Kitabı oku: «Путешествие по небесной России», sayfa 3

Глава IV. Еслибывск

Сразу за указателем с названием города дорога стала куда более ровной, как это часто бывало в России ввиду смены административной принадлежности. Кабриолет перестало трясти. Он не подпрыгивал и только изредка то попадал в слегка продавленную многочисленными колёсами асфальтовую колею, то выбирался из неё. Невзирая на это, водитель ощутимо прибавила ходу.

Слева и справа от трассы замелькали одно- и двухэтажные дома с собственными дворами. По прикидке владивостокца, участки были некрупными – вероятно, стандартного размера, в шесть соток. Практически каждый хозяин обладал своим гаражом, благодаря чему у заборов не наблюдалось ни одного припаркованного автомобиля.

Крыши зданий по цвету делились преимущественно на два типа. К первому относились малиновые, как любили в европейской части России. Ко второму – синие, как предпочитали в азиатской.

Из-за быстрой езды приморцу удалось разглядеть адресную табличку лишь на третьем по счёту доме: “улица Несосланных Энтузиастов, 176”.

Андрей слышал, что улица с почти таким же странным, завораживавшим названием “Шоссе Энтузиастов” находилась в Москве, но происхождением оного сочетания слов никогда не интересовался. Оттого владивостокец даже не мог предположить, ни в чём суть здешнего энтузиазма, ни куда должны были быть сосланы обладавшие им люди (шоссе Энтузиастов – бывший Владимирский тракт, переименованный в 1919 году наркомом просвещения РСФСР Луначарским в честь политических заключённых, коих царские власти отправляли пешком по этой дороге для отбытия наказания на территории Сибири. – Прим. автора).

Стоило дальневосточнику опустить глаза, как кабриолет, притормаживая, размашисто завилял – и в стороны от автомобиля отпрыгнули кудахтавшие курицы.

– Ещё курей тут не хватало! Ядрён совиньон! – оторопела блондинка. – Не город, а колхоз какой-то!!

Реакция попутчицы только рассмешила приморца, ничуть не удивлённого шастаньем несушек посреди частного городского сектора, ведь жившим в нём россиянам, включая Андрееву бабушку, было свойственно разводить домашнюю живность. “Вот если бы, – вообразил владивостокец, – кабриолет с леди в красном платье внутри врезался бы в коз, тогда точно стало бы не до веселья. А так – курам на смех!”

Разволновавшаяся девушка заметила сарказм пассажира, но ничем язвительным не ответила. Красотка лишь смерила молодого человека прищуренным взором, после чего притопила педаль газа.

Резво ускорившийся “Мерседес” вызвал неподдельный интерес водителей двух встречных легковушек. Оба мужчины маятниками глядели то на белый автомобиль без крыши, то на трассу впереди.

– Смотрят! Щас всех кур передавят! – с издёвкой прокомментировала поведение зевак блондинка.

Отклонившаяся влево дорога привела к новым рядам частных домов, за которыми показались остроугольные серые крыши светло-бежевых четырёхэтажных панельных зданий. На обочине же высился огромный рекламный щит, чью синюю поверхность украшала размашистая жёлтая надпись: “Добро пожаловать в Еслибывск – город сослагательного наклонения (категории глагола, выражающей возможное действие. – Прим. автора)! Вам бы попробовать быть как дома!”

– Будешь тут! Сами живите в своём курятнике! – возмутилась водитель.

Владивостокца её негодование развеселило вдвойне, поскольку по стремительно приближавшемуся перекрёстку с улицей Сибирских Метрополитенов – о чём гласил дорожный знак, – тоже бродили несушки в большом количестве.

Правда, приморец совсем не понял, почему уличное название содержало множественное число, ибо на просторах Сибири существовало единственное, новосибирское, метро. В его вагонах, как было широко известно, висели плакаты с правилами русского языка и стихотворениями выдающихся поэтов.

Вряд ли омская подземка, состоявшая из одной станции “Библиотека имени Пушкина”, могла, на взгляд Андрея, считаться полноценной.

Едя по главной дороге, девушка ещё прибавила газу, чтобы одним лишь шумом кабриолета расшугать крылатую свору, оккупировавшую зебру. Едва десятки куриц осознали исходившую от белого монстра опасность и начали вприпрыжку разбегаться, молодой человек истошно закричал “Стой! Стой!!” Испугавшаяся ора блондинка нервно ударила по тормозам. Секунды спустя послышался пронзительный мужской вопль.

Вжавшийся в сиденье дальневосточник тысячу раз был благодарен сам себе из-за того, что пристегнул ремень безопасности. Иначе владивостокец с лёгкостью впечатался бы лицом в лобовое стекло “Мерседеса”. Красотка же, также пристёгнутая, заёрзала на водительском месте, словно ужаленная пчелой. Девушка то прожигала взором пассажира, то вытягивала шею и тщетно пыталась посмотреть за капот.

Натужно вздохнув, Андрей первым избавился от ремня. Немедля приморец грубо оттолкнул дверь и ринулся мимо машины к левой обочине.

В полуметре от неё лежал парень, возле которого валялся автомобильный руль. Часто вздымавшаяся грудь была беспорядочно облеплена белыми перьями, одежда не порвана, кеды с ног не слетели. Кровь что на теле, что на асфальте отсутствовала.

– Жив? – спросил дальневосточник, приподнимая ладонью мужскую голову, покрытую жгуче-чёрными, будто смола, волосами.

– Врроде да-а… – тихо заикнулся находившийся в состоянии шока худющий юноша с впалыми скулами и большими круглыми чёрными глазами.

Вышедшая из кабриолета водитель замерла и поинтересовалась издали:

– Что с ним??

– Да вроде цел, – пожал плечами Андрей.

Обнадёженная девушка осторожно прошагала к пострадавшему:

– Точно?

– Да т-точно, точно, – опёрся на локти неизвестный, чья одежда задралась в нескольких местах.

Сжавшиеся гармошкой края его тёмно-синих джинсов обнажили голени над чёрными носками, а скатанные рукава светло-серой футболки уподобили её майке.

– Точнее не бывает… – прибавил юнец.

Пассажир оглядел кабриолет:

– Хм, машина тоже вроде цела. Что ж случилось-то?

– Я… Я… Я подъезжал к перре-крёстку, увидел за дерре-вьями чикенов (вольное произношение английского слова “chiсkens”, переводящегося как “курицы”. – Прим. автора), стал на них кричать, прог-гонять с дорог-ги. Тут вдруг шум маа-шины, чикены взбесились, стали прыгать, визг торр-мозов прямо рядом со мной, я резко торр-мознул, стал сдавать назад, наехал на чикена, коле-со прокрутилось – я перревернулся, закричал…

– Стоп, стоп, стоп. Как это, ты ехал? – заинтересовался Андрей.

– Ка-ак все ездят, так и я ехал! Вон, руль даже отва-лился – не видите что ли?

– То есть ты ехал с этим рулём по тротуару, а потом собирался по зебре?

– Не по трот-туару и не по зебре, а по своей полосе! А вы на своей дорог-гу не уступили! Вы виноваты!! Анд-дэрр-стэнд? (вольное произношение английского слова “understand”, означающего вопрос “Поняли?” – Прим. автора).

Опешив от услышанного, девушка приложила ладонь ко лбу.

– Во-первых, зачем вылетать на зебру из-за дерева, да ещё и в кучу птиц?! – разозлился приморец. – Опасно ж! А во-вторых, даже если тротуар с зеброй у тебя – обычная дорога, и настоящая дорога для тебя – тоже обычная, то тогда ж у тебя помеха справа! Почему не уступил?

– Я – сэрр! Потомок британских кровей! Поэтому у меня движение левостор-роннее, и как раз у вас помеха слева!

В доказательство пострадавший повернулся боком, чтобы стало полностью видно его левое плечо. На нём темнела вытатуированная в две строки надпись “My life – my rules!” (“Моя жизнь – мои правила!” – Прим. автора).

Поразившись знакомому лозунгу, владивостокец уставился на девушку. Она с выпученными от удивления глазами стыдливо потянула свой красный рукав вниз, дабы и краешек наколки не попадал в поле зрения.

Хмыкнувший Андрей повернулся обратно к уже начавшему подыматься заике:

– Что ж это получается? У тебя левостороннее движение, у нас – правостороннее, а дороги равнозначные. В итоге у нас помеха слева, у тебя помеха справа! И кто же по-твоему прав?!

– Конечно, я! – уверил отряхивавшийся юноша. – Если всё од-динаково, то вступает в силу реш-шающее правило: прав тот, у кого круче автомобиль! А тут оно вообще пред-дельно ясно: у кого круче кабриолет!

– У тебя тоже кабриолет?? – нервно усмехнулась растерянная красотка.

– Конечно. Вы, что, видите крышу?

– Ну пускай, – громко хохотнул владивостокец. – И что, твой всё равно круче?

– К кор-ролеве не ходи! Круче у того, у кого он более открытый, – потерпевший поднял с земли руль и принялся крутить его влево-вправо. – Пос-смотри, у моего открыто всё, а у вашего – только крыша! Так что, мой круче!!

На этот аргумент дальневосточник с ходу не нашёл, чем ответить.

Пока туманный гость недоумённо мерил взглядом вертевшего руль чудака, возле места происшествия остановился серый седан. Появление очередной не праворульной машины до крайности озаботило приморца: “Да таких даже у “зелёнщиков” (продавцов с раскинувшегося на владивостокских сопках авторынка “Зелёный угол”. – Прим. автора) не найдёшь…”

Из серой легковушки вышла пара предпенсионного возраста.

– Помощь нужна? – уточнил дородный мужчина, пристально изучая внешний вид юноши.

– Нет, всё в порядке, в порядке, езжайте, – судорожно замахала рукой испугавшаяся ответственности блондинка.

– Всё окей, ок-кей, – лично подтвердил пострадавший, одновременно сложив в кольцо указательный и большой пальцы правой руки.

– Ну-ну, – цокнул водитель седана. – Ну-ну…

– Не веришь?! – поднял брови заика. – Смот-ри!

Тотчас он издал звуки, имитировавшие рёв мотора, после чего передвинул вперёд невидимый рычаг невидимой коробки передач – и неспешно тронулся с места.

Четверо людей ошеломлённо глазели на удалявшегося юнца. Не сомневаясь в их внимании к себе, парень напоследок громогласно запел песню “Битлз” “Вчера”:

Yesterr-day

All my troubles seem-med so far away,

Now it looks as though they`re her-re to stay.

Oh, I believe in yesterrr-day.

Вчер-ра

Я своих пробл-лем не замечал,

А теперь всем им нет чис-сла.

О, я верю во вчер-ра.

(перевод с английского языка. – Прим. автора)

“Oh, I believe in yesterr-day” (“Я верю во вчер-ра”. – Прим. автора) ещё раз, но уже еле слышно донеслось издалека – и шофёр полностью открытого кабриолета скрылся из вида.

Задумчиво почёсывая подбородок, Андрей подытожил прощание:

– Одна из самых бестолковых песен, которые я слышал. Как можно верить во вчера?!

Выпрямившаяся девушка хотела было что-то возразить, однако так и не решилась.

– Рабы! – неожиданно поддержал фаната стихий мужчина. – Двести лет назад перед французами преклонялись, а теперь – все перед англосаксами (германскими племенами, переселившимися на остров Великобритания. – Прим. автора)! Кто дальше? Немцы, китайцы или мадьяры (самоназвание венгров. – Прим. автора)?

Пышногрудая пассажирка седана, цокнув в направлении спутника, несколько раз неодобрительно мотнула головой, поправила очки и принялась обходить белый кабриолет.

Аккуратно проведя ладонью по автомобилю сначала с водительской стороны, а потом – с пассажирской, женщина взглянула на три портрета. Испытующе изучив их, она отклонила голову, протёрла стёкла очков и снова вперила взор в нарисованные лица. От троицы он перекочевал на блондинку, с неё – опять на портретный прямоугольник, затем – обратно на девушку.

– А Вы случайно не певица?! – полюбопытствовала гражданка.

– Нет, я не певица, и куры не мои! – съехидничала красотка.

– Вася, да это поди Успенская! Помнишь, на той неделе по телевизору рассказывали, что она существует, просто скрывается!? И кабриолет – её! Всё сходится! Точно говорю!! Вася!!

– Женщина, да какая я – Успенская?! Что Вы тут ерунду городите! Мы с ней ничем не похожи!

– Вася! Вася! – задёргала пассажирка серой легковушки руку остолбеневшего мужчины.

– Так, так, ну сейчас начнётся! – рассердилась блондинка.

С фырканьем набрав воздуха через ноздри, девушка подошла к “Мерседесу”, плюхнулась на сиденье и включила зажигание.

– Ты едешь?! – надрывно вопросила она владивостокца.

Без раздумий молодой человек поспешил обойти кабриолет. Как только приморец оказался внутри, девушка нажала на педаль газа.

Удалявшееся место происшествия не отпускало Андреева взгляда ровно до тех пор, пока продолжавшие стоять у обочины пассажиры седана не исчезли за деревьями.

На следующем перекрёстке – с улицей Якутского Моста – автомобиль свернул влево, где по-прежнему не было панельных домов, съехал на край асфальтового полотна и застыл.

– Постоим чуть, мне надо перевести дух, послушать какую-нибудь музыку, – объяснила остановку водитель. – Это меня успокаивает.

Откинув спинку сиденья, девушка включила магнитолу. Из динамиков послышалось короткое хрипение, тут же замещённое автопоиском радиостанций. Чёткий сигнал поймался спустя всего пару секунд пролистывания частот. Вещал женский голос:

– … сообщили эксклюзивно “Сарафанному радио”: в Еслибывск впервые приехала Любовь Успенская! Представляете! Она существует, она не в подполье, она в городе! А вы не верили!! Значит, в концертном зале “Бы-холл” скоро должен состояться её концерт. Значит, надо приобретать билеты. Как рассказали очевидцы, певица специально прикатила на кабриолете, чтобы создать в городе атмосферу своего главного хита! Еслибывск и Успенская – ах, как я позавидую тому, кто сделает с ней и её кабриолетом фотографию или селфи! Хоть сама выходи на фотоохоту! – ведущая засмеялась, вслед за чем радостно затянула: – А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь!”

Женское пение сменила радиозаставка: “Сарафанное радио”. Мы сообщаем новости быстрее всех!”

– Также редакции рассказали, – дополнила ведущая, – что певица, как настоящая яркая личность, умудрилась попасть просто-таки в настоящую киношную историю! Кабриолет едва не сбил одновременно городского сумасшедшего и нескольких куриц, если бы в последний момент все они не увернулись, будто каскадёры в фильме! Если бы! Если бы!! Наш корреспондент уже успел взять комментарий у пострадавших.

В эфире раздалось куриное кудахтанье. Когда оно закончилось, женщина прибавила:

– Мы могли бы понять сказанное, если бы люди знали куриный язык! Ах, если бы! Если бы!! Если бы!!! Но и без этого ясно, что пострадавшие взволнованы, слова звучат нервозно, из чего можно сделать вывод, что ситуация складывалась катастрофически, и если бы не вера во вчерашний день – а это, напомню, был вторник…

Красотка резким движением руки выключила магнитолу.

– Что, что происходит??! Что за колхоз!!

Нервную обстановку до предела накалили послышавшиеся впереди мужские голоса. На расстоянии метров ста вдоль обочины семенили трое человек в серо-голубой одежде. Они поочерёдно показывали друг другу пальцами кабриолет и по мере приближения ускоряли свой шаг. Каждый из них вдобавок вскинул руку с телефоном.

– Ну всё! – разгневалась блондинка. – С меня хватит! Я уезжаю отсюда!

Девушка вперила взгляд в молча наблюдавшего за ней Андрея.

– Всё, дружок, больше нам не по пути! Выходи быстрей! А то придурки эти уже близко! Давай-давай-давай!

Владивостокец дёрнул за ручку двери и буквально выпрыгнул из белого кабриолета.

– Прощай, дружок! – бросила водитель бывшему пассажиру.

Тронувшийся “Мерседес” развернулся в два захода, с визгом выехал на главную дорогу и понёсся к центру города.

Любитель катаклизмов какое-то время ещё неподвижно озирал опустевший перекрёсток. Когда же дистанция до перешедшей на бег троицы стала угрожающе близкой, Андрей от греха подальше рванул промеж деревьев к тротуару.

Дабы не упасть при новом резком повороте, приморец под доносившиеся истошные мужские крики ловко ухватился за старинный фонарь. Его основание затенял памятник писавшему псу, почти идентичный знаменитому монументу на набережной Вологды. Лапа барбоса так же была высоко задрана, уши прижаты, хвост свёрнут в кольцо.

Домчавшись до перекрёстка, молодой человек удостоверился, что преследователей за спиной нет, проскочил по зебре и выбежал на лежавший впереди тротуар. Тотчас дальневосточник едва не врезался в памятник водопроводчику, очень напоминавший известную пермскую композицию. Бронзовый мужчина сидел с разводным ключом на трубе, которая присоединялась к другой, вертикальной, трубе, увенчанной огромной морской раковиной.

Попутно бежавший Андрей раз за разом прокручивал в голове обрывки тирад гонителей. Из услышанного следовало, что троица осталась крайне недовольна исчезновением певицы, но всё же намеревалась даже с уже отснятым материалом превратиться в героев “Сарафанного радио”, а также выпендриться перед своими корешами. И этому явно должен был поспособствовать допрос владивостокца.

“Вот влип! – заключил молодой человек, осматриваясь. – Что теперь? Куда дальше? Куда бежать?”

Торопливо оценив обстановку, туманный гость метнулся между закончившейся чередой личных участков и светло-бежевой четырёхэтажкой.

Параллельно двухподъездному жилому дому, как это было обыденно для России, стоял его близнец. Фанат стихий без колебаний нырнул в образованный зданиями тёмный зелёный двор. Приморец надеялся затеряться среди старых долговязых деревьев, чьи кроны возвышались над покатыми крышами.

Миновав детскую площадку, беглец очутился на земляной дорожке. Она привела его к ещё одному монументу, располагавшемуся по центру дворовой территории.

За бронзовым столом сидели игравшие в домино бронзовые пенсионеры. Один, ссутулившийся, был в кепке, расстёгнутом пиджаке и рубашке. Другой, коренастый – в бескозырке и тельняшке с длинными рукавами. Третий, худой, кучерявый, с высоким лбом – в свободной клетчатой рубахе.

Первые двое напряжённо наблюдали за тем, как кудрявый игрок собирался приставить занесённую костяшку к длинной угловатой доминошной цепи.

Вновь оглядевшись и не увидев признаков погони, владивостокец присел рядом с ходившим.

Из-за курения подобные забеги, будь то при надобности успеть на электричку или куда-то ещё, давались туманному гостю с трудом. Всякий раз дальневосточника одолевала продолжительная одышка. Чтобы замедлить пыхтение и не пропотеть, он стянул с себя свитер. Засим приморец расстегнул на рубашке пару верхних пуговиц.

Вызванный бегом жар заставил Андрея вспомнить, что с момента выхода из дома во рту не было ни капли воды. Желая избавиться от мыслей о жажде, молодой человек приложил ладони к вискам и отрешённо уставился на поверхность стола.

Его взор блуждал по бронзовому полотну, пока случайно не обнаружил выгравированные надписи. Напротив носившего кепку добродушного старичка темнели слова “Иван Кузьмич. Электрик”. Перед серьёзным мужчиной в тельняшке с прямолинейным, как курс крейсера, взглядом горделиво красовалась строка “Пётр Фёдорович. Моряк”. Возле занёсшего с азартом костяшку кучерявого доминошника были вырезаны буквы “Иван Дмитриевич. Шофёр”.

Прочитав имена, владивостокец поднял голову и взялся внимательно рассматривать одного за другим бронзовых игроков.

– Рыба! – вдруг громко послышалось сзади.

Дальневосточник резко обернулся. За его спиной стояла троица, пытавшаяся настигнуть блондинку.

Тихо подкравшиеся преследователи походили на сводных темноволосых братьев. Будучи одетыми одинаково, они тем не менее существенно отличаясь телосложением.

Крайний левый значительно превосходил товарищей по росту, широте плеч и высоте лба. Средний выделялся лёгкой упитанностью плюс круглым лицом. Правый – сухощавостью, суженными глазами и острым подбородком с многодневной щетиной. Она явно готовилась вот-вот стать короткой козлиной бородкой.

Все трое были в серых повседневных слаксах (плотных брюках свободного покроя без стрелок. – Прим. автора), тёмно-серых мокасинах, голубых рубашках поло – только с разными белоснежными римскими цифрами на всю грудь. Самому высокому принадлежала единица, пухлячку – двойка, а небритому – тройка. Если бы посреди голубого фона, как вообразил приморец, вместо палочек белели кресты, то трио точно бы смахивало на королевских мушкетёров из советского фильма про Д’Артаньяна.

Повисшую паузу нарушил высокий незнакомец:

– Эй, это ж ты вышел из белого кабриолета?

Андрей замешался. Соглашаться никак не хотелось, а отнекиваться было чересчур глупо, ведь вопрос несомненно являлся дежурным, и все друг друга узнали.

– Ну! Я ж тебя спрашиваю! – повторил дылда более грозно.

В конце концов, во избежание совершенно непредсказуемого конфликта туманный гость решил всё-таки сознаться:

– Ну я…

– Куда она поехала?

– Не знаю, я ей не хозяин, – погрубел голос владивостокца.

– Так ты с ней ехал или мы? – ещё напористее вопросил детина.

– Я ехал. Вам-то что с того? Я знать её не знаю. Подвезла она просто.

– Прям вот ты голосуешь на дороге, тут вона едет певица и подбирает тебя? – съязвил пухляш. – Или ты такси вызываешь, и тут она подъезжает?

Все трое дружно засмеялись.

– Да, так и было, только это не певица, – сухо бросил дальневосточник в их направлении.

– Как не певица? – оторопел дылда.

– Ну вот так – просто похожая девушка.

– Этого не может быть! А даже если и так – тогда убегал чего? – не унимался высокий незнакомец.

– Не убегал, а шёл побыстрее и подальше. Кто знает, что ждать от бегущих в твою сторону товарищей, да ещё и с телефоном навытяжку?

– Да уж не ради тебя бежали!

Детина ухмыльнулся.

– А ради Успенской! – тут же добавил он. – Весь город знает, что она у нас, на своём кабриолете! Такой шанс упустили! Но хоть тебя нашли…

– Ничего бы у вас всё равно не получилось! – с нескрываемой бравадой произнёс приморец. – Повторяю, во-первых, это не певица. А во-вторых, что вам певица, если даже эта девушка не хотела с вами общаться!? И город ей ваш не понравился. Особенно – куры.

– Она, не она… Хотела, не хотела… Радио врать не будет! Сказали бы, кто перед ней – сразу бы перехотела. А так – что? Соскочила на кабриолете с дополнительной славы! Можно сказать – на собственной песне! Нет, получается, даже не соскочила – а наступила на горло собственной песне!

Дылда заржал.

– Да, а сам вона так не соскочишь! Совесть не позволит! – поддакнул первому второй. – Идёшь вона по городу, видишь тот самый кабриолет, который все ищут, а он сруливает, оставляя пассажира! Как тут не узнать, в чём дело!?

– А по-другому как? Они шли, увидели знаменитое авто – и остались с носом?! Что о таких кореша скажут? – сыронизировал третий товарищ, имевший бородку.

– Значит, говоришь, просто девушка подвезла? – настоял детина. – И куда ехала, не знаешь?

– Не знаю. Она, по-моему, сама не знает. Едет куда-нибудь – да и всё.

– А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь! – запел вполголоса дылда. – Ну прям как в песне! Эх! “Бы-холл” бы хором горланил!

– Ладно, чёрт с тобой! – заключил высокий незнакомец с цифрой “I” на поло. – А сам-то куда едешь? А то “ехала куда-нибудь”, “город ваш ей не понравился”…

Мысленно согласившись с тем, что у процитированных фраз была дрянная суть, Андрей смягчил тон:

– Неважно, но точно не сюда. А из-за вас, в итоге, она меня тут высадила! И вообще вы сами кто? А то сами-то – “сказали бы, кто перед ней – перехотела бы”…

– Но-но-но! – возмутился детина. – Ты бочку-то не гони! Ей предъявляй – она же высадила! А мы…

Недоговорив, первый посмотрел на второго и третьего. Те – на него.

– Хм, мы… Ну мог бы и сам догадаться! Нас тут все знают! Видишь номера? Мы – первое, второе и третье лицо. Только первое лицо – это не то, которое, якобы, президент. То первое лицо не настоящее. А настоящее первое лицо – это я!

Признавшись, дылда довольно улыбнулся, а вслед за ним и его спутники.

– Лица из русского языка, – дополнил пухляш и сразу же поправился: – Точнее, вона из всех языков.

Изумлённый Андрей принялся въедливо рассматривать лыбившихся мужчин. Он четырежды прошёлся взглядом по ним прежде, чем вымолвить самое банальное из всего того, что можно было вымолвить:

– Я, ты, он/она?

– Они самые, – подтвердил небритый. – Есть сомнения? Они, значит, ему всячески это доказывают, а он сомневается?

– В смысле, доказывают?

– А ты последи за нашей речью! – уже не шутя порекомендовал первый.

Дальневосточник пришёл в полное замешательство. Он даже не мог припомнить, случалось ли когда-нибудь с ним вообще что-то подобное. Будто набрав в рот воды, молодой человек замолчал – и по центру двора установилась тишина.

– Ладно, не серчай. Значит, виноваты чутка перед тобой, раз заставили водителя тут тебя высадить, – попытался вскорости оправдаться детина. – Может, и врёт радио! Всё-таки журналист – одна из двух древнейших профессий! Давай хоть поможем чем тебе – подскажем, как отсюда доехать, куда нужно, или как туда дойти.

Владивостокец в недоумении продолжал безмолвствовать. Он ещё раз пристально посмотрел на первое лицо – и почему-то захотел сглотнуть слюну. Но она отсутствовала. Туманный гость ощутил, что в горле невыносимо пересохло, отчего пить пожелалось больше всего на свете.

– У вас тут магазин далеко? – буркнул Андрей, словно растолканный жаждой. – А то пить охота…

– Какой далеко?! – воспрянул пухлячок. – Тут, до конца квартала проходишь – и вона сразу на перекрёстке.

Второй направил в сторону четырёхэтажки руку и немедля махнул ею же:

– Да что вертеть туда-сюда?! Пойдём, вона самим показать – раз плюнуть!

Услышав поступившее предложение, приморец узнал ни с чем не спутываемую родную нотку. Она заключалась в том, что простые добродушные россияне всегда предпочитали лично проводить прохожего до нужного места, а не только описывать словами дорогу. Благодаря этому бывший беглец неожиданно осмелел:

– Ну пойдём, коль не шутишь.

Дальневосточник поднялся с бронзовой лавки – и все четверо неспешно зашагали, куда ранее указывал пухляш.

Любитель катаклизмов на первых же метрах уподобил новую большую компанию Д’Артаньяну в сопровождении трёх мушкетёров. “Да, тут теперь и тысяча чертей может появиться из-за угла, – домыслил туманный гость, – или вообще сам Боярский, только-только обменявший лошадь на свою первую шляпу”.

Покинув тенистый двор, четвёрка мужчин вышла на прежнюю улицу Якутского Моста. Её украшал ещё один монумент. Вылезший из уличного колодца металлический слесарь задумчиво опирался подбородком о ладони, прижатые к крышке люка. Рабочий навеял молодому человеку образ знаменитого омского “Степаныча”.

– У вас тут прям памятник на памятнике, – поделился наблюдением Андрей. – Почему так? И что за герои-то такие? Доминошники, водопроводчики, ссущие собаки?

– Чтоб прям памятник на памятнике – это только на этой улице, она спецом такой задумывалась, – заговорил небритый, шедший рядом с владивостокцем. – А вот тематика – да, всюду единая. Везде люди живут, везде возникают проблемы. Кому их обнаруживать и кому их решать? Простым людям. Не власти же. Власть – это ленивая имитация бурной деятельности в приказном порядке. Она проблем создаёт больше, чем решает. Поэтому подлинные герои – кто? Простые люди. А после решения проблем и до их нового возникновения кто – герои? Простые люди. Для кого они решают проблемы? Для себя. Не для власти же! Когда проблем нет, геройство заключается именно в том, чтобы их не создавать. Поэтому праздно играющий доминошник – герой. А тот, кто создаёт ему проблемы, то есть, например, ворует из бюджета, удлиняя отсрочку замены старых труб из-за нехватки денег – не герой. А даже совсем наоборот – антигерой. Таким тут памятники не ставят. Власть – это хорошие, плохие и ужасные дела за спиной. Если ставят памятники представителям власти, то не только забывают о том, что она натворила плохого и ужасного, но и делают её сакральной (наделяют священным содержанием. – Прим. автора).

Андрей предпочёл не комментировать сказанное. Вместо этого он вспомнил как никогда подходившее правило имярека: разделяй страну и государство.

После повисшей паузы в разговор встрял шагавший сзади с дылдой пухляш:

– А ссущие собаки – тоже вона герои? Машину поставишь – колесо обоссано. Забор – обоссан. Столбы подъездов многоэтажек – обоссаны. Где ж тут геройство? Тебе, поссавшему за гаражом, вона памятник что-то не ставят!

– Вон чего он хочет! – замотал головой третий мужчина, повысивший голос. – Так, сейчас, как раз. Сейчас, сейчас.

Небритый терпеливо дождался, пока заинтригованные попутчики дошли до пересечения с улицей Северного Широтного Хода, и рьяно вскинул руку:

– Вот!

Дылда, пухляш и приморец сначала уставились на занимавший угол ещё одной четырёхэтажки магазин. А потом их взгляды приковались к высившемуся у входа железному дереву. Его ветви были оккупированы железным котёнком и железной вороной. Металлическая скульптура донельзя сходствовала с известным памятником на улице Лизюкова (улице Генерала Лизюкова. – Прим. автора) в Воронеже.

– И вона что? – равнодушно спросил второй товарищ.

– А то, что было бы странно, если б человек садился на ветку, и ему ставили памятник! Потому что люди не сидят на деревьях и ссать на гаражи не должны! Кто ссыт на дерево или на гараж – тот как пёс! Для пса же это естественно, это повседневное геройство! Он же не в доме ссыт, создавая проблемы. А так лапу поднял – струя! Это как взмах саблей военного, сидящего на коне! Хотя сейчас такие собаки пошли, мелкие, гламурные, что уже и лапу поднять не могут – писают только сидя. Вот таким ставить памятники не должны.

– Какой-то вона ссаный собачий расизм! – подытожил пухляш.

– Не расизм, а забота о гражданах наших меньших! А то, если так пойдёт – а эти мелкие уже не только не в силах лапу задрать, но и лаять почти перестали, – собаки обессилят и вымрут! И не будет больше собак.

Вместо словесного ответа мужчина с цифрой “II” лишь обескураженно покачал головой. Он явно дал понять Андрею, что третье лицо немного не в себе. Под взаимное бухтение двух разошедшихся во мнениях собратьев компания переступила порог магазина.

За дверью нагромождения полок разделяли узкие проходы, что являлось вполне естественным для розничной торговли. Помимо продуктов, на стеллажах имелись товары из самых разных бытовых областей, будь то зубная паста, стиральный порошок, чашки, салатницы или одноразовые мангалы.

Андрей выбрал минералку, однако сразу не понёс её пробивать. Он, как нередко делал в подобных случаях во Владивостоке, открутил крышку прямо у полок с напитками и жадно припал к бутылке.

Дылда с небритым смотрели на приморца, точно это был главный герой фильма “Белое солнце пустыни”, товарищ Сухов, нашедший воду после блужданий по среднеазиатским пескам. За сладостным поглощением минералки не наблюдал только пухляш, увлечённо рывшийся в куче коробочек со сладким драже.

Выпив половину литровой бутылки, дальневосточник взял в холодильнике готовый к употреблению сэндвич, а также маленький пакетик майонеза. Молодому человеку хотелось есть, ведь на работе к сему времени он что-нибудь да обязательно перехватывал.

Давшее о себе знать ощущение привычного утреннего рабочего перекуса заставило владивостокца вспомнить про потерянный мобильный. “Надо бы позвонить в офис, – рассудил приморец, – узнать хотя бы, как и что, сказать, что задержусь, пока туман не рассеется”.