Kitabı oku: «Две стороны. Часть 3. Чечня», sayfa 4
Так жили до тех пор, пока днем 2 ноября не приехал Шугалов.
– Щербаков, у тебя "комбез" что ли новый? – издали увидев Щербакова, спросил Шугалов.
– Постирал, товарищ майор.
– Собирайтесь. Буду назад ехать – пристраивайтесь за мной в колонну. Танки забираю в расположение штаба батальона, – майор запрыгнул в ГАЗ-66.
– Домой, на погрузку?
– В лес, на "зачистку"…
Командир танковой роты Олег Абдулов сидел за рычагами танка № 153 и гусеницами валил деревья в ближайшей лесополосе. Это делалось для того, чтобы противник не смог незаметно подобраться к расположению батальона и внезапно напасть. Абдулов поначалу заартачился, мол, почему танки опять не по прямому назначению используют, но потом плюнул – против приказа командира батальона не попрешь, и сам сел за рычаги, чтобы аккуратнее всё сделать и не повредить борта. Солнце жарило не по-осеннему, и сползавший на глаза шлемофон Олег снял во время короткой передышки. Теперь из люка механика-водителя торчала его коротко стриженная голова, обдуваемая приятным ветерком. Трещали поломанные ветки, заглушаемые ревом дизельного двигателя. Наезжая гусеницей на очередной ствол, Абдулов не заметил, как толстая ветка соседнего дерева зацепилась за борт танка, изгибаясь дугой. Танк двигался дальше, пока ветка не сломалась и, отскакивая от дерева, со всего маху ударила по голове лейтенанта. Олег на мгновенье потерял сознание, но тут же пришел в себя и остановил танк. Вылез, держась за окровавленную голову.
– Кайдалов, давай доделай тут всё, – Абдулов, шатаясь, спрыгнул на высохшую осеннюю траву.
– Товарищ лейтенант, вам в санчасть надо!
– Я сам, доделай!
В санчасти Абдулову зашили рану, перебинтовали голову, медик Слава накормил какими-то таблетками и велел отлеживаться в медицинской палатке – сто процентов сотрясение.
«Нет, пойду на трансмиссии отлежусь, на воздухе», – сказал упрямый Абдулов.
С трудом Олег добрался до своего танка, залез на трансмиссию. Голова кружилась и трещала по швам, тошнило, весь мир качался, как будто лейтенант лежал на плоту, плывущем по бушующему морю. Он вновь потерял сознание, провалившись в небытие.
Ночь. Абдулов проснулся от непонятного рокота, словно рядом раздувают меха кузнечной печи. Голова болит, но не так сильно. Олег чуть приоткрыл глаза. Первое, что он увидел – блеснувший в лунном свете большой православный крест с распятым на нем Иисусом Христом.
«Помер, – мелькнула мысль в затуманенном мозгу Абдулова, – здорово меня "приложило". Но что это за рык, хрип?» Луна обозначила контуры огромного длинноволосого человека, лежащего рядом. Крест с толстой цепью свешивался с его могучей груди, издающей этот звук. Человек открыл глаза и уставился на лежащего рядом лейтенанта.
– Ты кто? – еще ничего не соображая, спросил Абдулов.
– Батюшка. Отец Александр, – приподнявшись на локте, ответил человек, у которого помимо длинных волос оказалась еще и торчащая лопатой густая борода.
– Отпевать будете?
– Да Господь с тобой! Я к вам в батальон приехал, в палатке спать не захотел, а мне сказали, на твоем танке можно переночевать.
– Я уж думал, что я умер, – с облегчением вымолвил Олег.
– Рано умирать, сынок. Впереди целая жизнь!
Отец Александр, или батюшка, как часто его называли, ездил по батальонам и ротам, раскиданным по горящей Чечне, словом божьим помогая попавшим на войну пацанам, исповедовал, причащал, крестил солдат и офицеров. Многие здесь, среди огня войны, вспомнили о Боге. Во втором батальоне, как и везде, куда приезжал батюшка Александр, шли на исповедь, некрещеные просили, чтобы их окрестили. Умирать никто не хотел и не собирался, но у большинства возникало желание носить православный крест на груди, а если и умереть, то с ним, как христианин. Многие солдаты из батальона проходили обряд крещения в специально выделенной для этого палатке. Батюшка окрестил нескольких человек из танковой роты, и теперь они поблескивали на утренних умываниях новенькими серебряными крестиками. Щербаков с приехавшим с переправы за заправщиком Кругловым тоже пошли к отцу Александру за крестами, но крестики закончились.
Уже несколько дней танк Щербакова стоял в ранее вырытом окопе под раскидистой осиной. Опять ежедневные построения на плацу, обслуживание вооружения, техники и ночные дежурства. На Тереке без пристального присмотра командира роты жилось гораздо лучше. На обещанную Шугаловым "зачистку" пока не ехали, ждали внутренние войска, собиравшиеся проводить основную часть операции.
После одного из построений оклемавшийся от удара веткой Абдулов вызвал Щербакова к себе.
– У тебя в школе что по сочинению было?
– Пятерка.
– Отлично! У нас в роте кучу чего списать надо – потерялось, или, как говорят в армии, проебалось, – подавая большую синюю тетрадь Александру, сказал командир роты. – Это журнал боевых действий 2-го мотострелкового батальона, а это – он протянул листок с длинным списком, – имущество танковой роты, которое необходимо списать. Просто так написать, что имущество потерялось, мы не можем. А списать его можно, только если оно утеряно или утрачено во время боевых действий или каких-либо экстремальных ситуаций. Вот и сочиняй что-нибудь более-менее правдоподобное. Можешь поглядеть, что другие "писатели" в журнале уже написали. Для начала накидаешь на черновике и мне покажешь, потом отредактируем и тогда в журнал перепишешь. Всё ясно?
– Так точно! – Щербаков взял журнал БД и список. – Разрешите идти?
Фантазия "писателей" была безгранична. Читая журнал БД, сторонний человек решил бы, что 2 МСБ с самого Дагестана с боями прорывается сквозь несметные полчища врагов. Потерянное имущество подрывалось на минных полях, горело при внезапных нападениях и тонуло при переправах под обстрелами. На самом деле большая часть всего этого просто терялась при переездах, выкрадывалась солдатами в других подразделениях, чтобы восполнить потери своего имущества, которое менялось или продавалось местному населению. Почитав опусы пехотных крючкотворцев, Щербаков большую часть имущества "сжег" в некогда принадлежавшем танковому батальону Урал-4320, сгоревшем еще в Дагестане при не совсем удачной рекогносцировке Шугалова, часть "утопил" при переправе через глубокий арык, оставшееся "сгорело" при ночном "обстреле" близ Новощедринской.
– Оценка "пять с минусом"! – прочитав черновик Щербакова, сказал Абдулов.
– Почему с минусом?
– Чтобы было к чему стремиться. Можешь переписывать в журнал БД.
5 ноября – День военного разведчика. На построении руководство батальона поздравляло разведчиков, треть из них являлись контрактниками, захватившими первую чеченскую, а некоторые и войну в Афганистане. В строю разведвзвода между начищенных берцев вертелась маленькая лохматая собачонка по кличке Тёща – талисман разведчиков, приехавшая с ними еще в Дагестан и сопровождавшая их повсюду. По поводу Дня разведчика организовали спортивный праздник, на нём бойцы из различных подразделений соревновались в беге, подтягивании на турнике, прыжках в длину и тому подобному. Из танкистов отличился механик Эмиль Кайдалов. Коренастый башкир Кайдалов во время соревнования по борьбе победил такого же низкорослого широкоплечего корейца Александра Цоя. Поначалу рядовой Цой обиделся на Эмиля, тоже ведь хотел выиграть схватку, но со временем они стали друзьями, как-никак одним видом спорта до армии занимались.
На следующий день была назначена зачистка. Подошли долгожданные части внутренних войск, ВВ-шников, или "вованов", как их обычно называли. Юго-восточнее расположения 2 МСБ находился большой лесной массив, там могли скрываться боевики. Его и предстояло зачистить. Зачистка планировалась проводиться силами ВВ, а 2 МСБ блокировал по периметру лес, упиравшийся с юга в реку Терек. Рано утром колонна из "шишариков" и четырех танков выдвинулась в сторону чернеющего на востоке леса. Щербаков, высунувшись по пояс из люка, смотрел, как впереди занималась алая заря. Особого беспокойства в душе он не испытывал, почему-то в голове сидело "прокатит", как с Червленой-Узловой, да и вероятность, что "чехи" выйдут прямо на тебя из такой огромной чащи, довольно минимальна.
Колонна становилась всё меньше, машины останавливались, бойцы прыгали на остывшую за ночь землю и принимались окапываться, занимая оборону вокруг леса. С востока чащу блокировали "вованы" и танки второго танкового взвода под командованием старшего лейтенанта Круглова. Танку Щербакова «выпала честь» охранять кунг с командиром батальона Бельским и замкомполка Шугаловым. Урал комбата вырулил на широкую поляну, глубоко вдававшуюся в лесную чашу. За ним приказано ехать 157-му и 172-му танкам и занимать там оборону, направив секторы обстрела в сторону леса.
172-й под командованием сержанта Акунина вырыл окоп сначала для кунга, затем для 157-го, потерявшего отвал в горах Дагестана, а ближе к полудню и себе, метрах в трехстах от щербаковского танка. Танки заняли оборону по краям поляны, ближе к середине стоял Урал в окопе и БТР внутренних войск. В кунге организовали командный пункт совместно с командованием ВВ-шников. Вероятность прорыва боевиков на этом участке, по обрывочным репликам, доносившимся из открытой двери кунга, очень мала, да и само их нахождение в лесу под большим вопросом. Так или иначе, "вованы" начали шерстить лесной массив, надеясь выгнать предполагаемого противника на занявших оборону 2 МСБ и части ВВ.
О том, что проводится зачистка, можно только догадываться – время перевалило за полдень, но в воздухе не донеслось ни одного выстрела, лишь пение птиц и шелест ветра в пожелтевших и большей частью опавших листьях.
Поели сухпай, Акунин сфотографировал щербаковский экипаж на дешевый плёночный фотоаппарат-мыльницу, надеясь, что когда-нибудь пленку проявит и сделает фотографии. Тишина и покой. Старые отцовские часы "Луч" остановились, и ни тряска, ни подзаводка так их и не оживили.
К вечеру объявили об окончании операции. Боевиков не нашли, а может, они смогли небольшими группами уйти за Терек. В результате части батальона, участвовавшие в зачистке, на закате вернулись в своё расположение, не сделав ни единого выстрела, и вновь заняли оборону на своих позициях.
Буквально через пару дней поступил приказ о выдвижении батальона на новый рубеж – в район станицы Шелковская. Начались спешные сборы. Батальон сворачивался, покидая обжитое место. 4 МСР и 6 МСР, занимавшие оборону по берегу Терека, оставляли свои позиции, стягиваясь к командному пункту 2 МСБ. Второй танковый взвод вернулся без своего командира, старшего лейтенанта Круглова. Вадим уехал «на дембель» с первой машиной, направлявшейся в Дагестан, а оттуда на поезде в родной Волгоград. Попрощаться с танковой ротой он так и не успел. В 1 ТР из офицеров остались только командир роты лейтенант Абдулов и командир третьего танкового взвода лейтенант Щербаков. Первым и вторым танковыми взводами командовали дембеля сержанты – офицеров на замену лейтенанту Круглову и дембельнувшемуся еще в Дагестане старлею Прошкину до сих пор не пришло.
На сборах не обошлось и без происшествий. Мотострелковое отделение 6 МСР, окопавшееся рядом с Тереком, собирало свои пожитки, вытаскивая нехитрый армейский скарб из своей большой, крытой стволами деревьев землянки. Последней вытащили печку "буржуйку" и погрузили на стоящий рядом в окопе "мёртвый" БТР-70. «Пацаны, нужно землянку взорвать, чтобы "чехам" не досталась», – доставая гранату РГД-5, сказал один из солдат мотострелков и направился к темнеющему в земле проёму. В это время в полутьме землянки пытался найти что-то из своих вещей его зазевавшийся сослуживец. Краем глаза он увидел залетевшую внутрь гранату и за долю секунды успел прикрыться валявшимся под ногами бронежилетом. Прогремел оглушительный взрыв, разметав вокруг ямы бывшей землянки накрывавшие её ветви и стволы деревьев. На дне лежал окровавленный, но еще живой боец, прижимая к груди спасший ему жизнь бронежилет. Раненого срочно увезли в госпиталь, в журнале БД написали, что боец 6 МСР был ранен в результате ночного нападения противника, метателю гранаты дали хорошенько по шее и увезли в военную прокуратуру.
Гребенская
9 ноября колонна 2 МСБ выдвинулась в направлении станицы Шелковская. С грунтовой дороги техника поворачивала на разбитое шоссе и держала путь на восток. Танки с пересевшими на их броню мотострелками вновь тащили "мёртвые" БТРы. За ними тянулись "шишарики", Уралы, КрАЗы-заправщики и гусеничные САУшки артбатареи. С пасмурного неба порой срывался мелкий дождь, по-осеннему холодный и противный. Проехав по асфальту около двадцати километров, колонна зашла в станицу Шелковскую – административный центр Шелковского района Чечни. Головная часть остановилась около небольшого малолюдного рынка, закрывавшего свои прилавки и киоски и вскоре совсем опустевшего. По правой стороне давно не ремонтированной дороги стояли одноэтажные дома, многие из них казались заброшенными, слева тускло поблескивало рябью на ветру темное озеро.
4-й МСР и приданному ей 3 ТВ поступил приказ пока оставаться на месте, а вся остальная колонна повернула направо и углубилась в станицу, добивая гусеницами и колёсами остатки асфальта пустых улиц. Температура снижалась, ветер усиливался, унося в сторону озера опавшие листья и придорожный мусор. Укрываясь в башне от мелкой измороси и ожидая дальнейших указаний, танкисты доели остатки сухпая.
К трем часам дня, когда небо стало совсем серым, показался ГАЗ-66, на нём приехал майор Шугалов. Он о чем-то недолго поговорил с капитаном Кушнировичем, тыча в карту пальцем и показывая рукой дальше на восток, а затем умчался в обратном направлении.
– Саня, следуешь со своими тремя танками за мной, а там на месте будем смотреть, где кто стоять будет, – сказал Дмитрий.
– А мы что, не со всеми стоять будем? – Щербаков бросил взгляд в сторону скрывшегося в конце улицы "шишарика".
– Нет, пока не со всеми.
Остаток колонны, состоявший из 4 МСР и 3 ТВ, миновал опустевший рынок, проследовал мимо домов с закрытыми ставнями и вскоре оказался на другой окраине станицы. За танками на тросах волочились два БТРа с заглохшими двигателями. Впереди показался изрешеченный пулями жестяной щит с выгоревшей на солнце надписью "Добро пожаловать в станицу Гребенская. Основана в 1740 г." и окраины той самой станицы. Но техника, миновав пустой блокпост, свернула влево на грунтовую дорогу. Еще километра полтора вглубь, и рота начала занимать круговую оборону в чистом поле, заросшем мелкой сырой травой.
Под руководством Кушнировича технику танкового взвода раскидали на удалении друг от друга, придав мотострелковым взводам. В приближающихся сумерках танки принялись окапываться, мотострелки – рыть окопы и ставить большую ротную палатку. Танку Щербакова окоп отрыл 172-й, укатив затем к себе на позицию. Очень хотелось есть, но сухпай закончился, оставалось только курить сигареты, чтобы заглушить голод. Полетел первый снег, подгоняемый усиливающимся ветром. Температура упала ниже ноля. Танкисты не глушили танк, вылезли наружу и грелись на трансмиссии в потоках горячего воздуха. Костёр развести не из чего – вокруг ни деревца. Пехота, согреваясь, жгла пустые ящики от боеприпасов и что-то оставшееся от разобранных на Тереке землянок.
В сгущающейся темноте приехала полевая кухня. Обухову с Кравченко удалось принести в котелках порции овсяной каши с еле заметным запахом тушенки и по полкружки чая без сахара. Пока несли, ужин остыл в морозном воздухе, но всё холодным съели и выпили в рекордно короткие сроки.
Наступила ночь. Снег летел и летел, покрывая всё вокруг белым покрывалом. Вдали мерцали редкие огни Шелковской, впереди еле видимы тусклые окошки окраины станицы Гребенская. Нужно экономить горючее, поэтому танк периодически глушили, сидели с закрытыми люками, пытаясь согреться. Когда от холода изо рта уже шел пар, вновь заводили двигатель, и его тепло постепенно проникало из моторного отсека в башню. Среди обрывков сна Щербаков включал прибор ночного видения, вращая командирской башенкой, пытался рассмотреть что-нибудь среди зеленых мельтешащих снежинок, но только еле заметные огоньки Гребенской мерцали сквозь несущийся снег.
Утром Щербаков откинул командирский люк. Морозный воздух ударил в успевшую остыть башню. Вокруг простиралось снежно-белое поле. Даже черные колеи, намешенные вчера гусеницами и колесами, спрятаны под утихшим к утру снегом. В паре сотен метров зеленела ротная палатка, находившаяся в центре круга занимаемой ротой обороны. Повсюду виднелась занесенная снегом техника в отрытых наспех окопах. На построении мотострелковой роты приказали окапываться дальше – пехоте продолжать рыть окопы, перекрытые щели и землянки, танкистам помочь отрыть укрытия для остальной техники и тоже делать землянки для экипажей.
– Ну чего эту землянку рыть, товарищ лейтенант, – Кравченко сделал недовольное лицо. – Завтра опять куда-нибудь сдернут, а тут землю мерзлую долбить. А вообще, пехота говорит, что нас через восемь дней менять будут. Типа уже даже эшелон в Кизляре под нас стоит.
– Ладно, – неуверенно сказал Щербаков. – Сегодня не копайте, а там поглядим. Пока окоп для танка сделайте нормально.
День закончился, солнце село за Шелковскую. Вокруг ночь, лишь ветер гудит в танковой антенне. Невдалеке от 157-го окопалось мотострелковое отделение с БТРом. "Мёртвому" бронетранспортеру окоп вырыл один из танков. Щербаковский экипаж прятался от холода в своём Т-72, как можно реже заводя двигатель – экономили горючее, которого оставалось всё меньше. Надеялись, что пехота выставит посты, но те тоже пытались согреться в наспех вырытой землянке и на пост практически не выходили. Ночь прошла без выстрелов и происшествий.
Утро выдалось морозным и солнечным, ветер стих. Объявили срочное построение роты и танкистов – в расположение прибыли командир 20 мотострелковой дивизии генерал-майор Акимов, командующий воздушно-десантными войсками генерал-майор Шпак и их сопровождение. Приехали они на нескольких БМД и проверенных в тяжелых условиях ГАЗ-66. Комдив говорил что-то о боевом взаимодействии войск, о необходимости перенести все тягости и невзгоды воинской службы. Однако из речи генерал-майора, произносимой перед выстроенной ротой, стало понятно одно – контртеррористическая операция продолжается и 2 МСБ в Чечне еще минимум на три месяца. Роте необходимо закрепиться на данном рубеже и держать круговую оборону с готовностью выдвинуться по первому приказу командования.
– Копайте землянки, – с плохо скрываемой обреченностью в голосе сказал Щербаков танкистам, построив третий взвод после того, как Шпак с Акимовым уехали и рота разошлась по своим боевым позициям. – Стоять долго будем, слышали.
– А чем их крыть, товарищ лейтенант? – вызывающе сказал командир 172-го сержант Гирин. – Вокруг голое поле, ни дерева, ни досок.
– Да и вообще мы уже дембеля, нас еще в конце октября должны были домой отправить, а уже 10 ноября! – в тон ему добавил наводчик Стеценко.
– Ну, про дембель я вам ничего сказать не могу. Замена ваша приедет, и сразу отправят, – сказал лейтенант. – А насчёт того, чем землянки крыть, поговорю с капитаном Кушнировичем. Пока просто копайте, чтобы три человека смогли поместиться.
К обеду температура поползла вверх. Снег, еще недавно лежавший белым покрывалом, стал стремительно таять, обнажая черные колеи и грязь с пробивавшейся сквозь неё жесткой пожухлой травой. Щербаков сидел на башне танка, грелся на выглянувшем солнышке и задумчиво курил, глядя как Кравченко с Обуховым копают землянку. Уже вырисовывалась яма метра два на три. Механик по пояс скрылся в будущей землянке, кидая наверх комья рыжей глины, наводчик нагребал вокруг ямы бруствер. Земля еще не успела промерзнуть, поэтому копалось легко.
– Чем крыть будем, товарищ лейтенант? – Кравченко прихлопывал лопатой сырую землю бруствера.
– Сегодня с пехотой едем на "мародёрку", там чего-нибудь наберем. Иди к нашим танкистам, скажи, что с каждого экипажа по человеку.
К полудню погода начала портиться, солнце всё чаще скрывалось за низко летящими облаками. В термосах привезли обед из расположения штаба 2 МСБ. Ели под открытым небом, прячась от осеннего ветра в окопах и за бортами техники.
После обеда у ротной палатки стояли три "шишарика" – Кушнирович выделил машины на доставку стройматериалов, нужных для перекрытия крыш землянок. По имеющейся информации, на другой окраине Гребенской есть недостроенная ферма. Ферма стоит на отшибе, поэтому местные рядом появиться не должны, претензий никто не предъявит, пока бойцы будут "мародёрить" – добывать доски, бревна, шифер – всё, чем нужно и можно накрыть землянку.
Небо затянуло тучами, дождя нет, но воздух сырой и холодный. Колонна выехала на асфальт и двинулась в сторону станицы. В крытых брезентом кузовах сидели солдаты четвертой роты с командовавшим ими старлеем Тодоровым и трое танкистов с лейтенантом Щербаковым. В ногах позвякивали пилы, топоры и гвоздодеры. По пустынной улице колонна промчала вдоль одноэтажных домов, прятавшихся за зелеными заборами, и вскоре оказалась на другой окраине села. Вновь свернув на проселок, машины направились к белевшем вдали постройкам фермы.
Ферма представляла собой несколько коровников, недостроенных, а может, просто наполовину растащенных, и пустое двухэтажное здание из красного кирпича с голыми стенами и темными проемами окон. За местностью приказали следить водителям шишариков, остальные кинулись на поиск стройматериалов. Всё, что можно приспособить для строительства землянок, отпиливалось, отламывалось, вырывалось и отдиралось от полуразрушенной фермы. Бревна, бруски, ДВП, ДСП, полиэтиленовую пленку, фанеру стаскивали в кучи – каждое подразделение или экипаж в свою. Смеркалось, когда всё, что успели добыть, стали грузить в машины. Забив кузова до отказа, бойцы погрузились на своё добро сверху, и машины тронулись в обратный путь.
Ехавший последним в колонне "шишарик" с сидевшим на пассажирском сиденье Щербаковым чуть съехал на обочину и остановился.
– В чем дело? – спросил Александр у солдата-водителя.
– По-моему, колесо пробило, – солдат спрыгнул на землю.
– Этого еще не хватало. Темнеет уже, – глядя вслед удаляющимся фонарям колонны, сказал лейтенант, – И что делать?
Переднее левое колесо действительно сдулось. Боец вновь запрыгнул в кабину.
– Тут кран подкачки заржавел, открыть не могу, донесся голос водителя, – Надо «тормозухой» на него полить.
Тем временем стремительно темнело. Оказаться ночью в незнакомой местности без боеприпасов мало приятного. У каждого из пяти оставшихся на "шишарике" бойцов автомат с одним магазином на 30 патронов, и всё. Подсумки с запасными магазинами с собой не брали – надеялись вернуться засветло, а днем вроде всё тихо. Вдали на окраине зажегся первый фонарь. Щербаков с тревогой оглядывался по сторонам – со всех сторон чистое поле, сзади чернеет разоренная ферма. Когда, наконец?
Раздалось шипение – отмоченный тормозной жидкостью кран был наконец открыт, и шина стала наполняться воздухом.
«Поехали давай, на ходу докачаешь!» – запрыгивая в кабину, крикнул Александр.
Нагруженный доверху "шишарик", медленно набирая скорость, направился к окраине станицы.
Стройматериалы разгружали при свете фар, ругались где чьё, доходило даже до драки, в итоге всё растащили по своим подразделениям, выставив на ночь часовых больше не от врагов, а от своих, чтобы ночью не украли привезенное друг у друга. Кравченко с Обуховым по очереди дежурили на танковой трансмиссии, завернувшись в спальник и сквозь сон поглядывая на лежащую рядом с недорытой землянкой "намародеренную" кучу.
На следующее утро после завтрака и общего построения 4 МСР и 3 ТВ рытьё землянки продолжилось. Углубившись метра на полтора, Обухов выкопал ведущие наверх ступеньки. В противоположном конце землянки оставили земляной выступ-лежанку, с полметра высотой, на нём могли спать двое человек. Вниз спустили печку-буржуйку, поставив её недалеко от будущего входа, установили на неё жестяную трубу. Сразу над ступеньками установили ящик без дна от танковых снарядов – дверь в землянку. Дверь больше походила на танковый люк, так же откидывалась вверх. Сбоку в бруствер, на котором будет лежать крыша, почти горизонтально вкопали прямоугольный осколок стекла – окошко. После обеда самое главное – поперек ямы танкисты накидали досок, застелили кусками полиэтилена, обрезками фанеры и сверху начали накидывать землю, оставив торчать лишь огрызок печной трубы. Чем больше Кравченко с Обуховым кидали земли, тем сильнее прогибалась крыша землянки.
– Кравченко, а не рухнет всё это? – с сомнением глядя на прогнувшуюся крышу, спросил Щербаков.
– Да не должно, товарищ лейтенант, – Кравченко кинул еще пару лопат.
– Ну вы как хотите, а я что-то боюсь в такой землянке спать. Пойду в ротной палатке переночую.
Устав мерзнуть по ночам в танке, Щербаков пошел в палатку четвертой мотострелковой роты, попросился у Кушнировича переночевать. В палатке гораздо теплее – топилась пара "буржуек", да и куча солдат, что называется, "надышала", но были и минусы – всю ночь раздавался храп десятков бойцов, кто-то постоянно ходил, задевая за ноги, в воздухе стоял запах пота и давно немытых солдатских тел. Кроме того, "бэтэры" также не давали спать.
Утром Щербаков подошел к холмику своей землянки, с дымящей из него трубой. На танке он никого не обнаружил – оба бойца сидели в землянке.
– Вы чё, офигели? Танк стоит без охраны! Вам самим-то не страшно? – повысил голос Щербаков.
– Да мы только утром зашли погреться, – вылезая из землянки и протирая сонное лицо, сказал Кравченко, – по очереди всю ночь на танке дежурили.
За Олегом Кравченко вылез заспанный и как всегда чумазый Толик Обухов.
– Я смотрю, крыша держится еще, – Щербаков кивнул на не успевшую слежаться землю.
– Да чего ей будет, – Кравченко взял лежащую рядом лопату, – можно еще земли подкинуть, чтобы теплее было.
Наводчик кинул всего пару лопат в самую середину земляного холма, тонкие доски затрещали под тяжестью грунта и вся крыша рухнула в яму землянки, засыпав печку-буржуйку, спальники и автоматы.
Пришлось всё заново откапывать, класть посередине более толстые доски и напиленные в дальней посадке кривые стволы деревьев. Снова и более основательно сделали перекрытие и засыпали землей.
Теперь землянка стала надежной. Внутрь землянки от танковых аккумуляторов тянулась проволока-полёвка, на конце её тускло светила 24 ваттная лампочка. В углу стоял ящик от танковых зарядов с установленными в нем автоматами. Щербаков с Кравченко по ночам спали на узком земляном топчане, накрыв его спальными мешками, а Обухов, свернувшись калачом, – на лежанке из двух снарядных ящиков возле буржуйки. Однако в темное время суток всё равно кто-либо из танкистов дежурил в танке, периодически включая ночной прибор видения и оглядывая пустынную местность вокруг. Вскоре в теплой землянке завелись мыши, шуршащие по ночам и порой пробегающие по спящим телам танкистов.
Потекли однообразные дни. Утром общее построение, доведение боевой обстановки и развод по местам несения службы. Дела до обеда, обед, дела после обеда, общее вечернее построение, пароль на ночь, и так по кругу.
4 МСР развернула свою полевую кухню, и теперь можно поесть горячее. Утром чай и подгоревшая каша. Удача, если в перловке или овсянке окажется маленький кусочек тушенки. В обед жидкий суп и опять каша с рыбными консервами или тушенкой, вечером вновь каша и чай. Хлеб тоже привозили, но мало, в основном сухари или галеты.
Порой в 4 МСР приезжал командир танковой роты Абдулов на своей "Танюше", проверял боеготовность 3 ТВ, как всегда указывал на недостатки, давал кучу заданий по обслуживанию танков и вооружения. Изредка за указаниями в танковую роту ездил Щербаков, когда туда шла машина из 4 МСР. Первый танковый взвод, один танк второго танкового взвода и танк ротного занимали круговую оборону совместно с 2 МСБ на юго-западных окраинах Шелковской. Станицу от батальона отделяли два километра давно заброшенных полей. За редкими деревьями, растущими по берегам арыков, чернели крыши станицы Шелкозаводской и села Харьковское. Два танка 2 ТВ совместно с 6 МСР охраняли переправу через Терек в семи километрах от Шелковской. Танкисты 3ТВ по очереди съездили в батальон, помылись и отстирались в бане-палатке.
Однажды со стороны КПП раздались предупредительные автоматные выстрелы в воздух. К роте подъезжал серый ментовский УАЗик, из него вверх взлетела зеленая ракета – свои. Машина с питерскими номерами и дырками от пуль на лобовом стекле остановилась возле ротной палатки. Милиционеры, приехавшие на УАЗе, оказались омоновцами из Санкт-Петербурга. Попросили Кушнировича посодействовать – дотащить танком жилой вагончик до блокпоста, видневшегося в километре отсюда. Помочь вызвался Щербаков, хотя знал, что Абдулов бы такое не одобрил – тот за свои танки кого угодно удавить готов и лишний раз не давал ими пользоваться как тягловой силой, но приходилось. Поехали на 157-м. На окраине Шелковской зацепили тросами брошенный ржавый вагон на железных полозьях, в таких обычно живут строители, и дотащили его до блокпоста на выезде из станицы. В благодарность омоновцы угостили экипаж папиросами "Беломорканал", Александру подарили черный омоновский берет. Потом пили в наскоро оборудованном вагончике спирт, разбавленный водой, заедая свежеприготовленным шашлыком. На стене висел похожий на знамя генерала Бакланова самодельный черный флаг с белым черепом, костями посередине и надписью по кругу "Санкт-Петербург ОМОН".
Слухи о том, что 2 МСБ будут менять, возродились с новой силой. Все только и говорили о выводе. Щербаков разлиновал на кусочке клетчатого листка календарь на три месяца. Ноябрь, декабрь и январь, надеясь, что январь здесь лишний. По последней непроверенной информации – батальон должны выводить из Чечни 27 ноября. А сегодня уже 16-е, совсем скоро. Квадратик с цифрой 27 Александр закрасил желтым карандашом. Календарь он приклеил по углам зубной пастой к фанерке. На ней, прилепленные аналогичным способом, висели ещё три листочка – "Список л/с, проживающего в блиндаже", "Ведомость закрепления оружия за л/с" и "График несения службы". Вдобавок командование батальона приказало нарисовать и прикрепить "Боевой листок". Его, как и всю другую документацию, нарисовал Щербаков – наводчик с механиком сослались на неумение рисовать и корявый почерк. На других танках с горем пополам документацию сделали члены экипажей. Больше всех, как всегда, возмущались дембеля 172-го танка: «Нам уже давно в дембельском поезде нужно ехать и водку бухать», – говорили они, но в конце концов заставили всё необходимое изобразить механика Марченко.
