Kitabı oku: «Путешествие по небесной России», sayfa 2
– Читай! Что молчишь?!
– Вслух?!
– Да, вслух! Что как маленький? Как будто, кх-кх, я ради себя распинаюсь тут?!
– Пойди туда, не знаю куда, – начал с нескрываемым раздражением Андрей, – принеси то, не знаю что. Иначе не попасть обратно в земную Россию.
– Понятно написано?
– Понятно-то – понятно, но что мне до этого?
– А то, кх-кх, что это не шутка. Понимаешь? Тебе действительно надо будет пойти туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что. Иначе ты не вернёшься домой. И чтобы сделать это, кх-кх, нужно следовать негласным правилам.
Молодой человек не поверил своим ушам. “Какие-то правила, куда-то пойти, – прокрутил он в своей голове. – Надо выслушать этого сумасшедшего старика да избавиться от него! У кого-нибудь другого всё разузнаю”.
– Правил всего два, кх-кх. Запомни – два! Если будешь соблюдать их на своём пути, то у тебя будет шанс попасть назад, а не остаться здесь! Я не знаю, кх-кх, сколько людей вернулось. Я, считай, всё время тут, в тумане. Но говорят, что никто не вернулся, кх-кх. Потому что не соблюдают сказанного!
– Ладно, дед, говори уже свои правила, – поторопил имярека владивостокец. – Говори, и пойду я.
– А куда ты пойдёшь? – старикан провёл ладонью по белой бороде.
– Куда… – призадумался на миг Андрей и всхохотнул: – Пойду туда, не знаю куда – как на камне написано!
– Кх-кх, а дорогу как искать будешь?
– Язык до Киева доведёт! – вновь отшутился приморец, предвкушая должное вот-вот состояться расставание с надоедливым незнакомцем.
– До небесного Киева, – многозначительно поправил имярек и продолжил ещё более загадочно: – Язык – да не твой. Отсюда первое правило. Слушай – да не спрашивай. Начнёшь расспрашивать – кх-кх, не ответят либо спровадят чёрт-те куда. А начнёшь ещё и настаивать – твой язык до психушки доведёт. Оттого, кх-кх, слушай небесную Россию, её народ. Его язык, а не твой, до небесного Киева доведёт. Язык – да не твой! Понял?!
– Да понял, понял! Понятно объясняешь! – нетерпеливо махнул рукой дальневосточник. – Давай второе, дед!
– Заметь, ты сам меня опять попросил! – старец улыбнулся и тут же поважнел: – Так слушай, кх-кх. Правило второе. Ты должен отказаться от учителя на пути. А на деле – на всём жизненном пути. От учителя как такого: ни людей, ни богов. Понимаешь, кх-кх? У тебя не должно быть наставников в поучении жизни. Ты должен сам, всё – сам. Приходи ко всему сам! Можешь что-то услышать, подсмотреть, принять к сведению, но не больше, кх-кх. Гони любого жизненного учителя из своей головы! Он сбивает тебя с твоего пути и заставляет идти по его дороге.
– Теперь-то точно всё?! – едко уточнил туманный гость.
– Ну почти. От себя ещё добавлю. Так дорогу быстрее найдёшь. Не пойму, кх-кх, почему это тоже не стало негласным правилом. Давно пора уж, давно!
Андрей недовольно сдвинул брови.
– Ты должен раз и навсегда отделить страну от государства. Для себя, в своей голове. Отдели страну как таковую от государства как такового – и никогда больше не соединяй! Это, кх-кх, настолько разные и определяющие жизнь вещи, что, когда они у тебя смешаны, вся твоя жизнь перемешана и подменена. А значит – и твой путь. Многие понятия, кх-кх, и ценности тогда искажены. Но как только ты отделяешь страну от государства, всё встаёт на свои места. Кх-кх, взгляд твой очищается. Разум вместо мутной картины, созданной наложением двух картин, видит чётко одну и чётко другую. Вот теперича всё.
Договорив, старец повторно погладил бороду и неспешно зашагал дальше по дорожке, скрытой тонким слоем тумана.
Дотоле порядочно развеселившийся владивостокец резко посерьёзнел. Как-то совершенно неожиданно для него старик сменил чудаковатый бред на рассуждения глобального политического масштаба, а затем вовсе ушёл.
Андрей со вспыхнувшей злостью неясной природы смотрел в спину имяреку, исчезавшему среди белёсой пелены. Молодой человек даже чувствовал, что хотел о чём-нибудь ещё спросить старикана или просто крикнуть ему чего-то вслед, однако язык никак не поворачивался сделать это. Пожилой незнакомец так и слился с белыми клубами в полной тишине.
Дальневосточник какое-то время постоял на месте, прокручивая про себя слова неизвестного, но потом совсем остыл к услышанному.
Вскорости же равнодушие сменилось прежним брезгливым отношением к старику: “Да на что этот сумасшедший дед мне сдался?! Надо пошустрей выбираться отсюда. Встречу кого-нибудь более адекватного. Лишь бы этот туман побыстрее кончился… В нём мало хорошего жди”.
Собравшись с мыслями, фанат стихий обогнул глыбу и зашагал по пути, которым пришёл имярек.
После того как огромный камень вкупе с парадной аркой остались позади, всё вокруг сызнова предстало сплошным клубившимся пространством, лишённым что ориентиров, что указателей. Без них приморец абсолютно перестал понимать, насколько туман мог сгущаться или рассеиваться.
Обнадёживало только одно. Покрытая белой каменной крошкой тропа оставалась единственной дорогой. От обеих её кромок так же, как ранее, в белоснежное небытиё уходили крутые склоны, спускаться по коим любитель катаклизмов не решался.
Отсутствие развилок позволяло владивостокцу думать, что он точно не заблудится и всегда сможет вернуться в исходную точку. Впрочем, поворачивать назад дальневосточник совершенно не намеревался, однако мысль о наличии за спиной знакомых мест всегда грела душу любого человека, преодолевавшего неизвестный путь.
Глава III. Кабриолет
С самого начала почти нулевая видимость не заставила Андрея усомниться в том, что туманная дорожка никуда не петляла, определённо являясь прямой. И последовательное размещение на ней арки с камнем не вызывало у бывшего студента-архитектора никакого удивления.
Приморец прекрасно знал, что подобные архитектурные проекты присущи разным городам. Например – Парижу, где в одну городскую линию были выстроены Лувр, Триумфальная арка на площади Каррузель, Луксорский обелиск, Триумфальная арка на площади Шарля де Голля и Большая прямоугольная арка в районе небоскрёбов Дефанс. Или – родному Владивостоку, где спускающийся к бухте Океанский проспект образовывал длинную прямую, прочерченную через статую Будды мира, величественный памятник “Борцам за власть советов на Дальнем Востоке”, главную городскую площадь и Морской вокзал. Он символизировал парадные владивостокские ворота.
Ввиду этого градостроительного приёма фанату стихий оптимистично представлялось, что впереди обязательно возникнет какое-то новое, возможно – монументальное, сооружение, или же просто значимый объект, достижение коего поможет прояснить происходившее.
Мысль о потенциально кем-то реализованной архитектурной оси поддерживала дальневосточника – и он шёл в сплошном тумане бодрее прежнего.
Но белоснежные клубы не расступались. Дорога пролегала сквозь них и только них.
Подсчёт времени, как при подъёме внутри вихря, оказывался для приморца невыполнимым.
Сперва он пробовал бодро складывать шаги, отводя каждой их паре секунду. Вдобавок, так можно было почувствовать себя отчасти древним римлянином, который “шагом” называл именно шаг, сделанный одной ногой (два обычных шага. – Прим. автора), а тысячу оных шагов – “милей”. Настроя в итоге хватило на две сотни. Измаявшись, Андрей предпочёл идти далее хотя бы без моральной усталости.
Перемена случилась там, где любитель катаклизмов её совсем не ждал. Дорожка ни с того ни с всего принялась подниматься. Воспрянувший духом молодой человек ускорился – и буквально через десяток метров его голова вынырнула из белой пелены.
Андреев взгляд упёрся в невысокую бескрайнюю травянистую насыпь, бывшую остатком скрытого туманом подъёма. Она напоминала зелёный берег молочного моря, кое плескалось под голубым небом с большими округлыми облаками.
В два счёта забравшись на поросший травой длиннющий гребень, владивостокец увидел перед собой двухполосную автомобильную дорогу, за которой до самого горизонта уходила гладкая зелёно-бежевая степь. Трасса, словно водораздел, разграничивала необъятное белоснежное поле и столь вожделенную землю.
На всякий случай ещё раз осмотревшись, дальневосточник бойко прошёлся по асфальту до прерывистой белой линии. “Дорога – как дорога, – подумал Андрей, перешагивая пунктир, – даже разметка есть”.
За противоположной обочиной приморец спустился по дорожной насыпи на степную равнину и немедля присел на корточки. Его пальцы, точно в кино, бережно прикоснулись к земле.
– Как же я по тебе соскучился! – признался ей вслух молодой человек.
Проявившееся по отношению к природе нежное чувство стало для туманного гостя полной неожиданностью. Правда, после короткой безмятежной паузы оно так же внезапно улетучилось. Владивостокец поднялся, отступил в сторону от приласканного участка и помочился, как это любили делать многие россияне прямо на обочинах трасс. Мужчины никого не стеснялись, а порой даже не отворачивались от проезжавших машин.
Удовольствие вышло бы абсолютным, если бы следом удалось всполоснуть руки. Но никаких водоёмов поблизости не наблюдалось. “Что ж, так ходить дальше – не привыкать”, – подытожил фанат стихий.
По возвращении на край асфальтового полотна Андрей закурил.
Вдыхая дым и озираясь то на степь, то на туман, приморец размышлял над тем, как выбраться из злосчастного места. Продолжать идти пешком дальневосточнику точно не хотелось, да и силы являлись не бесконечными. К тому же, было совсем не понятно, чего ждать впереди. Оставался один вариант, несмотря на то, что по-прежнему мимо вообще никто не проехал: ловить попутку.
Отказ подбросить виделся владивостокцу очень вероятным, ведь в последние десятилетия российские водители опасались и кого-либо подвозить, и кому-нибудь помогать на дороге. Однако при любом раскладе Андрей решил по меньшей мере разузнать о своём местоположении.
Определившись, как действовать, он, уже ни о чём не думая, просто курил и созерцал обыкновенный равнинный русский пейзаж.
“Может, я в Амурской области? – вопросил сам себя при заключительной тяжке фанат стихий. – Да не, не может такого быть! Не то, что ветер не мог меня туда отнести – а просто потому, что это бред какой-то!”
Вспомнив о вихре и захваченных им предметах, дальневосточник повременил с выбрасыванием окурка. Вместо этого Андрей аккуратно положил бычок в пачку, между целых сигарет.
Через пятнадцать минут праздного ожидания из-за далёкого поворота вынырнула белая точка и начала стремительно увеличиваться. Перейдя трассу, молодой человек робко вытянул параллельно ей руку. Собственная нерешительность, как поймал себя на мысли Андрей, явно объяснялась тем, что люди в России перестали голосовать на дорогах ввиду создания многочисленных служб такси.
Рука невольно толику опустилась, когда владивостокец разглядел очертания автомобиля. К приморцу нёсся белый кабриолет.
При ещё большем его приближении в глаза бросился огромный круг с трёхлучевой звездой внутри, расположенный по центру радиаторной решётки – легко узнаваемая эмблема “Мерседес-Бенц”. За рулём сидела блондинка. Это всё, что удалось разглядеть любителю катаклизмов перед тем, как не сбавлявшая скорости машина проскочила мимо. Андрея обдало образованным ею сильным воздушным потоком.
“Да… Не судьба”, – рассудил туманный гость, поправляя сбившиеся на одну сторону волосы, и тотчас услышал прерывистое визгливое торможение. Он моментально обернулся. В нескольких десятках метров на быстро терявшем скорость кабриолете пылали два красных огня.
Едва же автомобиль замер, их сменили белые. “Мерседес” взялся разгоняться в обратную сторону с характерным для заднего хода гулом. Поравнявшись с приморцем, машина резко затормозила.
– А я думала – опять грибник! – обратилась водитель к владивостокцу. – А потом подумала, леса-то уж нет, парень симпатичный откуда-то, посреди дороги. Почему не подвезти, если по пути?!
Изумлённый дальневосточник потерял дар речи и никак не мог снова поверить глазам. Перед ним сидела девушка, будто только-только сошедшая с обложки глянцевого журнала. Она была одета в обжигающе-красное короткое платье с полупрозрачными рукавами. Красивую грудь, подчёркнутую глубоким декольте, украшало колье из сверкавших прозрачных камней. Губы и маникюр на пальцах рук под стать летнему наряду пестрели ярко-красным цветом. Цветочно-вызывающий аромат женских духов уже слегка щекотал Андреев нос.
Однако одна броская деталь одновременно всё же отталкивала от красотки. Из-под её правого рукава проглядывали вытатуированные латинские буквы. Саму фразу было не разобрать, за исключением окончания “LES”.
Туманный гость с детства не понимал желания людей делать наколки сравни уголовникам. А когда он повзрослел, стал думать, что тату – это первый признак человека, не способного выделиться своим умом, вследствие чего ему приходилось отличаться от окружения внешне.
– Так куда тебе, дружок? – спросила незнакомка, выключив раздававшуюся из колонок музыку.
Молодой человек из-за растерянности не смог определить авторство до боли знакомого проигрыша.
– Мне… Мне… – выдавил из себя Андрей, склонный, как большинство российских мужчин, теряться перед очень красивыми женщинами, начальством, известными персонами, а особенно – при виде политиков.
И наоборот – робостью просто-таки не пахло во время общения с продавцами за прилавками, стариками в очередях и по-настоящему заслуженными людьми, будь то медики или преподаватели.
– А ты куда едешь?.. – сказал что-то внятное наконец приморец.
– А ты не догадываешься?! – гордо приподняла подбородок девушка. – Я, кабриолет, еду. А?
– Нет…
– Н-да, – цокнула водитель и снисходительно посмотрела на владивостокца. – У меня нет конечной точки. Я всегда еду куда-нибудь. Сажусь в кабриолет и еду куда-нибудь.
– Куда-нибудь?
– Да, куда-нибудь!! – вмиг закипела блондинка. – Так, едешь или нет?! Больше разговора не будет!
Грубая эмоциональная реакция заставила приморца внезапно вспомнить речь имярека про поиск дороги вместе с фразами “слушай – да не спрашивай” и “язык до небесного Киева доведёт”. В голове фаната стихий всё мгновенно соединилось воедино: красавица, машина, “куда-нибудь”. И он на автомате выдал:
– Едем!
Девушка молча показала перевёрнутой ладонью на пассажирское сиденье. Владивостокец без промедленья шмыгнул внутрь, захлопнул дверь, быстро пристегнул ремень. Красотка дала по газам – и белый кабриолет понёсся дальше.
Перво-наперво Андреев взгляд упёрся в торпедо. На нём были три маленьких изображения. Ещё при короткой беседе по ту сторону двери дальневосточник бегло принял разделённый натрое горизонтальный прямоугольник за типичные иконки, кои приклеены к передним панелям половины российских автомобилей. Однако едва приморец оказался прямо у бардачка, в глаза бросились три нарисованных художником человека.
На правой картинке был изображён мужчина с овальным лицом, широким лбом, зачёсанными назад длинными волнистыми седыми волосами и белозубой улыбкой. Не без сомнений Андрей признал в незнакомце поэта-песенника Илью Резника.
Со среднего портрета смотрела молодая женщина. Короткая светлая причёска, чуть прикрытые красным платьем плечи и бюст, а также полупрозрачное ожерелье выдавали в незнакомке певицу Любовь Успенскую.
Неизвестный же с левой трети являлся круглолицым, имел тёмные короткие волосы, носил затемнённые очки. Хотя Андрей не припоминал фамилию композитора, похожего на последнего персонажа, но догадывался, что прообразом мог быть именно сочинитель музыки.
Всплытие в памяти одного за другим известных людей нисколько не удивило любителя катаклизмов. Благодаря заинтересованности своей матери творчеством эстрадных исполнителей приморец с самого детства стал неравнодушен к музыке как таковой. За маленькой спиной владивостокца были не только посещённые с мамой концерты, но и просмотр бесчисленных тематических ТВ-передач, зачастую – скандальных. Они наложили на мальчика различные музыкальные отпечатки.
Туманный гость вторично пробежал взором по всем троим героям, затем по торпедо, сиденьям, капоту, припомнил звучавшую из магнитолы мелодию – и мозаика неожиданно сложилась. Впереди находилась троица – поэт, композитор и певица, – олицетворявшая собой популярнейшую песню “Кабриолет”! Собственная догадка поразила владивостокца до глубины души.
Дабы убедиться в своей правоте, фанат стихий показал пальцем на прямоугольник с портретами:
– А кто эти люди?
– Это, – довольно покосилась водитель, – создатели моей любимой песни “Кабриолет”. Я, в отличие от толпы, не считаю её народной.
– Народной? – Андрей подумал, что ослышался.
– Ну да, многие ж считают её народной. А я – нет. Я – за версию, что у такой прекрасной песни были прекрасные создатели, и они – перед тобой.
Невзирая на подтверждение гипотезы, молодой человек озадачился ещё больше. Его лишили покоя странные слова о народной принадлежности. Да и фамилия композитора назло никак не приходила на ум. Её выяснение приморец решил не откладывать, сочтя самым плёвым делом:
– А слева – это кто конкретно?
– Это автор музыки, – новый участливый вопрос заставил девушку искренне заулыбаться. – Гари Голд, ну или Григорий Голдинберг.
“Точняк! – возликовал Андрей про себя и начал прокручивать услышанную фамилию. – Голд… Голдинберг… Голдинберг… Голдинберг…”
На фоне повторения владивостокец вспомнил одно из телевизионных шоу, по ходу коего рассказывалось о еврейском композиторе, эмигрировавшем из Советского Союза в США и приобретшего там белый немецкий кабриолет. Он спустя время стал главным героем одноимённой песни.
Дальневосточник вновь посмотрел на портреты-иконки, потом оглядел капот, а с него перевёл взгляд на словно съедаемую автомобилем дорогу, зажатую голой степью и непроглядным туманом. Тут же Андрею ни с того ни с всего представился итог Второй мировой войны в виде красивой езды евреев на дорогой немецкой машине по бедной России, ведь что Голдинберг, что Резник, что Успенская имели еврейское происхождение.
Следом молодой человек задумался о том, прямо ли была связана воображённая картина с устроенным Германией Холокостом (“Всесожжением”, массовым уничтожением евреев и других народов нацистами во время Второй мировой войны. – Прим. автора) или же к нему совершенно не относилась. Но пришедшее засим на ум правило бородатого имярека о разделении страны и государства будто одёрнуло.
Приморец сильно зажмурился и выдохнул. Это помогло. Место не весть откуда взявшегося антисемитизма (враждебного отношения к евреям. – Прим. автора) заняли просто три талантливых человека. В мыслях остался только белоснежный “Мерседес” со сдвоенными круглыми фарами и блестящими дисками.
– И кабриолет тоже из песни? – не удержался пассажир.
– Само собой, – отчеканила блондинка. – 560SL, автомат, экспортный “американец”, тёмно-бирюзовая кожаная обивка. Обожаю мою ласточку!
– Он, что, настоящий? От композитора?
– Не знаю, может – и настоящий! – рассмеялась незнакомка. – Я попросила отца достать мне модель из народных слухов – и он где-то достал. Но я не считаю их слухами, как и не признаю народное авторство песни. Она – Успенской! И когда я в моей ласточке, я не перестану напоминать об этом даже своим элегантным видом – таким же, какой был у певицы!
То, как быстро водитель взбудоражилась при защите исполнительницы, прямо говорило Андрею о крайней важности для девушки всего связанного с хитом. “И опять это прошедшее время… – завертелось в голове. – “Был вид”, “были создатели”… “Не народная песня”… С какого перепуга её вообще считать народной?”
– Так, а почему эту популярную песню многие считают народной? – озвучил свои мысли владивостокец. – Разве они не знают, чья она?
– В том-то всё и дело! – вскликнула блондинка и дважды ударила правой рукой по рулю, причём столь резко, что задравшийся красный рукав позволил татуировке “LES” ненадолго удлиниться до “MY RULES” (“МОИ ПРАВИЛА”. – Прим. автора). – Неужели не ясно, что если авторов нет среди нас, то это не значит, что их нет вообще! Это – песня Успенской, хоть её никто и не видел вживую! Сколько об этом люди говорят, надо ж прислушиваться! И ведь есть известные описания и её, и композитора, и поэта, и самого кабриолета! – водитель направила перевёрнутую ладонь к портретам. – Песня не может взяться из ниоткуда!
“Не может взяться из ниоткуда? Ну-ну, прям точно, как я…” – повторил про себя ошарашенный речью девушки пассажир.
Рассуждения незнакомки про авторство хита вообще подтолкнули дальневосточника к думанью не просто о том, что она немного не в себе, а – о небольшом сумасшествии блондинки. Впрочем, по Андрееву мнению, это легко могло обуславливаться её слепым фанатизмом.
– А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь! – будто подтверждая размышления попутчика, напела водитель.
После произнесения главной песенной строчки к непониманию приморцем девушки прибавилось осознание того, что он действительно до сих пор не знал, куда авто ехало. “Одно дело – молоть ерунду про музыку, – заключил туманный гость, – а другое – реально мчаться без цели”.
– А ты не боишься, – поинтересовался пассажир издалека, – что если ехать всё время куда-нибудь, то элементарно может закончиться бензин?
– Может, но это не повод не ехать! – громко бросила незнакомка. – К тому же, везде есть заправки!
– Ну это спорно, – улыбнулся молодой человек. – Попробуй, к примеру, от Хабаровска до Читы доехать – не получится, надо на всякий случай как минимум хороший бензин с собой брать.
– В моём “куда-нибудь” никаких таких городишек нет! – усмехнулась блондинка. – Да я и вообще о таких даже не слышала. В твоём они есть?
– В моём тоже нет, – продолжил улыбаться Андрей. – А что же тогда в твоём есть?
– В моём “куда-нибудь” одна любовь!
– То есть конечная точка – всё-таки любовь?
– Дружочек, ты, наверное, никогда не любил, – девушка бегло посмотрела на собеседника, – а любить надо. Когда-нибудь ты придёшь к любви, но говорят, что и дальше тоже что-то есть, что жизнь становится как сказка – но я такого не видела. Так что за “куда-нибудь” тоже что-то есть. Но “куда-нибудь” – это и есть любовь. Все люди туда едут и идут! Не все добираются, но в путь собираются все!
Выплеснув романтические эмоции, красотка замолчала. Андрею, уже приятно ею удивлённому, тоже ничего добавлять не хотелось. Он поглядел вправо, затем до упора повернулся назад: от тумана не осталось и следа.
За разговором про любовь белая пелена незаметно спала. Впредь по обеим сторонам от дороги тянулась прежняя, но немного всхолмившаяся зелёно-бежевая степь.
Форма дороги также изменилась. Первоначально почти прямая линия постепенно превратилась в череду плавных поворотов, кои, по предположению владивостокца, должны были привести к показавшимся вдалеке макушкам небольшого леса.
Для дальневосточника проплывавший пейзаж, как никакой иной, подходил одиноко нёсшемуся белому кабриолету, за рулём которого сидела блондинка в красном платье. И если бы освободившийся от тумана полевой ландшафт нигде не заканчивался, то, возможно, “Мерседесу” стоило ехать по нему вечно, в своё неизвестное “куда-нибудь”, наполненное светлой, чистой любовью.
– А вообще я тебе так скажу, – ласково провела пальцами по торпедо девушка. – Когда машина красивая, то ты не знаешь, куда ехать, а когда – не красивая, то – знаешь. На красивой машине хочется просто ехать.
– По небесной России? – добродушно уточнил приморец.
– Да по любой России! По небесной, по земной, по подземной! Главное – доехать до нужной двери!! – девушка взмахнула рукой и запела другой куплет песни Успенской:
Рыцарем без страха и упрёка
Ты, увы, не стал, любовь моя.
Скучно мне с тобой и одиноко –
Видно, эта дверь не для меня.
Словно в насмешку именно под рифмованные строчки о неправильном жизненном пути ещё более искривившаяся трасса покрылась выбоинами. Кабриолет слегка тряхануло. Любитель катаклизмов прикинул, что если бы не высокая скорость авто, то ему с водителем было бы совсем не сладко. К ухудшению состояния дорожного полотна добавились первые тени от появившихся у обочин деревьев.
– Вот тебе и нужная дверь! – досадно ругнулась блондинка.
Трасса вильнула влево, затем вправо – и из-за возвышенности вынырнул странный красно-белый прямоугольный дорожный знак, донельзя напоминавший огромную этикетку водки “Столичная”.
Приглядевшись, Андрей чрезвычайно удивился прямоте сообщаемой указателем информации. Внутри белого прямоугольника, заключённого в красную широкую рамку, находился чёрный рисунок – точно такой же, как на знаке “Скользкая дорога”. По двум чёрным, изогнутым в форме латинских букв “SS”, колеям ехал накренившийся чёрный автомобиль. На верхней стороне красной рамки, аккурат над крышей машины, белели два слова: “ПЬЯНАЯ ДОРОГА”.
Владивостокец, поездивший по российским дорогам, которые народ называл “пьяными”, был в курсе, что зачастую они вели к маленьким городам или деревням и начинались сразу при съезде с больших трасс.
Отличительной чертой “пьяных” путей являлось наличие крутых, порой под все девяносто градусов, поворотов, мало чем объяснимое с точки зрения логики. К чрезмерной извилистости добавлялись самых причудливых форм ямы, особенно если речь шла о грунтовом покрытии. Но ни разу в жизни фанат стихий не встречал знака “ПЬЯНАЯ ДОРОГА”. Недоумевая, молодой человек даже потерял нить разговора.
– Ядрён совиньон, ядрина фонтина! – разгорячилась девушка, едва колёса снова ударились об асфальтовый выступ (совиньон – сорт винограда для производства белых вин, фонтина – вид итальянского сыра. – Прим. автора). – Опять!
Под не прекращавшееся цоканье водителя трасса выгнулась влево, а кроны высоких деревьев над ней принялись смыкаться. Следом дважды подряд тряхнуло сильнее прежнего, из-за чего блондинке пришлось ослабить давление на педаль газа.
Вскорости этого красотке показалось мало – и она крепко сжала руль. Андрей в свою очередь перепроверил крепление ремня безопасности плюс решил от греха подальше более ничего не спрашивать у спутницы.
Довольно быстро затенённая дорога стала смахивать на гребёнку. Трясло так часто, что в дребезжавшем боковом зеркале совершенно невозможно было разглядеть оставленный позади путь. Вконец разнервничавшаяся девушка неожиданно запела “Калинку”:
Калинка, калинка, калинка моя!
В саду ягода малинка, малинка моя!
Калинка, калинка, калинка моя!!
В саду ягода малинка, малинка моя!!
При исполнении песни туманного гостя очень поразило то, что её ритм донельзя соответствовал быстрой езде по русскому бездорожью. “Русь, куда ж несёшься ты? – задался про себя известным вопросом Андрей, как только блондинка затихла, и невзначай посмотрел на три картинки-иконки. – Дай ответ. Не даёт ответа”.
Ещё более углубившиеся за новым крутым поворотом выбоины заставили водителя кардинально сбросить и так не высокую скорость. Отныне красотка в обжигающе-красном коротком платье не пыталась проскочить над ними. Блондинка взялась огибать ямы, где аккуратно, а где пошустрее.
Невооружённым глазом пассажиру было видно, что подобное вождение не только не приносило девушке маломальского удовольствия – оно выводило водителя из себя. В свете этого владивостокец продолжал молчать. Он чувствовал, что одно единственное сказанное им слово может стать искрой, из которой разгорится испепеляющее пламя.
Разбитое асфальтовое полотно опять вдруг повернуло. Но на сей раз, к радости Андрея, вместо новых деревьев далеко впереди замаячили частные дома. Они стояли за бело-чёрным горизонтальным дорожным знаком с названием города.
– Фух, чёртова тёрка, – процедила девушка. – Хоть навигатор включай для объезда единственной дороги!
Через несколько десятков метров надпись на железном полотне стала доступной для прочтения: “ЕСЛИБЫВСК”.
– Если бы, если бы, если бы, Еслибывск! – нервно и одновременно насмешливо протараторила блондинка.
Андрею же было не до шуток. Перед прибытием в незнакомое место с крайне странным названием приморца охватило небольшое напряжение.
“Еслибывск… Если бы… Если б… Если б…” – судорожно прокрутил дальневосточник в своей голове.
