшись, я даже на секунду забыл о Питере, он мелькал где-то на фоне, тоже активно выискивая свой метод решения задачи.
В это время я обошёл все мешки, провёл над ними рукой, подержав ладонь над каждым буквально секунды по три.
Сработало.
Стекло оказалось в пятом мешке с зелёной лентой. Я чуть сжал пальцами воздух, и содержимое мешка шевельнулось, отзываясь на моё кодо.
– Стекло тут, – сказал я.
Одновременно со мной Питер тоже выдал результат, указывая на шестой мешок с жёлтой лентой:
– Здесь металл.
Капелли кивнул.
– Отлично. Ищите дальше, у вас осталось меньше минуты. Кто первым определит следующий материал, тот победил.
Питер покосился на меня, я – на него… и мы снова склонились над злосчастными мешками. Наверняка, выглядели мы сейчас как два грузчика с рынка, которые никак не могут определиться, какой мешок полегче.
Ну или как два психически нездоровых человека.
Теперь я искал металл, а Питер, наверняка, пытался найти стекло.
Железо мутировало с трудом, для него индекса кодо нужно было, как минимум, пятнадцать единиц. Я снова замер над первым мешком…
И тут в моей голове запел голос.
Ну нет, только не это…
***
Голос захохотал и выдал:
– Кажется, ты не совсем понял, насколько Ребекке плохо. А ей очень плохо. Хочешь послушать, как ей плохо? Ты уже забыл? Так я тебе напомню…
В сознании размножился выкрик, раздирающий душу, со слезами и бормотаньем, мольбами не мучить её больше, будто сотни Ребекк разом заголосили мне в уши.
Оглушённый, я так и оцепенел над мешком с вытянутой рукой и раскрытой ладонью. И опять в голове калейдоскопом закрутились картины, аж до тошноты и рези в глазах. Ребекка, её растрёпанные светлые волосы, вместо красивого когда-то лица – мертвецки бледная маска, отрешённый взгляд, смотрящий мне прямо в душу. И шёпот её потрескавшихся бескровных губ:
– Это из-за тебя, Рэй… это всё из-за тебя… ты виноват…
А потом множественный выкрик:
– Это ты винова-а-а-а-ат!
Я зажмурился.
Видит Бог, чтобы оставаться хладнокровным и добиться цели, я гнал от себя мысли о Ребекке, затёр её образ в памяти, отгородился заслонами, старался не вспоминать о нашей с ней жизни в приюте, но этот паршивый ментальный ублюдок раз за разом окунал меня в омут вины и памяти, заставлял думать о несчастной сестре и о том, что я ей ничем не помог, будто мне плевать.
Ребекка.
Судьба была несправедлива к ней с самого рождения.
Брошенная родителями, безродная, замкнутая, одинокая, она почему-то прониклась лишь ко мне. Лет в семь мы вместе пытались сбежать из приюта, но нас выловили на Рынке Нищих. Тогда мне крепко досталось, а вот Ребекку пожалели – всё же девочка, да и чокнутая, к тому же.
Вся её болезнь заключалась в том, что она молчала, почти не выражала эмоций и частенько повторяла одни и те же фразы или действия, вроде перекладывания игрушек из одного места в другое.
Зато психический недостаток с лихвой восполняла внешность.
Ребекка была красивой.
С идеальной кожей, правильными чертами лица, выразительными глазами и густыми белокурыми волосами – парней она покоряла сразу. Когда же они узнавали, что она «ненормальная», то реагировали насмешками. А кто-то из ухажёров вообще решал, что можно взять её силой. И тогда ему приходилось иметь дело со мной и моими кулаками.
Все в приюте считали, что Ребекка давно отдалась мне, но это было не так. Я любил её, но лишь по-братски. В моей подкорке занозой сидела установка: я должен защищать Ребекку, потому что это мой долг, потому что она – особенная.
А теперь Ребекка лишилась моей защиты.
И если она ещё сохранила остатки разума в застенках эгвудской больницы, если она ещё жива, то она вспомнит меня, когда я её заберу. А я сделаю это… сделаю… что бы ни происходило в Ронстаде и в этой паршивой школе… пусть хоть весь мир рухнет, но я доберусь до Эгвуда…
Руку пронзила боль.
И только после этого я осознал, что всё ещё стою, зажмурившись, посреди тренировочного зала, над мешком.
Я открыл глаза и увидел, что моя ладонь сжата в кулак.
Ногти впились в кожу с такой силой, что побелела мышца, вены на запястье натянулись и вздыбились. Я тяжело дышал, будто после пробежки, в ушах звенело. Из носа опять потекла кровь – теперь я это почувствовал без чужой подсказки.
Шмыгнув носом, я вытер его костяшкой пальца и только потом услышал выкрики одноклассников. Казалось, их разноголосье наконец еле пробилось через плотный ватный слой и достигло моих ушей:
– Рэ-э-эй… Мешо-о-о-ок…
– Ты видел, Ральф? Видел?
– Соло, тебя сделали. Ха-ха!
– Надо же, Ринг победил.
– Он сжульничал. Я сам видел.
– И как бы он сжульничал, Митчел?..
– Да Ринг больной на всю голову! Псих! Вы же сами видели, что он у Софи вытворил…
– Тихо ты!
Я посмотрел вниз.
Передо мной стоял мешок, точнее то, что осталось от мешка. Теперь он был похож на ощетинившегося дикобраза. Из него, пропоров ткань, торчали тёмные железные штыри – заострённые, толщиной примерно с палец и длиной в полметра.
– Кажется, здесь металл, – хрипло выдавил я и посмотрел на профессора Капелли.
Тот прищурился, не сводя с меня зорких ястребиных глаз.
Питер тоже глянул на меня – он весь превратился в ненависть.
Одноклассники продолжали верещать на разные голоса, пока Капелли не заткнул их, громко и зычно прогорланив:
– Кла-а-а-а-сс!
Тренировочный зал погрузился в зловещую тишину.
А я всё никак не мог прийти в себя после атаки ментального чтеца. Если он ещё раз залезет мне в мозги, то до вечера я не вытерплю: пошлю всех к чёрту и отправлюсь к Софи.
Профессор Капелли в это время принялся развязывать мешки.
Сначала те, что рядком стояли возле Питера. В первом оказалось стекло, которое Питер так и не успел обнаружить, во втором – камни, в следующих – песок, лёд, дерево, в последнем – железные опилки.
Что ж, никакого обмана со стороны профессора: всё, что было заявлено, то и обнаружилось.
Капелли подошёл ко мне, но начал развязывать ленты с конца ряда. В последнем мешке лежала галька, в следующем – стекло, как я и сказал, дальше шли лёд (а Дарт ошибся, между прочим), древесные щепки, металл…
Стоп. Что?
А что же тогда в первом мешке?..
Капелли неожиданно мне улыбнулся.
– А здесь был п-песок, мистер Ринг, – объявил он с триумфом и блеском в глазах. – Мастерством вы владеете пока на уровне начинающего медиона, но силы в вас – на уровне полноценного взрослого фортиса. Так какой у вас индекс кодо?
– Да не знаю… – устало ответил я.
Если честно, хотелось, чтобы от меня просто отстали.
Я был благодарен своему дурному кодо уже за то, что этот несчастный мешок не взорвался, не растворился в воздухе, не прилип к потолку и не запел оперу. Возникла даже гадкая мысль нахлебаться овеума, чтобы заглушить в себе эту несуразную силу, уменьшить её, подрезать, ужать, ослабить…
И нужно было, во что бы то ни стало, докопаться до сути своего происхождения.
Начать прямо сегодня: прочитать книгу о волхвах от корки до корки, зазубрить её наизусть, перерыть библиотеки школы и города, заставить Хиннигана пересказать мне содержание всех книг, что он читал, поговорить с Софи, с Кай и её демоном, дойти до самого Архитектора, чтобы понять, что я за тварь.
Мои мрачные мысли оборвал профессор Капелли.
– Ваше кодо впечатляет, м-мистер Ринг. – Он склонил голову в глубоком кивке. Потом повернулся к остальным ученикам (на Питера он даже не глянул) и добавил: – У мастеров мутаций ещё много приёмов, так что п-продолжим, пока в виде лекции… Но сначала мне нужно принести вам кое-какую учебную литературу. М-мистер Хинниган, вы мне не п-поможете?
Очкарик заулыбался и закивал.
– И постарайтесь не галдеть, господа. – Сказав это, профессор направился к выходу, ступая бесшумно, как привидение (звук его шагов скрадывали мокасины).
За ним поспешил Хинниган. Дверь глухо хлопнула.
Через пару секунд зал оглушил грубый и зловещий голос Питера:
– Так просто ты не отделаешься, крыса Рингов. Игра ещё не окончена! Продолжим! Смотри сюда!
Он вдруг склонился над мешком с битым стеклом. Материал сплавился на глазах, блестящий и прозрачный, собрался в тугую плотную смесь, вытянулся и сплёлся в витиеватую косу.
Что это было за оружие, я не сразу догадался.
Сначала подумал, что Питер выплавляет что-то вроде посоха, булавы или копья, но материал внезапно поменял свойство и вид, и теперь ладонь Питера сжимала рукоять длинного боевого кнута с парой стальных треугольных зубьев на конце.
Понимая, что это не просто бравада, и противник настроен серьёзно, я тоже вооружился.
Быстро приложил ладонь к одному из металлических штырей, что торчали из мешка, и через несколько секунд моя нагретая до предела рука выплавила сабасский меч, почти невесомый, идеально изогнутый и с лютым по остроте лезвием. Именно им я легко бы смог разрубить кнут Питера.
– Парни, дра-а-а-ака! Дождали-и-ись! – воскликнул счастливый Купер. – ДРА-АКА!
Одноклассники снова заголосили.
– Эй! Давайте только без этого! – выкрикнул Дарт.
– Тебе тоже достанется, Орриван, если не заткнёшься, – процедил Питер. – Прислужник крысы Рингов…
Дарт ринулся в сторону обидчика, но его удержали Купер и Гудьер, скрутили ему руки и заставили остаться за зоной поединка.
И снова я и Питер стояли друг напротив друга.
– Сейчас ты ответишь за Феликса, ублюдок, – сказал Питер.
Я осклабился.
– Ублюдком был твой братец, Соло. Не меньшим ублюдком, чем ты.
Глаза Питера налились гневом.
Он взмахнул рукой, а затем быстрым и умелым движением отправил вперёд чёрное полотно кнута, высекая в воздухе искрящийся щелчок…
Глава 6.
Когда-то это должно было случиться.
Я размял шею и крепче обхватил рукоять меча двумя руками.
Взмахнул, со свистом рассекая воздух, ставший вдруг раскалённым. Приготовился, напружинился, расставил ноги шире и перенёс вес на правую. Выставил клинок меча ровно перед собой, в верхнем положении, под сорок пять градусов, готовый в любую секунду сделать выпад, поставить блок, увернуться или ответить на удар.
Питер был опасным противником.
Хладнокровным, хитрым и сильным.
А ещё он мастерски владел боевым кнутом – это было видно сразу.
И, выбрав прилюдный бой, он понимал, что придётся драться не просто до первой крови, а до победного. Что значила для него победа, я догадывался по его свирепому взгляду – Питер хотел не просто меня покалечить, он собирался подавить и уничтожить, унизить, раз и навсегда отбросить на задворки.
Он хотел видеть, как я истекаю кровью и молю о пощаде.
Но ещё больше он хотел, чтобы это увидели другие.
По силе напора он напоминал мне своего старшего брата Феликса, но всё же превосходил его в самообладании: не торопился, не приближался ко мне слишком близко, а медленно и тягуче двинулся по периметру круга, выверяя каждый шаг.
Опасный гадёныш…
Его белые спортивные туфли мягко ступали по татами.
Я же стоял на месте и зорко следил за его жестами, считывал и анализировал малейшую смену выражения его лица и движения глаз, пытался предугадать его обманные манёвры. Нас разделяли два ряда вскрытых мешков, но никто не собирался их убирать.
Они не мешали и не напрягали.
Меня напрягало другое: мне ещё не доводилось противостоять бойцу с кнутом, да ещё и магу. Я интуитивно вооружился тонким и острым мечом, но допускал, что, возможно, именно сейчас и именно здесь он мне не поможет.
– Умри, крыса Рингов, – прошептал Питер.
В эти слова он вложил всю свою ненависть.
И атаковал первым.
Боевой кнут чёрной змеёй мелькнул над зоной поединков и ударил по татами у моих ног. Стальные зубья на конце орудия с хрустом пропороли тростниковую поверхность настила. А ведь обычным кнутом его не разрезать – значит, Питер вкладывал в силу удара ещё и кодо.
Я шагнул назад и тоже двинулся по периметру круга, только в другую сторону, не меняя при этом положения клинка и не подпуская Питера ближе, чем позволяла зона для поединков.
Одноклассники притихли и отошли подальше, к стенам.
Они изредка перешёптывались, но больше не скандировали и не перекрикивали друг друга, а напряжённо ждали, чем закончится противостояние. Купер и Гудьер контролировали вход в зал – караулили профессора Капелли, который вместе с Хинниганом ушёл за учебной литературой. Библиотека находилась рядом, на втором этаже, поэтому вряд ли профессор будет отсутствовать долго.
Питер не стал больше медлить.
Он резко остановился, сделал короткий шаг назад…
…и я даже не понял, в какой момент его кнут успел преодолеть расстояние между нами.
Это случилось за доли мгновения.
Запястье опалило жаром – тонкое плетёное полотно крепко обвило мою левую руку. Зубья с зазубринами вонзились в кожу, раздирая мышцу. Отработанным движением Питер дёрнул кнут к себе, и меня буквально снесло с ног. Я завалился животом на мешок с камнями, преградивший мне путь.
Держа меч в правой руке, я молниеносно полоснул режущей кромкой по кнуту.
С мерзким трещащим звуком полотно рассеклось. Конец кнута остался на мне, а Питер, потеряв управление, отшатнулся, но тут же снова взмахнул орудием.
Щелчок…
И пока я поднимался на ноги, кнут снова обзавёлся недостающей частью. Правда, уже без зубьев. Питер восполнил его мутацией, но чтобы снабдить кнут остриями, ему не хватило материала.
– Господи… кровища… – пробормотал кто-то из одноклассников, стоящих у стены.
И правда, мою левую ладонь заливала кровь, причём так обильно, что несложно было догадаться: зубья чёртового кнута рассекли мне вены на руке. Кровь, горячая, тёмно-красная, с синевой, не просто капала, она текла с пальцев мне под ноги.
А рана-то с паршивыми перспективами, пережать бы её жгутом.
Но времени на размеренную оборону у меня не было, как и на обработку ран.
Я толкнул ногой мешок с камнями, тот завалился на бок, круглая мелкая галька с грохотом высыпалась на пол. Питер уронил взгляд вниз, отвлёкся. Этого мне хватило, чтобы в один скачок преодолеть расстояние между нами и сделать выпад.
А вот остриё моего меча не успело завершить манёвр и достигнуть цели у горла противника. Коротким, почти незаметным жестом он заставил свой кнут обхватить мою правую ногу и резко отвёл её влево. В итоге я сам поставил себе подножку и, не удержав равновесия, упал на бок.
Но меч не выронил.
Оружие будто приросло к моей ладони, потому что было единственной возможностью обезвредить Питера… хотя бы на время.
Я перевернулся на спину и снова резанул по полотну кнута, освобождая ногу от ловушки. И опять Питер за пару секунд восстановил ударную часть орудия. Однако он, как и любой мастер мутаций, использовал один и тот же объём материала, поэтому сам кнут каждый раз истончался и становился короче.
– Моли о пощаде, крыса, – оскалился Питер.
Я оставил его реплику без ответа и вскочил на ноги.
От кровопотери потемнело в глазах. Пришлось попятиться, но это не помогло уйти от атаки. Укороченный кнут Питера сделал по мне сразу пять ударов, один за другим, быстро и хлёстко. Он угодил точно мне в грудь, порезав майку, а вместе с ней зацепив и кожу.
Кровь выступила мгновенно.
Питер довольно улыбнулся. Он нанёс мне уже семь ударов, а я ему – ни одного.
Зато за семь ударов я смог понять технику Питера, изучил его движения. Итак: если он переносил вес на левую ногу и сдвигал корпус влево – значит, делал обманный манёвр и удар по правой стороне; если опирался на правую – то это удар влево; если был шаг назад, рука внизу и чуть заведена за бедро – то Питер готовится скользнуть кнутом по полу, а, значит, и по ногам; если рука перед собой, у самого паха – значит, атакует максимально высоко, целится в голову или грудь; а есои перебирает пальцами по рукояти – значит, ждёт от меня реакции, раздумывает и, скорее всего, сделает обманный выпад с переменой веса с ноги на ногу.
Теперь я мог уходить от его атак.
Но нужно было срочно менять свою тактику боя.
Я приложил горячую и мокрую от крови ладонь левой руки к острию меча. Тот начал быстрое преобразование, делясь надвое. И пока Питер выхлёстывал кнутом в воздухе, щёлкал по полу и резал мешки, пытаясь снова меня достать, я уворачивался и одновременно выплавлял оружие.
И через несколько мгновений уже держал в обеих руках два коротких клинка.
Один тут же пустил в дело: сделал широкий шаг вбок, присел до самого пола и, увернувшись от очередного удара кнута, метнул нож Питеру в правое бедро.
Клинок попал точно в цель.
Питер поморщился, но не издал ни звука, лишь тихо, с хрипом, выдохнул. Он остановился, быстро вынул нож из мышцы и немедля метнул его в меня. Тот промелькнул у самого плеча и упал, зазвенев где-то далеко, у самой двери.
– Парни, ну это запредельно! – послышался восхищённый голос Купера. – Только осторожнее! Вы же прибьёте друг друга!
Питер не спускал с меня глаз.
Ему было больно, как и мне. Из него теперь тоже сочилась кровь, пропитывая ткань брюк, заливая ступню и белую спортивную туфлю, постепенно покрывающуюся красными разводами.
Правая нога была для Питера главной опорной, и он разом потерял манёвренность.
До скрипа обхватив рукоять кнута, он подвёл его к паху, а потом – выше, к животу: Питер явно целился мне в голову. Предвидя это, я поднял изрезанную левую руку выше, зло оскалился и… выставил средний палец.
Питер побагровел.
И теперь один в один напоминал мне Феликса. Гордыня и желание наказать за оскорбление перекрыли его разум, не давая сосредоточиться и проанализировать мой жест.
Резкий взмах от корпуса – и его кнут взлетел, чертя по воздуху диагональную полосу. Конец кнута цепко обхватил истерзанное запястье моей левой руки. И как только это случилось, я шагнул вперёд, сжал в кулаке ослабленный кнут, намотал его на кисть и локоть, а затем дёрнул полотно орудия на себя, стаскивая противника с ног.
Не удержавшись, Питер упал на колени.
Я же молниеносно резанул по кнуту ножом, укорачивая его почти наполовину. От Питера я был в паре шагов, поэтому сразу бросился на него. Подняться времени ему не хватило, и я навалился на него сверху, опрокидывая на спину.
Остриё моего клинка тут же уткнулось ему в шею.
Питер замер.
– Я же говорил, что Рэй его сделает! Выкуси, Соло! – прозвучал довольный выкрик Дарта.
Одноклассники заспорили и заголосили где-то на фоне, совсем-совсем далеко, будто находились за стеной. У меня же перед глазами снова потемнело, я пошатнулся.
И в это время что-то тонкое и острое пронзило мой левый бок. Перестав дышать от адской боли, я посмотрел туда же.
Пика.
Паршивый ублюдок мутировал остатки кнута в миниатюрную пику…
На секунду я оцепенел, машинально потянулся к месту раны, но Питер продолжал держать пику в ладони. Он мутировал её ещё раз, и она ощетинилась иглами прямо в моём теле.
Увидев, что я не в состоянии полноценно двигаться, Питер отпустил пику и затрясся подо мной от смеха, и это несмотря на клинок у горла. Он был уверен: я ему ничего не сделаю. Наивный засранец явно меня недооценивал. Я бы мог прирезать его прямо тут, на это у меня хватило бы и сил, и жестокости, но очередное убийство не прибавит мне шансов на освобождение из Ронстада. К тому же, это смертный приговор.
Однако прирезать хотелось.
Чёрт возьми, очень хотелось…
– Какого хрена, Питер?! – взревел кто-то из одноклассников. Кажется, Гудьер.
Я посмотрел Питеру в глаза, увидел в них не только злость, но и страх.
Он почувствовал, насколько я близок к тому, чтобы его убить.
Еле победив в себе желание сделать это, я молниеносно спустил руку с ножом ниже и, не раздумывая, всадил его Питеру в ногу. В ту же самую, правую. Только по самую рукоять, пронзая мышцу до кости. А потом точно так же, как он, ощетинил клинок внутри его тела.
Питер взвыл, запрокинул голову, задёргался.
Не в силах подняться, я соскользнул с противника и завалился на правый бок, приложил трясущиеся, липкие от крови пальцы к торчащей пике и не глядя определил материал.
Сталь.
Мутация произошла мгновенно, иглы внутри меня вновь образовали с остриём и древком единое целое, и пока это происходило, я чуть не сдох от раздирающей изнутри боли.
Питер тихо стонал рядом, обхватив руками бедро.
Я же в это время поднялся на колени, еле выпрямился и принялся вынимать из себя пику, медленно-медленно, миллиметр за миллиметром, тяжело сопя и стиснув зубы, чтобы не заорать во всю глотку.
На миг показалось, что часть металла осталась внутри, потому что пика вышла слишком короткой. И тут я заметил, что кровь из разодранной левой руки перестала течь, будто иссяк источник. Рваная рана на запястье затянулась белёсой заплаткой, даже боль немного стихла, и вскоре вся ладонь заблестела, отливая сталью.
Я поиграл пальцами и сжал кулак… кулак, вобравший свойство металла.
Никто из одноклассников этого не заметил, но Питер понял всё сразу.
Его глаза округлились от ужаса, но он быстро взял себя в руки. Сощурился, сплюнул на татами и процедил:
– Это тебя не спасёт, лэнсомская крыса.
– Парни, всё… хватит! – повысил голос Купер, уже далеко не весёлый, а растревоженный. – Подрались знатно, но меру надо знать.
Одноклассники обступили зону поединков, но приближаться не решались. Возможно, им казалось, что бой ещё не окончен.
И правильно казалось.
– Ничья меня не устраивает. – Питер с выдохом боли перекатился на бок и поднялся.
В руках у него остался мой клинок. Я же в это время вставал на ноги с его пикой.
– Завязывайте! – в панике выкрикнул Дарт. – Совсем, что ли?!
– Эй… парни, парни… ну хватит, – забормотали Одзаки и Теллер.
Уговоры, конечно, не подействовали.
Я и Питер еле стояли на ногах, истекали кровью, но снова бросились друг на друга. И оба мутировали оружие на ходу, прямо во время выпада. Причем, в одно и то же оружие: кинжалы с узким тонким трёхгранным клинком и прямой крестовиной.
Не сговариваясь, мы оба вооружились морскими зеольскими стилетами.
