Kitabı oku: «Под ударом», sayfa 3

Подмосковье. Санаторий МИД СССР. 30 июля 1988 года. Продолжение.

– Николай, ты чего тут сидишь? Пошли к нам, шашлык уже готов…

Отец – взял его за руку, повел за собой. Шепнул по дороге:

– Веди себя нормально. Ради матери…

Шашлык действительно уже разбирали. Это были люди, которые были знакомы с детства… Свой круг, своя среда. Люди, для которых вершина жизненного успеха – это место в МИДе или Внешторге, которые хвастаются друг перед другом своими заграничными поездками и тем, что в них удалось купить. Эта жизнь должна была быть и его жизнью. Но не стала. Возможно, потому, что когда-то, в Токио ему сказали: путь самурая – смерть.

– А воину-интернационалисту оставили?

– А как же!

Николай поморщился… он никогда не считал себя воином-интернационалистом, и не искал себе никаких льгот и особого отношения. Да и война эта… Какой к черту интернационализм? Интернационалистов там… Обычная это резня. Восточная, пахнущая кровью и дерьмом…

Шашлык был хорошим – все-таки профи готовили. Под коньяк – «Курвуазье», не что-то там… заговорили о политике…

– Позвольте, Игорь Ильич, позвольте. Мы не можем, просто не имеем права поддерживать Хальк. Ну и что что они сильнее? А где ваша большевистская принципиальность?

Дурак… в ж… там вся большевистская принципиальность. Все твои слова про большевистскую принципиальность здесь – это просто красивые фразы в разговоре, а там – обгорелое мясо на рыжей от огня броне.

И те пацаны, которые там остались, – в гробу видали твою большевистскую принципиальность.

Николай встал.

– Ты куда? – моментально насторожился отец.

– Живот… скрутило.

Пошел к двухэтажным коттеджам – дамы отдыхали там, это мужчины пошли на свежий воздух мясо жарить. Горели окна… перед самым домом он скрал шаги…

– Ну… вот и жених твоей Лилечке. Старший лейтенант; немного подтолкнуть – генералом будет…

– Нет… нет, Ириш, нет. Ты его глаза видела? Сидит, молчит…

– Может, и хорошо. А то иные как начнут говорить – так лучше, чтоб молчали…

– Нет… нет. Этот интернационалист еще нас ночью вырежет. О чем только думала Люба, сына в армию отпустила. Денег врачам пожалела?

– Ты про Настю слышала? У Караваевых старшая?

– Нет.

– За еврея замуж вышла…

Не заходя в дом, Николай пошёл к дороге. Где автобусная остановка – он запомнил еще по дороге сюда.

Москва, Кремль. Заседание особой рабочей группы по подготовке экономической реформы. 30 июля 1988 года

В это же самое время – председатель Президиума Верховного совета СССР, товарищ Алиев – в своем кабинете в Ясенево принимал человека. Разговор, как ни странно, тоже шел о наболевшем – об экономической реформе.

Посетитель у главы государства был тоже непростой. Дмитрий Васильевич Валовой – доктор экономических наук, редактор правительственного журнала «Экономический вестник», первый заместитель главного редактора газеты «Правда», редактор экономического отдела «Правды», член Комитета народного контроля СССР. Несколько лет назад он написал записку в которой предсказал, что до 2000 года СССР рухнет ввиду проблем с экономикой. Это было при Брежневе, записку положили под сукно, а Валовой приобрел себе влиятельного врага в виде Бориса Гостева, заведующего отделом плановых и финансовых органов ЦК КПСС. Но сместить зам главного редактора «Правды – у Гостева сил не хватило.

Третьим собеседником был академик Степан Ситарян.

– Проверили?

Ситарян поежился. Он всегда ощущал себя не в своей тарелке в присутствии Алиева. И не только потому, что Алиев был генералом КГБ, но и потому, что имел обширный хозяйственный и управленческий опыт и что-то скрывать от него, приукрашивать, а тем более лгать Гейдару Алиеву было очень опасно. Он сочетал в себе качества генерала КГБ и опытного управленца с большим хозяйственным опытом, много лет управлявшего целой союзной республикой. Подобного человека на верхушке не было со времен Берии, а от самой этой фамилии – многих до сих пор бросало в пот. Алиев кстати об этом знал, он даже читал дело Берии…

– Всё проверили, Гейдар Алиевич.

– И?

– Оказалось даже хуже.

Алиев сцепил пальцы в замок.

– Сколько?

– Около сорока.

Всё. Приехали.

Речь шла о том, что Валовой в записке называл двойным счетом. Все было проще простого – например, Камский автомобильный завод делает автомобиль Камаз и его госцена, к примеру, – пятьдесят тысяч рублей. Всё хорошо. Но дальше он идет на другой завод, в Нижнекамск, там на него вешают кузов стоимостью десять тысяч рублей – и теперь он стоит шестьдесят тысяч. Вроде бы все правильно: пятьдесят плюс десять – равно шестьдесят. Правильно, да не совсем – дело в том, что произведено продукции на шестьдесят тысяч, а фонд оплаты труда, который считается в процентах от объема выпущенной продукции – будет как за сто десять.

Казалось бы незначительный изъян – но порой безо всякого на то смысла полуфабрикат передают с одного завода на другой по три-четыре раза, чтобы накрутить себе ФОТ, получить премии – и все это расходы, начиная хотя бы с того что самосвальный кузов можно и на основном конвейере поставить, не надо машину в другой город гнать. Но гонят. Потому что кушать хочется всем. Вот так и выполняют задания партии и правительства.

А сорок – это сорок процентов дутых цифр. То есть по бумагам создана добавленная стоимость, все эти цифры включены в выполнение плана, кто-то зарплату получил, премию. А на деле – добавленной стоимости нет, платить – не за что. Но платят! Сорок процентов зарплаты – платится ни за что.

То есть, сорок процентов советского ВВП – это, выражаясь словами антисоветчика Солженицына, – туфта. И, что страшнее всего, Солженицын, получается – прав.

А потом удивляемся – почему нет товаров на полках? Да потому что они не произведены!

Или вот еще, из жизни экономики развитого социализма. Придумали на одном заводе часть деталей в станке заменить с дорогих цветметных – на дешевые пластиковые. Новый пластик изобрели – больше не надо тратить медь, и станок даже лучше работает. Сделали?

Нет! Потому что план рассчитывается в рублях, и если снизить себестоимость станка, то ты не получишь не только премию – но и часть зарплаты. И план не выполнишь. Потому что произвел в штуках столько же – а в деньгах меньше.

Вот и получается, что советская экономика заточена не на экономию, а наоборот – на максимальное расточительство. Чем хуже тем лучше!

Или. Один и тот же завод – производит шины для Белаза и для Жигулей. В шинах для Белаза трудозатраты допустим один процент от стоимости, а в шинах для Жигулей – пять. А сырье одно и то же. Что сделает директор ради получения премии?

Правильно! Произведет побольше шин для Белаза, которые никому не нужны и которые лягут на склад, и недодаст шины для ВАЗа – а тот остановит конвейер. Накажут этого директора? Нет! План в рублях он выполнил!

А самое плохое – что чаще всего товарами с большой стоимостью труда в них – являются как раз самые простые потребительские товары – вилки, чашки, ложки, прищепки – которые гигантов советской индустрии просто заставили делать. Они и делают – из-под палки. Двадцать, тридцать процентов плана по ним выполнят – и ладно. Доберут колесами от Белаза, омертвят государственные средства, получат премии…

А на полках пусто.

Или – строители. Вышли на объект, смотрят по смете. Какие работы самые затратные с точки зрения материалов и менее затратные с точки зрения труда. Например, обычно самое материалоёмкое и наименее трудоёмкое – это выкопать котлован. Дальше идет каркас здания и коммуникации. А самое трудоёмкое – это отделка. Вот и делают советские строители всё для получения премии – вышли на объект, котлован выкопали, коробку поставили – и бросили.

Деньги освоены. Зарплаты и премии получены. А объект не введён. Просто коробка стоит. Некоторые, у кого совесть еще осталась, – достроят потом, потихоньку. А кто-то просто бросит –достраивай, заказчик, хозспособом. То есть сам.

И главное – все формально правы. Ну, почти.

А деньги омертвили.

И такого вот долгостроя – по всему Союзу.

Вот как с этим быть?

Дмитрий Валовой – не сидел сложа руки, он писал записки всем, от Брежнева до Горбачёва. Копия последней – легла на стол Алиеву с другой адресацией – Горбачёву. Горбачёв, получив записку, переправил ее Рыжкову, тот благополучно «похоронил» ее…

Одним из важнейших оценочных показателей должен быть объем реализации с учетом выполнения договорных обязательств. Это главный рычаг реализации основного экономического закона социализма, и по существу, он является «пульсом» экономики. Могут сказать: этот показатель и в настоящее время стоит па первом месте и является важнейшим. Так-то оно так. Но он только формально стоит (а точнее, прозябает) на первом месте. Он подобен английской королеве или японскому императору, которые формально провозглашены главами государств, а реальной власти для этого не имеют. Срыв задания по важнейшей номенклатуре и неполное выполнение хозяйственных договоров на экономику предприятий не оказывают должного влияния. Если выполняется план по реализации, то вступает в силу принцип: победителей не судят! А если недовыполняется объем в рублях, то, как уже отмечалось, это больно бьет по экономике на предприятии: падают темпы роста производства и производительности труда, уменьшаются фонд зарплаты и отчисления в экономические фонды.

Надо сделать объем реализации с учетом договоров полноправным оценочным показателем, но этот объем должен определяться не на базе достигнутого уровня, а соответствовать общей сумме договорных обязательств. При этом очень важно в учете реализации ликвидировать «двойное» дно – когда обязательства по договорам срываются, а план по реализации выполняется. Эти показатели надо органически соединить. Сумма недопоставок по договорам, как правило, должна быть идентичной недовыполнению объема реализованной продукции.

И в качестве экономического термометра, показывающего, нормально ли идет процесс увеличения вновь созданной продукции, целесообразно использовать чистую или условно-чистую продукцию. Если предприятие срывает договорные обязательства, то само собой разумеется, что оно нуждается в «лечении». Надо установить «диагноз» и назначить курс «лечения». А если у него хороший пульс, а температура пониженная? Думается, ничего плохого нет, если все обязательства выполнены, но за счет снижения трудоёмкости или с согласия заказчика произведена замена более трудоёмкого ассортимента на менее трудоёмкий. Темпы не должны быть самоцелью. Это позволит устранить погоню за рублями и создать более благоприятные условия для перехода от затратного метода планирования и оценки работы хозяйственных звеньев к результативному.

Однако строгое соблюдение договорных обязательств еще не поможет дать ответ на вопрос: хорошо ли завод работает?

Первое: как используются производственные мощности? Чтобы пресечь стремление вырвать побольше капвложений и оборудования, надо иметь нормативы их использования. Материально и морально поощрять и наказывать за этот показатель.

Второе: снижается ли материалоёмкость? Для поощрения этого процесса определенная доля сэкономленных средств должна оставаться на предприятиях в порядке стимулирования.

Третье: снижается ли трудоемкость продукции?

Фонд зарплаты должен находиться в прямой зависимости от количества фактически выпущенной продукции и ее трудоемкости. Наиболее целесообразно использовать для этой цели показатель НЧП. НЧП в нынешнем виде для этой цели не годится, так как в ней заложен разный уровень рентабельности. А в результате равное количество и качество труда, занятого на выпуске разной по рентабельности продукции, создают неодинаковый объем НЧП. По этой же причине НЧП не может быть достоверной базой и для норматива производительности труда: труд рабочего, занятого на высокорентабельных изделиях, будет более производительным, чем на малорентабельных.

Четвертое: снижается ли себестоимость, повышается ли рентабельность?

Пятое: растет ли фондоотдача?

Шестое: каково качество продукции?

Образно говоря, для наиболее достоверной оценки вклада хозяйственных звеньев в конечную продукцию и рационального сочетания общественных и коллективных интересов нужна научно обоснованная система показателей, рычагов и нормативов, учитывающая объективные экономические законы.

Могут спросить: а не много ли показателей? Не ограничится ли в этой связи самостоятельность предприятии и объединений? Думается, что такие опасения неоправданны. И вот почему. Большинство названных показателей формально определяется и сейчас. Но они не имеют реальной власти и не оказывают должного воздействия на повышение эффективности производства. Изучение капиталистического опыта показывает, что количество расчетных аналитических показателей не ограничивает самостоятельности руководителей. Ограничение происходит в условиях, когда показатели не стыкуются, противоречат друг другу и директор из трех зол должен выбирать наименьшее. Если он выполнит в полном объеме договоры, то недовыполнит объем реализации. Чему отдать предпочтение?

Или: если он выполнит полностью задание по важнейшим видам продукции, то не сможет обеспечить коллектив зарплатой. Качество продукции всегда находилось в определенном противоречии с ее количеством. Поэтому суть вопроса не в количестве показателей, а в их качестве! ⁸

Но теперь Горбачева не было. И все приходилось начинать заново. С самого начала.

– Степан Арамаисович, у вас есть какие-то мысли по этой записке?

Ситарян старался не встречаться взглядом с Председателем Президиума – опасно. Особенно сейчас, когда вскрыли заговор в армянском КГБ, да такой, что разогнали всё управление, когда гремело дело о буржуазном национализме в Армянской ССР, когда шли разговоры о том, чтобы вообще на время передать Армению под прямое управление Москвы…

– Наказывать надо… – глухо сказал он

Алиев нехорошо улыбнулся

– Кого?.. Кого наказывать? Если преступление совершают все, может, это уже и не преступление? А?

Алиев повернулся к Валовому.

– Ваше мнение?

– Необходимо полностью перерабатывать основу управления народным хозяйством, Гейдар Алиевич. Система показателей уже не отвечает потребностям текущего момента. Фонд оплаты труда в проценте от вала – это корень порока, и это доказано практикой не раз.

Алиев сделал неопределенный жест рукой.

– Ну, будут новые показатели. Думаете, не научатся обходить?

…

– В сущности, у нас сложилось две экономики. Одна официальная – с перевыполнением плана, с победными рапортами Съезду. И другая неофициальная. В которой на одного пойманного спекулянта – десять-двадцать непойманных. А не получается ли, что у нас уже два общества? Одно социалистическое, а другое…

Вопрос повис в воздухе.

– Что вы думаете о югославском пути, Дмитрий Васильевич? Тут мне записку ленинградцы положили – в рамках готовящейся экономической реформы. Превозносят, как панацею от всех бед. Гайдар и еще, как его… – Алиев сверился с какими-то бумагами на столе. – Чубайс. Фамилии конечно…

– Что-то можно позаимствовать, – сказал Валовой, – но в целом югославский опыт для нас неприменим. Он только навредит. Сами югославские экономисты предупреждали нас – не идите по нашему пути. Набьёте шишек.

– Интересно. Почему же?

– Югославский путь представляет собой попытку совместить капиталистическую и социалистическую системы. В ней каждое предприятие – это своего рода кооператив, он принадлежит рабочим, которые выбирают себе руководство – там оно выборное. Они не обязаны подчиняться государственным ценам и мерилом успешности работы для них выступает прибыль.

– Чем-то напоминает НЭП.

– Да, только для повышения прибыли есть два пути. Первый – внедрять новую технику, осваивать новые изделия. Второй – поднять цены. Многие идут по самому простому пути.

– Но разве государство не контролирует цены? Хотя бы количеством денег в экономике?

Валовой покачал головой.

– Не совсем так. Их экономика намного более открыта чем наша. Они могут самостоятельно поставлять свой товар на экспорт и многие так делают. Я видел агропромышленные объединения, в которых у каждого колхозника есть дом и личная машина. Они – миллионеры, так как весь товар поставляют на экспорт, в ближневосточные страны. Но у себя дома цены растут. Кроме того, они сами распоряжаются прибылью, как хотят. Многие агропромышленные объединения, например, вместо того, чтобы покупать новую технику, внедрять мелиорацию – строят на взморье дорогие пансионаты для туристов – они окупаются быстрее. Но в экономике нарастают перекосы.

– Какие именно?

– Ну, например, между республиками. Там не проводится политика выравнивания. Знаете, что в Белграде, столице страны только пару лет назад начали строить метро… Это потому, что республики не хотели выделять деньги. Вообще-то у их экономической системы есть и сильные стороны, повторюсь. Бюрократии намного меньше, особенно в вопросе экспорта. Если что-то пользуется спросом за границей – продавай. Покупать заграничное тоже намного проще, чем у нас. Конечно, им проще, у них Европа совсем рядом. Они очень много зарабатывают туризмом, у них есть даже специальные магазины для иностранцев – они торгуют в динарах, но цены выше в несколько раз. Но… сильные стороны порождают и проблемы. Например, я был там в самом начале семидесятых, тогда Хорватия была в числе середняков. Но у нее лучшее побережье, большая часть побережья страны. Сейчас все оно застроено пансионатами, приезжают иностранные туристы, оставляют большие деньги. И вот уже Хорватия задается вопросом – а зачем с кем-то делиться? Или я уже упоминал – есть специальные места для торговли для туристов. Цены там бешеные. Бутылка воды может стоить в десять раз больше чем в обычном магазине. Получается, что в обычном магазине товара нет, а в туристическом…

…

– Жадность порождает совсем не социалистические настроения.

– Ваше мнение, Степан Арамаисович.

– Согласен с товарищем Валовым.

Алиев иронически посмотрел на академика

– Со всем сказанным?

…

– Новую систему показателей для промышленности разрабатывать безусловно надо. От этого никуда не уйдем. Вопрос в другом – для Уралмаша и для столовой – должны быть одни и те же показатели? И какой смысл нам управлять столовой – может, заняться Уралмашем?

…

– Проработайте несколько вариантов показателей, Степан Арамаисович. Вон, «Правду» подключите. Один обязательно с упором на прибыль. Уралмаш на прибыль работать не должен, он не для этого создан, а столовая… а почему бы нет? Я кстати, ваши статьи по дефицитам тоже прочитал, Дмитрий Васильевич. Очень правильные моменты там есть.

…

– При Сталине работали артели, была промышленная кооперация. Выпускали ту продукцию, о которой вы пишете, – с высокой долей ручного труда. И продавали на базаре. Сколько бы она не стоила – а дефицита не было, производили столько, сколько нужно и то, что нужно. Но нет – угробили всё. Теперь оборонные, прочие машиностроительные заводы – в нагрузку производят скрепки, ложки, чашки, кастрюли. У директора завода, который выпускает ракеты, голова болит из-за плана по сковородкам!

…

– Проработайте восстановление системы промкооперации. Это всё.

…

В коридоре Ситарян остановился. Оперся об стену.

– Что? – забеспокоился Валовой – Сердце?

– Да нет… Зачем ты полез только… Жили люди спокойно – нет…

– Ты понимаешь, что если ничего не менять, к двухтысячному нас ждет крах? В моих расчетах это есть. Страна развалится.

– Да какой крах?.. Скажешь тоже.

Москва, Кремль. Кабинет Председателя Президиума Верховного совета СССР. 30 июля 1988 года

Новым собеседником Алиева – был некто Ельцин, который при Горбачеве стоял в кадровом резерве. Его уже успели принять кандидатом в Политбюро и присматривали на должность Госстроя – ведомства, которое намечалось усилить в связи с выполнением программы Жилье-2000.

Сам Борис Николаевич имел нетипичную для советского партийного и государственного деятеля биографию – чем он и привлек Алиева. Из кулацкой семьи, деды арестовывались – но один из них на стройке из зэков шагнул в прорабы – его почти сразу и выпустили на волю. Организатор, судя по запискам начальника лагпункта – штучный. Неплохим организатором был и сам Борис Николаевич. Изначально строитель, он привлек внимание еще молодого Брежнева тем что сумел построить пятиэтажку за семь дней – рекорд по Союзу. Довольно быстро его поставили Первым в Свердловской области – а область непростая, по производству – сравнима с иной союзной республикой. На посту Первого Ельцин отличился тем, что инициативно внедрял некоторые элементы хозрасчета и заинтересованности еще до того, как об этом стали говорить в Москве. Так Свердловск был лидером Союза по кооперативным методам строительства жилья – государство предоставляло землю, стройматериалы, помощь – а очередники в свободное от работы время участвовали личным трудом в строительстве и получали квартиры без очереди. Алиев уже понимал истинную суть этого нововведения – очередники своим трудом закрывали не рытье котлованов, а самые нелюбимые и трудоемкие строительные работы – отделочные. Так как на стройтресты и их ФОТ это не ложилось, они не теряли в зарплате от этих трудо и зарплатоемких работ – стройтресты выполняли работы по кооперативам в первую очередь. И там где другие только присматривались, у Ельцина уже поставили целый микрорайон, да какой – с высотками. Со всем благоустройством.

Но Алиева он привлек не этим… получается, он осознал порочность системы, вскрыл корень ее порока, но вместо того чтобы бороться – обратил этот порок в пользу. Перестроил систему так, что этот порок превратился в личную заинтересованность – и получил прекрасный результат, какого никто не смог получить. Вот именно поэтому Алиев и выбрал Бориса Ельцина – ему нужен был человек, который будет не бороться с пороком (это уже невозможно), а использовать его для движения вперед, в нужном направлении.

Сейчас Борис Николаевич Ельцин сидел напротив него, стараясь не показывать своих чувств и эмоций. Он был партийным человеком, всегда подчинялся партии – хотя входил в немногочисленную группу первых секретарей, которые предпочитали лично заниматься хозяйством, а не болтологией. Но он человек Горбачева – а значит, можно ждать всего чего угодно. И он русский. А сейчас похоже мусульмане к власти идут. Вон, говорят, с Казахстана предсовмина в Москву забирают, Назарбаева. Хотя Кунаев рад от него избавиться…

– В восьмидесятом году – сказал Алиев – вы как то узнали про судьбу людей, до сих пор живущих в деревянных бараках еще тридцатых годов постройки…

Ельцин выругался про себя. Так вот что раскопали…

– … вы распорядились предоставить им благоустроенное жилье в обход установленной процедуры и жилищной очереди. Почему вы так сделали, Борис Николаевич?

– Не для себя же – буркнул Ельцин – для людей.

Алиев помолчал

– Вы помните, в семьдесят девятом у вас была проверка по области.

…

– В штат проверяющих входил и психолог… не удивляйтесь, так нужно было. Он отметил одну вашу психологическую особенность. Очень низкий порог терпимости к несправедливости. Как вы сами … согласны с этим?

– Эти люди – сказал Ельцин – здоровье гробили… край строили… а мы им не можем квартиру дать. Сколько денег в землю закапываем… а люди до сих пор в бараках. Разве это развитой социализм?

– Конечно, нет. Никаким социализмом тут и не пахнет. Бардак это.

Ельцин вздрогнул. Таких слов – в этом кабинете никто не слышал… может со времен Ильича. Первого – Ильича.

А Алиев думал. Человек, который ему был нужен, должен был обладать набором уникальных качеств, но главное – он должен был быть глубоко чужим для системы и не бояться ее ломать. Он не должен был входить в положение своих коллег – таких же первых секретарей. Потому что – хватит, довходились уже. Бардак бардаком, миллиарды лежат в земле, магазины пустые, корова доится в колхозе как коза, и никто не виноват. Он должен был обладать опытом комплексного руководства крупным регионом – чтобы разговаривать на равных, и чтобы не понаслышке знать проблемы, чтобы ему лапши на уши не навешать было. Он должен быть достаточно честолюбивым чтобы не быть продажным – а предлагать будут и много.

И еще его привлек отзыв бывшего первого секретаря области о Ельцине. Любое задание начальства Ельцин расшибется в лепешку, но выполнит.

– А как думаете, почему государство, которое обладает такими строительными мощностями – не может обеспечить всех нуждающихся граждан жильем?

– Да лентяи потому что – зло сказал Ельцин – этим заниматься надо, а у нас же все бюрократия, начиная с генерального плана города. Они ж все устарели, их пересогласовывать… а линейные объекты, военные… они все по специальному порядку идут. Ну и… на показателях области промышленная стройка лучше отражается. А так…

Ельцин махнул рукой

– Ваш опыт хорошо известен по Союзу…

– Да там просто сорганизовать людей надо было. Там и комсомольско-молодежные бригады были и сами очередники выходили… год… больше трудились. И построили. А когда человек сам, своими руками строит – совсем же другое дело.

– Это да. Только как то мы забыли…

…

– Борис Николаевич. Есть мнение назначить вас главой Госстроя.

Ельцин вдруг понял, что он – в седле.

– Доверие оправдаю – сказал он

– Но мое мнение, строительством пока может заняться и другой человек

Алиев отмахнул рукой

– Как смотрите на то чтобы возглавить Министерство госконтроля?

Ельцина мало можно было чем удивить. Но он удивился. И сильно.

– Я?

– Вы – резко сказал Алиев

– Но я же не… прокурор, какой-то. В контроле никогда не работал.

– Для прокуроров есть прокуратура. Ладно… ознакомьтесь-ка с этим

Алиев достал из стола папку и бросил на стол. Приглашающим жестом показал на нее – читайте…

У Ельцина чтение заняло минут десять, он читал быстро – опыт руководящего работника сказывался. Алиев все это время сидел молча, только прихлебывал время от времени гранатовый сок – прописали после того как было плохо с сердцем. Наконец, Ельцин положил папку на стол.

– Ну? Что думаете… только честно.

– А что тут думать – дипломатично отозвался Ельцин – кругом сейчас воруют.

На лице Алиева – отразилось разочарование

– Я вас не об этом спрашиваю.

…

Алиев подвинул папку к себе. Заговорил зло, с ядовитым сарказмом

– Боитесь… по закону тут вышка… восемнадцать миллионов похищенного. А если так подойти? Не с правовой, а с государственной точки зрения?

…

– Одиннадцать подпольных цехов. Гостиница, три ресторана и кафе. Все это создал один человек. С нуля. В то время как его соседи только и делали что писали в Ташкент, в Алма-Ату, еще куда и просили прислать то денег, то людей, потому что люди разбегаются, работать некому. А почему – разбегаются? Может, потому что ты условия не создал, а? А вот тут люди не разбегались. Шестьсот человек трудоустроено. Пусть и в подпольной экономике, но трудоустроено. И продукция этих подпольных цехов – не гниет на базах, расходится. Ну и что делать? Расстреливать – или Героя Соцтруда давать?

Ельцин посмотрел на Алиева с неожиданным уважением. Алиев вдруг – первым за все годы, пока Ельцин был в системе – спокойно и открыто высказал то, что повторил бы каждый секретарь обкома, если бы не боялся. Пробивной, инициативный, горы свернуть может – но ворует. Что с ним делать? Сажать? А работать с кем? С тетями – мотями?

Вот и закрывали глаза. При Андропове— сами многие за это сели. Но проблема то – не решилась…

– Вот поэтому мне нужен на этом посту не прокурор. Прокурор не государственный человек, у него перед глазами одно только – закон. А нужно дальше смотреть, с государственной точки зрения. В теневой экономике есть не только воры. Есть люди, которые не смогли найти место в рамках системы – но делом доказали то что они могут организовывать, создавать, руководить. Сажать и расстреливать таких – правильно с точки зрения закона, но неправильно с политической, с государственной точки зрения. Таким людям мы должны давать возможность разворачиваться, работать честно. Тем более с учетом нового закона о кооперации, который вот-вот пройдет через Верховный совет.

…

– А с другой стороны, есть люди, которые на первый взгляд ни в чем не виноваты. Но и не сделали они – ничего. Занимают не свои места, расходуют без толку ресурсы, губят предприятия. Пусть они и не виновны – но таких надо вовремя выявлять, отстранять, возможно даже и сажать. Особенно, если эти люди находятся в системе власти. В обкомах, в горисполкомах, в руководстве союзных республик. И для этого тоже нужен человек с государственным подходом.

Ельцин вдруг понял, что ему предлагают. Если он согласится, то от его мнения будет зависеть судьба практически любого чиновника страны. Он будет судьей и карателем всей системы.

– Итак?

– Я согласен, Гейдар Алиевич…

– Вот и хорошо. Можете идти, вас вызовут. Пока о нашем разговоре – ни слова.

Ельцин неуклюже поднялся, пошел к двери…

– Борис Николаевич…

Ельцин обернулся, стараясь не показать, как его напугали эти слова в спину. Он был не из пугливых – на стройке управлялся с бригадами уголовников. Но Алиева – человека чужого, не русского и очень жесткого – он испугался. Такого не купить заверениями в собачьей верности – это для него само собой как для каждого восточного человека. Не споить – он не пьет. Чужой он. Русского в нем нет ничего – язык только. А в остальном – жестокий восточный хан, вооруженный самой передовой в мире идеологией…

Алиев смотрел на него

– Да, Гейдар Алиевич

– Как переберетесь в Москву, навестите Четвертое управление. Там профессор Погоян занимается интересными разработками… гипноз при лечении. Закодируйтесь от тяги к спиртному. И мне доложите, как сделаете.

…

– Сейчас не до выпивки. Много дел. Очень много дел..