Kitabı oku: «Лесной мальчик», sayfa 4
– Барин, барин, дозволь мне молвить, – выдвинулся из толпы Матвей.
– Говори Матвей что случилось?
– Барин, тут народ с деревни пришёл. … Ну, короче. …Тут дело такое…– мялся с ноги на ногу Матвей.
– Да говори, в чём дело?
– Ладно, – выдвинул Матвей вперёд маленького мужиченку – говори.
Мужиченка, потоптавшись, начал говорить:
– У меня жёнка Пелагея, вечером пошла за водой. А когда шла с вёдрами, увидела лошадь нашу у стойла. Темно было, она и не поняла сначала ничего. А лошадь вдруг как на дыбы встанет, и давай ржать. Пелагея с вёдрами в снег и упала. И видит, как с лошади как спрыгнет кто-то. Она и не поняла ничего, а потом глянет и от страха, теперь заикаеться она даже…
– И что? Что видела она? – спросил граф.
– Барин! – вскричал мужиченка, и, упав на колени, продолжал кричать – Барин, барин, прости, прости за правду. Это.…Это молодой барин был, сын Ваш. Он с лошади спрыгнул, он с её шеи кровушку пил …– затрясся от слов этих мужиченка.
– Да что мелешь ты!!! – вскричал барин – Я сейчас велю выпороть тебя!
– Что? Что говорит этот человек? Не может быть этого? Вы как смеете? Мой сын спит у себя в комнате. Марфа! Марфа! – кричала Ольга Николаевна, позвав няню молодого графа.
– Да барыня!
– А ну сходи в комнату и проверь сыночка нашего! – скомандовала Ольга Николаевна.
– Будет исполнено барыня! – побежала в покои графа его няня.
Но через мнговение раздались её страшные крики. Граф Сумбуров с женой кинулись в комнату сына. Вслед за ними бросился Матвей с двумя мужиками.
Прямо на пороге, на коленях сидела пожилая женщина, судорожно крестилась и как в столбняке бормотала одно и тоже.
– Спаси и сохрани! Спаси и сохрани! На кровати на четвереньках сидел их сын, а перед ним лежала оторванная голова чей-то лошади. Присосавшись к ней, граф пил её кровь, чавкая и урча от удовольствия. Вся комната была залита кровью. Увидев это, Ольга Николаевна сразу лишилась чувств, а граф закричал как безумный, упав на колени,
– Господи! Отец Вседержитель прости нас грешных!
И лишь один Матвей с мужиками кинулись к молодому графу. Но не тут-то было легко схватить его. Маленький мальчик, оторвавшись от головы лошади, как безумный бросился на них. Страшная, нечеловечески демоническая сила появилась у него.
Маленький ребёнок хватал мужиков за грудки, он легко расшвырял их, а потом, упав на четвереньки, завыл как дикий зверь:
– УУУУУУУУУУ!
Но в этот миг подоспели другие мужики, которые накинули на него верёвки и молодой граф был связан по рукам и ногам.
Прошло два дня. Не стал пока граф Сумбуров вызывать полицию, ведь дело касалось их сына. Елизавета Николаевна заболела после этого и лежала всё время в спальне, а молодой граф связанный находился в своей комнате, ни на что, не реагируя, он смотрел в одну точку пустым холодным взглядом. Временами, однако, он выл словно одинокий волк или жалобно скулил и тогда у графа с женой разрывалось сердце от боли.
– Ты понимаешь голубушка моя, надо что-то делать. Так дальше продолжаться не может. Народ ропщет, крестьяне, да и все домочадцы в смятении. А вдруг смерти племянника, моей матери и дядей связаны с ним.
Ты ведь видела его глаза, когда он пил кровь у этой несчастной лошади, которая, кстати, из хозяйства Кучеровых. Да надобно ему за лошадь ещё возместить. Я понимаю, что это не доказательства ещё, но ведь это пока всё ещё сын наш. Я бы даже сказал: что здесь пахнет чертовщиной какой-то. И не забывай дорогая, что я ведь в лесу его нашёл, – доказывал Сумбуров жене о сыне, сидя у её кровати.
– Хватит, хватит. Я не могу слушать, – залилась слезами Елизавета Николаевна, – Он сын мой, сын, понимаешь, я люблю его и он болен, болен. Да я понимаю, что надо Что-то делать, но что? А может вызвать батюшку из монастыря, что на Серёгиной горе? Говорят, там есть сильный такой.
– Незнаю, незнаю голубушка. Незнаю…
– Он сын мой, сын …Он одержим. И мы должны спасти его, спасти…– заходила в рыданиях графиня.
– Прости голубушка, я право незнаю что делать. Но могу сказать одно, что он опасен и это надо признать. Я не сообщил в полицию, но сама знаешь, как быстро расходяться слухи и завтра может быть поздно. Они могут сами всё узнать и приедут сюда. Да он болен, болен – говорил граф, сокрушаясь всем сердцем и качая головой.
Жизнь для Сумбурова и его жены стала мрачной, и свет им стал не мил, скорбь легла на их сердца. А Алексеюшка продолжал лежать в своей комнате, связанный. Граф Сумбуров не мог думать не о чём, кроме маленького графа. У него всё валилось из рук, все дела он забросил, а большую часть работников, он распустил по своим деревням. В усадьбе остался только верный Матвей с двумя мужиками, няня молодого графа, две горничных и новый повар.
Прошло ещё несколько дней, и вот как-то утром к воротам усадьбы подъехала бричка, из которой вышла пожилая женщина, попросив впустить её. Матвей впустил, и она настойчиво стала просить его, пропустить к графу, дескать, дело касаеться его сына.
– Ну, говори, кто ты и откуда будешь? – спросил у нее граф, посмотрев ей в глаза, от которых у него почему-то ослабли колени.
Это была старая женщина, похожая на обычную мещанку из какого-то небольшого городка, хотя в её облике что-то говорило о том, что она была не простым человеком. Большие немного насупленные брови, и длинный нос с горбинкой, глаза которые пронизывали графа, и от её взгляда ему становилось холодно.
– Ненадобно тебе барин знать, откуда я. Просто прими то, что я здесь, как должное. А я здесь, чтобы помочь тебе. Не спрашивай и откуда я знаю про горе твоё. Лучше скажи, ты хочешь спасти его и остановить всё это?
Граф долго молчал, а потом молвил:
– Да хочу.
– Тогда слушай. Я проделала долгий путь, чтобы приехать и сказать тебе это. Я ещё раз скажу, не спрашивай, откуда я знаю. Завтра поутру, седлай лошадей и возьми с собой одного человека. Езжай на север, к Улагиевским лесам. Там есть небольшая гора, а в ней пещера. Найдёшь её. В пещере той живёт отшельник, старик один. Про него никто не знает, кроме избранных. Старик тот ведьмак сильный. Только он поможет тебе. Езжай быстрее, а иначе поздно будет – говорила она тихим голосом.
– Я верю в Спасителя нашего, как я могу на поклон к ведьмаку идти? – спросил Сумбуров, чувствуя, что у него по спине бежит холодный пот.
– Случай твой непростой, ведьмак тот один и поможет. Здесь церковь бессильна. Больше меня не спрашивай не о чём, просто езжай быстрее. У тебя два дня пути туда будет. А не поедишь … Малое зло обернёться большим и тогда дух таёжный восстанет и всем тяжко будет. Люди, кто охотой живёт, себя и семьи свои кормит, а не убивает зверьё ради прихоти своей, как ты это делал граф, забудут про леса. Зло расти станет и никто не знает во что оно обернёться. Торопись барин – прошептала она, а потом встала и вышла из усадьбы.
Сумбуров не знал, что сказать ей, да он и не успел. Женщина исчезла так же быстро, как и появилась.
Не стал рассказывать жене граф всё то, что странная женщина сказала ему. Только объяснил, что ради сына ему надо с Матвеем съездить в одно место. К комнате графа двух мужиков приставил охранять и рано утром вместе с Матвеем седлал лошадей, собрал еды в дорогу и двинулся в сторону тех лесов, про которые говорила женщина.
На третий день граф Сумбуров вместе с Матвеем, наконец, добрались до Улугиевских лесов. То через что они шли эти два дня, можно было назвать лесом лишь отчасти. Улугиевские леса были не простыми лесами. Это была дремучий, таёжный край. Мрачные ели, закрывающие собой небо, были настолько непролазны, что, казалось, нет сквозь них никакого прохода. Однако граф Сумбуров двигался строго на север и к вечеру третьего дня вышел прямо к той горе, про которую рассказывала таинственная незнакомка.
Посредине горы они и увидели небольшую пещеру, вход в которую закрывали поломанные сучья деревьев. Они поднялись наверх, к входу в пещеру. Граф рукой показал Матвею, чтобы он ждал его у входа, а сам зашёл внутрь. Коридор был узок, но дальше он расширялся, и, пройдя достаточно большое расстояние, он заметил впереди слегка струящийся свет.
И вот он вышел в просторное место, посредине которого горел большой костёр. Сумбуров осторожно двинулся вперёд и увидел у костра сгорбленную фигуру старца в мешковатом балахоне, который сидел, наклонив голову. Граф осторожно приблизился к нему с боку, и вдруг услышал слабый трескучий голос старца.
– Не бойся. Я давно ждал тебя. Садись рядом, чтобы я твой лик узрел. Вижу, вижу – произнёс старец севшему напротив графу. Хотя непонятно было, смотрит он на него или нет.
– Не говори ничего – продолжал он – Я всё скажу. Мальчик, которого ты нашёл в ущелье много лет назад вот из-за чего ты здесь. Обидел ты духа таёжного, сильно осерчал он. Знаешь в чём грех твой? Много ты душ лесных существ загубил и почём зазря. Много ты их кровушки пролил, а духа лесного не умилостивил. Люди охотяться ради нужды, а ты ради забавы. Вот и решил он через дитя своё наказать тебя. А души те к нему вопияли. Много ты их загубил. Он тебя и к ущелью тогда вывел и там ты лесное дитя и нашёл. А дух лесной и решил так, чтобы ты такие же страдания испытал, как души тех существ, которых ты загубил ради забавы. Мальчик лесной и есть сын духа лесного. Но помни, если ты его сейчас не остановишь, то немалыми страданиями для людей это обернёться и тогда проклянут они имя твоё на веки веков – говорил старец своим трескучим как сухой валежник, голосом.
– Что делать мне? – спросил граф.
– Я помогу тебе, но взамен ты должен будешь дать мне кое-что- ответил ему старик.
– Что я должен дать тебе? – осторожно спросил Сумбуров.
– Тело своё. Тело своё мне отдашь, а взамен моё получишь. А не сделаешь, так как я сказал: ещё более страшные страдания получишь, но зато на том свете страдать не будешь.
– Говори, что делать надо?
– Сначала мне слово дай, что тело отдашь.
Граф долго молчал, а потом, подумав про себя так – авось всё равно ничему такому не быть, дам слово.
–Мне кажется, что сказки всё это – ответил старику – даю слово.
– Так тому и быть. Вот только этого мало. Протяни мне руку свою, – прошамкал старик.
Сумбуров нехотя протянул ему свою ладонь и в тот же миг старик резким движением полоснул, вдруг, откуда-то взявшимся острым ножом по его руке и капли крови графа брызнули в костёр, который тут же вспыхнул.
– Вот и всё. Как только ты сделаешь всё как надо, заклятье вступит в силу, и станешь ты старцем. Но помни, что этим ты душу свою спасёшь от страданий за то, что сотворил ты – промолвил ведьмак – с сыном духа лесного не просто сладить и потому надо чтото особое взамен дать. А что для человека самое ценное? Три вещи … Жизнь, молодость и любовь. А теперь слушай. И сделать всё тебе так надобно как я велю тебе.
– Говори.
– Возьми куклу эту – проговорил старик – Я её давно сделал. Возьми и эту шкатулку. Она из камня горного. И ещё возьми эту книгу. Когда в усадьбу вернёшься, у малого волосы отстриги и с одеждой его в огне спали. Пепел в шкатулку положи. После того как сделаешь это, прочти заклятье из этой книги. Найдёшь его. А потом всё это, и куклу и шкатулку, и книгу в сундук спрячь, да на сундук замок повесь крепкий. Вот и всё. Душу мальчика лесного ты в полон возьмёшь, и на веки вечные. Но если кто- то из твоих потомков сможет сундук вскрыть, то душа его снова из пепла восстанет. Сделай всё так и себя спасёшь и людей многих. Главное не жалей не о чём. В следующей жизни тебе сторицей за всё воздасться. – закончил старик и его трескучий смех заполнил своды пещеры.
Граф находился в каком-то полузабытьи, будто попав под чары старого ведьмака. Он уже и мало, что понимал и не давал себе отчёт во всём, что имело место сейчас быть. Он просто хотел как можно быстрей покинуть эту пещеру. Но он ещё не знал того, что страшное заклятие вступило в силу. Он не помнил потом как всё то, что дал ему старец, положил в мешок. Не помнил, как покинул пещеру и как они с Матвеем вернулись домой. Пришёл он в себя только в усадьбе. У порога его встретила няня, горничные, а жены не было.
– Как Алексей? – хмуро спросил граф у няни.
– Лежит. Около него Афанасий и Митяй постоянно.
– А Елизавета Николаевна?
– Болеет голубушка.
Граф Сумбуров отпустил Матвея, а сам стоял посреди зала в раздумьи. Потом спустился, прошёл в гостиную, снял со стены ружьё. Но в это мнгновение к нему бросилась его жена, выбежав из своей комнаты , и упав на колени стала кричать:
– Не дам! Не дам! Не смей!
Граф хмуро стоял, не зная, что сказать, а потом поднял её и сказал:
– Милая не трону, не трону. Я другое сделаю, другое, но обещай мне, что чтобы не случилось со мной, ты будешь жить. Я всё остановлю, но потом, потом … Я уйду, меня не будет здесь, а ты живи, живи милая моя голубушка.
– Что ты такое говоришь? Что, что это значит?
Граф не стал больше ничего ей объяснять, а сам решил завтра провезти ритуал. Однако ночью случилось то, что никто не ожидал.
Елизавета Николаевна проснулась от страшных, нечеловеческих криков, и, вскочив, сразу бросилась в комнату сыну. Туда же бежал и Сумбуров. У двери ничком лежала няня, держась за руку из которой фонтаном била кровь.
– Там, там…– бессвязно бормотала она.
Вся комната была залита кровью, а в ней лежали два мёртвых дворецких. У обоих была прокушена шея …
Алексея не было, а на кровати лежали окровавленные верёвки. Окно комнаты было открыто. Следом за ними прибежал и Матвей.
– Что делать будем барин? – спросил Матвей у Сумбурова, который был белее белого.
– Собери мужиков, кончать будем с этим.
Несмотря на ночь и причитания жены Сумбуров собрал человек семь. До этого он всё, что нужно для ритуала спустил в подвал, нашёл даже и нужный кованый сундук. Сев на лошадей Сумбуров с людьми бросился на поиски сына. Они долго бродили в ближайшем лесу, а потом вышли к самой крайней деревне. Ещё издали граф со своими людьми услышали крики людей и направили своих лошадей на звуки. Начало слегка светать и мороз немного крепчал.
Это был его сын. Граф сразу увидел его, как только приблизился к толпе. Мальчик сидел на лошади, которая уже почти, что лежала на коленях. Но наверно это был уже не его сын, вернее то, что осталось от прежнего чудного малыша. Крестьяне, собравшиеся вокруг мальчика сидевшего на умирающей лошади, крестились, кто-то кричал Что-то невразумительное, кто- то плакал, а женщины все как один всхлипывали. У многих в руках были вилы, топоры и ножи.
Маленький граф сильно изменился. Он был весь белый как полотно, в штанах и рваной рубашке, залитой пятнами тёмной крови. Лицо его потускнело, два острых клыка торчали изо рта, уши покрылись шерстью, а глаза светились каким-то странным, жутким блеском. А на руках торчали длинные, острые когти. Мальчик долго смотрел на толпу, а потом, взвыв как раненый зверь, снова и снова впивался в шею несчастного животного. Но люди всёравно боялись подойти к нему.
А граф въехал в толпу, расталкивая крестьян и закричал:
– Не трогайте его, не трогайте!!! Болен он. Болен …
Граф спрыгнул с лошади и тихо начал приближаться к сыну, который казалось ничего, и никого не видел вокруг себя.
– Сыночек, сыночек, это я отец твой. Я папа…– плакал граф, воздев вперёд перед собой руки.
Но мальчик, урча и рыча, грыз шею лошади. Люди, видя всё это, зарыдали ещё больше.
– Сыночек это я…– произнёс граф и тут мальчик посмотрел на него своим безжизненным взглядом, а после вскрикнул:
– ААААА! – и он упал с лошади.
Отец подошёл к нему, осторожно взял на руки, и, не скрывая своих рыданий, понёс сына к лошади. Мальчик лишился чувств и безжизненно лежал на руках Сумбурова. Толпа крестьян расступилась, давая графу пройти. Он положил сына на лошадь и двинулся в сторону усадьбы, а вслед за ним его верный Матвей с мужиками.
В усадьбе граф с людьми связал сына и на этот раз перенёс его в подвал, положив на деревянный стол. Потом граф отпустил всех мужиков по домам, оставив одного Матвея.
– Слушай меня Матвей. Сейчас поднимешься в усадьбу. Побудь с Елизаветой Николаевной и горничнами. Жди. Посмотри что там с няней, она вроде как ранена. Незнаю сколько пройдёт времени, но как только из подвала вместо меня выйдет древний старик, убьёшь его. Вот тебе для этого и ружьё. А мне спешить надо, слух наверно до города уже дошёл, а до нас два дня пути. Через день они здесь будут. Мне спешить надо. А теперь ступай и жди в усадьбе – говорил граф, смотря Матвею прямо в глаза.
– Барин, да что ты такое говоришь? Какой старик вместо тебя выйдет? Что я людям скажу? – отвечал ему Матвей, пятясь назад.
–Найдёшь что сказать, найдёшь.…Будь рядом с Елизаветой Николаевной. Охраняй её, за неё головой отвечаешь и помни. … Помни.… Если выйдет старик, убей его – говорил всё это граф, смотря уже сквозь Матвея так, словно он ничего не видел, и пелена закрывала ему глаза.
– Не губи барин, не губи отец родной. Я не смогу, не смогу…– заплакал Матвей, уже понимая, что в деле, явно замешано колдовство.
– Прости меня Матвей. Прости…– сказал ему граф.
Сумбуров проводил Матвея, а сам остался в подвале.
Вокруг стола с телом горели светильники, а граф сидел в кресле рядом, смотрел на мальчика и плакал. Он не заметил, как заснул…
И увидел он последний сон в своей жизни.
Тёмный лес, в котором он внезапно очутился. Непролазная чаща, сквозь которую не просматривался даже небесный свод. И видит граф, как идёт он по лесу, словно заблудший путник, потерявший дорогу домой. Долго идёт, продираеться сквозь деревья, которые в клочья разрывают его одежду и до крови царапают его тело. Он идёт, совсем не понимая, куда и зачем, влекомый одним желанием покинуть этот лес, которому нет конца и края.
Но вот видит граф вдали свет и идёт прямо на него. И вот выходит он из леса к красивой долине, полной цветов и прекрасных дивных животных. Это всякие дикие звери и они ходят по долине. Их очень много, и обычных зверей и свирепых хищников. Но никто из них не покушаеться на жизнь другого. Вот и у водопоя они все вместе. У прекрасного озера, с чистой голубой водой. Тут и медведи, и волки, и олени, и кабаны и даже тигры. Кажется, что весь животный мир пребывает в этой долине всеобщего благоденствия.
Граф идёт среди этих зверей и дивиться всему, и они не трогают его. И вдруг видит, что расступаються все звери и к озеру выходит огромное мохнатое существо. Не зверь и не человек …
Но кто же он? Ростом с высокое дерево, весь покрытый густой шерстью, а лицо как у человека. Идёт он гордой поступью, подходит к озеру, и, черпая своими конечностями, воду пьёт её, а потом бросает свой взор на графа и подходит к нему.
Страх обуял графа. А существо смотрит на него долго, и не раскрывая своего рта, как говорит ему слова. Граф слышит их у себя, в своей голове:
–Я хозяин леса. Я его слуга и я же его господин. Я охраняю таёжный край со всеми его жителями. А тебя я знаю. Ты тот, кто много душ погубил моих жителей лесных. Погубил так просто, ради забавы, а не ради пропитания. И за это я сына тебе моего послал. Теперь пока он до конца, так же как и ты, когда-то не позабавится, твой мир не покинет. А он только начал и что дальше будет, то даже мне неведомо. Я думал вразумить тебя через страдания, но теперь и я бессилен. Сын мой силу от лесных духов большую получил и сила та только в рост пошла. Сможешь остановить его, останови, а не то поздно будет. Чем обернёться беда эта никто незнает. Но это лишь начало. Останови его, иначе не успеешь. И мы квиты с тобой.
Сказал это хозяин леса и исчез. А граф вдруг видит сам себя маленьким мальчиком, одиноким и брошенным в глухом лесу. Стоит он и плачет. И вдруг из-под земли кровь потекла. И вот уже граф в облике ребёнка, по колено в крови, а потом уже и по горло. И кричит он, кричит что есть силы:
–ААААААА.
Проснулся от своего крика безумного. Смотрит, а тела сына, которое уже и на человека то не похоже было, нет на столе. Верёвки разорваны, а тела нет!
Закричал что есть силы граф:
– Елизавета!!! – и бросился из подвала наверх. Однако тут же вернулся, схватив мешок с куклой, книгой и шкатулкой.
И вот он уже на первом этаже усадьбы. Весь зал залит кровью человеческой. И видит он сначала одну горничную, потом другую и обе без головы. А вот и няня с разорванным животом, из которого вывались её внутренности.
Бежит граф, что есть мочи наверх по лестнице и вот видит Матвея несчастного. Тело его всё покромсано, мясо клочьями свисает, а кожа на лице в кровавое месиво превратилось, а рядом с ним ружьё, скрученное, будто верёвка какая-то. Склонился перед его телом его граф, не в силах сдержать рыдания.
А потом с трудом поднялся с колен и пошёл, шатаясь дальше. Видит он дверь, открытую в комнату жены своей. Отворяет он её и снова падает на колени. Лежит на пуховых перинах в кровати своей, в целом озере крови, любимая жена его с разорваннной грудью, а над ней стоит то, что было когда-то его славным, маленьким чудным мальчиком. От него уже ничего не осталось прежнего.
