– Другой раз думается, – продолжала Ефимия Аввакумовна, – нет человеку спасения ни на земле, ни на небе. Все тлен и прах. Из праха вышли – в прах отойдем. И после будем как не жившие. Дыхание в ноздрях наших – дым. И слово наше – пустошь и суета сует. Тело обратится в ничто, и дух рассеется. И само имя наше забудется со временем, и никто про нас не вспомнит. Ибо вся наша жизнь – едная тень без плоти. На челе у всех печатка смерти, и нет от той печатки спасения. К чему вера? И во что веровать? В туман, в церковный блуд и в вечное забвение? И вот эти лики святых угодников творили люди, а что в них, в ликах?
Жизнь, как река, - с истоком и устьем.
У каждого своя река. У одного извилистая, петлистая, с мелководьем на перекатах, так что не плыть, а брести приходится; у другого - бурливая, клокочущая, несущая воды с такой яростью, будто она накопила силы, чтоб пролететь сто тысяч вёрст, и вдруг встречается с другой рекой, теряет стремительность, шумливость, и начинается спокойное движение вперёд, к устью.
Знай не зевай - мошну набивай; лопатой деньги греби.
Всё тлен и разминка на полпути - одно золото вечно. Золото как кровь: выцеди и пиши сам по себе заупокойный листок; староверческую домовину заказывай, чтоб не на казенный счет похоронили с православным попом.
Рви глотку ближнему, да помни: если до смерти не уходишь ближнего, то, не ровен час, поверженный наберет силу и тебе глотку перехватит.
Хочешь жить - умей крутиться.
Войди в дом ближнего и обдери его, как дальнего: не в накладе будешь.
Языком можешь ужалить, капиталом насмерть прихлопнуть.
Совесть - для простаков. Невод - для дураков. Не будь дураком и простаком - кадило раздуешь.
Своя рубаха ближе к телу; а ещё лучше, если содрать рубаху с ближнего ; в двух рубахах теплее.
Родная кровь до той поры родная - покуда твое тело греет; если от крови ни тепла, ни прибыли - то это не твоя - чужая кровь...
Заповедей много: жизнь - короткая...
И гордыня свила гнездо в сердце.
И вот низвергнут... Легко ли?
Тяжко.
Аинна совсем другая. Бурная и нетерпеливая: «Отдай все сразу». Ей двадцать три, а ему тридцать семь! Четырнадцать лет – большой прыжок. Со вчерашнего вечера они на «ты». «Если она всегда будет такая, жизнь промчится птицей и страшно будет умереть, – думал Арзур. – Она вся из темперамента и песни".
кор, если на то снисходила на него Божья воля, творил тайные моленья с невесткой, спал с нею, и никто не смел перечить ему. А что, если Прокопий Веденеевич, такой бровастый, сивобородый, прожигающий Меланью до сердца своими едучими ястребиными глазами, вздумает тайно радеть с нею? Мать наказывала Меланье в случае
Как же без партии? Папа говорит: без партии народ, как слепой в лодке на реке, – утонуть может
парнишек в угол безбожника Тимохи, чтоб не опаскудили стана. Впервые свиделась Меланья с деверем Тимофеем. До чего же он красивый парень! Смутилась, опустились
Пуще жизни старец Филарет возлюбил земное почитание, чтоб хвалили его рабы Божьи и приближенные апостолы, как самого Спасителя, и чтоб на тайном судном спросе апостолы видели в нем не духовника, а Исуса Христа.
хлебушка купить на пропитанье.