Kitabı oku: «История болезни», sayfa 4
И когда ответной реакции от родителей моя учительница не дождалась, она связалась с ними напрямую и рассказала всё как есть. А мама и рада была получить такую возможность. Она в красках описала отцу, какой я бездельник и плохой мальчик. Думаю, что ещё добавила пару несуществующих обстоятельств, так как позже слышал упрёки относительно своих школьных грехов, но так и не мог понять, какое отношение всё это имеет ко мне. В общем, как-то раз возвращаюсь домой и слышу ругань родителей. Захожу в дом. В этот момент открывается дверь в родительскую спальню, и оттуда выходит разгневанная проигрышем в конфликте мама.
– О! А вот и твой сын вернулся! – берёт меня за шкирку и заводит в комнату.
– Как дела в школе? – спрашивает папа.
Я не успел ответить. Спустя секунду уже лежал на полу. Я не понял, что произошло. Лишь чувствовал жжение и покалывание в области затылка. Папа кричит маме:
– Выйди и закрой дверь с той стороны!
Он поднимает меня на ноги. Ощущаю, что у меня мокрые штаны. Я ещё не успел прийти в себя, но папа что-то неразборчиво кричит, замахивается – и вновь я на полу. Хорошо хоть ковры тогда вошли в моду. У нас они были толстенные. Немного смягчали падение. В общем, наказали меня по полной программе.
Когда я пришёл в свою комнату, мама уже ожидала меня там, расплываясь в довольной улыбке. А знаете, что самое интересное? Я не был зол на отца. В этот момент я возненавидел мать. Той же ночью я слышал, как папа плакал за домом. И хоть причина этого плача была мне вполне понятна, я не мог выйти и сказать ему, что прощаю его. Я отгородился от него бетонной стеной. Позже, спустя некоторое время, отец не раз извинялся и говорил, что никогда себе этого не простит. Но это и не нужно. Я простил его в ту же минуту, когда, шурша мокрыми брюками, перебирая обессилевшими ногами, дошёл до своей комнаты и увидел там маму, лицо которой не скрывало восторга от событий, произошедших за закрытой дверью родительской спальни.
Я долгие годы пытался понять причины столь ненавистного её ко мне отношения. Ведь я её сын. И если вы думаете, что во время ссор мамы с отцом я становился на его сторону, то ошибаетесь. Даже несмотря на наши с мамой отношения, во время конфликтов я всегда был на её стороне. Пытался утешить, успокоить после ссоры. Но в ответ получал только волну гнева и ненависти. Никак не мог понять почему. И спустя десятки лет, кажется, нашёл ответ на свой вопрос. Но об этом – как всегда, позже.
Эпизод 7. Семья по ошибке
Папа с мамой прожили не один десяток лет под одной крышей, но так и не полюбили друг друга, так и не поняли, не договорились. Не помню ни одного дня, чтобы они не ругались. Я переживал все эти события словно герой песни «Ругань из-за стены» Нойза МС. И точно так же, как в той песне, «я был маленьким орудием большой мести». Мне кажется, причина их недопонимания заключается в следующем.
Мама, как я уже рассказывал, не имела большого опыта в общении с мужчинами и вышла замуж, получив первое предложение от симпатичного и неглупого претендента. Хотела жить красиво, так, как было в тот вечер после окончания музыкальной школы. Она не была готова к семейной жизни. Юношеский максимализм не допускал в её голову мысль о том, что не всё пойдёт так, как она хочет. Иногда придётся уступать, соглашаться с супругом, поступаясь своими интересами. И это правильно. Так и должно быть. Но мама росла в окружении всеобщей любви и заботы, где все в семье поступались своими интересами ради единственной дочери. Возможно, это и было ошибкой. Перепичкали любовью, если можно так выразиться. Обстановка, в которой она росла, научила её при возникновении любых неприятных и сложных жизненных ситуаций обращаться к родной семье и братьям. Именно оттого, что мама решала все неурядицы в семье за спиной отца, мой папа не хотел идти ей навстречу. Он сам мне говорил, что готов был меняться и уступать. Но её способ решения всех разногласий путём вынесения на обсуждение на семейном совете за спиной отца, конечно, был неприемлем.
Но проблема не только в ней. Папа тоже, на мой взгляд, не был готов жениться. По крайней мере, именно на ней. И вот почему. Он как-то рассказывал историю о том, что был влюблён в одну девушку. Чувства их были взаимны. Но она вышла замуж, когда папа уехал в Афганистан. После его возвращения подруга той девушки приходила к отцу и говорила, мол, она сожалеет, что не дождалась, и любит его до сих пор. Но папа не стал ворошить былое и вмешиваться в уже созданную ею семью. Сказал, что не держит на неё обиды, пускай живёт счастливо. О дальнейшей судьбе той девушки много чего можно рассказать. Но это уже совсем другая история. Могу добавить лишь то, что она стала одним из моих школьных учителей. Я чувствовал её трепетное отношение ко мне, какое-то материнское тепло исходило от неё, которого я раньше не ощущал даже от своей родной мамы. Папа рассказал мне эту историю, когда я уже был студентом. Поэтому в то время, когда учительница разглядывала меня в классе, словно увидела призрак прошлого, я и понятия не имел обо всём, что между ними было.
Мне жалко эту женщину. Не могу представить, что творилось у неё внутри, когда она видела мальчика, который так похож на её возлюбленного. В общем, это уже мои догадки. Но я уверен, что те события наложили свой отпечаток на отношение отца к супружеской жизни.
Ни мама, ни папа не были готовы к тем испытаниям, которые жизнь для них уготовила. И на мой взгляд, они их не прошли.
Эпизод 8. Игла
А теперь продолжу историю про пришкольный лагерь. Как я уже рассказывал, он длился три недели. Утром мы приходили в школу, развлекались как могли, вечером уходили домой.
Меня столько лет не пускали в подобные места, но в последний учебный год в младших классах, когда ещё можно было записаться в этот лагерь, я всё-таки вырвался туда.
Весной, перед началом летних каникул, раздор между моими родителями, который продолжался столько лет, достиг своего пика. Честно скажу, причин всех конфликтов я не знаю. А может быть, просто не помню. Видимо, детский мозг стёр воспоминания, болезненно жалящие моё сознание. Всё, что я помню из того дня, – как мама бросила в кучу наши с братом вещи посреди моей комнаты. Она угрожала уехать к родителям, забрав с собой детей. Бабушка пыталась остановить маму и складывала вещи обратно в шкаф. Где был на тот момент мой младший брат, я не помню. Видимо, в родительской спальне. Я сидел в гостиной, которая по совместительству была моей спальной комнатой. Собственно, тут и проходил спектакль.
И вот я сижу на диване в углу комнаты, а на моих глазах разыгрывается драма с уходящей мамой и противостоящей ей бабушкой. Папы не было дома. Насколько я помню, он находился на работе.
Чуть позже отец вернулся и позвал меня на кухню. Я помню его трясущиеся руки и глубокое дыхание, характерное для человека, испытывающего стресс. Он сказал, что они с мамой не поладили, поэтому разводятся.
– Только ты не подумай, что это из-за тебя. Я не буду с ней бороться по поводу того, с кем останутся дети. Я дам тебе право выбора.
Честно говоря, учитывая, что нам с братом далеко было до совершеннолетия, понятия не имею, какие шансы у него имелись отстоять своих детей. И существовали ли они вообще. Но, недолго думая, ответил:
– Я остаюсь здесь.
Важно понимать, что я не выбрал тогда ни отца, ни мать. Я выбрал остаться дома. Там, где я родился и рос. Возможно, мамины родственники и будут рады внукам, но это лишь на непродолжительное время, пока нахождение под одной крышей нескольких семей не станет для них обременительным. А я, зная легкомысленный характер мамы, не желал жить на её стороне. Остался там, где ни от кого не услышу упрёков.
Мама с моим младшим братом уехали к её родителям. Решать семейным советом, стоит ей дальше жить с нами или нет. Мне было на тот момент одиннадцать лет. Довольно сознательный возраст. И меня уже нельзя было склонить к принятию решения какими-нибудь плюшками. Я знал, чего хочу. И был готов стоять на своём.
Не помню, сколько времени мама с братом пробыли у родственников. Вернулись, по-моему, на следующий день. Спектакль отыгран, все участвующие довольны. А вот единственный молодой зритель, оказавшийся в гуще событий, не понял, чем завершился конфликт. В каждой истории герой обязан проносить через всю сюжетную линию какую-то проблему, которая в конце должна разрешиться. А если не разрешиться, то подвести его к каким-то выводам, научить чему-нибудь. Но в этом спектакле не было логического завершения. В общем, гроза, отгремев громом и молниями, закончилась, не преподав никому урока. Как мне тогда казалось.
Но вот учебный год закончился, начались летние каникулы. Воспользовавшись тем, что мама с папой заняты демонстрацией свой ненависти друг к другу, я выбил разрешение пойти в тот лагерь. Но ходил я туда всего неделю из положенных трёх.
Спустя несколько дней лагеря я начал быстро терять в весе. Я и до этого был стройным мальчиком, поэтому такое бросалось в глаза только самым близким родственникам. Со временем я стал ощущать неутолимую жажду. За день выпивал воды в два-три раза больше, чем обычно. И всё равно не хватало. Пить ещё больше я уже не мог, такое физически невозможно. Но жажда не уходила. Потом я заметил, что вода приобрела вкус и запах йода. Этот эффект усиливался с каждым днём. После того как я перепробовал несколько марок бутилированной воды, понял, что дело вовсе не в воде.
Мама с папой заметили мои изменения, выражавшиеся резким похудением, и отвезли меня в детскую клинику. Я сдал несколько анализов. «Мальчик здоров, никаких отклонений». В лагерь я уже не ходил, так как сил у меня с каждым днем становилось всё меньше и меньше. Дошло до того, что я уже не мог стоять или сидеть. Сил не хватало ни на что. Однажды ночью мама, проснувшаяся от лая дворовой собаки, решила зайти проведать меня. Она увидела мои неестественно синие губы и побледневшую кожу. Я помню, что кроме жажды, ещё было непреодолимое желание спать. Будто в воздухе распылили транквилизаторы, от которых я в последние дни часто проваливался в сон. И с каждым разом всё тяжелее становилось выбраться из объятий Морфея.
На следующее утро я был в детской краевой больнице и с согнутой в локте рукой после очередной сдачи крови ожидал результата, лёжа на кушетке.
– Проходите! – раздался голос врача из приоткрытой двери.
– Ну что там, доктор? Что? – мать с отцом замерли в ожидании диагноза.
– Сожалею, но у вашего ребенка сахарный диабет первого типа – инсулинозависимый.
– Ну ничего! Мы не первый раз болеем! И это вылечим!
К слову сказать, я и вправду часто болел. Врачи это связывали с тем, что мама не кормила меня грудным молоком. Вырос на детских смесях. У меня была ещё бронхиальная астма, лечить которую мы ездили в ту же самую клинику несколько раз в неделю. Физиотерапия, соляные комнаты. До сих пор помню стойкий запах соли, перемешанный с йодом.
– Нет, это не лечится, – продолжил доктор, – мальчик всю жизнь будет ходить со шприцем в кармане.
Я не помню свои ощущения и реакцию на диагноз. Возможно, тогда не до конца понимал, что это такое. Полусонное состояние, вызванное высоким уровнем глюкозы в крови, не давало мне трезво оценивать окружающую обстановку. Всё было как во сне. Непривычно яркий свет и громкие звуки сбивали с толку сознание. Хотел уснуть и выспаться наконец.