Kitabı oku: «Проект ВИЛ», sayfa 14
Глава 5
Когда старый мир рушится, а новый ещё даже не начали строить, когда старые правила действовать перестают, а новые – ещё не написаны, тогда всё вокруг погружается в хаос. В большинстве своём, обыватель привык, что ему говорят что нужно делать: когда вставать, что лучше съесть на завтрак, в каком банке хранить деньги, куда ездить отдыхать и что думать о правительстве. Пользоваться своим умом трудно и энергозатратно: наш мозг потребляет очень много энергии и потому организм старается минимизировать его деятельность.
Поэтому наш мозг предпочитает пользоваться готовыми алгоритмами: мы не задумываемся, какой рукой откроем дверь, когда подходим к ней: всё происходит автоматически, без лишнего напряжения серого вещества. Какой длины делать шаги, какой глубины делать вдох, как поворачиваться и дышать: для всего этого мозг использует заведомо подготовленные шаблоны поведения.
Особенно грустно, когда люди используют такие алгоритмы не только для жевания, но и для поведения в социуме, для определения границ своих свобод. Пользуясь всё теми же инстинктами, пришедшими с нами из тьмы веков, мы предпочитаем использовать чужое мнение и опираться на него.
В моменты потрясений этим людям никто не говорит как себя вести и что нужно делать. Кто-то забьётся в истерике, кто-то спрячется, кто-то начнёт помогать окружающим его людей и защищать их, а кто-то поддастся самым страшным порокам и будет использовать беззаконие вокруг, чтобы множить хаос. Во многих из нас живут монстры и об их существовании мы, слава богу, никогда не узнаем. Но если дать им волю, если позволить им вырваться на свободу, то может статься, что пути назад к разуму уже не будет.
Хаос рос, как снежный ком, спущенный с горы. Как разогнавшийся локомотив с погибшим машинистом, он нёс всех нас, пассажиров его вагонов, вперёд, в неизвестность. Не в наших силах было остановить его сейчас. В наших силах было только решить, что будет происходить в вагонах, в которые мы купили билеты, пока не выберем нового машиниста.
Следующие дни я хвостиком бегал за ВИЛом, таская за ним бумаги и находя для него нужных ему людей. Делать это было непросто, поскольку связь и Интернет работали с серьёзными перебоями. Помогали полицейские рации и радиочастоты военных, которые нам предоставили примкнувшие солдаты. Ситуация то налаживалась и казалось, что вот-вот всё вернётся на круги своя, то находилась новая точка кипения: то «Монолит» вторгнется на территорию «Нова Вита» и получит отпор, то одно из подразделений полиции откажется разгонять демонстрантов. Число погибших после орбитального удара всё ещё не раскрывалось, что приводило граждан в бешенство. Из регионов новости тоже поступали противоречивые: с одной стороны, учитывая события в столице, внимания у властей к периферии было гораздо меньше; с другой стороны, и народ там оказался тяжелее на подъём. Особняком во всём этом коллапсе держалась «Терра нова», занимающаяся терраформированием. В её элитных городах с шикарными погодными условиями укрылись богатые и знаменитые, а корпорация ощетинилась оружием, отгоняя от клиентов всех непрошенных гостей и неважно кто это был: вооружённая банда или беженцы.
Я сидел у окна третьего этажа, уже ставшего родным административного здания Третьего Металлургического и писал письмо одному из агентов ВИЛа. За окном лежала весенняя серость. Или февральская серость. На стыке этих двух времён года в столице крайне трудно отличить одно от другого. Ко мне подскочила конопатая девчушка и сунула в руку смартфон с треснувшим экраном.
– Эт вас, – сообщила она и убежала.
– Алло?
– Привет, Боря, – голос Алины был встревоженным, хотя она постаралась не показывать этого.
– Привет.
Я молчал. Она тоже молчала и тяжело дышала, видимо собираясь с мыслями.
– Меня не выгнали, – наконец сообщила она.
– Да, я знаю. Он говорил мне.
– Давай встретимся? По телефону неудобно. Выйди за территорию и иди обратно, к городу. Там будет по правую сторону небольшой магазинчик, я буду внутри. Ты придёшь?
– Да, приду.
– Хорошо, я буду ждать.
Я положил трубку и подумал, что не знаю, хочу ли идти. Конечно, хотелось её увидеть. Скорее всего, я даже любил её. Но сейчас речь идёт не только обо мне. Возможно из-за её слежки погиб Глеб! И еще неизвестно, что стало с теми, кто был на квартире в тот момент. С другой стороны, я поймал себя на мысли, что всё равно пойду к ней, к какому бы выводу не пришёл.
Я выбрался на улицу и поморщился от противной влажности межсезонья и непрекращающейся слякоти под ногами. На КПП завода сидели трое и что-то пили из алюминиевых кружок. Кажется, какой-то коньяк или портвейн. Я лишь покачал головой, прикрыл за собой дверь и пошёл в сторону столицы.
В этой части промышленной зоны Третий Металлургический оставался единственным действующим предприятием. За повалившимися заборами и проржавевшими воротами зияли чернотой оконных проёмов давно покинутые здания. Они медленно разваливались под напором солнца и дождя, напоминая о давно ушедшей эпохе. На одной из стен, на кирпичной кладке, угадывались остатки выцветшей мозаики. Когда-то здесь работали тысячи человек, строя лучший мир. И эти же люди положили свой мир на алтарь личного обогащения и мнимой свободы: когда за тебя решают, что тебе смотреть, что слушать, что думать, но ты почему-то уверен, что сам делаешь выбор.
Вскоре по правую руку показался видавший виды магазин, построенный, наверно, ещё в прошлом веке. В таком рабочие покупали еду и выпивку после смены в те времена, когда зарплаты давали наличными деньгами. Железный остов проржавел насквозь, пыльные витрины забраны железными, узорчатыми решётками. Над всем этим красовалась неработающая вывеска: «Мини-маркет». Какой-то предприимчивый лавочник превратил труп прошлого в современный магазинчик. Но, судя по всему, и это заведение уже пришло в негодность. Дверь в помещение оказалась открыта, рядом с магазином стоял чистенький внедорожник без опознавательных знаков. Я убедился, что в машине никого нет и вошёл внутрь.
Внутри всё было разгромлено. Похоже, скучающие без работы сотрудники комбината первым делом разнесли ближайший магазин. Под ногами хрустело битое стекло, большинство стеллажей перевернули. На одном из них, в дальнем углу, сидел крупный мужик в синем пальто. Он начал вставать, как только меня увидел.
– Всё хорошо, это свой!
Я обернулся на голос. У прилавка стояла Алина. Всё такая же красивая, всё с теми же огненно-рыжими волосами. Мужик тут же сел на место и уставился в какой-то потрепанный журнал. Я в нерешительности подошёл к ней, лихорадочно думая о том, как вести.
Она страстно поцеловала меня и обняла.
– Как же я скучала, – прошептала она мне в самое ухо и её голос дрогнул.
«Пошло оно всё к чёрту», – подумал я.
– Я тоже скучал.
Она высвободилась из моих объятий, но осталась стоять близко ко мне.
– Это всё мой отец, – сказала она окрепшим голосом. – Это его люди следили за мной. Не может без этого.
– Твой отец же работает в «Монолите», – вспомнил я.
– Да, – она в задумчивости вернулась к прилавку и облокотилась на него. – Высокая должность, на хорошем счету. Рыцарь без страха и упрёка. Поэтому у меня закончен корпоративный институт «Монолита». И были открыты двери в любую корпорацию.
– Почему не пошла работать к отцу?
– Не разделяю его взгляды, – Алина пожала плечиками. – Отец уверен, что людям нужна железная рука. Что все эти толки про справедливость и свободу – пережитки давно ушедшей эпохи и баловство. Но, – она усмехнулась, – он слишком любит свою дочь, чтобы заставлять её работать там, где она не хочет. Отец даже выдержал мою выходку с вступлением в «Дети Земли».
– Но не мог оставить тебя без присмотра, – кивнул я.
– Да. Ещё со студенческих пор его люди следят за мной. Мало ему, что он настоял, чтобы я жила в особняке в окружении этих мордоворотов! Но на другое бы он не согласился и я сидела бы в золотой клетке в его доме. В общем, я пошла работать в «Ранасентию». А потом – проект ВИЛ. ВИЛ – он… уникальный человек. Правда, он как будто не из нашего мира, из другой эпохи. И я поняла, что он может всё изменить! Что всё то, о чём мы мечтали в «Детях Земли», может стать правдой! Это то, чего я ждала всю жизнь, понимаешь?
– Подожди. Но если твой отец всё знал и видел что творит ВИЛ, почему он не остановил его?
– Папа работает на мясников, но он сам – человек чести. У него другая работа и останавливать ВИЛа в его обязанности не входит. В плане нашей деятельности его интересует только моя безопасность. А его люди бесконечно преданы ему и будут исполнять чёткий приказ, не делая собственных выводов. Поэтому отец ничего не предпринял. Я всегда считала его дуболомом в вопросах справедливости, но, мне кажется, отчасти он и сам стал разделять идеи ВИЛа. Он же видит, что творится вокруг. Видит людей, доведённых до отчаяния настолько, что они готовы лезть на баррикады и прыгать на амбразуры.
– И он нам поможет? – быстро спросил я.
– Это вряд ли, – мягко улыбнулась Алина. – Как я сказала, он – человек слова и не предаст «Монолит», какие бы ужасы они не творили. А они их творят немало, можешь мне поверить. В любом случае, мы договорились с папой, что никакой слежки больше не будет. Только очевидная охрана, раз ему так спокойней.
Она кивнула на скучающего мужика с журналом в углу. Он делал вид, что не слушает, а может так и было на самом деле.
– Многие не доверяют тебе, – заметил я. – Но ВИЛ верит.
Алина вновь усмехнулась.
– Мне пришлось просить отца помочь найти тебя и ВИЛа. Если бы я хотела, то здесь была бы не я, а отряд грушников вместе с военными. Для меня самое главное, – она подошла ко мне вплотную и заглянула в глаза. – Веришь ли мне ты? Мне всё равно что обо мне думают остальные.
– Конечно верю, – не задумываясь ни секунды, ответил я. – Я всегда верил. Просто… я запутался.
Она улыбнулась, а в глазах заблистали огоньки. Я ещё раз поцеловал её. На моих губах оставался вкус её помады.
– Я сейчас пойду и поговорю с ним. Чтобы тебя допустили к нам. Я хочу быть с тобой рядом. Больше я тебя никуда не отпущу.
Её глаза смеялись.
– Помнишь, как тебя не хотели брать в «Ранасентию» из-за низкого уровня лояльности? А потом позвонил Симонов и тебя тут же приняли?
– Помню.
– Это я уговорила Залужина позвонить Симонову и убедить его, что ты – именно тот, кто нам нужен. Так и получилось.
Я не знал, что ещё сказать, поэтому ещё раз поцеловал её и вышел из магазина. Позади было слышно, как она что-то говорит телохранителю. Зашуршал брошенный на пол журнал.
ВИЛ не противился ни мгновения, когда я сообщил ему новости про Алину. При условии, что она давно не делала чего-то сильно полезного, это выглядело странно. Но, возможно, ВИЛ планировал всё-таки как-то влиять через неё на отца – Трамикс-старшего. Или к ней он просто привязался, как ко мне. Всё-таки, мы были с ним самого начала пути. Так или иначе, он выглядел более задумчивым, чем обычно. И более бледным. ВИЛ как раз закончил очередную речь и изучал бумаги, которые я ему только что принёс. Он подносил листы к самому носу, словно стал плохо видеть, хотя, надо сказать, освещение в этих кабинетах и правда было паршивое.
– Вас что-то беспокоит? – осторожно спросил я и тут же себя одёрнул, потому что уж чего-чего, а поводов для беспокойства у нас было предостаточно.
ВИЛ отложил бумаги и посмотрел прямо перед собой.
– Да, Борис Сергеич, беспокоит. Нам не хватает сил. Профессиональных бойцов. А готовить революционеров и командиров, как в прошлый раз, нет ни времени, ни возможностей. Народ не инертен, они очень тяжелы на подъём и их недостаточно. А у наших врагов, – он помолчал. – У каждого из наших врагов гораздо больше сил и средств. Полиция, перешедшая к нам, им не чета. Военных в городе тоже мало. Нам нужны дополнительные силы.
– И где же их взять, эти силы?
– Будем искать, – ВИЛ поднялся. – Будем искать везде, где можно. Я поручил Кириллу Александровичу связаться с «Терра новой», а вы с Алиной найдите каналы связи с «Красными линиями». Несмотря на симпатию многих компаний из-за удара орбитальной пушки, они всё ещё в опале у большинства после атаки, как считается, их людей на космическую станцию. Дела у них идут неважно, это точно.
– И после смерти Попова у них бардак, – кивнул я.
– Да, именно. Сделайте это как можно скорее, Борис. Я на вас рассчитываю.
Со связями господина Трамикса, папы Алины, выйти на руководителей «Красных линий» не составило труда. Согласились на встречу они тоже странно быстро, хотя точно знали, кто мы. Сейчас крупнейшей транспортной компанией руководил совет директоров, куда входило девять человек.
Мы ехали в конвое их трёх машин: я и ВИЛ. Впереди и сзади – военные броневики, посередине – предоставленный папой Алины гражданский внедорожник. Я нервничал из-за того, что ВИЛ поехал в неизвестность, на встречу, лично. Хотя было ясно, что никто не справится с убеждением лучше него. Сам ВИЛ был как всегда спокоен. Он изредка покашливал, возможно, из-за сырости и промозглости ранней весны.
К этому моменту властям удалось более менее взять под контроль центр города. Чего не скажешь об окраинах и провинциях: территории поделились между сторонниками ВИЛа, властями и «Золотым городом», который начал действовать совершенно открыто на фоне общего хаоса и открывающий огонь при первом же намёке на людей ВИЛа. Корпорации же ощетинились оружием, защищая свои владения и огрызались огнём, если кто-то приближался к их ним или мешал их деятельности.
Наш конвой подъехал к контрольно-пропускному пункту, по обе стороны которого тянулся сетчатый забор. Вдоль него стояло немало военной техники, в том числе и тяжёлой. На самом КПП дежурило несколько внушительных размеров охранников, закованных в броню с опознавательными знаками «Красных линий». К нашей машине подошёл один из них, держа оружие наготове. Вскоре ворота открыли и мы проехали на территорию. Когда-то это была армейская база скрытого резерва: здесь, под землёй, находились обширные склады с продовольствием, оружием, вплоть до танков. Позже всё это выкупили «Красные линии» и стали использовать под свои нужды. Но оружия с тех пор здесь едва ли стало меньше. Броневики сопровождения остались позади и дальше поехала только одна наша машина – это одно из условий совета директоров, которое вызывало беспокойство. Машина подъехала к бетонному куполу с одной-единственной дверью. Она была открыта, возле неё стояло ещё двое охранников. Как только мы остановились, ВИЛ сразу же вылез и решительно пошёл к двери. Я поспешил следом.
Мы долго и скучно спускались по бетонной лестнице. Лифты в подобных помещениях обычно не предусмотрены мерами безопасности. Мы шли по бесконечному серому коридору, за стальными дверями стояла тишина.
Наши проводники шли уверенно и молча. Молчали и мы. Наконец, нас вывели в коридор, обшитый красивыми деревянными панелями. На полу лежала ковровая дорожка. На секунду мне показалось, что сейчас откуда-нибудь выскочит метрдотель. В следующем помещении, за длинным столом, сидели четверо: одна женщина и трое мужчин. Все старше средних лет, они вцепились в нас глазами так, что мне стало не по себе и я поёжился. Женщина встала, как только мы вошли и за нами закрыли дверь.
– Добро пожаловать, – сказала она скрипучим голосом. – Мы представляем совет директоров корпорации «Красные линии». После гибели Олега Николаевича мы её полноправные владельцы. Пусть вас не смущает, что мы здесь не в полном составе. Могу вас заверить, что мы уполномочены на принятие любых решений.
Она сделала особый акцент на слове «любых» и тут же села. ВИЛ качнулся на носочках и сделал шаг по направлению к столу.
– Думаю, вам не надо говорить, кто я, – начал он. – Также я уверен, что вас нисколько не расстраивает смерть нашего товарища – товарища Попова.
Двое из директоров переглянулись.
– Нам известно, – продолжил ВИЛ, – что вы не разделяли идеи и планы товарища Попова. Но, прежде чем я поделюсь своими размышлениями и сделаю вам предложение, хочу, чтобы вы знали: это по моей указке совершено нападение на орбитальную станцию «Нова вита» от вашего имени. От имени вашей компании.
Он замолчал, давая им время подумать. Они молчали, никак не выказывая своих эмоций. Но мне показалось, что в их глазах мелькнуло недоверие, по лицам пробежала дрожь, а затем недоверие сменилось тревогой.
– И товарищ Попов знал об этом, – продолжил ВИЛ, чуть повысив голос. – Он сам дал мне коды доступа. Мы вместе это спланировали и он сам дал челноки, участвующие в атаке. К сожалению, мы недооценили реакцию мерзавцев из «Нова вита», совершивших подлый удар по вашей компании. Олега Николаевича не стало, как и наших с ним договорённостей. Теперь, когда вокруг царит хаос, когда власти не могут или не хотят вас защищать, вам не выстоять против такого количества врагов. Несмотря на ваш огромный флот.
Он замолчал. С минуту они всё так же безэмоциоанльно смотрели на него, затем стали украдкой переглядываться с уже нескрываемым страхом.
– Что вы предлагаете? – спросил один из них осипшим голосом.
– Я предлагаю, – ВИЛ весь подобрался. – Я предлагаю объединить наши усилия. С вашими силами и с нашей агентурной сетью, мы сможем предупреждать удары по нашим объектам. Вы поможете нам защититься от «Золотого города», а мы вам поможем узнавать о планах ваших врагов, чтобы наносить по ним превентивные удары ещё до того, как они только подумают напасть на вас!
– Ну да, —зашевелился в кресле толстенький старичок со сверкающей лысиной. – Думаете, мы не знаем кто вы такой? И какие у вас планы? Какие у вас идеи? Владимир Ильич, не держите нас за идиотов! Идиоты до наших должностей не дорастают! Вы хотите, чтобы мы перебили друг друга, а потом вы просто добьёте оставшихся. В вашу картину мира, такие как мы, не вписываются.
ВИЛ сохранял спокойствие.
– Да, вы правы: идиоты до ваших должностей не дорастают. До них дорастают те, кому повезло родиться в нужной семье, с нужным положением. А люди, с детства обладающие талантом и способностями, всю жизнь проведут в нищете, потому что вы никогда не уйдёте со своих тёплых кресел. Но сейчас не об этом. Я не скрываю своего отношения к вам. И никогда не буду считать вас своими друзьями. Даже не мечтайте об этом. Но сейчас ни вам, ни нам не выжить друг без друга. Вас раздавят, пока вы будете собирать воедино свою корпорацию. Уже сегодня многие ваши люди работают на меня или просто дезертируют, бросая ваши ценности и оставляя их на растерзание мародёрам. А если мы объединимся, если вы поможете, то я гарантирую вам, что когда всё кончится, вас не тронут. И я даже оставлю вам значимые должности. Без всей этой роскоши и привилегий, конечно.
Женщина энергично замотала головой.
– А почему бы вас просто не сдать «Монолиту»? Объединиться против вас и всё? Идти с вами, где нас ждёт нищета и голод совсем не хочется! Люди забудут ваши бредни и всё станет, как раньше!
Остальные энергично закивали.
– Как раньше уже никогда не будет, – спокойно ответил ВИЛ. – Народ почувствовал запах свободы, свою силу и вам не удастся надеть на него ярмо вновь! Да, вы сделали выводы с прошлой революции. Вы оставили людям мнимые права, такие как восьмичасовой рабочий день, который под угрозой увольнения так легко превращается в четырнадцатичасовой! Без выходных и праздников! Вы надели на свою уродливую реальность ширму справедливости. Но мы сорвали эту ширму и теперь все увидели ваш оскал. Вы не сможете ничего вернуть так, как вам хочется. Весь ваш выбор теперь сводится к тому, какое завтра ждёт именно вас: моё, где вам будет оставлена жизнь и спокойное, тихое существование или вы выберете хаос, в котором однажды родится, самостоятельно, совершенно новый мир. И, быть может, он будет таким, где вас повесят на ближайшем столбе.
Женщина поморщилась.
– Вы сгущаете краски. Говорите, словно мы тут монстры какие-то! Да, наш мир неидеален, но он таким и не может быть! Мы что – сгоняем людей в концлагеря? Да, есть бедность, да, есть коррупция. Но не надо представлять это так, словно мы сидим на Олимпе, а остальные копошатся в грязи у его подножия. Мы строим больницы, есть бесплатное образование. У большинства есть работа, позволяющая вести нормальную жизнь. Мы не бросаем людей на произвол судьбы. И нет ни одной причины сомневаться, что при нашем строе мир не сможет привести человечество к общему счастью однажды.
Старичок тоже открыл было рот, но ВИЛ перебил его.
– Лучшего предложения от меня вы не добьётесь. Я здесь не для того, чтобы торговаться, а чтобы сделать предложение. Не больше, не меньше.
ВИЛ выглядел жёстким и решительным. И я пожалел, что пошёл с ним: будучи здесь единственным, кто знал, что он блефует, я сомневался в собственном актёрском таланте.
Несмотря на ультиматум ВИЛа, руководство «Красных линий» сомневалось долго. Они и так, и эдак старались выбить для себя хоть какие-то гарантии. Или, по крайней мере, чтобы руководство над боевыми подразделениями не переходило к нам. ВИЛ был непреклонен. Но, по крайней мере, они получили обещание, что среди командиров точно будут присутствовать их люди и они будут знать о готовящихся операциях. Когда мы уехали, нас сопровождало трое их людей для окончательных договорённостей и установки связи.
Остальные корпорации быстро узнали, что практически обезглавленная транспортная компания окончательно взбунтовалась и, фактически, перешла на сторону анархистов, что вызвало немалый переполох: не замечать боевую мощь «Красных линий» было невозможно.
Через пару дней мы узнали, что наш Кирилл Александрович с задачей не справился: посланник ВИЛа не смог убедить «Терра нова» присоединиться: те наотрез отказались. Они закрылись со своими привилегированными жителями в элитных городах и стали готовиться давать отпор беженцам, уже растекающимся по регионам из городов и незаконных поселений. Отказ «Терра нова» оказался весьма некстати: когда в столице стало небезопасно, все крупные шишки собрались в поселениях этой корпорации и руководили своими людьми оттуда. Если бы получилось добраться до них или хотя бы их изолировать – и полдела было бы сделано. ВИЛ на это ответил, что всё хорошо никогда не бывает и всегда лучше быть готовым к худшему.
К середине марта «Монолит» контролировал только центр столицы. «Золотой город», почувствовав кровь и безнаказанность, окончательно вышел из-под контроля даже своих командиров: теперь они уже не были похожи на организацию с сомнительной репутацией, а превратились в тех, кем и являлись: в воров, насильников и убийц. Люди пытались покинуть столицу, но баррикады, полицейские кордоны и жестокая армия, пытающаяся навести порядок, мешали этому. Связь была нарушена, Интернет полнился безумными историями расправ или чудесных спасений и никто не занимался ни подтверждением, ни опровержением бесконечного потока панического ужаса.
Очередное наш пристанище – торговый центр на юге столицы. Наши люди из полиции и «Красных линий» организовали здесь настоящий штаб. Улицу перекрыли, а немногие оставшиеся жители сбежали, потому как считали, что за нами скоро придут или просто разбомбят нас вместе с кварталом. ВИЛ охрип от постоянных речей, но темпов не сбавлял, хотя его состояние явно ухудшилось за последнее время. Я настоял на том, чтобы его осмотрел Залужин.
Мы находились в одном из кабинетов, которые когда-то занимала администрация торгового центра. Я сидел на пластиковом стуле и, чуть привставая, смотрел в высоко расположенное окно на улицу. Снег в этом году растаял рано, солнце весело заливало светом большие лужи и на стенах домов играли многочисленные солнечные зайчики. По улице маршировала колонна разношёрстных солдат, позади них двигались броневики «Красных линий». Техника двигалась позади, поскольку стоила гораздо дороже людей. В небе прожужжало несколько беспилотников: летели разведывать дорогу впереди. Где-то неподалеку что-то оглушительно взорвалось, стёкла задрожали, но колонна хода не сбавила.
– Мда, – послышался голос Залужина.
Я обернулся. Матвей Альбертович отошёл от ВИЛа, на ходу убирая фонендоскоп. ВИЛ выглядел недовольным, он застёгивал рубашку и поглядывал на дверь, всем видом показывая, что у него куча дел и что мы здесь тратим его время. Щёки и глаза впали, а пуговицы у него получалось застегнуть не с первого раза.
– Ну что? – осторожно спросил я.
– Давайте дальнейшее без меня? – нетерпеливо спросил ВИЛ. – У меня ещё куча дел. Борис Сергеич, потом расскажете мне о моих насморках, хорошо?
Не дожидаясь ответа, он ушёл, а Залужин вздохнул.
– Матвей Альбертович? – я вопросительно смотрел на него.
– Что я могу вам сказать, молодой человек? – он слегка улыбнулся. – Какие выводы я могу сделать с этим?
Он потряс фонендоскопом.
– Что-то явно не так с ВИЛом. Необходимо оборудование, время, специалисты, чтобы понять в чём именно дело. Возможно, переутомление, а может и что-то совершенно незнакомое науке: он первый вернувшийся с того Света, в конце концов. Ну, по крайней мере, первый зарегистрированный официально, – задумчиво добавил Залужин. – Кстати, вы слышали новость о нашем работодателе?
– В смысле?
– В смысле – о директоре «Ранасентии». Господине Симонове. Он перебрался в Лунную колонию, представляете? Решил оттуда всем руководить и заодно переждать волнения. Кажется, даже этот вечный оптимист начал понимать, что дела приняли лихой оборот. И не он один, как вы понимаете. Почти все наши руководители теперь или в лунной колонии, или в городах «Терра нова»: после терраформирования там прямо рай, говорят. А мы тут с вами так и будем копошиться в грязи и резать друг другу глотки. В жуткое время живём.
– Так уж прям в жуткое.
– И врагу своему не желайте жить в эпоху перемен. Вы уж следите за нашим стариком, Борис. Сейчас он нужен, как никогда.
– А вы?
– А я вернусь в штаб-квартиру родной корпорации. Надо попытаться выяснить что происходит с нашим подопечным. Вы не подумайте: я бесконечно рад, нет, я счастлив, что именно моя работа привела к этим изменениям в мире. Понимаю, сейчас всё выглядит страшно, но самая тёмная ночь, как известно, как раз перед рассветом. О, как я был слеп ещё год назад! Все мои мысли были только о собственном бессмертии. А сейчас, оглядываясь назад, я сам поражаюсь этому фанатизму: зачем оно мне, это бессмертие? Что я с ним делать буду? Буду видеть наш сгнивший, медленно умирающий мир? Этот древний, животный ужас перед смертью всем застилает глаза. Мы не видим дальше собственного носа. Отказываемся верить, что мир прекрасно справлялся до нашего рождения и точно так же будет справляться после того, как мы уйдём.
– Как-то мрачноватенько, – заметил я.
– Отнюдь. Это проза жизни, поняв которую, мы наконец-то можем начать жить. Тогда наконец-то появляется понимание, что жизнь нужна, чтобы улучшить мир вокруг нас, потому что мы в нём просто гости, а существовать он будет и после нас. От нас только может зависеть каким он будет. А тот ужас, что творится вокруг… Что ж, он просто вылез из подворотен, поднялся из провинции наружу. Мы наконец-то видим каков наш мир на самом деле. Он всегда таким был, просто мы предпочитаем этого не замечать. Ладно, Бори Сергеевич, мне пора. Вы не обращайте внимания на мой бубнёж, голубчик: это старческое.
Он весело мне подмигнул, прихватил свой кейс и ушёл, чуть переваливаясь с ноги на ногу. С минуту я сидел, пытаясь обдумать сказанное им. Это была какая-то необъятная, тяжёлая мысль, за которой скрывалась истина, я это чувствовал. Истина, которая бы объяснила абсолютно всё. И мальчиков-сирот, копающихся в помойке, и подающих в прошлом надежды проституток, и сумасшедших начальников, и безмозглых директоров. Но эта лёгкая, всё объясняющая истина, ускользала за ворохом тяжеловесных, мрачных размышлений о страхе перед смертью и тщетностью любых изменений. Я мотнул головой и пошёл искать ВИЛа.
ВИЛ был в гневе. Я знал его не первый день и безошибочно понимал его настроение. Хотя виду он старался не подавать. Вокруг было много суеты. Кто-то истерически смеялся, а кто-то, судя по всему, был готов рвать на себе волосы. Я поймал за рукав пробегающего мимо паренька:
– Что творится?
– Прилуцкая уходит, – сообщил паренёк и попытался вырваться.
– Что значит «уходит»?
– А то и значит. Собрала своих людей, профсоюзных, семьи их и ушла.
ВИЛ услышал наш разговор.
– Пусть уходит! – крикнул он. – Мы делаем одно дело и скоро она это поймёт!
Я испытывающе вперил взгляд в паренька. Тот сжался.
– Ну, – пролепетал он. – Она сказала, что не согласна с методами Владимира Ильича. Что людей вокруг гибнет всё больше, а толку нет. Что гибнут невиновные, что корпорации убивают целыми семьями, а мы делаем только хуже. И что она уходит на улицы, чтоб помогать простым людям.
Я разжал пальцы и паренёк моментально, чуть ли не кубарем, улетел дальше. ВИЛ смотрел на меня с прищуром, ожидая моей реакции.
– А ведь отчасти она права, – сказал я и краем глаза заметил, как вокруг все замерли. – Люди правда гибнут. И на улицах так желанный нами хаос. Но люди просто убивают других людей. Без каких-нибудь высоких целей. Не слушая лозунги и не читая листовки. Они скатились до уровня животных.
– По-другому не бывает, – ВИЛ продолжал пристально смотреть мне в глаза. – Вы хотели изменить мир, передвинув пару фигур на шахматной доске? Нет. Революция – это всегда грязь, смрад, кровь и смерть. И это нужно понимать и принимать. И многие люди, я бы даже сказал, наибольшая часть людей профсоюза «Сталь Сибири» понимают это и остались с нами. Товарищ Прилуцкая решила идти другим путём и помогать людям «в поле». Что ж, это её путь и это тоже важно. Это тоже то, к чему мы должны стремиться. Но если сейчас мы все бросимся на улицы, то наше дело утонет в крови.
– И что же тогда нам делать? – крикнул кто-то.
– Нанести решающий удар, – сказал ВИЛ. – Отсечь голову змеи. Мы знаем, что правящий класс скрывается в отдельных городах, где создано всё для их комфорта в ущерб остальной планете. А самые высокосиядщие, самые важные, скрылись на Луне в надежде, что народный гнев до них не доберётся. Но они ошибаются! У нас есть сила, у нас есть люди, у нас есть оружие! И мы не остановимся, пока это искажённая реальность не будет уничтожена!
