Kitabı oku: «Беседы с Г.К. Жуковым. 16 встреч дома у маршала», sayfa 2
Глава 2
Детство, отрочество, юность Г.К. Жукова
Разговор о жизненном пути начался почему-то с темы бедности калужской деревни. Жуков говорил:
Вы не можете представить себе, насколько была бедна калужская деревня. Конечно, и у нас в деревне были два мужика из тех, кого называют кулаками. Но десятки домов жили на грани нищенства. Земля у нас не чернозем, земли немного, урожаи низкие, их обычно хватало только до января, максимум до февраля. А дальше до нового урожая необходимы какие-то приработки, иначе семья умрет с голоду. По этой причине – жизни в бедности – нет фотографий моего детства, нет вообще снимков моего отца, а мать впервые сфотографировалась, когда я уже был генералом. Мне, конечно, хотелось запечатлеть родителей, и примерно к 1913 г. по заработку я мог себе это позволить. Но я знал, что ни мать, ни отец не согласятся «бросать такие деньги на ветер» – фото тогда стоило дорого.
При такой бедности вокруг меня было невероятное трудолюбие. Только на этом трудолюбии и могли мы существовать. Но никаких шансов на улучшение не было. За счет чего мог улучшить свою жизнь калужский крестьянин? В первую очередь за счет удачной женитьбы сыновей. Но такое случалось редко. Конечно, если в семье несколько взрослых сыновей и была возможность собрать деньги на хорошую лошадь – то появлялись кой-какие перспективы. Но столько бесконечных «если»! В общем, выбиться из нищеты удавалось за жизнь одному из пятнадцати или двадцати односельчан. Поэтому и отец и мать говорили: «Не хочешь быть нищим – езжай в город».
Так и порешили.
В Москве я работал в меховой мастерской своего дяди – М.А. Пилихина. Относился он ко мне далеко не по-родственному. Правда, спустя годы он все-таки заметил какие-то мои выгодные качества и стал поручать развоз готового товара заказчикам. Подобные поездки были выгодны: за «экспедиции» я получал немного денег, мог попутно лишний раз посмотреть на Москву. Но за эти поручения на меня страшно обижался сын хозяина. Думаю, что злили его не доходы от поездок, а принцип отца: выходило, что Пилихин-старший доверял мне больше, чем сыну. С этим он смириться не мог, и дело частенько доходило до драк. Но к дракам я всегда относился спокойно, и в дальнейшем с Пилихиным-младшим у нас остались крепкие родственные отношения.
От себя автор может добавить, что после Великой Отечественной войны Пилихин круглый год жил во флигеле дачного участка Жукова. Он продолжал работать скорняком. Его дочь – известный деятель кино – была нередким гостем в доме Жуковых. Сам маршал навсегда сохранил умение держать мех в руках и даже профессионально дуть на меховое изделие. Все это производило большое впечатление на его гостей, становившихся свидетелями этого действа.
Глава 3
Старая армия, Гражданская война
Георгий Константинович считал, что большинство офицеров и генералов Генерального штаба Русской армии во времена Гражданской войны обладали должным уровнем подготовки, хорошо разбирались в военном деле.
Иное дело – высший генералитет, – командующие фронтами и армиями. За исключением Брусилова11, ярких личностей – таких, скажем, как командующие основными фронтами Великой Отечественной войны, – на высших должностях не было. Конечно, встречались командующие-середняки, но немало было и откровенно слабых.
В дивизиях генералитет и офицерство тоже выглядели очень пестро. Встречались и сильные командиры дивизий и полков, но очень нередко попадались совершенно бездарные. А вот в звене батальон – рота офицеры в массе своей соответствовали занимаемой должности.
Такое странное распределение сильных и слабых офицеров объяснялось протекционизмом, царствовавшим в мирное время. Хорошо было известно, что в Генштабе надо много работать и решать сложные вопросы, поэтому великосветские лоботрясы туда не рвались, а состав набирался из хороших, подготовленных кадров. А в полках и в дивизиях люди со связями заглядывали на службу лишь пару дней в неделю. Конечно, такая порочная практика отрицательно влияла на боеспособность армии.
Младшие командиры в большинстве своем были хорошо подготовлены и обладали высоким чувством ответственности. Неудачи русской армии на протяжении войны 1914–1917 гг. связаны в первую очередь со слабостью промышленности, которая не могла обеспечить армию оружием и боеприпасами. Отрицательно сказывалось на подготовке армии в целом малое количество по-настоящему грамотных людей в стране и практически полное отсутствие специалистов с техническим образованием. Наконец, как я уже говорил, слабоват был высший генералитет. Именно это и приводило к неудачам. Храбрости и самоотверженности русской армии не занимать.
После темы подготовки армии разговор перешел к боям за Нижней Волгой в 1919 г.:
Кавалерия Деникина превосходила кавалерию красных по численности и вооружению. Неудивительно, что бои были достаточно тяжелыми и часто оказывались для нас малоуспешными. Однажды после особенно трудного, просто безысходного боя наш полк оказался прижат к Волге, и противник уже вполне реально предвкушал конец красных. На совсем узенькой, остающейся у нас полоске берега мы лишний раз убеждались, как широка и могуча эта река. Но другого пути к спасению не было. Плыть с лошадью через реку – дело непростое. Большинство из нас было этому обучено. И все же делать было нечего.
Проплыв большую часть пути, и я, и лошадь совершенно выбились из сил. В полном смысле – смерть была совсем рядом. На счастье, довольно далеко от берега конь смог нащупать отмель. Отмель переходила в песчаную косу. По ним мы и выбрались на правый берег. Многие однополчане тоже смогли спастись, но немало навсегда осталось в реке.
Глава 4
После Гражданской войны
Хорошо известно, как неторопливо шел Г.К. Жуков по ступенькам военной службы. Особенно надолго он задержался на должности командира кавалерийского полка. Много раз маршал подчеркивал, что знания и навыки, полученные в полку, для него оказались бесценными. Ключевая роль этой должности понятна: в ней Жуков впервые в полном объеме осуществлял взаимодействие различных родов войск – кавалерии, артиллерии, связи, инженерных и разведывательных подразделений и др. При этом он сохранил непосредственный контакт со всеми офицерами и множеством младших командиров и солдат в полку – видел их рост, учился сам правильной оценке людей.
Наконец, комполка в своей работе обычно достаточно самостоятелен. Все это в идеале может формировать военачальника высокого класса. По мнению Г.К. Жукова, военачальник, не постигший до мелочей работы командира полка, будет обязательно хромать на войне, причем на обе ноги.
Георгию Константиновичу не удалось получить академического образования. Вероятно, этот пробел временами серьезно мешал его работе, особенно в периоды быстрого продвижения вверх по служебной лестнице. Но как только на новом месте ему удавалось накопить определенный опыт, ум и служебное рвение быстро перекрывали недостаток образования. И все же несколько видов организованной военной учебы за плечами Жукова были: это рязанские кавалерийские курсы (январь – июль 1920 г.), годичное пребывание в Высшей кавалерийской школе (Ленинград, 1924–1925 гг.) и подготовка на курсах по усовершенствованию высшего командного состава (Москва, 1929–1930 гг.).
В 1930 г. Жуков попал в центральный аппарат Наркомата обороны. Эта работа заметно расширила общий и военный кругозор. Существенно уточнились его собственные оценки ведущих военачальников. Именно в это время он узнал ближе А.М. Василевского12, П.А. Белова13, чуть раньше – А.В. Горбатова14 и многих других.
Знания людей, обстановки в верхах очень пригодились ему в дальнейшем. Начала формироваться сильная сторона творчества Жукова – умение быстро и верно определять военную ценность офицера и генерала. Но в общем-то его тянуло в родную стихию – в войска. И, воспользовавшись первой возможностью, ни секунды не задумываясь, он сменил относительно благополучную Москву на абсолютно неблагоустроенный Слуцк и отправился командовать дивизией.
О деятельности Г.К. Жукова-комдива хорошо рассказал полковник Роман Петрович Опарин. Он родом из Волгоградской области, из бедных крестьян. С Первой мировой войны был завзятым конником. Мы уже достаточно хорошо знали друг друга, когда однажды (в апреле 1949 г.) он коснулся щекотливой для того времени темы.
– Я заметил, что вы интересуетесь Жуковым, – сказал он мне. – В присутствии свидетелей я, конечно, подобный разговор поддерживать не стал, но теперь нас никто не слышит. Так вот, с Жуковым я сталкивался давно, задолго до Великой Отечественной войны.
И он рассказал мне следующее.
Весной 1933 г. командующий Белорусским военным округом командир 1-го ранга И.П. Уборевич сообщил наркому обороны К.Е. Ворошилову15, что в 4-й Донской казачьей дивизии им. Ворошилова дела идут из рук вон плохо и необходима замена комдива. Просил подыскать кандидата. Подходящей кандидатурой оказался Жуков.
Так Георгий Константинович оказался командиром 4-й Донской казачьей дивизии. (Забегая вперед, скажем, что в 1937 г. за отличную подготовку этой самой дивизии Жуков был награжден орденом Ленина.)
Опарин в начале 30-х годов служил в одном из полков 4-й кавалерийской дивизии. Тогда он был заместителем начальника полковой школы – готовил младших командиров. Полк стоял в Белоруссии под городом Слуцком.
Осенью 1934 г., под выходной, около 22 часов Роман Петрович услышал сигнал тревоги. Жил он рядом с казармой. По сигналу тревоги мгновенно сунул ноги в сапоги и, одеваясь на ходу, выбежал из дома. У ворот школы увидел двух незнакомых ему всадников. Одному из них уже рапортовал начальник полковой школы Васильцев. Чуть позже Васильцев тихонько сказал Опарину, что докладывал он командиру дивизии – Жукову. Второй всадник был адъютантом комдива.
Школа построилась быстро, главное – уложилась в норматив. Далее комдив придирчиво проверил оружие и снаряжение, но сколько-нибудь серьезных замечаний не сделал. Следом приступил к основной цели своего приезда в полк – проведению небольшого учения. Поставил задачу:
– Силою в два эскадрона противник нарушил госграницу в двадцати километрах южнее Слуцка. Приказываю выдвинуться ему навстречу, задержать его продвижение до подхода нашей пехоты.
– Разрешите следовать через Слуцк? – спросил Васильцев.
Жуков недобро посмотрел на него, но сдержался. Лишь скомандовал:
– Не сквозь город, а через Случь!
В колонне по два школа двинулась вперед. Во главе – начальник, Опарин – замыкающий. Жуков следовал в пяти метрах сзади. Все время молчал. Ни во что не вмешивался.
Подошли к реке. Начальник школы начал форсирование первым. Когда Опарин направил коня в воду, то посмотрел в сторону Жукова. Комдив с адъютантом с тем же постоянным пятиметровым интервалом последовали за ним в Случь.
Школа вброд и вплавь форсировала небольшую, но быструю и глубокую реку. По-осеннему вздувшаяся Случь неохотно пропускала конников. И все же, к счастью, на западный берег перебрались все. Как ни в чем не бывало начальник школы подал команду:
– Вылить воду из сапог. Отжать промокшее обмундирование.
Через десять минут все, включая Жукова, закончили необходимый «туалет». Далее на рысях подошли к госгранице. Сблизились с «противником». Затем от рубежа к рубежу стали отходить в сторону Слуцка.
Не переставая моросил нудный дождь. Погода, о которой говорят, что хороший хозяин в нее собаку из дома не выгонит, стояла всю ночь. Учение закончилось лишь в 7 часов утра, когда школа вернулась в Слуцк.
На прощание Жуков объявил всем благодарность.
Видимо, это учение комдив не забыл. История получила продолжение – правда, не для самого Опарина, но для Васильцева, который потом и пересказал ее Опарину.
В начале Великой Отечественной войны бывший начальник полковой школы стал командиром батальона, капитаном. В октябре 1941 г. под Медынью, будучи больным, капитан Васильцев попал к немцам в плен. Там и лежал в немецком лагере. Только начал поправляться – наши отбили Медынь. Из плена освободился, но был отправлен в «фильтрационный» лагерь на Урал. Фильтрация шла неторопливо, и лишь летом 1942 г. в составе маршевой роты рядовым Васильцев проследовал на фронт.
В Горьком, на станции, он случайно услышал разговор двух полковников. Один из них только что приехал из Москвы и рассказывал встречавшему его знакомому:
– Вчера, в Генштабе, у Жукова…
В этот момент раздалась команда «по вагонам». Дальше слушать не пришлось. Но и услышанного Васильцеву было достаточно. Эшелон двинулся к Москве. Стучали стыки рельсов, дуло из щелей товарного вагона. Но Васильцеву сон не шел. Было о чем подумать.
Попасть на фронт – мечта. Единственный путь к реабилитации. Но – «отправить на фронт рядовым»? Ничего умнее не придумали. Кадрового командира с боевым опытом? Кому это нужно?
Конечно, надо попытаться попасть на прием к Жукову. Васильцев много раз сталкивался со своим комдивом под Слуцком. Ему казалось, что он хорошо постиг натуру Жукова. Сейчас, обдумывая свой будущий визит, он не удержался от улыбки: «Сперва, конечно, отругает отчаянно, а потом решит по-человечески».
Даже от одной этой мысли на душе стало легче. Весь вопрос состоял в том, как попасть к Жукову?
Проскочить в таком виде через всю Москву в Генштаб? Шансов мало. Но они есть. Какой же он командир, если их не использует? Грош ему тогда цена. Главное, связаться с адъютантом. А дальше – почти наверняка ждет успех.
И вот в маленьком окошечке замелькала окраина Москвы – Васильцев понял, что идут по Окружной. В эшелоне он сблизился с таким же разжалованным комбатом. Разбудил соседа и рассказал о своем намерении.
– Ты окончательно рехнулся? – воскликнул тот. – Тебе плена мало, нужно еще дезертирство… Под трибунал, что ли, захотел?
– Попробую обойтись без трибунала, – ответил Васильцев. – Задвинь за мной дверь теплушки.
Рассвет только угадывался. Приближались к Хорошевскому шоссе. Неплохо зная Москву, Васильцев специально выбрал для побега именно это место. Приоткрыл дверь – поезд шел километров двадцать в час. Пожал руку такому же горемыке-комбату и прыгнул. Получилось удачно.
Двинулся к Арбатской площади. Наверное, Бог есть: пройти на рассвете прифронтовую Москву и войти в бюро пропусков на улице Фрунзе, не повстречав ни одного патруля, не привлекая внимание ни одного милиционера, – редкая удача.
В бюро пропусков узнал телефон порученца Жукова. Трубку снял подполковник.
– С вами говорит капитан Васильцев – давний подчиненный генерала армии Жукова. Он меня помнит. Прошу доложить обо мне генералу. Нуждаюсь в его приеме.
– Генерал очень занят.
– Займу у него не более трех минут.
– Вы в бюро пропусков?
– Да.
– Позвоните через десять минут.
Через десять минут, как было сказано, капитан набрал снова.
– Генерал вас примет. Пропуск заказан. Получайте его и проходите.
– Товарищ подполковник, у меня особые обстоятельства. Прошу спуститься в бюро пропусков.
– Что вы придумали? – с возмущением отчеканил голос в трубке. – Я не могу уйти отсюда. Заказывайте пропуск и поднимайтесь.
– Товарищ подполковник, у меня нет удостоверения личности.
– Как так?
– Спуститесь, пожалуйста, и я вам объясню.
Комбат рассчитал все правильно: порученец не решился передокладывать Жукову. Меньшей бедой для себя он счел спуститься в бюро пропусков. Когда увидел одежду Васильцева, то понял, что его – порученца – дела много хуже, чем можно было предположить у телефонной трубки. Но когда комбат объяснил ему свое истинное положение, порученец пришел в отчаяние и тихо, стараясь не привлекать внимания посторонних, буквально зашипел:
– Вы с ума сошли?! Разжалованному, бог знает как одетому идти на прием к Жукову?! Без удостоверения личности пропуск все равно не выпишут! Без пропуска в Генштаб не пройдете. Уходите. Прием не состоится.
Васильцев такую реакцию, конечно, предвидел и гневную тираду выслушал совершенно спокойно.
– Так не пойдет, товарищ подполковник, – сказал он. – Я напишу или сообщу Жукову другим путем, что вы меня обманули, не выполнили обещанного. Вы знаете, что генерал Жуков этого не прощает никому.
– А как же прикажете выполнить обещанное?
– Вызовите караульного начальника. Пусть он нас сопровождает. Тогда можно пройти и без пропуска.
Порученец грубо выругался. Как обычно, ругань не помогла. Подполковник быстро понял, что посетитель подсказал ему единственно верный выход. Видно было, что теперь порученец больше всего боится самой встречи Васильцева с Жуковым. Как отреагирует генерал армии на этого оборванца?
Но пути к отступлению действительно не было. И вот в сопровождении порученца Жукова и караульного начальника Васильцев проходил мимо недоумевающих часовых. Много часовые повидали в этом здании, но свидетелями такой процессии, по всей видимости, становились впервые! Справа следовал щеголеватый подполковник, слева – еще более щеголеватый карнач. С каменными лицами эта пара вела третьего. А этот третий – в оборванной одежде неясного происхождения и все время тщательно смотрит себе под ноги, будто идет не по ковровым дорожкам мраморных лестниц, а по очень ухабистой, крайне опасной дороге.
Так процессия дошла до приемной генерала Жукова.
Васильцев представился генералу. Тот нахмурился:
– Хуже вырядиться не смогли? В таком виде в Генштаб являться?! Не ожидал от вас. Всегда считал дельным командиром. Ничего в вас от 4-й дивизии, видно, не осталось?
– Товарищ генерал, я был в плену, сейчас из лагеря. Поэтому такая одежда.
– А чего ко мне пришел?
– Направляют на фронт рядовым. Прошу хотя бы командиром взвода. Почти полгода воевал комбатом. Зачем же все это выбрасывать?
– Рассказывай, как попал в плен, но как на духу.
Этот рассказ у Васильцева уже был подготовлен.
– Воевать начал на старой границе. Воевал как все, старался, но не всегда получалось. С 24-й армией попал в окружение. Думал выходить на Малоярославец. Под Медынью свалило воспаление легких. Попал в плен.
Комбат замолк. Жуков задумался. Понятно, проблема была немаленькая. Тяжелым, немигающим взором он уставился на Васильцева. Капитану показалось, что все кончено. К счастью, только показалось. Оставаясь хмурым, Жуков повернулся к адъютанту и будто начал диктовать приказ:
– Через управление кадров выпишите удостоверение личности капитану Васильцеву. Оденьте как положено и направьте в резерв командного состава Западного фронта. В направлении укажите: последняя должность – комбат.
– Век вам не забуду этого, товарищ генерал армии, – вытянулся Васильцев.
– Не столько для тебя стараюсь, сколько для Красной армии. Только дурак может послать воевавшего комбата рядовым.
Видно, хорошо воевал дальше комбат. Войну кончил полковником, командиром дивизии. С Жуковым ему больше никогда встретиться не довелось.
Дела Васильцева, по-видимому, интересовали многих. Во всяком случае – кому положено не забывали о его рискованном визите летом сорок второго на улицу Фрунзе. Как только Г.К. Жукова после войны отправили с понижением в Одесский округ, бывшего комбата уволили из армии. К счастью, у полковника была гражданская специальность – агроном. В общем, Васильцев и здесь не пропал.
Глава 5
Из общих оценок Великой Отечественной войны
Как-то во время беседы с маршалом к нам подошла Галина Александровна, его супруга, по-видимому, с давно назревшим вопросом. Посмотрев с улыбкой на мужа, она повернулась ко мне:
– Георгий говорит, что он не проиграл ни одного сражения. Скажите, у него и на самом деле никогда не было неудач?
Вопрос показался мне не очень деликатным, и я отмолчался. Но Галина Александровна была неумолима:
– Видишь, Георгий, он стесняется говорить, а, наверное, ему есть что сказать.
С явной неохотой Георгий Константинович качнул головой:
– Ну, давайте, критикуйте.
Мне пришлось заговорить:
– Я думаю, что разговор идет в надуманной плоскости. Георгий Константинович знаменит не неудачами, а успехами…
Но Жуков не принял моей уклончивости.
– Нет, раз уж решили говорить о моих неудачах, то давайте.
Без особого энтузиазма я начал:
– К первой неудаче можно отнести продолжение контрнаступления под Москвой в январе – феврале 1942 г. Для этого не было сил, боеприпасов. И результатом стала Вяземская катастрофа 33-й армии.
– Я был против наступления в начале 1942 г., – сказал Жуков. – На наступлении настаивал Сталин. Когда же он забрал 1-ю ударную армию, то вообще наступать было невозможно. В отношении 33-й армии могу сказать только одно: пробиться к ней мы пытались отчаянно. Сил не хватило. Но если бы командующий 33-й армией Ефремов послушал бы меня, то, может быть, он и остался бы жив. Я ему предлагал длинный путь на юг – от Вязьмы в сторону Кирова. А он пошел напрямую – на восток. Путь явно короче, но надо пробиваться через плотную оборону немцев. Но Ефремов на это получил персональное разрешение Сталина. А кавалерийский корпус Белова и десантники Казанки-на16 пошли по предложенному мной пути – и вышли.
Мы немного помолчали, потом Галина Александровна снова вопросительно посмотрела на меня. Пришлось продолжить разговор:
– Вторая неудача – выход 1-й танковой армии немцев из окружения южнее Тернополя весной 1944 г.
Жуков кивнул:
– Да, конечно, в этом деле мы выглядели не лучшим образом. Мы не представляли себе истинных размеров окруженной группировки. Как и под Сталинградом, нас напрочь подвела разведка. Она давала цифры окруженных в три-четыре раза меньше, чем на самом деле оказалось вражеских войск. Но даже если бы мы знали истинную силу немцев, не исключена возможность прорыва нашего кольца окружения. Очень уж слабы были пехотные части Красной армии, замкнувшие кольцо. В полках и дивизиях было мало активных штыков. В предшествующих боях и в весенней грязи они потеряли много техники. Снабжать наши войска в отдалении от баз было невероятно трудно. Все это, конечно, способствовало прорыву 1-й танковой армии немцев в западном направлении.
Надо отметить, что два моих критических замечания Жуков перенес удивительно спокойно. Я осмелел и продолжил:
– К третьей неудаче можно отнести неточное определение основной линии обороны немцев под Берлином, на Одере.
Но тут Жуков не удержался и позволил себе в адрес гостя – то есть меня – резкость (что, надо сказать, было большой редкостью!).
– Вы рассуждаете как…
Его гнев вызвал, как мне показалось, малооправданное веселье у Галины Александровны.
– Ты сердишься, значит, не прав!
Жуков быстро смягчился и ответил по существу:
– Да, действительно, мы неверно определили основную полосу обороны немцев под Берлином. Оборона немцев была столь плотной, что послать разведгруппу на глубину 10–30 км было невозможно. А для дела такие походы абсолютно необходимы. В разведке нам всегда основательно помогали партизаны. Здесь их не было, и пришлось с начала и до конца базироваться только на данных авиаразведки. Когда мы рассматривали фотографии, у нас возникали кое-какие сомнения, но, к сожалению, специалистам авиаразведки удалось «рассеять» наши подозрения.
В другой визит мне показалось, что разговор становится очень откровенным, и я позволил себе задать вопрос, который мучил меня многие годы:
– Когда вы стали Жуковым?
Маршал засмеялся и не ответил. Я расценил его молчание просто: правду говорить не хочет, а врать не любит. Зато он начал вспоминать про подготовку военачальников периода начала войны:
– Все те, кто вначале командовал фронтами, к сожалению, оказались не на высоте. И Кузнецов17, и Павлов18, и Кирпонос19, и Черевиченко20. Ну что можно сказать про Черевиченко?! Начинал командующим округом, а окончил командиром корпуса. Проделал тот же путь, что и Рокоссовский21, только в обратном направлении. Конечно, разные причины объясняют неудачи этой четверки. Но две причины общие. Первая причина – недостаточная оперативная подготовка этих генералов, непонимание законов современной войны. А вторая – неумение и нежелание отстаивать правильные взгляды перед начальством. Всегда вспоминаю Суворова: «Отвага нужна солдату, смелость необходима офицеру, и только мужество помогает генералу».
У всех четверых командующих фронтами в начале войны отваги хватало с избытком. А мужества – кот наплакал.
Изречения Суворова очень интересны. А изречение относительно разных оттенков храбрости можно было бы вывешивать на стенах парадного вестибюля военных академий.
