Kitabı oku: «Страх, любовь и пропаганда: Механизмы влияния в сектах и тоталитарных системах», sayfa 5

ДЕЗОРГАНИЗОВАННАЯ ПРИВЯЗАННОСТЬ

Этот вариант привязанности был впервые описан Мэри Мейн и Джудит Соломон¹⁰⁰. Они обратили внимание на странное поведение некоторых детей, которые испытывали непредсказуемый страх по отношению к своим родителям – как прямой, по причине откровенно пугающего поведения родителей, так и косвенный, из-за страха перед самими родителями. Подобные дети иногда демонстрировали признаки обычных – надежного или ненадежных (тревожного или избегающего) – типов привязанности, о которых шла речь выше, однако в то же время для них были характерны кратковременные эпизоды необычного поведения, дезорганизованного и дезориентированного: признаки замешательства, страх, замирание и странные движения. Так появился новый тип привязанности – дезорганизованный¹⁰¹.

Такие реакции возникают у ребенка, если он испытал так называемый неразрешимый страх – страх, от которого нет спасения. Для него родитель – это одновременно и «тихая гавань», и источник тревоги или угрозы. Таким образом, если ребенок чувствует угрозу со стороны фигуры привязанности, он находится в немыслимой ситуации, когда источником и опасности, и спокойствия становится один и тот же человек – значимый взрослый. Ребенок сталкивается с неразрешимым парадоксом, стремясь одновременно и убежать от родителя, и сблизиться с ним¹⁰². Это происходит не осознанно, не обдуманно, а на биологическом уровне – как результат внутренних процессов, сформировавшихся в ходе эволюции в качестве ответа на страх. Ребенок стремится к родителю и вместе с тем от него.

Перед лицом такой невероятной ситуации все стратегии организованной привязанности ребенка рушатся, распадаются – отсюда и название: дезорганизованный тип. Он предпринимает шаги по сближению с пугающим либо испуганным родителем, в то же время стараясь игнорировать внушаемый им страх. Замирание, замешательство и прочие странные реакции – закономерный итог. Это могут быть очень короткие эпизоды, они обычно сочетаются с другими видами поведения привязанности – одним или (чаще) несколькими, – которые мы рассмотрели раньше. Например, иногда ребенок быстро переключается между «тревожным» приближением и «избегающим» отступлением. Однако в большинстве случаев потребность в близости – физическом контакте – перевешивает попытки сбежать от пугающей фигуры привязанности¹⁰³. Поэтому ребенок, как правило, остается рядом со значимым взрослым, хотя его раздирает внутренний конфликт из-за одновременной активности механизмов сближения и избегания (см. рис. 2.2).

В то время как все три типа организованной привязанности – надежная, тревожная и избегающая – более или менее адаптивны, дезорганизованная привязанность представляет собой разрушение привязанности и стратегий, связанных с вниманием: это разрушение возникает из-за пугающего или испуганного родителя. Условия окружающей среды – испытываемый неразрешимый страх, от которого невозможно скрыться и который невозможно победить, – подавляют попытки человека адаптироваться, и его гомеостатическая система дает сбой. Чтобы представить себе, что происходит при этом сбое, вспомните, как наш организм пытается регулировать свою температуру, поддерживая ее на уровне около 36,6 ℃. Потоотделение, озноб, желание надеть или, наоборот, снять одежду, найти укрытие – все это относится к эволюционной адаптации¹⁰⁴, помогающей особям нашего вида поддерживать нужную температуру тела. Но стоит поместить человека в условия экстремальной жары или холода, выходящие за рамки нашей зоны эволюционной адаптации, и система поддержания температуры тут же дает сбой, будучи способной справиться не с любыми условиями, а лишь с теми, в которых она эволюционировала. Аналогичным образом неразрешимый страх больше не воспринимается как обстановка, на которую можно ответить организованной реакцией, поэтому бегство к источнику безопасности становится парадоксальным подходом к угрозе и приводит к диссоциации и замешательству.

Рис. 2.2. Дезорганизованная привязанность, или связь на основе травмы

Возникновение дезорганизованной привязанности в детстве – предвестник целого ряда негативных последствий в будущем: это и контролирующее поведение по отношению к родителям (значимым взрослым), и симптомы диссоциативного расстройства, и повышенный риск иных психопатологических проблем в подростковом и взрослом возрасте, и агрессивные или нерешительные отношения со сверстниками¹⁰⁵. Кроме того, людей с дезорганизованным типом привязанности можно слишком часто встретить в психиатрических больницах и тюрьмах: очевидно, что это и вправду не самая полезная и адаптивная стратегия¹⁰⁶.

Я начала объяснение с детей, но потребность в привязанности сохраняется и у взрослых, как и поведение привязанности: это становится основой близких отношений с супругами (партнерами) и близкими друзьями, а также формирует манеру заботиться о детях и о родственниках, требующих ухода. Повзрослев, мы ищем утешения, помощи или поддержки у близких, когда нам страшно или тяжело, но в остальное время мы живем своей жизнью, лишь изредка «оборачиваясь, чтобы убедиться, что мама рядом». Дезорганизованная привязанность тоже характерна не только для отношений между родителями и детьми, но и для взрослых людей, столкнувшихся при взаимодействии с другими со страхом или жестокостью, – например, при домашнем насилии в форме контролирующего поведения.

ДЕЗОРГАНИЗОВАННАЯ ПРИВЯЗАННОСТЬ И ДИССОЦИАЦИЯ

Результатом дезорганизованной привязанности становится диссоциация. Именно это делает ее таким мощным и опасным орудием контроля. Диссоциация в травмирующей ситуации, из которой нет выхода, означает, что мы больше не способны думать о том, что чувствуем в связи с пугающими отношениями. При диссоциации когнитивные процессы в наиболее «молодых» областях мозга, то есть сформировавшихся позднее всего (включая лобную долю и языковые области), останавливаются, в то время как более древние области мозга – мозговой ствол и центральная нервная система – продолжают фиксировать все происходящее с помощью органов чувств¹⁰⁷. Таким образом, система чувств и эмоций теряет связь с когнитивной системой. Или, иными словами, правое полушарие мозга, отвечающее за эмоции, не может эффективно взаимодействовать с левым, отвечающим за мышление и речь. Но эта диссоциация вовсе не обязательно должна затрагивать все стороны жизни человека. Наоборот, она проявляется в условиях травматичных, дезорганизованных отношений.

Это приводит к двойственному эффекту. С одной стороны, из-за когнитивного сбоя человек теряет способность трезво осмысливать пугающие отношения, в которых оказался. Мозг не кричит ему: «Ты в опасности, беги отсюда!» Нет никакого спасения, никакого решения – значит, и бежать некуда. С другой стороны, человек – напомню, испытывающий страх – предпочитает оставаться рядом со своим единственным оставшимся источником привязанности, даже если именно от него и исходит угроза. Тогда человек сдается, и за паникой следует отказ – отказ как от независимости мышления, так и от эмоциональной свободы. Таким образом, сочетание изоляции и страха во многих случаях способно из обычного человека сделать последователя, утратившего контроль над сознанием в результате диссоциации и испытывающего тревожно-зависимую привязанность к группе.

Почему все это так важно? Потому что тоталитарные группы делают основную ставку на дезорганизацию своих участников как на основное средство контроля. Вы, возможно, удивитесь, узнав, что теория привязанности только начинает использоваться для изучения развития этих аномальных социальных систем, – особенно с учетом того, какое чудовищное по силе воздействие тоталитарные системы и культы оказывают на межличностные отношения¹⁰⁸.

Модель, которую можно назвать насильственной (принудительной) дезорганизованной привязанностью, поможет объяснить, почему Масуд бросил семью, которую так любил, и почему родители из секты «Дети Бога» позволяли насиловать своих детей. Она поможет нам понять эмоциональные и когнитивные процессы, которые довели Марину до такого состояния, что она была готова «заслонить собой от пули» Фреда Ньюмена, и разобраться, что заставляет обычных молодых людей становиться преданными палачами террористических организаций. Объяснение всех этих на первый взгляд непостижимых поступков кроется в сверхмощном сочетании любви и страха (террора). Однако не забывайте, что последователи культа необязательно должны с самого начала обладать дезорганизованной привязанностью: напротив, она формируется при помощи различных элементов тоталитарной системы.

ИЗМЕНЧИВОСТЬ ТИПА ПРИВЯЗАННОСТИ

Модели поведения, выработанные в детстве, важны – они служат своего рода шаблоном для формирования привязанности в будущих отношениях. Боулби назвал этот шаблон рабочей моделью. Однако он, как и многие другие исследователи, отмечал, что тип привязанности не устанавливается раз и навсегда, то есть может меняться¹⁰⁹. Например, человек с избегающей привязанностью, возникшей из-за отвержения в детстве, может во взрослом возрасте посредством надежных отношений развить у себя надежный тип привязанности¹¹⁰. Даже те, у кого в раннем возрасте сформировалась дезорганизованная привязанность, в будущем могут это исправить (возможно, построив надежные отношения или при помощи опытного и умелого психотерапевта) и выработать так называемую приобретенную надежность. Осознание ненадежной или дезорганизующей природы прошлых связей и работа над новыми, безопасными отношениями дают человеку возможность «приобрести» надежность и новую надежную внутреннюю рабочую модель привязанности. Как видите, тип привязанности, сформированный в детстве, – это еще не пожизненный приговор.

Точно так же (не забывайте, что привязанность адаптируется и трансформируется на протяжении всей жизни человека) тип привязанности может измениться и в худшую сторону – например, с организованного на дезорганизованный. Иными словами, если человек оказывается в довольно тяжелой ситуации, его надежная (или по крайней мере организованная) привязанность может измениться под воздействием новых условий.

Итак, главное – запомнить, что тип привязанности человека способен меняться, причем в пользу как надежности, так и ненадежности и даже дезорганизованности – в зависимости от опыта привязанности и перемен в окружении, которые происходят в течение всей жизни конкретного человека. Первоначальные внутренние рабочие модели – те, что родом из детства, – оказывают влияние на эти перемены, но и сами могут меняться и меняются. И хотя надежная детская привязанность действительно повышает – и предопределяет – сопротивляемость и стрессоустойчивость человека во взрослом возрасте, она не способна полностью защитить его от всего на свете, особенно от ситуаций за гранью «зоны эволюционной адаптации» – то есть связанных с неразрешимым страхом¹¹¹.

Опираясь на принципы, которые Боулби и (впоследствии) Мейн выдвинули как краеугольные камни эволюции человека, мы можем проследить, как тоталитарные системы добиваются дезорганизованной привязанности последователей к лидеру или группе. Давайте взглянем на то, как это может быть разыграно тоталитарной группой или адептами культа.

Человек с любым изначальным типом привязанности – от надежного (или просто организованного) до дезорганизованного – имеет дело с харизматичной и авторитарной личностью или группой, возглавляемой этой личностью. Тоталитарный лидер организует изолированную структуру, фиктивную и обманчивую идеологию, а также процесс насильственного убеждения. Теперь он может изолировать последователей от любых существующих привязанностей, контролировать связи, которые возникают внутри группы, сделать свою организацию новой – и единственной – «тихой гаванью» и начать внушать угрозу или страх, вызывать стресс в любом его проявлении для того, чтобы сформировать сеть дезорганизованной привязанности.

В случае с Масудом его обеспокоенность проблемами родины, страдавшей от диктатуры последнего иранского шаха, а затем режима Хомейни, привела к сближению с ОМИН и последующей вербовке: организация заявляла, что борется за свободу и демократию. Позже ОМИН потребовала от него расформировать созданную им полунезависимую группу поддержки, что значительно усилило его изоляцию от внешнего мира. Его жена тоже была членом ОМИН, поэтому не стала ниточкой, связывающей Масуда с жизнью за пределами организации. Они все сильнее отдалялись друг от друга по мере того, как Масуд уделял все больше времени делам группы. Таким образом, с точки зрения структуры привязанность Масуда ограничивалась лишь участниками группы, с которыми он мог взаимодействовать исключительно в рамках ее строгих правил.

Тем временем глава ОМИН Раджави и его жена Марьям выставляли себя великодушными лидерами:

…Каждый миг, уделенный человеком своему руководителю, будь то мысль или деяние, потрачен во благо, все же остальное время, даже когда вы спите или думаете, что делаете что-то хорошее, потрачено во имя зла¹¹².

Раджави описывали как «довольно сурового, но по-отечески заботливого, харизматичного, почти нереального человека»¹¹³. Лидер, его жена и группа в целом стали для Масуда новой «тихой гаванью», людьми, чьи намерения он воспринимал как хорошие и правильные. Но в итоге организация превратилась для него также в источник угрозы и страха. Источники стресса накапливались, а явные угрозы исключить Масуда из организации (как и косвенные угрозы насилия) и утверждение, что «гниющую» часть тела, то есть группы, следует «отрезать и выкинуть», наверняка должны были пробудить в нем страх.

Как часто происходит в подобных организациях, ОМИН подвергла Масуда жесткой критике, поставив его в трудное положение и создав опасность конфронтации с группой. Организация сыграла на порядочности Масуда (составной части его предыдущей, надежной внутренней рабочей модели). По мере того как росла его изоляция от жены, друзей и других людей, которые могли бы поддержать его в борьбе с нападками, он все охотнее принимал это новое представление о себе. Эта динамика повторялась все то время, что он провел в секте, пока ему наконец не удалось вырваться оттуда спустя почти двадцать потраченных впустую лет.

Таким образом ОМИН создала ситуацию страха, от которого нет спасения, – неразрешимого страха. В таких условиях группа постоянно подвергает последователя стрессу, лишая его доступа к внешним ресурсам, которые не контролируются организацией. В результате у человека возникает хроническая травма по отношению к группе. Первой реакцией на нее, скорее всего, будет состояние перевозбуждения или «яростного дистресса»¹¹⁴. Однако, как правило, потенциальный последователь не связывает этот дистресс с действиями группы: напротив, он охотно приписывает их любым другим причинам, которые с легкостью придумывает организация. Например, Масуду сказали, что во всех его несчастьях виноват он сам (типичная отговорка тоталитарной системы), но группа укажет ему верный путь, если он только позволит ей.

Еще одним наглядным примером могут послужить группы «личностного роста»: участников поощряют рассказывать всем присутствующим на собрании о пережитых психологических травмах (как правило, очень личного характера). Во время рассказа чувство страха пробуждается в рассказчике с новой силой, передаваясь слушателям. Таким образом, вызываемый и контролируемый группой страх будет списан не на саму группу, а на события из прошлого (порой совсем недавнего), пережитые человеком. А организация тем временем будет позиционировать себя как «тихая гавань», где человека успокоят и утешат, – как «безопасное» место, позволяющее вновь пережить и высказать эти чувства. Разумеется, настоящие психотерапевтические группы могут быть безопасным местом: подвох кроется в мотивации группы и в том, как она контролирует ситуацию. И, разумеется, страх можно вызвать и множеством других способов – от рассказов о грядущем апокалипсисе до угроз насилия и исключения из группы.

Первая фаза реакции человека на травму – отклик на сигнал тревоги: повышение пульса и артериального давления, прочие проявления напряжения¹¹⁵. Думаю, вы можете представить себе страх и панику Масуда, когда ему начали угрожать на этой встрече. Его что, собираются исключить? Бросить в тюрьму? Казнить? (К тому времени ОМИН уже не чуралась насилия – участники организации убили многих людей в борьбе за так называемую демократию.) Но если человек не предпринимает никаких полезных действий, используя возникшее физиологическое возбуждение (то есть попытки сбежать от страха безуспешны), его организм в итоге «отключается», чтобы сберечь ресурсы. Следовательно, если ни стратегия «бей», ни стратегия «беги» не дают результата, остается лишь замереть. Отказ Масуда от мыслей и сомнений – результат этого оцепенения.

Вторая фаза реакции на травму – диссоциация, или «отстранение от невыносимой ситуации»¹¹⁶. Как уже говорилось ранее, в этом случае активизируются сразу оба физиологических состояния: и перевозбуждение, и отчуждение. Внутренние энергоемкие системы находятся в состоянии боевой тревоги, но в то же время человек пытается отстраниться от происходящего и отключить эти механизмы. Легко представить себе, какую нагрузку получает организм в ходе этого «двойного» неразрешимого процесса. В конце концов диссоциация – замирание и отказ от бесперспективных попыток спастись – берет верх. Последователь культа, потерявший контроль над мышлением, не просто прекращает борьбу с группой и страхом, который она внушает, – он признает ее «тихой гаванью», и, следовательно, у него формируется травматическая привязанность. Этот момент подчинения, отказа от борьбы человек может ощущать как момент сильного облегчения или даже счастья, духовного пробуждения.

Розана Генри, девушка, отдавшая своего ребенка лидеру секты, так описывала это состояние:

Спустя два месяца сущего ада я все-таки согласилась на их предложение. Я помню тот момент, когда внутри меня что-то щелкнуло. «Лучшее, что я могу сделать для своего ребенка, – отдать его на попечение божественной матери», – подумала я тогда¹¹⁷.

Тут мы видим и первую фазу перевозбуждения («два месяца сущего ада») и борьбы с травмой, возникшей из-за приказа отказаться от ребенка, и фазу отречения, в ходе которой она потеряла возможность здраво и последовательно мыслить об их с ребенком выживании («внутри меня что-то щелкнуло») и в то же время приняла «божественность» лидера.

По всей видимости, в момент, когда человек сдается, не только снижается его способность мыслить, но и прекращаются попытки сбежать от источника страха – травмирующих отношений. Как и ребенок с дезорганизованной привязанностью, взрослый начинает искать близости у единственного оставшегося источника привязанности – то есть у отношений, внушающих страх, – вместо того, чтобы предпринимать усилия по избеганию этих отношений. Как вы помните, дезорганизованная привязанность оказывает двойное влияние. В эмоциональном плане человек перестает сопротивляться и начинает стремиться к источнику угрозы: так создается травматическая связь. В когнитивной сфере диссоциативное оцепенение препятствует как нормальному комплексному восприятию внешней социальной среды, в которой оказался человек, так и полноценной рефлексии (направленной, соответственно, на внутренний мир). Клара, еще одна мать, которую секта едва не разлучила с ребенком, рассказывала:

Помню, в какой-то момент я сказала: «Хорошо, согласна». Вдруг воцарилась тишина, шум в голове стих, и тогда я подумала: «Господи, может, это и правильно?..» Внутренне я ощущала, что тишина или ощущение правильности говорят о том, что я все делаю как надо¹¹⁸.

Этот «шум» в голове Клары – ее перевозбуждение из-за требования предводителя отказаться не от кого-нибудь, а от собственного ребенка. А последовавшая за этим тишина определенно говорит о подчинении, замирании: реакция «бей или беги» бессмысленна и представление о правильном и неправильном переворачивается.

Прекращение борьбы (диссоциация и отказ думать) воспринимается как огромное облегчение. Я знаю это по собственному опыту. Из-за смятения и усталости мысли не могли «достучаться» до когнитивной сферы и поэтому выпадали из сознания. В какой-то момент я перестала сопротивляться и решила посвятить себя группе – хотя я ее не поддерживала. Даже это было похоже на облегчение: все, больше не нужно было бороться. На деле при дезорганизованном поведении и диссоциации отключаются основные области мозга, связывающие эмоциональную (в основном правое полушарие) и когнитивную (в основном левое полушарие) обработку информации. Этот процесс мы подробнее разберем позже.

Масуд все еще находился в изоляции, подвергался угрозам и не имел возможности завязать какие бы то ни было безопасные отношения вне ОМИН. В организации презрительно называли любые взаимодействия с внешним миром «привязанностями». И от этих привязанностей нужно было отказаться, заменив их полной преданностью Раджави и его жене Марьям. Результатом этой верности должны были стать «неимоверное счастье и радость», а последователь, как предполагалось, обрел бы возможность «полностью реализовать свой человеческий потенциал»¹¹⁹. К 1989 году Масуд значительно упрочил свое положение в рядах ОМИН. Примерно в это же время предводители секты начали новую кампанию по ужесточению контроля над последователями культа. Она получила название «Внутренняя революция». Раджави приказал всем членам группы: «Разведитесь со своими супругами, отрекитесь от сексуальности и посвятите все свое неделимое естество мне»¹²⁰. После некоторого сопротивления и последовавшей за ним конфронтации Масуд сдался и развелся с женой, которую очень любил. Предполагалось, что это будет не просто развод по закону, а «эмоциональный, идеологический развод». Масуду приказали выбросить жену из души и «научиться ненавидеть ее как препятствие», стоящее между ним и предводителем. Более того, организация запретила ему видеться с детьми, в которых он тоже души не чаял. Его любовь теперь должна была принадлежать только лидеру, Марьям и группе.

Спустя 18 лет Масуду все-таки удалось вырваться из ОМИН. Годы переутомления, недосыпания и постоянного давления дали о себе знать – здоровье Масуда пошатнулось, и после долгого отсутствия он вернулся в Англию, где ему должны были сделать операцию. Именно тогда он вновь встретился со своей дочерью и друзьями, которые не имели отношения к ОМИН. Возобновив прежние связи, отдалившись от группы и найдя время на переосмысление своих взглядов и эмоций, Масуд наконец смог освободиться от удушающего захвата, сковавшего его разум и чувства. Он признавался, что, покончив с ОМИН раз и навсегда, «вдруг почувствовал, что теперь нужно думать своей головой»¹²¹.

Изолируя людей от прежних источников поддержки, которые сменяются новой «тихой гаванью» (тихой, но пугающей!), тоталитарные лидеры создают – прямо или посредством своих организаций – отношения на основе дезорганизованной привязанности. Благодаря исследованиям мы знаем, что дезорганизованный тип привязанности – он, напомню, предполагает стремление к близости с пугающей фигурой привязанности при отсутствии других фигур привязанности и путей отступления – вызывает диссоциативную реакцию. Диссоциация отделяет мышление от чувств. Разрушается связь между левым полушарием, отвечающим за логику и речь, и правым, отвечающим за чувства и неречевое поведение. В итоге человек оказывается неспособен здраво осмыслить возникшие отношения, и это ставит его в положение, когда ему можно с легкостью навязать взгляды группы, ее идеологию. Идеология требуется для того, чтобы усилить влияние изоляции, запугивания и «любви», а также для того, чтобы оправдать страх, возникающий у последователя. В эмоциональном плане человек, потерявший контроль над сознанием, старается сильнее сблизиться с группой, так как для него теперь это единственная «тихая гавань».

Достаточно понять, как работают дезорганизованные отношения, чтобы остальные черты тоталитаризма тоже наполнились смыслом: они становятся предсказуемыми, так как основная цель подобных систем – создание и поддержание работы центрального механизма контроля над умами покорных последователей. В следующих главах мы разберем, как основные элементы тоталитарной системы – лидер, изолирующая структура, тотальная идеология и процесс промывания мозгов – работают над формированием и поддержанием дезорганизованной привязанности и диссоциации у своих последователей.

Но сначала давайте изучим вопрос вербовки и узнаем, как последователи оказываются в сфере влияния тоталитарного лидера.