Kitabı oku: «Король Мистрока. Красный Вестник», sayfa 4
Глава восьмая
В стенах Рангарона
Практически все окна в замке Рангарон были скорее похожи на бойницы, только застекленные. Через них практически не проникал естественный свет, приходилось освещать коридоры и залы масляными лампами, свечами и люстрами. Светильники то и дело гасли, а слуги не успевали зажигать их, отвлекаясь на более насущные дела: синьорам замка нужно было менять постельное белье, гладить парадную и ночную одежду, подносить блюда в покои и разжигать камины. Близились серьезные заморозки, октябрь обещал стать одним из самых холодных за последние двадцать пять лет. По крайней мере, так говорили в народе. Уличные простаки верили словам гадалок и неумелых знахарок, что видели знаки грядущих небывалых морозов во всем. Примитивный разум мирян полагался лишь на подобные верования, их мозги падки на все, что касалось мистики. Микица раз в неделю покидал замок, чтобы наведаться в Бэндигор и запастись всеми нужными инструментами и ингредиентами для своих разработок и опытов. Он не доверял эту работу посыльным, потому что люди, не наделенные способностью к гибкому мышлению, постоянно совершали ошибки, забывали что-то или неверно интерпретировали четко изложенные мысли. Поэтому легче было самому пару часов потрястись в седле. До крупнейшего города герцогства Холоборн от Рангарона было всего двадцать семь километров, если не держаться Большого Северного тракта, а скакать по широкой проселочной дороге до северных городских ворот. С телегой или каретой по проселочной было ехать опасно – высок риск застрять или вовсе лишиться колеса, поэтому приходилось ехать в объезд и держаться тракта, по которому до главных южных ворот четыре часа пути, если без пробок.
Микица, сгорбившись и косолапя, настиг дверь в свою мастерскую, вставил в замочную скважину ключ и осмотрелся по сторонам. Лекарь шагнул в комнату, повесил ключи на крючок у входа и подошел к столу, засыпанному всевозможными записками, фолиантами, свитками, зажимами, ножами, пилами, пинцетами, пробирками в штативах, перевернутыми воронками и стеклянными трубками. В сосудах всюду что-то бурлило, трещало, щелкало, кипело и шипело.
Микица снял с плеча сумку и аккуратно выложил на стол увеличительное стекло, несколько колб с реагентами и какой-то сверток прямоугольной формы.
Микица взял охапку инструментов и подобрался с ними к хирургическому столу, на котором лежал труп найденного вчерашним днем юноши. Придворный лекарь положил все оборудование на инструментальный столик и вооружился лишь скальпелем. Лезвие он подогрел с помощью пламени свечи, затем сделал первый надрез на животе. Запахло паленым жиром и кожей. Микица установил расширители на место разреза и пошире раскрыл щель в брюшную полость. Он долгое время что-то внимательно рассматривал, изучал органы убитого, затем тщательно промыл руки в ведре и погрузил внутрь живота.
После этого Микица еще раз вымыл руки, взял лупу и осмотрел укусы, места разрывов и переломов.
В дверь мастерской постучали.
– Входите. – сосредоточенно произнес Микица.
Вошел Иоанн Агапит, придворный ученый. Мужчина преклонного возраста, с седой копной лысеющих волос и длинным остроконечным носом. Он молчаливо поклонился врачевателю и приблизился к нему, внимательно изучая процесс работы.
– Есть успехи? – спустя пару минут Иоанн нарушил тишину.
Микица передал увеличительное стекло ученому и указал на места укусов.
– Бедняжку так изуродовало, что ему и не помочь, – цокнул Иоанн. – Кто, предполагаешь, стал убийцей?
– Главный охотник Матьяш сказал, что это не может быть ни медведь, ни лев, ни тигр. Но это совершенно точно и не волк, – пожал плечами Микица. – Когда данный индивид погиб, то зверь еще продолжал потрошить его тело, на шее раны без кровоподтеков. Много крови в брюшной полости. Переломаны ребра, переломы лучевой и локтевой костей со смещением. Переломы большеберцовой и малоберцовой костей правой ноги, как раз возле следа зубов. Я предполагаю, что существо, зверь или монстр, было достаточно сильным, чтобы трясти телом человека, словно кроличьей тушкой.
Иоанн рассмеялся, чем вызвал легкое недоумение на лице Микицы:
– Что же это за зверь тогда? Быть может, драконы ожили? Ха, или это тролли спустились с гор?
Внутри Микицы воспылал гнев, он постарался скрыть его, делая вид, что продолжал исследовать раны на поверхности тела жертвы, на самом деле прокручивая в голове то, как бы ему хотелось хотя бы разок врезать Иоанну по голове. Но эта мечта оставалась неосуществимой, ибо отец Иоанна – престарелый Джон Агапит, барон Дебрёгера. Хоть Джон Агапит и был вассалом герцога Валрейда, но все подчинялись воле короля Эдуарда Вайнсбурга. Все от Холоборна до Фортресса знали, что Вайнсбурги не отличались снисходительностью.
– Знаешь, ко мне вчера прилетел голубь с посланием о происшествии у герцога Приллфорта Люциана фон де Крована. Его придворный лекарь осматривал детей герцога, как это обычно и бывало. Последней на осмотре осталась младшая дочурка Люциана, вроде малышку звали Вией, – ученый стал расхаживать по мастерской и трогать оборудование своими немытыми пальцами, будто все это принадлежало ему. – У малышки Вии болело горло, поэтому придворный лекарь взял зеркальце и попросил девочку пошире открыть рот. Он увидел процесс воспаления, который уже перебросился на миндалины. Врачеватель выдал ребенку травы, которые должны были снять воспаление, и отпустил ее восвояси до следующего посещения. Как ты уже мог догадаться, ведь ты парень сообразительный, Вия до следующего приема не дожила. Она скончалась посреди коридора часом позже. Ее нашла стража. Девочка была вся синяя, холодная, она держалась за горло…
Микица слушал старого ученого, но лишь вполуха. В какой-то момент его истории он внезапно для самого себя заметил интересную деталь. Расстояние Царапин на трупе могло сказать о размере лапы. Микица перевернул труп на спину в поисках более или менее четкого следа, взял линейку, измерил все и пришел к выводу, что убийцей явно был не медведь, лапа в разы меньше, но гораздо больше, чем у среднестатистического волка. Учитывая возможную силу зверя и размер чуть больше северного лесного волка, Микица мог прийти к выводу о появлении нового вида или о проявлении гигантизма среди млекопитающих. Он мог бы написать целый медицинский труд об этом звере, если людям герцога удастся его выследить и поймать.
– …И оказалось все гораздо проще. В горле у девочки обнаружили зеркальце, которым врачеватель осматривал воспаление. Оно перекрыло дыхательные пути, вызвав кислородное голодание организма. Как такое возможно? Оказывается, возможно. С нынешними-то недотепами-врачами. Вот и итог – у девочки асфиксия, а врача казнили. Раньше все было куда проще, ибо людей учили наукам, а не просто заставляли зазубривать однотипный материал. Раньше специалисты были лучше, а оттого и глупостей подобных не случалось.
Микица молча выбежал из мастерской, оставив ученого в молчаливом недоумении. Иоанн с отвращением и брезгливостью взглянул на труп, укрытый тонкой простыней до пупка. От тела пахло тухлыми яйцами, нашатырным спиртом и кислой капустой. Серная кислота, аммиак и меркаптан – триада гниения. Одним словом, пахло смертью.
– Какая мерзкая и неблагодарная профессия. Какое удовольствие в том, чтобы соприкасаться вот с этим вот? – с тоном недовольного аристократа произнес Иоанн и вышел из мастерской.
Глава девятая
Река Фейд
Морось смешалась со снегом. У погоды было две прекрасные крайности: когда шел теплый летний дождик или падали легкие снежные хлопья. Но когда одному случается встретиться вперемешку с другим – рождается самая отвратительная погода из всех, что Мэтт Кэнан мог вообразить. Под стать погоде у странника были и компаньоны. Вернее, его конвоиры, которые сумели-таки нагнать беглеца. Трое вотерлэндских всадников, все в сверкающих иссиня-черных доспехах. Сталь, словно деготь, поглощала краски заходящего солнца. На наплечниках всадников плетеные узоры, правые руки покрыты сегментарными доспехами, а на пальцах острые металлические когти. На головах всадников капюшоны, под которыми виднелись лишь черные маски. По ветру еле-еле развевались промокшие плащи всадников с гербами династии де Вайнсбургов: разинувшие клыкастые пасти червленые волки смотрели влево, но не спускали бездушных черных глаз с пленника.
Мэтту связали руки цепью и свободным концом привязали к седлу одному из всадников. Путник не видел лиц никого из тех, кого он сопровождал, но у всадника, к которому он был прикован, иногда выглядывали золотистые пряди курчавых волос из-под капюшона.
– Могу я узнать, куда меня ведут? – спросил Мэтт.
– Сам знаешь. – ответил тот конник, что держался позади пленного и следил за его послушанием.
– В крепость Бэйст, – догадался Мэтт. – Я слышал, что там могут содержаться до тысячи пленных, это так?
– Вот скоро и узнаешь. – ответил все тот же всадник.
– Мне кажется, что вы просто сбрасываете старых заключенных в ров или что-то вроде того. Ни один феодал не захочет кормить столько ртов. На чьи деньги содержится крепость? Неужто сам король жертвует деньги? – продолжал говорить Мэтт. – Знаете, я слышал, что вы часто даете беглецам достичь Драконьего Севера, там нужна рабочая сила для постройки стены. Я ведь почти добрался до границы, смилуйтесь.
– Нет, – рявкнул второй всадник, что держался впереди Мэтта. – За тебя нам много заплатят.
– Премиальные? Заманчиво. Я бы попросился в долю, но меня тошнит от псов режима и от тех, кто их нанимает.
– Свое мнение оставь при себе. – произнесла всадница, что вела пленника, и дернула цепь.
Мэтт споткнулся и чуть не рухнул в лужу лицом.
– Вот я и твой голосок услышал. Он нежнее, чем я думал. Мне казалось, что все Всадники Горя говорят так, будто у вас поводок на шее, затянутый как можно туже.
– Ты заткнешься? – рявкнул всадник позади.
– Мне с вами брести до самых Всевидящих гор, чем мы еще собираемся заниматься, если не дружеской беседой? – хорохорился Мэтт. – Сколько нам топать? Километров триста? Триста пятьдесят? Получается, в пути проведем дней пять или шесть.
– Ближе к Холоборну сядешь позади седла ко мне, – произнесла всадница. – Там почва потверже и будем держаться большака.
– Я всегда рад оказаться сзади, но проблема скуки все равно актуальна для меня, не находите? Тем более, я что-то зачастил оказываться в плену в последние дни, а это вызывает у меня приступ безудержной болтливости. Вы бы могли избавиться от этого назойливого…
Всадница глянула на Мэтта сверху вниз и вновь дернула цепь. На этот раз странник не устоял и свалился с ног.
Садилось солнце. Журчала река, по ее крутому каменистому берегу стекали ручейки только что кончившегося дождя. Бурлящая вода блестела в лучах заката, мелкие и крупные рыбы всплывали на поверхность и плескались. Низко над землей пролетела стая речных чаек, они спикировали к реке. Разлетелись брызги, птицы, казалось, исчезли среди бурного течения, но широкие крылья показались вновь, чайки воспарили с мелкими рыбешками в клювах. Один из пернатых охотников выронил свою добычу прямо под ноги марширующим в сторону королевства Вайнсбург. Мэтт пнул судорожно подпрыгивающую рыбу вниз к реке.
Дул осенний ветер с каплями влаги. Становилось все холоднее, близилась ночь. Под луной Мэтту всегда думалось лучше, он знал, что всадники сделают привал, разведут костер, разложат спальные мешки и оставят патрульного, чтобы следить за пленником. Но Мэтт не планировал сбегать грядущей ночью, он готов был пожертвовать своим временем и дождаться подходящего момента.
Но на десятки километров по эту сторону реки не было деревьев, чтобы разбить безопасный лагерь под их заботливой сенью, как и не было укромных ущелий или земляных валов вплоть до пограничных холмов Холоборна.
Поблизости был лишь Столичный тракт, но спутники Мэтта почему-то пока не рвались на общественную дорогу. Возможно, опасаясь разбойников.
– Вы знаете, за что задерживаете меня? Или выполняете очередной приказ без вопросов? – спросил Мэтт после долгого периода тишины.
– Знаем. – нехотя ответила всадница.
– Нам не интересно слушать твои сказки о том, что ты невиновен. «Ой, мамочки, вы не того взяли» – знаем мы все эти россказни, не старайся. – встрял разгневанный всадник впереди строя.
– Я и не собирался утруждать себя, просто хотел осведомиться, что вы не просто безвольные машины королевского правосудия. Интересно, насколько Эдуард доверяет лично вам? Сколько еще людей в его личной коннице? Триста? Пятьсот? Когда-то было всего двадцать, во времена моей юности. Я даже знал каждого рыцаря по имени, довольно бесполезное знание. – размышлял вслух пленный странник.
– Клянусь четырьмя стихиями, я разрублю этого ублюдка не успеем мы достичь и Холоборна. Это самый болтливый слизняк из всех, что мы сопровождали. – не выдержал всадник позади.
– Я рад, что вы запомните меня. – улыбнулся Мэтт.
Всадница, к коню которой был прикован цепью Мэтт, остановила скакуна и спешилась. Она медленно подошла к пленнику, разминая кисть и пальцы правой руки.
– Привет, красотка, – Мэтт панибратски улыбнулся. – Хотя, я не могу ручаться за то, что ты красотка, но мой природный компас редко врет.
Всадница так стремительно замахнулась и ударила Мэтта в живот, что тот покосился, пару раз качнулся и рухнул на землю. На этом рыцарь не остановилась, латный сапог устремился к ребрам болтливого преступника. Мэтт закашлял, хватаясь за грудь и за горло.
– Только не убей его раньше назначенного срока. – предупредил всадник позади.
– Если продолжишь раздражать своей болтовней, то я повторю, но удвою количество ударов. И я буду их удваивать после каждого раза, учти, детоубийца. – всадница плюнула на сырую землю рядом с Мэттом и вернулась в седло.
Мэтт с трудом встал на ноги, жгучая боль поразила живот и грудь, бронхи будто связались в узел, но про себя он подумал, что у этой Всадницы Горя были все шансы стать его любимицей. Мэтта невероятно возбуждали своенравные и несколько свирепые женщины.
Следующий час прошел в полной тишине. Когда солнце практически скрылось за горизонтом, всадники устроили привал неподалеку от реки среди поросших мхом развалин древней церкви. Мэтт и забыл об их существовании, он предпочитал обходить любые церкви стороной, даже заброшенные. Было в их образе нечто неосязаемо пугающее, нечто, что бросало Кэнана в дрожь.
Повеяло прохладой, угасающие пряди солнечного света в последнем порыве коснулись лиц уставших воинов и их пленника. Дул равнинный ветер, колыша невысокую траву. Сгущались сумерки. Когда цвета неба совсем остыли, лишь рыжий костер, который развели рыцари, дарил спящему миру свое тепло. Двое всадников-мужчин разложили спальники, перекусили сухим пайком – сухарями да вяленым мясом –, затем накормили овсом лошадей и легли спать. Женщина же осталась патрулировать. Она обошла местность вокруг развалин и вернулась к костру. Мэтт сидел привязанный к обломанной колонне на холодных камнях, на которых ему еще предстояло заснуть. Но пока в сон совсем не клонило. Он наблюдал за рисунками неба – прекрасный и весьма редкий для Риверлока звездный пейзаж. Россыпь мелких космических песчинок, пылающих в бескрайнем просторе. Мэтт забывал дышать, пытаясь что-то разглядеть среди звезд. Огоньки отражались в его не моргающих карих глазах.
– И убийц завораживает природа. – прошептала всадница, проходя мимо.
Она до сих пор не сняла с себя ни капюшона, ни доспехов, чтобы хоть немного отдохнуть от своей ноши.
– Я слышал, что в разных точках нашей земли звездная карта выглядит по-разному. – Мэтт проигнорировал укор в свою сторону.
– Наш остров Мистрок лишь один из множества кусков суши на всем планетарном шаре, наверняка где-то люди видят нечто иное, смотря ввысь. – женщина остановилась и села, ее и Мэтта разделял потрескивающий обугливающимися дровами костер.
– Шар? – усмехнулся Мэтт. – Я бывал как-то раз в Гарденпорте, тамошний клирик убеждал меня в том, что у Альзамеры есть край и некоторые с него даже сваливались. Водопад, что опоясывает всю планету. И это звучит вполне убедительно.
– Ты бывал хоть где-то, кроме Мистрока? В Тарреде? В Колграде?
– Нет, я не покидал остров, мне и на нем хватает места. – смущенно ответил Мэтт.
– Тогда почему ты думаешь, что какой-то клирик, даже из Гарденпорта, может быть прав? Наш остров один из крупнейших известных, долгое время он даже считался материком, но им весь мир не ограничивается. До сих пор карты не дописаны, есть вести о неизвестных землях на Западе. Ты не видел, быть может, даже процента от того, что нас окружает.
– Но все это и не значит, что клирик не прав, лишь одно мнение из тысяч.
– Необоснованное мнение не может считаться аргументом. – резко ответила женщина.
Мэтт улыбнулся и встряхнул длинные волосы.
– Какой бы Альзамера ни была, это все равно ничего не поменяет для нас. – произнес он.
– Знание об окружающей действительности помогают человечеству расширять свое сознание, стремиться дальше, все ближе к богам. Ты ведь сам только что наблюдал за небом, наверняка в тебе пробудилось любопытство.
– Я наблюдаю за звездами лишь потому, что они для меня загадка. И ты такая начитанная девушка, а веришь в богов? – усмехнулся Мэтт, опустив взгляд на костер.
– Все во что-то верят. – ответила всадница и сняла капюшон. Рассыпались на плечи золотистые кудри. Через черную личину Мэтт даже смог увидеть цвет ее глаз – голубой.
– Я предпочитаю ни во что не верить, чтобы не разочаровываться в собственных же идеалах.
– Это характеризует тебя больше, как труса. – выпалила златовласая женщина.
– Я прагматик. – поправил Мэтт Кэнан.
– Ты идиот, если думаешь, что сможешь притворяться нигилистом до конца. Наступит момент, когда ты осознаешь собственную глупость.
– Я хотя бы не прячусь за маской. – лукаво улыбнулся Мэтт, глянув всаднице прямо в глаза.
– Не фамильярничай. Я не стану показываться обычному преступнику. – отказалась всадница и хитро улыбнулась.
– Ты не знаешь, кто я.
– Это ты не знаешь, кто я, а я о тебе знаю все, что нужно. Ты Кэнан, у вас нет родины, нет дома, нет семьи. Вы, Кэнаны, предпочитаете отнекиваться от любой ответственности, от любых устоев, в чем я уже убедилась. Ты просто искатель наживы, живешь примитивными потребностями. Ты наверняка считаешь себя лучше многих, независимым и неповторимым. Но проблема как раз в том, что ты просто образ без личности, все Кэнаны одинаковые.
– Может и так, – согласился Мэтт. – Но ты пример противоположного. Ты считаешь, что твои знания и умения служат какой-то высшей цели, и ты будешь считать так, пока не наступит момент, когда ты осознаешь собственную глупость.
Женщина усмехнулась и встала на ноги. Она ничего не ответила и отправилась патрулировать.
Глава десятая
Ристалище Рангарона
Рангарон – крупнейший замок в герцогстве Холоборн и пятый на всем огромном острове Мистрок. Донжон Рангарона виднелся за много километров и служил маяком для путников и торговцев в ночи. Замок также окружал глубокий ров с кольями, а главные ворота защищал овальный барбакан с подъемным мостом на цепном механизме. В давние времена, когда не было единого королевства Вайнсбургов, Холоборн был независимой территорией и часто оказывался под натиском врагов, благодаря своему центральному положению на острове. Каждый раз, когда вражеские войска брали замок Рангарон в осаду, это заканчивалось поражением для нападающих. Замок пал лишь раз, но изнутри, когда в результате бунта солдаты сговорились и казнили хозяина, вывесив его голову на пики. Об этом не любили рассказывать в учебных заведениях Холоборна.
Но те воинственные времена, казалось, остались навсегда в прошлом, королевство Вайнсбургов сформировалось тридцать лет назад и с тех пор все жили в мире и относительном согласии. Вассалам короля запрещалось вступать в открытую вражду между собой, а некогда полный дикими племенами Риверлок перенимал культуру Вайнсбургов, желая всячески угождать королям и выстраивать дружественную политику. Холоборн не знал войн вот уже тридцать три года.
– Читай дальше, – настаивал советник герцога Валрейда и по совместительству учитель для его младшего сына Леннона. – Не отвлекайся.
Учителю было уже лет двести. По крайней мере, тринадцатилетний Леннон думал так. На самом деле одним стихиям было известно о годе рождения Шамуэля Арпада. Старик не имел волос на голове, кроме своих пышных седых бакенбард. Глаза Шамуэля вмещали в себя мудрость всего мира, даже его серая радужка была по-особенному серой, словно бы знания и умения меняли этот цвет.
– Почему мы должны заниматься здесь? – слезливо спросил Леннон Гюла, сидя за столом перед толстой книгой.
Позади мальчика сидела его родная сестра Елизавета. Она надела самое красивое свое платье и приказала слугам сделать ей прическу, как у жены короля Эдуарда, королевы Катрины, чтобы каждый рыцарь на ристалище дивился. Ее длинные темно-русые волосы сплели в боковые косы-улитки, а веки и брови подвели сурьмой. Елизавете было шестнадцать, она была старшей из сестер. Она уже вступила в возраст, в котором в первую очередь думала о красоте и о мальчиках.
Елизавета сидела невероятно тихо, что было ей свойственно, и вычесывала своего короткошёрстного леопардового цвета котенка по имени Хвостик, привезенного с самого юга Фортресса.
– Потому что я должен следить за твоим братом. – буднично ответил Шамуэль.
Леннон непрерывно глядел с террасы вниз на ристалище, на котором сражалось два мечника. По краям арены стояли и другие претенденты в кольчугах и латах, ожидая своего часа.
– Я тоже хочу сражаться, как Айринг. Почему он там, а я сижу за этой дурацкой книжонкой! – взбунтовался Леннон и хлопнул ладонью по пожелтевшему развороту книги.
– «История фортификационных сооружений и их эволюция» – это важнейшая основа для любого будущего рыцаря. В твои годы Айринг взахлеб прочел не только ее, но еще и «Искусство оружейного дела», «Мысли политических деятелей новой и старой эр», «Влияние рыцарства на духовную и социальную жизнь общества». Прочтешь основы – будешь сражаться, как и твой брат. Через год Айрингу будет восемнадцать, и он будет наречен наследным герцогом, если что-то случится, и он не сможет принять титул, тогда его унаследуешь ты, юный пэр. Каждый дворянин обязан быть начитанным человеком, чтобы не позориться в глазах общества.
– А как же Барто? Он ведь старше меня, значит должен первее унаследовать титул.
– «Первым», юный господин. Правильно говорить «первым». Дворяне должны говорить грамотно, – поправил Шамуэль. – Барто отказался от наследования, он принял присягу рыцаря-монаха в духовно-рыцарском ордене Кармольеров. Пока он просто послушник, но через два года, когда станет совершеннолетним, его посветят.
– Кармольеры? Чем они занимаются? – спросил Леннон, пытаясь всячески отвлечь старика, чтобы он не заставлял читать занудные трактаты.
– Если бы ты слушал меня и учился, то знал бы, что это главный и единственный духовно-рыцарский орден в Холоборне. Их герб – багровая лошадь Кармозинвёр на белом полотнище. Этот орден служит стихии земли, у них множество лошадей, которыми они вспахивают поля для засева и помогают путникам добраться до городов и деревень, не беря ни монеты.
– Рыцари ведь должны сражаться, а не землю пахать! – рассмеялся Леннон. – Они самые обычные пастухи-крестьяне, а не воины.
– Рыцари не только мечом машут. Они в первую очередь слуги народа и своего покровителя. Айринг и ты будете служить герцогу Холоборна и королю Эдуарду Вайнсбургу, а Барто навеки посвятил себя служению божественным стихиям.
Айринг на ристалище тем временем повалил своего противника на землю и сильным рубящим ударом двуручного меча расколол деревянный щит с гербом баронства Сивед напополам. Сиреневая роза в белом прямоугольнике на зелено-сиреневом фоне треснула, оставив своего носителя без защиты.
– Сдавайся, сэр Аарон Кан. – самодовольно произнес Айринг, наставляя на упавшего острие тяжелого меча.
Аарон Кан из династии Сивед поднял руки и попытался подняться. Айринг подал ему руку и помог.
– Кто следующий? – войдя во вкус, прокричал Айринг Гюла.
Леннон не мог оторваться от того, как победоносно вел себя его старший брат. Айринг размахивал тяжелым мечом, словно рапирой, блестели серебристые наплечники, позвякивала не испачкавшаяся после всех состязаний кольчуга, а на его морионе ни единой царапины.
– Наверное, Айрингу бы больше подошел орден, почитающий огонь, – заметил Леннон. – Как и мне.
– Тут ты прав, юный господин, ордены огня сосредотачиваются на сражениях больше других, – ответил Шамуэль, медленно кивая. – Есть даже одна легенда, хочешь услышать?
– Конечно. – завороженно ответил Леннон.
– Когда-то давно, когда по нашему острову летали драконы, многие пытались их приручить. Драконы считались воплощением стихии огня. Не каждая крылатая рептилия обладала способностью к дыханию огнем, но каждая имела общего предка, как и мы, люди. Истинные драконы, verum dracones, считались древнейшим видом этих существ, остальные пошли именно от них.
– Получается, как у нас с обезьянами? – перебил Леннон.
– Это лишь теория, в случае с обезьянами.
– Но ведь и ты рассказываешь легенду.
– Слушай мой рассказ дальше, юноша, – Шамуэль продолжил. – Люди, что жили во времена драконов, придумывали много историй про этих летающих созданий. Многие были страшными, чтобы отпугнуть искателей приключений от опасностей. Но среди прочих выделалось две, мои любимые. Первая гласила о том, что у драконов схожее с нашим строение глаза, но вместо хрупкого человеческого хрусталика они обладали крепким, похожий внешне на ограненный драгоценный камень. Ты ведь слышал выражение, что наши глаза – зеркало души? Так вот, у драконов в глазах находилась душа в буквальном смысле, в том самом драгоценном хрусталике. Когда люди начали охоту на крылатых змеев, то особо любопытным захотелось проверить эту легенду. И она оказалась правдивой. В огненных духовно-рыцарских орденах некоторые носят драконий хрусталь, как медальоны на шеях. Владельцы таких хрусталей удостаиваются особых почестей, ведь до сих пор считается, что украшение дает великую мудрость и силу.
Айринг одолел очередного оппонента. Рыцарь из баронства Тувер признал поражение, когда из его руки выбили меч.
– А какая вторая легенда? – с нетерпением вопрошал Леннон, уже позабыв про брата, что одерживал победу за победой.
– Вторая повествует об одном древнем мече. Он был столь древним, сколь древними являлись истинные драконы. Как считали наши предки, один из первейших драконов обладал особым огненным дыханием. Он рычал редко, лишь когда его злили, но дыхание его было столь жарким и вездесущим, что уничтожало каждого узревшего сие явление. Но был тот, кто выжил после драконьего крика. И тот человек рассказал, что изо рта исполинского красного дракона вырывается живое пламя с крыльями, хвостом и головой с клювом. То живое пламя нарекли жар-птицей, чью красоту и мощь не описать словами. В то же время, когда на драконов объявили охоту, в народе шептались о драконьем защитнике, страже, которого избрал огонь. Тот страж уничтожал целые армии, стирал в прах когорты. Орудовал он магическим оружием, названным Эфларнумом. Эфларнум – порождение воли дракона, никакой кузнец не ковал сталь этого меча, ибо каждое его составляющее было волшебным. Сама жар-птица спускалась к драконьему воину, превращаясь в его руках в оружие, достойное богов. – повествовал Шамуэль.
– Что случилось с воином и с его мечом? – спросил Леннон, явно заколдованный услышанной историей.
– Меч канул в небытие, а воин пропал. Много слухов говорят о разном, тут истины не узнать. Но это все лишь сказки, которыми завлекают маленьких мальчиков.
– Но такое может быть, что они правдивы?
– Во всем есть доля правды, юный господин, – добродушно произнес Шамуэль и внезапно сделался сердитым. – А теперь продолжай читать! Тебе нужно осилить еще тридцать страниц до заката! Иначе отец будет ругаться.
– Да, Шамуэль. – печально согласился Леннон и продолжил читать вслух.
– Я приму бой, – вызвался очередной претендент на ристалище. – Храбрые сэры тренируются для предстоящего зимнего турнира? Я не пропущу шанса потренироваться со своим вероятным соперником.
Через толпу оруженосцев и поверженных доходяг пробился человек, облаченный с головы до ног в черную броню, верхом на черном скакуне в попоне черно-желтого цвета. В руках рыцарь держал знамя, на котором диагональю разделены черный и желтый цвета. На черной стороне глядел вправо белый полумесяц с хитрым прищуром, а на желтой – белое солнце с хмурым ликом. Рыцарь вонзил древко штандарта в землю и спешился. Черный плащ воина заколыхался на ветру.
– Сэр Фрэн Гюла из герцогства Вотерлэнд, сын графа Майлэна Марка Гюла. – поклонился рыцарь в черном и снял с головы горшковидный шлем.
– Рад твоему визиту, кузен. Какими судьбами ты прибыл к нам из Вотерлэнда? Как поживает папин брат?
– Мой отец в добром здравии, благодарю. Я прибыл по дипломатическому делу к дяде Валрейду Гюла, но услышал лязг стали о сталь, не мог отказать себе в чести сразиться с первым наследником Холоборна. – Фрэн снял с плеч плащ и передал своему оруженосцу. Стал виден узор на наплечниках: на правом плече светил полумесяц, а на левом сияло солнце.
Фрэн Гюла вытянул из деревянных ножен, обтянутых черной кожей, палаш с кожаной рукояткой и сложным эфесом с позолоченной защитной чашей для кисти.
Айринг ощутил дрожь в коленях. Он слышал достаточно историй о лучших фехтовальщиках королевства. Среди них был Баристан де ла Фитах, Альберт Нейл, Скаур фон дер Риксон, Ганн Темешвар и Вибий де Абертин. Многие из них неоднократно выигрывали турниры и участвовал в защите государства от набегов и разбоев. Во время прошлогоднего же турнира неожиданно для многих победил Фрэн Гюла, одолев Альберта Нейла в финальном поединке. Тем самым Фрэн проложил себе дорогу к королевскому двору, став посыльным Эдуарда де Вайнсбурга и его вторым телохранителем. Необычайное достижение для юноши девятнадцати лет.
– Я готов, – неуверенно произнес Айринг. Что-то ему подсказывало, что ничего хорошего из этого поединка не выйдет, но отказывать на глазах у рыцарей со всего герцогства Холоборн было нельзя. – Пусть удача улыбнется достойнейшему.
– Пусть удача улыбнется достойнейшему, – самодовольно улыбнулся Фрэн и хрустнул шеей. – Деремся до первой крови.
– До крови? – удивился Айринг.
– Ты ведь не боишься? Я буду поддаваться, если наследник герцога захочет. – холодно произнес Фрэн.
– Бьемся до крови. – подтвердил Айринг и встал полубоком. Он выставил левую ногу, а правую отвел назад.
