Kitabı oku: «Проект ВИЛ», sayfa 15
Глава 6
ВИЛ и остальные торопились. Помаленьку, бунт шёл на спад, взаимные удары между корпорациями происходили всё реже и становилось понятно, что это только вопрос времени, когда всё начнёт возвращаться на круги своя. Корпорации и власть, пустив в ход свои арсеналы, сами ужаснулись, осознав, какой масштаб разрушений они приносят. Но пока перспектива примирения носила отдалённый характер.
Как известно, благородство любой силы – в её неприменении. Власть привыкла бряцать оружием, но никогда не пускать его в ход. Настолько «никогда», что уже никто и не помнил как это делается. когда ситуация накалилась, они полезли за советом в готовые методички, где, разумеется, было написано о применении силы и принципе «кто не с нами, тот против нас». Неумело и расточительно, они стали сеять смерть, не считаясь с жертвами и потерями. Но когда дым первых выстрелов рассеялся, когда они увидели кровь, то испугались и постарались договориться, чтобы вернуться в привычный, понятный мир, где всё держится на страхе перед применением силы, которая, возможно, даже не существует. Хулиган опасен только пока он угрожает на словах и ему верят. Но как только он получает отпор, угроза испаряется, как утренний туман.
План по «отсечению головы змеи», о котором говорил ВИЛ, был готов примерно через две недели после того, как ушла Прилуцкая. Идея наших командиров заключалась в том, чтобы изолировать элитные поселения от внешнего мира. Агенты, находящиеся в этих городах, сообщали, что там тоже не всё гладко, что люди напуганы, а охрана устала и что они постараются внести хаос в работу руководства. Но для этого необходимо нарушить связь.
Удар наносился силами «Красных линий». Они одновременно напали на узлы связи и объекты «Терра нова». Неравные силы и внезапность сделали своё дело и через несколько часов всё было кончено. «Красные линии» не гнушались никакими методами и позже стало известно, что погибло огромное число случайных людей и обычных служащих, не говоря уже об охране. Но дело было сделано и руководители среднего звена, вкупе с всевозможными актёрами, важными шишками и их семьями оказались отрезаны от внешнего мира.
Но на этом их беды не закончились. Из-за творившегося вокруг, «Терра нова» не могла самостоятельно обеспечивать усиленную охрану всех своих объектов, поэтому бо́льшую часть поселений дополнительно охраняли силы «Монолита» и более цивилизованные части «Золотого города». Когда связь с «большой землёй» пропала, многие из них, особенно бывшие бандиты, посчитали это сигналом к действию и начали настоящую резню. Видимо, наёмники решили, что революция действительно победила и теперь каждый сам за себя. Они грабили, насиловали, жгли. Опять не шло никакой речи о высоких идеалах революции. Речь шла о настоящем геноциде ни в чём не повинных людей. Высшее руководство, находясь в Лунной колонии, пыталось поддерживать порядок, но получалось это не очень хорошо и только в крупных городах.
И пламя разгорелось с новой силой. Новости о погромах в поселениях «Терра нова», которые считались неприступными крепостями, разлетелись очень быстро. Бунты вспыхнули вновь. Появлялись банды, группировки и просто отдельные психопаты. К середине весны начался настоящий голод. Почти ни у кого уже не оставалось сил, чтобы поддерживать общий порядок и более менее спокойно было только на отдельных укреплённых участках, о которые бились волны общего моря хаоса.
ВИЛ только что закончил речь и слез с броневика. Стояла прекрасная весенняя солнечная погода. Такая же стояла год назад, когда я сидел в душном кабинете МИДа по соседству с вечно шмыгающим носом Валерой. Уже становилось по-летнему тепло, земля и асфальт наконец-то просохли. Запахи и звуки ощущались лучше, во всём чувствовались какие-то подъём и воодушевление. Люди расходились от броневика со счастливыми, чумазыми лицами.
Я терпеливо ждал. ВИЛ переводил дух, опёршись на броню. Он уже стал похож на ходячий скелет. Говорят, Залужного чуть ли не силой держат в штаб-квартире «Ранасентии», как ценного учёного: всё-таки зря он туда вернулся. А больше спросить о состоянии вождя революции мне было некого.
– Ну, что там? – хриплым голосом спросил ВИЛ.
– Всё готово, – ответил я, стараясь не подавать виду, что вижу в каком он состоянии. – Савельев вышел на связь, сказал что ждут вашего приказа.
– Хорошо, хорошо. Фух, жарко-то как сегодня. Я уже забыл, как жарко бывает весной. Пойдёмте-ка в тенёк.
ВИЛ сделал несколько неверных шагов, затем его походка окрепла и он уселся под маскировочную сетку, натянутую над частью площади и с благодарностью принял из рук солдата кружку с каким-то напитком. Я нетерпеливо подошёл ближе.
– Владимир Ильич, я говорю Савельев на связь вышел. Вы спрашивали. Ждёт от вас указаний каких-то. Каких – не знаю. Вы помните?
Он бросил на меня цепкий и лишённый какой-либо немощности взгляд.
– Конечно помню. Думаете я совсем выжил из ума? Передайте ему, чтобы он начинал операцию «Тишина». Немедленно.
Я обернулся и сделал знак связисту, который стоял в дверях штаба и ждал от меня сигнала. Он кивнул и тут же скрылся за дверью. А я устало опустился на деревянный ящик рядом с ВИЛом. Про «Тишину» я слышал очень мало: операция обсуждалась только высшим руководством. Точно знал, что это связано с подрывом чего-то. Или захватом. Мимо нас с рёвом проехало два грузовика под рваным тентом, поднимая клубы удушливой пыли. В этой части города было небезопасно из-за близости банд «Золотого города» и было бы неплохо переместиться, раз уж ВИЛ закончил очередную речь.
– Владимир Ильич, поехали?
– Подожди минутку, Борис Сергеич. Сейчас допью и поедем.
Я внимательно смотрел на него. Он и вправду стал выглядеть несколько бодрее.
– Так что именно должен сделать люди Савельева? Что за операция «Тишина»? Я с вами практически круглосуточно, но почти ничего о ней не знаю.
ВИЛ улыбнулся краешком рта.
– Видите ли, Борис Сергеич. С тех пор, как наши люди отрезали города «Терра нова», то на сцене осталось только высшее руководство, которое находится на Луне. Если избавиться от них, то все силы здесь, что правительственные, что корпоративные, останутся без поводырей.
– Избавиться? Что значит «избавиться»?
Какая-то вспышка в безоблачном небе привлекла моё внимание. Я поднял голову, поставив ладонь козырьком от солнца. В голубой синеве расползалась маленькая белая точка, превращаясь в какое-то крошечное облако.
– Станция «Нова виты» рванула! – крикнул кто-то.
Я быстро посмотрел на ВИЛа. Он сидел с закрытыми глазами и блаженно улыбался.
– Но как?! – выдохнул я.
– Помните вылазку товарища Савельева со своей группой на эту станцию? – спросил он, не открывая глаза. – Они не увезли тогда взрывчатку с собой. А оставили её у ядра. А наши люди позаботились, чтобы её не нашли.
Я ещё раз посмотрел наверх: вспышка и облачко исчезли: по небу, оставляя белый след, медленно двигались обломки. Вокруг суетились люди, то и дело вскидывая голову. Станция была уничтожена. Не оставалось никаких сомнений, что одно из сложнейших инженерных сооружений прекратило своё существование вместе со всеми своими обитателями.
Из штаба выскочил и подбежал к нам низенький связист с глазами навыкате. «Бунт на Луне», – сообщил и побежал дальше, почему-то вприпрыжку. ВИЛ повёл плечами и резко встал.
– А вот теперь начинается самое важное, Борис Сергеич. Связь с Луной нестабильна и всё зависит от того, чем там сегодня кончится дело.
Кружка была отброшена в сторону и ВИЛ решительно направился к штабу. Все давали ему дорогу, а некоторые спотыкались, пытаясь разглядеть уже невидимые в небе обломки. Зазвонил один из моих смартфонов: этот номер знала только Алина и предназначался для экстренной связи между нами. Я достал его из кармана и с удивлением посмотрел на экран: телефон высветился не её.
– Алло?
– Здравствуй, Борис, – сказал уставший мужской голос. – Это Владимир Трамикс. Папа Алины.
– Здравствуйте, – выдавил я из себя.
Конечно, я предполагал, что однажды мне придётся познакомиться с господином Трамикс – важным человеком из «Монолита». Но представлял это себе немного по-другому. И не в такой момент, когда станция уничтожена и одному Богу известно, что происходит в Лунной колонии.
– Алина в беде, – помолчав, сказал он, словно собирался с духом.
В голове стали мелькать сцены одна страшнее другой. Что могло с ней произойти? Когда мы виделись последний раз? Или «в беде» – имеется в виду, что она связалась с нами? Виделись мы сегодня с ней утром, Алина собиралась постараться выйти на связь с Залужиным. Уже совсем скоро должна была приехать. Красногромов всё-таки решил выполнить свою старую угрозу и похитил Алину? Или её просто взяли его люди из-за участия в нашей деятельности? Мысли мельтешили в голове, как разъярённые осы и не за одну не удавалось зацепиться.
– Её утром схватила госбезопасность, – наконец, сказал Трамикс. – К Красногромову. Я пытался с ним связаться, но не могу. И похоже, что договорённости между нами больше не действуют. Говорят, с ним стало совсем плохо и я боюсь, что он может ей навредить. Всё летит к чертям, – добавил он.
– Что же делать?
– Я отправил на Лубянку отряд хороших бойцов, чтобы её забрали. Но, сам понимаешь: это не демонстрацию разгонять. Уже два часа я не могу связаться с ними. Или по дороге, или уже у Красногромова с ними что-то случилось. Подумал, что может тебе или твоим мятежным друзьям что-то известно?
– Нет, – глухо ответил я. – Мне ничего неизвестно. В том районе у нас никого нет.
– Очень жаль. В любом случае, я подумал, что тебе стоит знать. Если что-то выяснится, сразу дай мне знать, – он помолчал. – Алинка – самое дорогое, что есть в моей жизни.
Он повесил трубку. Я так и остался стоять со смартфоном в руке. Мимо меня кто-то бегал, что-то говорил. Но всё это доносилось до меня как через плотную завесу. Как сквозь туман, я видел ВИЛа, который давал какие-то распоряжения возле штаба. Поможет ли он мне? Сейчас – очень вряд ли. Сейчас, когда бунт на Луне висит на волоске, он не станет ни на что отвлекаться. Найти кого-то из командиров? А где их искать? Вот бы найти Артура. Вот кто бы мне не отказал. Да где ж взять его в этом хаосе?.
Я сунул смартфон в карман и поймал за рукав первого попавшегося солдата.
– Служивый, метро работает ещё, не знаешь? – это был первый вопрос, который пришёл мне в голову.
Солдат смерил меня удивлённым взглядом. Моё лицо было известно многим, потому что постоянно мелькало возле ВИЛа. Но вот чем конкретно я занимался, знали немногие. Справедливости ради, я и сам не всегда понимал чем занимаюсь. Поэтому моя должность (да и личность) обросла всевозможными мифическими подробностями и тайнами. Некоторые считали меня чуть ли не серым кардиналом.
– Дык это, – обиженно пробормотал солдат. – Не работает давно. Там сейчас шваль всякая ошивается. Ну и беженцы кое-где. Не стоит вам туда.
Я отпустил его и он тут же побежал дальше, пару раз испуганно на меня оглянувшись. Нужно попасть в центр. Я не имел ни малейшего представления что я там буду делать один и как стану её спасать, если потребуется. Но всем нутром ощущал, что медлить нельзя: что пока я буду собирать отряд, станет слишком поздно. Мой взгляд зацепился за несколько грузовиков, стоявших на краю площади и я направился туда. Возле пыльных грузовиков стояли двое ребят в чумазой одежде. Третий по пояс скрылся под капотом и что-то усердно там ворочал. Двое с любопытством меня рассматривали.
– А полегче транспорт есть? – я кивнул в сторону многотонных грузовиков.
– Найдётся, – весело ответил один из водителей. – А вам зачем?
– В центр надо попасть. На Лубянку. Быстро.
Мой тон или место назначения вызвали перемену в их настроении. Улыбка медленно сошла с их лиц, а тот, что копался под капотом, высунулся наружу и уставился на меня.
– Ну, есть парочка внедорожников лёгких. Только это, их наверно мало будет.
– Туда колонна бронетехники нужна, чтоб проехать, – хмыкнул второй. – Это ж Лубянка, друг.
Я начал выходить из себя.
– Можно не на саму Лубянку. А хотя бы так близко, как только получится. Только быстро надо, ясно? приказ Владимира Ильича, – добавил я.
Они переглянулись. То ли слова про приказ, то ли они опять же меня узнали, но тот, что выглядывал из-под капота, спрыгнул на землю, сунул ключ напарнику и заявил:
– Надо, так надо.
Товарищи тепло с ним простились, словно провожали его в последний путь. Только что не перекрестили. Мы сели в крупный внедорожник с закрашенным логотипом «Красных линий»: ехать в те районы с какими-либо опознавательными знаками опасно: неизвестно, кто вам встретится на дороге. Когда мы сели, мой водитель привычно сунул руку под сиденье, проверил, что лежащий там пистолет на месте и устало положил руки на руль:
– Вас как зовут хоть?
– Борис. А тебя?
– Николай. Коля. Приятно познакомиться. А то вдруг потом возможности не будет, – добавил он и завёл двигатель.
Машина медленно выехала с площади и выкатилась на улицы столицы. До Лубянки было каких-то пять кварталов и в хорошие времена вся поездка не заняла бы и получаса. Но теперь, когда неизвестно, что ждёт на следующем перекрёстке, дорога могла занять весь день. Если нам вообще суждено было доехать. Потянулись столичные улицы, изменившиеся за год до неузнаваемости. Битые витрины, опалённые пожарами окна. Пару раз нам попались разбитые блокпосты полиции, сгоревшая баррикада и оставленный контрольно-пропускной пункт «Монолита». Стоял удушливый запах гари и гнили от разбросанного мусора. На одном перекрёстке я заметил лужи запёкшейся крови. Коля старался ехать медленнее, объезжая брошенные автомобили.
Ближе к центру, на улице стало попадаться больше людей. Почти у всех лица были закрыты. Они хаотично двигались по тротуарам, вламывались в дома или нападали друг на друга. Никакой организации в их действиях не было. Ещё дальше – стало заметно чище, разбитых дверей и окон почти не осталось. По улицам маршировали тяжеловооружённые военные и «Монолит», бросавшие в нашу сторону полные подозрения взгляды. Впереди слышались стрельба и отдалённые крики. К небу поднимался дым от пожарищ. Коля остановился прямо посреди улицы.
– Приехали. Дальше не поеду, хоть застрелись. За следующим перекрёстком прямо, потом направо, ну а там два шага уже, – он кивнул на бардачок. – Возьми с собой. Лишним не будет.
Я открыл бардачок и вытащил оттуда пистолет. Мне всегда казалось, что они весят меньше. Оружие оттягивало мою руку, от него пахло металлом и дымом.
– Может, обратно поедем? – спросил Коля.
Я вышел из машины, пожелал ему удачи, заткнул пистолет за пояс и пошёл вперёд. Машина позади меня развернулась и уехала прочь. На город уже медленно опускались сумерки. Где-то ревела сирена, в подворотне, похоже, кого-то грабили. Я прибавил шагу.
На перекрёстке было оживлённо. Прямо на дороге лежало двое монолитовцев и один военный. Никто из них не двигался. Двое оборванцев лениво избивали ногами неподвижные тела. Возле разграбленного цветочного магазина стояло ещё несколько человек. Все вооружены. Некоторые бросили на меня равнодушные взгляды и продолжили разговор. Я поспешил дальше.
На следующей развилке, если Коля ничего не перепутал, мне нужно было свернуть направо. Дорогу перекрывали два мусорных контейнера, набитых всевозможным хламом и какой-то разбитой мебелью. Возле них валялись стреляные гильзы, была разбросана какая-то одежда, вся в тёмно-бурых пятнах. В одном из контейнеров занимался пожар. Удушливо воняло горелым пластиком. В угловом четырёхэтажном жилом доме, прилегающем к баррикаде, зиял чернотой вход во «Вкусную точку». Стояла тишина, если не считать далёких криков и редких выстрелов. Я осмотрелся вокруг себя и вошёл внутрь ресторанчика.
В заведении царил полумрак. Освещения не было, с далёкой кухни несло тухлятиной и кислым. Среди поваленной мебели и битого стекла стояло несколько пустых оружейных ящиков. На некоторых красовался логотип «Ранасентии», что неудивительно: штаб-квартира моего бывшего работодателя находилась сравнительно недалеко отсюда и силовой блок корпорации яро отстаивал эти кварталы. Где-то в темноте, в углу, кто-то всхлипнул, а затем громко шикнул. Я насторожился и сжал рукоять пистолета, держа его за поясом. Прохлада воронёной стали добавила уверенности и я сделал несколько шагов на звук, скрипя по битому стеклу ботинками.
Глаза помаленьку привыкли к мраку. У стены, между туалетами и стойкой с кассами, сидело пятеро чумазых ребятишек, лет, наверно, от семи до двенадцати. Возле них валялись обёртки от гамбургеров, конфет и стаканчики из-под напитков. Они угрюмо смотрели на меня, а самая младшая из них глядела со смесью беспокойства и страха. Я растерялся, увидев здесь детей.
– Где ваши родители? – спросил я первое, что пришло мне в голову.
– Нету родителей, —угрюмо хмыкнул самый старший. – Сироты мы.
– А у меня родители умерли, – сообщила девчушка лет десяти. – К нам бандиты приходили. Папу застрелили, а маму увели. Нас вот, Толька собрал, сюда привёл.
Она кивнула на старшего угрюмого, первого заговорившего со мной. Толька опять хмыкнул носом и продолжал смотреть исподлобья, но без страха. Весь он был жилистый, собранный. Готовый дать отпор за друзей, пусть и в схватке со взрослым ему не победить. У меня комок подступил к горлу. Я достал смартфон, чтобы позвонить людям ВИЛа и сказать им забрать детей. Но связь в этой части города глушилась давно и эффективно. Я сел перед ними на корточки.
– Вот, что ребят, – начал я, не сводя глаз с Толи. – меня зовут дядя Боря. Я вас отведу туда, где есть еда и солдаты, которые смогут вас защитить. Еда там вкусная, свежая. И вода есть. И постели чистые.
Ребята радостно зашевелились, а Толя выражения глаз не поменял.
– Но сначала, – продолжил я, – мне нужно забрать тётю Алину из одного страшного места.
– Тётя Алина – принцесса? – серьёзно спросила младшая.
– Да, она принцесса. Я пойду дальше по улице, тут недалеко. А потом вернусь за вами. Обещаю. Дождётесь меня?
Малыши энергично закивали. Даже Толик неуверенно кивнул.
– Там дальше плохо по улице, – сказал он, видимо, наконец, поверив мне. – Убитых много. Ещё там стреляли много сегодня.
– Спасибо дружище. Дождитесь меня, – повторил я.
Я выбрался через разбитое окно на улицу, на другую сторону баррикады из мусорных контейнеров. Здесь валялось несколько полицейских щитов, пара из них оказались простреляны. Повсюду лежали личные вещи, несло гарью и машинным маслом. Дальше улица пустовала, хотя в домах явно кто-то был: занавески то и дело одёргивали, стоило мне вскинуть голову и взглянуть на окно.
Наконец, передо мной выросла громадина Главного управления Государственной безопасности. Массивное здание закрывало собой полмира. Уверенность улетучилась и я застыл в нерешительности: что делать дальше? Что ждёт меня внутри? Многие окна опалило пожаром, возле входа стоял брошенный броневик «Монолита» и стояла парочка «скорых». Привычного караула возле старинных дверей не было. Где-то позади что-то хлопнуло и раздался истерический смех. Я поспешно подошёл к двери, потянул старинную деревянную ручку и вошёл внутрь.
На КПП никого не оказалось. Из живых. Возле стойки металлодетекторов лежали двое в военной форме. Под обоими – лужи уже запёкшейся крови. В гранитных стенах – дырки от пуль. Я достал пистолет и прислушался: тишина. Где-то, на грани слышимости, чем-то звенели. Наверное, разбитым стеклом. Передо мной была широкая лестница. Я напрягся, пытаясь вспомнить путь до кабинета Красногромова. Понятно, что вряд ли Алина там, но других ориентиров в этом здании я не знал.
Мимо проплывали одинаковые деревянные двери с ничего для меня не значащими номерами. Кое-где окна были выбиты, на подоконнике одного установили пулемётное гнездо. Рядом валялись окурки: кто-то дежурил здесь довольно долго. Некоторые двери оказались открыты нараспашку, за ними – разорённые кабинеты с ворохом бумаг на полу. Пару раз мне попадались трупы: два раза в штатском и один раз – трое в военной форме. Все тела изрешетили пулями.
Я всё шёл и шёл. Иногда мне попадались небольшие лестницы и я спускался или поднимался на один или два шага. Я окончательно потерялся в огромном здании. За поворотом оказался более широкий коридор, на стенах – портреты правителей и лидеров организации. Большие окна занавешивали тяжеленые шторы. Под потолком – массивные люстры. Коридор казался знакомым, я приободрился и быстрым шагом пошёл вперёд.
Двери в кабинет Красногромова оказались открыты. Рядом, за своим столом и откинувшись на спинку кресла, сидела убитая секретарша: пуля попала ей в голову. В открытых глазах застыли ужас и удивление. Из кабинета доносились шорохи и бормотание. Я покрепче сжал рукоять пистолета и выставил его перед собой. Ноги стали ватными, идти вперёд стало очень тяжело.
Красногромов лежал возле своего стола. В районе сердца у него было несколько отверстий от пуль. Мясистое лицо съехало на бок, язык вывалился. Пиджак был распахнут, а карманы – вывернуты. В бумагах, валявшихся на столе, копался худой мужичок в очках и что-то бормотал себе под нос. Повсюду царил беспорядок, мраморные бюсты разбили, их осколки усыпали весь пол. Один из таких захрустел под моим ботинком и мужичок испуганно вскинул на меня глаза, скомкав в руках очередную бумагу.
– Не двигайся, – предупредил я.
Он испуганно вскинул руки и замотал головой.
– Это не я его, – испуганно пролепетал он. – Когда пришёл, он уже мёртв был. Это эти, из Первого отдела, его кокнули. Совсем старик поехал…
– Первого отдела?
– Угу, так точно. Я ж говорю: старик совсем плох стал. Он вообще последние недели с головушкой дружить перестал. Надо, говорит, мне по одной девственнице в день приводить. И чтоб возраст такой, какое число сегодня. Мол, раз двадцать первое, значит двадцать один год должен быть. Хорошо хоть, что не двадцать один день.
– И что? – строго спросил я. Похоже, мужичок принял меня за гэбэшника и теперь всячески старался оправдаться за мародёрство.
– Да жухал их как только привозить успевали. Потом приказал отстреливать всех, кто к зданию приближается. Даже своих! Подозревать всех стал. Одного зарезал. Ну и, короче, когда он с очередной идеей Первых вызвал, они его и того. Уж не знаю, чего они не поделили. Но зная старика, он мог всякое придумать.
– А секретаршу кто? Ты?
– Не-не, что ты! Светку бы ни за что не обидел! Я когда пришёл – уже было так, честное слово. Я-то вообще так зашёл, чего-нибудь ценное из его бумаг урвать. А то все ж разбежались уже. Поняли, что хана всему, что тёпленькие наши местечки в госбезопасности не котируются, вот ноги и сделали. Нам бы тоже с тобой выбираться по-тихоньку, а? Ты пистолетик-то опусти.
– Сегодня утром девушку привезли. Прямо к нему, – я кивнул на труп. – Где она?
– Как где? – удивился мужичок. – Где и все, если он не успел её ещё. Понимаешь, сваливать-то по-тихоньку все стали ещё пару дней как, так что тут теперь не угадаешь кто и где.
– «Где и все» – это где? – вновь строго спросил я, не опуская пистолет.
На секунду мой собеседник запнулся и странно посмотрел на меня.
– В допросных, – медленно сказал он. – Внизу, на цокольном этаже. Э, брат, так ты не наш, получается?
Его правая рука потянулась куда-то под бумаги. Он не сводил с меня на глаз и лишь на секунду скосил взгляд на стол. Стопка бумаг от его движений поехала и посыпалась беспорядочной кучей на пол. Я нажал на спусковой крючок и прогремел выстрел. Пистолет дёрнулся и с силой толкнул мою руку. Мужичка отбросила назад и он повалился на спину. Грохот пролетел по пустующим коридорам и затих где-то вдалеке. Запахло порохом. Я тяжело дышал и смотрел на то место, где секунду назад стоял назад стоял он.
В голове всё ещё звенел выстрел. Сделав несколько неверных шагов, я подошёл к столу и заглянул за него. Мужичок лежал без движения, глаза неверяще уставились в потолок. Из простреленной шеи, уже слабыми толчками, вытекала алая кровь. В правой руке он сжимал печать начальника Госбезопасности. Печать! Кто же тянется за печатью, когда на тебя наставляют пистолет?! Оружие безвольно повисло в моей руке. Я не мог оторвать взгляд от залитого кровью лица. Как это могло произойти? Вот только что он стоял тут, лепетал что-то про подвал, а теперь его нет. И виноват в этом я.
Где-то очень далеко, в кулуарах этого мрачного здания, кто-то кого-то окликнул. Голос был низкий, грубый. Затем оклик повторился и нельзя было сказать, кричал это тот же человек или другой. Я поспешно выскочил из кабинета, а лицо убитого всё ещё стояло у меня перед глазами. Теперь мне казалось, что он смотрит не с удивлением, а с укором. И с какой-то насмешкой. Смотрит прямо мне в душу.
Я нашёл первую попавшуюся лестницу и спустился до самого низа. Но это оказался не подвал и, судя по окнам, даже не первый этаж, а второй. Я выругался себе под нос и побежал по коридору, держа пистолет наготове.
Ещё одна лестница и ещё один спуск. Два пролёта и я очутился в подвале. Выход перегораживала металлическая решётка с толстыми прутьями. За ней был пост, но на нём никого не оказалось. Меня накрыла волна отчаяния. Где-то наверху вновь послышался голос, уже гораздо ближе. Кажется, даже можно было расслышать топот тяжёлых ботинок. В отчаянии, я дёрнул решётку. С металлическим лязгом она подалась: её не закрыли! Аккуратно и стараясь обойтись без лязга, я прикрыл её за собой и побежал вперёд, озираясь по сторонам.
Опять по бокам тянулись двери с ничего не значащими номерами. Только на этот раз они были металлические. Коридор с грубой побелкой и толстым слоем краски вызывал тревогу и тоску. Всем нутром ощущалось, что здесь рассталась с жизнью не одна тысяча человек. На стенах висели стенды с почётными сотрудниками, памятками, планами эвакуации и прочей ерундой. Здесь тоже царил хаос: мародёры, похоже, добрались уже и до подвалов. Я остановился на очередном перекрёстке и в отчаянии крутил головой: так бегать здесь можно до Второго Пришествия и ровным счётом ничего не найти. От пустующих помещений и тишины я осмелел и решил найти пост охраны. Благо, почти на каждом углу был повешен план этажа с пометкой «Пост охраны».
Вскрытый сейф, вывороченные ящики столов и ворох бумаг на полу. Самих охранников на посту не оказалось. Поодаль виднелась открытая оружейная, тоже разорённая. Страшно представить сколько всего смогли вынести из этого здания и сколько ещё вынесут. Стараясь отогнать от себя мрачные мысли о перспективах оставления Лубянки, я обратил свой взор на мониторы. Кроме общих планов, здесь можно было посмотреть происходящее в камерах содержания и в допросных комнатах. Большинство помещений пустовало, кое-где лежали неподвижные тела. Один из экранов показывал расстрельную комнату: стена напротив двери была испещрена пулями, под ней лежало с десяток человек, друг на друге. В некоторых камерах оказались живые, почти все они лежали на полу, корчились, а некоторые пытались встать на исхудалых руках. Я перебегал глазами с одного экрана на другой, палец беспрерывно щёлкал по клавише, переключая помещения.
Очередной клик и монитор показал «Допросная №7». За столом, на металлическом стуле, бессильно опустив руки и голову сидела девушка с рыжими растрёпанными волосами. «Алинка!», – я узнал её и, быстренько найдя «допросную семь» на интерактивной карте, стремглав бросился туда, нисколько не озаботившись над тем, что комната может оказаться запертой. Серые двери и коридор слились в единую смазанную линию, ветер шумел в ушах.
Наконец, заветная дверь. Она оказалась открыта. Алина сидела всё так же, опустив голову, спутанные грязные волосы скрывали её лицо. Её элегантный пиджак валялся рядом, втоптанный в бетонный пол. Блузка была порвана, на руках и плечах виднелись кровоподтёки. Кроме блузки, на ней ничего не было. Она неловко сжимала ноги, словно хотела в туалет. На бёдрах виднелась запёкшаяся кровь. Она сидела так неподвижно и тихо, что по моей спине пробежал холодок: а жива ли она?
Я подскочил, рухнул перед ней на колени и обнял за плечи.
– Алина! Ты слышишь меня?
Я чувствовал пальцами, что она мелко дрожит. Её плечи горели от ссадин. Она еле слышно всхлипнула. Я убрал прядь волос, чтобы увидеть её лицо. Правая щека распухла, глаз закрылся от отёка, левая скула была рассечена. Она смотрела прямо перед собой, на щеках, несмотря на ушибы и синяки, виднелись грязные дорожки от высохших слёз.
– Пойдём, Алин, – сказал я еле слышно. – Пойдём отсюда.
Я осмотрелся и увидел в углу её порванную юбку. От неё несло спермой и кровью. Кое-как я смог надеть её на Алину и помог ей встать. Она продолжала безучастно смотреть прямо перед собой. Я накинул ей пиджак на плечи и, продолжая поддерживать, вывел в коридор. Её ноги подкашивались и мне приходилось ловить её, чтобы она не упала.
Мы шли к выходу, если верить плану этажа. Каждый шаг давался ей всё труднее и я подхватил её на руки. Алина не обхватила меня за шею, отчего неси её было гораздо тяжелее. Я плотнее сжал губы и пошёл вперёд. В душе росла злоба на её отца. Ведь знал же, старый козёл, с кем она ошивается! Что это могло плохо закончиться. Чего толку с его слежек, если её просто взяли и увезли? И где этот хвалёный спецназ? Неудивительно, что сраный «Монолит» сейчас бьёт чуть ли не дворовая шпана. А я тоже хорош! Надо было тогда, давным давно, сдать всех Красногромову, этому ублюдку, пусть бы он подавился ВИЛом и всей его компашкой! Пропади они все пропадом! Зато она осталась бы цела.
– Красногромов мёртв, – прошептал я. – Эта тварь мертва.
Она ничего не ответила и продолжила смотреть прямо налитым кровью глазом. Так, шаг за шагом, мы добрались до лестницы, перед которой тоже оказалась решётка. На этот раз она оказалась заперта, но на брошенном посту нашёлся ключ.
Пока мы поднимались, а я сосредоточенно старался удержать равновесие, сверху донёсся говор нескольких голосов. Они о чём-то спокойно разговаривали. Только сейчас я понял, что забыл пистолет на посту охрану, когда бросился к Алине. Но думать и бояться уже не было никаких сил. И если бы нас сейчас с ней убили, то это был бы не худший вариант. По крайней мере, на тот момент мне так казалось. Поэтому я продолжил подъём.
Лестница вывела нас обратно в фойе главного входа, чуть позади тех обширных ступеней, с которых началось моё путешествие по Лубянке. Казалось, что это было в прошлой жизни. Наверное там, внизу, в «Допросной №7», когда я увидел Алину, умерла частичка меня, и теперь всё, что происходило до этого момента, представлялось совершенно незначительным. Трупы охранников, с вывернутыми карманами, лежали возле стены. Пятеро крепких мужчин деловито ломали огромную дверь, ведущую куда-то в недра первого этажа. Возле металлодетекторов стояли ещё трое, в гражданской одежде. Двое – с автоматами, третий – вроде безоружен. Они замолчали, увидев меня. Я чуть подбросил Алину, стараясь перехватить её поудобнее. Она, как будто придя в себя, наконец обхватила меня за шею тонкими пальцами и нести её стало гораздо легче. Пятеро возле двери перестали курочить замок и тоже уставились на нас. Мне было всё равно. Я смотрел прямо на выход и шёл к нему, не замечая их. Трое возле двери чуть посторонились, давая нам пройти. Ещё один шаг и мы выбрались на улицу.
