Kitabı oku: «Слезы Бодхисаттвы»
Иллюстратор Марина Ветер
© Алексей Ильин, 2023
© Марина Ветер, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-0053-2930-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Иллюстрация на обложке Марины Ветер
Моим родителям, которые помогли мне понять и полюбить Камбоджу
Пролог. 25 августа 1980 года
Лейтенант слышал унылый скрип деревянных колес и заунывное мычание буйволов, тянувших старую телегу. Его похитители не произносили ни слова, но он чувствовал, что они сидят рядом с ним. Один из них тяжело и прерывисто вздыхал, будто ему не хватало воздуха.
Сквозь плотную ткань накинутого на голову мешка не было видно абсолютно ничего. После нескольких сильных ударов, которые обрушили на него невидимые бойцы, во всем теле ощущалась томительная, ноющая боль. «Терпеть, надо терпеть, еще не все потеряно», – мысленно говорил себе лейтенант, стараясь подавить неудержимо заполнявший душу панический страх.
Ливень постепенно превратился в мелкий моросящий дождь. Снизу отчетливо слышалось хлюпанье грязи под тяжелыми колесами. Телега тряслась и жалобно стонала, будто умоляя не тащить ее дальше по вязкой, раскисшей от непрерывных дождей дороге.
Спереди послышался рев мотора. Сначала он казался далеким, едва различимым сквозь шум дождя, однако через несколько секунд он уже раздавался над самым ухом лейтенанта. Затем до его слуха донесся визгливый скрип автомобильных тормозов. Телега резко остановилась.
Пленник услышал, как хлопнула металлическая дверь. Судя по хорошо знакомым звукам, рядом с телегой остановился армейский джип. В душе лейтенанта проснулась надежда. «Ну вот и попались!» – подумал он, предвкушая скорое освобождение: ведь это наверняка была машина вьетнамского военного патруля.
На несколько секунд в воздухе повисла тишина, нарушаемая лишь однообразным шумом надоедливого дождя. Затем лейтенант услышал взволнованный шепот своих похитителей.
– Снимите с него мешок, – послышался чей-то спокойный, ровный голос.
Кто-то сорвал мешок с головы лейтенанта, и он инстинктивно зажмурился от ударившего в глаза тусклого солнечного света.
– Так ты не вьетнамец, – сказал все тот же голос. – Ты кхмер.
Глаза лейтенанта постепенно привыкли к свету, и теперь он мог разглядеть обращавшегося к нему мужчину.
Он сразу узнал это лицо. Портреты этого человека еще совсем недавно висели во всех трудовых коммунах Кампучии. Рядом с телегой стоял сам глава красных кхмеров, которого революционеры называли Братом номер один. У него был и еще один псевдоним – Пол Пот. Рядом с ним стояли двое крепких бойцов в черных робах, с автоматами в руках.
Лейтенант почувствовал, как в его висках застучала кровь, а все тело передернуло, будто от удара током.
– Ты кхмер, – продолжал Брат номер один, сощурив свои чуть раскосые глаза и скривив рот в хитрой улыбке, – но ты носишь форму этих вьетнамских собак. Ты предал нашу страну и свой народ. Может, ты расскажешь мне, зачем ты это сделал? Я хочу понять.
Лейтенант давно мечтал увидеть этого человека, посмотреть ему в глаза, сказать ему все, что он думает о его революции, которая ввергла страну в настоящий ад, о его абсурдных и невыполнимых планах, о его жестоких бойцах, которые могли убить человека только за то, что он носит очки или умеет читать.
Однако теперь, когда он внезапно увидел главного виновника всех этих страшных бед, он не мог произнести ни слова. Лейтенант просто смотрел на этого невзрачного мужчину лет пятидесяти в строгом сером френче, смутно ощущая внутри себя растерянность, страх и какую-то гулкую пустоту.
– Ты, наверное, и сам не понимаешь зачем, – вздохнул Брат номер один. – Предатели часто не могут объяснить свои поступки. А знаешь, о чем я мечтаю больше всего на свете?
Глава красных кхмеров сделал паузу, устремив на пленника пристальный, пронизывающий взгляд. Лейтенант ничего не ответил. Он все еще не мог собраться с мыслями после столь неожиданной встречи.
– Я мечтаю о том, – продолжал Брат номер один, – чтобы мы больше никогда не зависели от этих свиней. О том, чтобы кхмеры были хозяевами своей земли и ели свой рис, а не питались их подачками. И мы добьемся этого, я уверен. Мы навсегда освободим Кампучию от вьетнамцев и сделаем ее великой страной, у нас для этого есть силы.
Пол Пот повернулся к сопровождавшим его бойцам и направился в сторону стоявшего на обочине джипа, осторожно погружая резиновые сапоги в клейкую грязь.
– Нет, – тихо, почти шепотом произнес лейтенант, поборов, наконец, охватившее его смятение. – Нет, у вас ничего не получится.
Брат номер один остановился перед дверью машины и вновь посмотрел на молодого офицера. На его лице снова появилась ироничная и одновременно злобная улыбка, в которой теперь читался оттенок удивления.
– Что ты сказал, солдат? – спросил он все тем же спокойным, ровным тоном. – Повтори-ка, я не расслышал тебя.
– Я сказал, что у вас ничего не получится, – повторил лейтенант уже более уверенным, твердым голосом. – Ваше время закончилось. И закончилось навсегда!
Брат номер один усмехнулся и пробурчал себе под нос что-то неразборчивое. Лейтенант почувствовал, как ему в ребра вонзается автоматный приклад, и застонал от боли.
– Не надо! – крикнул Пол Пот. – Не нужно бить его! А ты, я смотрю, не трус, солдат. Жаль, что ты перешел на сторону этих псов, нам бы очень пригодились смелые бойцы. Ладно, везите его туда, куда везли.
Брат номер один снова повернулся к джипу, уселся на заднее сиденье и захлопнул дверь. Суровые бойцы-телохранители тоже залезли в машину, и через несколько секунд джип вновь тронулся в путь, шумно разбрызгивая во все стороны грязную воду из дорожных луж.
Лейтенант посмотрел вслед удалявшейся машине, а затем перевел взгляд на своих похитителей. Это были совсем молодые бойцы лет восемнадцати или девятнадцати с хмурыми и злобными лицами, одетые в старые армейские комбинезоны. Один из них снова накинул на голову лейтенанту грязный мешок, а второй потуже стянул веревки, которыми были связаны его руки и ноги.
– Все, поехали дальше, надо скорее отвезти эту вьетнамскую крысу к командиру, – сказал один из повстанцев.
Телега вновь заскрипела и медленно поехала по грязной дороге.
Часть первая. Март 1968 года
Глава первая
В крохотном зале ожидания столичного аэропорта Почентонг стояла изнуряющая духота. Лопасти нескольких старых вентиляторов вяло крутились под потолком, но толку от них не было ровным счетом никакого. Крижевский достал из кармана носовой платок и вытер со лба крупные капли пота. Свежая шелковая рубашка, надетая всего пару часов назад, уже становилась влажной и неприятно липла к телу. Стояла середина марта, и в Камбодже начинался самый жаркий сезон в году.
Крижевский отхлебнул глоток теплой воды из бутылки и посмотрел на висевшие на стене большие часы в красивой деревянной раме. Половина одиннадцатого, самолет из Рангуна должен был приземлиться еще час назад. Однако никаких объявлений о задержке рейса пока озвучено не было.
Но вот, наконец, зашипел громкоговоритель: мужской голос на ломаном французском языке объявил, что самолет задерживается еще на полчаса.
Крижевский вздохнул и вновь взял отложенную на соседнее кресло книгу, грамматику кхмерского языка, которую он купил в Москве два года назад, за несколько дней до своего отъезда в Пномпень. Но в удушливой атмосфере зала ожидания сосредоточиться на филологических тонкостях было сложно, тем более что рядом сидели двое китайцев, которые громко о чем-то спорили. Крижевский отложил книгу, поднялся с кресла и уже в который раз за последние полтора часа принялся гулять по залу.
Ему не терпелось поскорее увидеть своего нового коллегу. Присланная из редакции объективка несколько настораживала. Вадим Савельев, 25 лет, из дипломатической семьи, окончил факультет журналистики МГУ, проходил стажировку во Франции, зарекомендовал себя как хороший специалист… Как всякий по-настоящему опытный журналист Крижевский умел читать между строк и опасался, что «хороший молодой специалист из дипломатической семьи» может оказаться самовлюбленным папенькиным сынком, которому непросто будет расстаться с иллюзиями и привыкнуть к тяжелой повседневной работе в сложных условиях.
Впрочем, это были всего лишь догадки. В любом случае без помощника в корпункте уже было не обойтись: страна стояла на перепутье, политические страсти обострялись, и вал ценной информации с каждым днем становился все больше и больше.
Крижевский подошел к маленькому киоску в углу зала, где сонная пожилая женщина продавала дешевые сувениры и свежую прессу. Из двух имевшихся в ассортименте официальных газет одна была на кхмерском языке, другая – на французском.
– «Лё Сангкум», – указал Крижевский на франкоязычную.
Продавщица протерла глаза, смерила покупателя недовольным взглядом и неспешно нырнула под прилавок. Через несколько секунд она вынырнула обратно с газетой в руке.
– О-кун1, – поблагодарил Крижевский, протягивая недовольной женщине потертую банкноту в пять риелей2.
На первой полосе газеты красовалась большая фотография, на которой глава государства, принц Нородόм Сианук, в шортах и белой майке мотыжил землю в одной из камбоджийских деревень, а стоявшие вокруг крестьяне радостно улыбались. Подпись под снимком гласила: «Принц дает личный пример».
Большую часть первой полосы занимал объемный репортаж о визите Сианука в одну из отдаленных западных провинций. В одной деревне он торжественно открыл новую школу, в другой – распорядился построить новую дорогу, в третьей пообещал расширить мост через реку. В целом репортаж представлял собой пространную хвалебную оду Его Королевскому Высочеству, который денно и нощно заботится о процветании каждой камбоджийской деревни и сам всегда готов поучаствовать в строительных и сельскохозяйственных работах. Вслед за этим репортажем шел другой, тоже посвященный принцу. Это была рецензия на его новый кинофильм, «Заколдованный лес», в котором он выступал как режиссер, сценарист, исполнитель главной роли и продюсер.
Бегло просмотрев обе статьи, Крижевский грустно ухмыльнулся. В то время как в стране свирепствует коррупция, растет социальное расслоение, а партийная борьба вот-вот перейдет в вооруженные столкновения, глава государства все больше времени уделяет своему страстному увлечению: съемкам фильмов. Неудивительно, что разговоры о скором перевороте становятся все более громкими и открытыми…
Крижевский опять посмотрел на часы: полчаса с момента объявления прошло, значит, самолет должен вот-вот приземлиться. Журналист подошел к большому окну и окинул взглядом летное поле, на котором стояло лишь несколько американских военных самолетов, да и те были зачехлены. Вдоль взлетной полосы росли невысокие пальмы, листья которых слегка покачивались на ветру. Самолета пока нигде видно не было.
Наконец со стороны летного поля послышался шум пропеллеров. Через несколько секунд в небе заблестели металлические крылья лайнера, и шасси со скрипом коснулись земли. Крижевский полюбовался тем, как пилот изящно посадил большой, переливавшийся в лучах солнца самолет на короткую взлетную полосу, которая, похоже, не была рассчитана на столь крупные воздушные суда. Самолет вырулил на стоянку, и шум двигателей начал стихать.
Крижевский узнал своего нового коллегу, как только тот вышел на трап. Он выделялся среди остальных пассажиров: высокий стройный блондин в модной синей рубашке с короткими рукавами и белоснежных брюках. Выйдя из салона, молодой человек начал недовольно щуриться от безжалостного тропического солнца и тут же нацепил на нос дорогие темные очки в тонкой оправе. «Ну и франт», – подумал Крижевский. Его предположения по поводу «папенькиного сынка», похоже, начинали сбываться.
Через несколько минут пассажиры рейса начали проходить в зал ожидания. Вслед за группой из пятерых важных китайцев, одетых, несмотря на жару, в строгие черные костюмы, в дверях появился блондин с двумя увесистыми чемоданами в руках. Крижевский сразу направился к нему.
– Вадим? – на всякий случай уточнил он.
– Да-да, здравствуйте, Николай Петрович! – улыбнулся сверкающей улыбкой молодой человек, опустил чемоданы и протянул Крижевскому руку. – Рад знакомству.
– Взаимно, – вежливо ответил Крижевский. – Ну что, не будем терять времени, пошли.
В этот момент к ним подбежал нагловатого вида подросток и предложил поднести чемоданы к машине за два риеля. Николай замахал руками, отказываясь от его услуг, но шустрый паренек уже схватил один из чемоданов и потащил его к выходу.
– Вот сорванец! – ухмыльнулся Крижевский. – Ладно, пусть заработает немного. Да вы не волнуйтесь, он его не стащит.
Молодой человек на секунду растерялся, но тут же взял второй чемодан и зашагал вслед за пареньком. Николай повел своего коллегу и юного носильщика к небольшой автостоянке, на которой среди компактных «Жуков» и «Пежо» выделялась своими габаритами бежевая «Волга». Расплатившись с пареньком обещанными двумя риелями, Крижевский сел за руль, а молодой человек разместился на соседнем сиденье.
– Ну и жара у вас тут! – воскликнул вновь прибывший. – Градусов сорок, по-моему.
– Да, вам повезло, – улыбнулся Николай, – вы приехали как раз к началу самого жаркого периода в году. Ну ничего, к этому можно привыкнуть. Сейчас приедем в наш корпункт, там есть кондиционеры и душ.
Крижевский завел двигатель, и «Волга», громко и важно заурчав, выехала с территории аэропорта.
За окном потянулись пригороды Пномпеня: фермерские хозяйства с аккуратными сельскими домиками, ровные прямоугольники рисовых полей, пальмы и рощи плодовых деревьев. По обочинам пыльной дороги брели крестьяне с мотыгами и тесаками в руках, массивные буйволы тянули за собой тяжелые деревянные повозки, а женщины несли на головах большие плетеные корзины. Вскоре сельский пейзаж стал постепенно перетекать в городской: сначала показались фабрики и заводы, а затем уютные виллы, выстроенные во французском колониальном стиле. Вадим мотал головой из стороны в сторону, с интересом рассматривая все вокруг.
– Во-первых, предлагаю сразу перейти на «ты», – предложил Вадиму его новый начальник. – Нам тут вдвоем работать, не вижу смысла соблюдать ненужные формальности.
– Конечно, давайте, – кивнул Вадим. – То есть давай.
Крижевский Вадиму сразу понравился. Перед отъездом у него были серьезные опасения, что его камбоджийский шеф может оказаться копией его московского патрона Шахова, занудного лысеющего старичка в больших очках с неприятным скрипучим голосом, который любил придираться к мелочам и чуть не каждый день повторял, что работа в информационном агентстве требует от сотрудника максимальной преданности своему делу.
Шахов очень нахваливал Крижевского, называя его одним из лучших международных корреспондентов в редакции, поэтому Вадима и посетили недобрые предчувствия. Однако в аэропорту его ждал отнюдь не еще один пожилой ворчливый зануда, а относительно молодой, лет под сорок, интеллигентный мужчина с аккуратно подстриженной бородой и темными волосами с легкой проседью, который, как сразу выяснялось, не был любителем служебных формальностей.
– Как там Шахов? – спросил Крижевский. – Все такой же ворчливый?
– Ну да, есть немного, – ухмыльнулся Вадим. Он никак не ожидал услышать такой вопрос от своего нового начальника.
– С молодыми он всегда так. Воспитывает, – продолжал Крижевский. – А вообще он отличный начальник, никогда не подставит, не настучит. Так что первое впечатление обманчиво, поверь мне. Кстати, тебя он хвалил.
– Ну надо же, не ожидал, – сказал Вадим.
За полтора года работы в московской редакции он не припомнил, чтобы Шахов его хоть раз за что-то похвалил.
– Сейчас мы едем по проспекту Советского Союза, а слева от нас – Кхмерско-советский технологический институт, – сказал Крижевский.
Вадим посмотрел налево и увидел большой комплекс из пяти- и семиэтажных зданий, окруженный ровными посадками невысоких пальм. Поскольку было воскресенье, территория комплекса выглядела безлюдной.
– А как тебя угораздило попасть именно в Камбоджу? – спросил Крижевский.
– Так получилось, – пожал плечами Вадим. – Предложили поехать, я и согласился. Нужен был кто-то с французским языком. Ну и английский я тоже хорошо знаю.
Вадим уже с первых месяцев работы в редакции мечтал отправиться в заграничную командировку: работа в Москве была довольно однообразной, он жаждал новых впечатлений, нового опыта, да и от Шахова с его бесконечными придирками хотелось уехать подальше, хотя бы на какое-то время. Поэтому, как только открылась вакансия в Пномпене, он сразу же за нее уцепился.
– Понятно, – вздохнул Крижевский. Судя по тону, он был не особо доволен таким ответом. – Но ты учти, обстановка здесь непростая, работы много. Кстати, ты ведь не женат?
– Нет, – ответил Вадим. – Пока нет. А вы… то есть ты?
– Был когда-то… – коротко ответил Крижевский. – Ладно, сейчас сделаем небольшой круг, хочу показать тебе набережную и Королевский дворец.
Внезапно из-за поворота на встречную полосу выскочил велосипед и чуть не угодил прямо под колеса «Волги». Крижевский резко затормозил и, высунувшись из окна, сделал замечание неумелому велосипедисту, мальчишке лет семнадцати, который смотрел на него выпученными глазами. Подросток промямлил в ответ что-то неразборчивое и поехал дальше.
– Вот бестолковые, все время под колеса лезут! – проворчал Крижевский. – Тебе, кстати, еще предстоит привыкнуть к пномпеньскому движению, это особая история. У нас пока будет только одна машина на двоих, но ничего, думаю, договоримся, кто когда ей пользуется.
– У меня все равно нет водительских прав, – сказал Вадим.
– Ну тогда вопрос снимается, – улыбнулся Крижевский.
Движение на улицах города было весьма хаотичным, хотя и не очень напряженным. Светофоры попадались редко, постовых практически не было. Мотоциклисты, велорикши и велосипедисты ехали как хотели, будто и не задумываясь о правилах. Именно они и составляли основную часть трафика, легковых автомобилей было мало, а автобусы и грузовики были еще большей редкостью.
Через пару кварталов Крижевский свернул направо, и Вадим увидел по левой стороне широкую реку, вода в которой была мутная, глинистого цвета. Поверхность реки была усыпана десятками рыбацких лодчонок, а на противоположном берегу виднелись убогие хижины рыбаков.
– Это Тонлесап, одна из трех рек, протекающих в черте города, – объяснил Крижевский. – А вот и главная жемчужина столицы – Королевский дворец.
Вадим повернул голову вправо: дворец был действительно очень красивым. Архитектура его зданий была какой-то необычайно легкой и утонченной, а изящные остроконечные крыши, крытые оранжевой черепицей, сверкали на ярком солнце. Вдоль массивной желтой стены, окружавшей дворцовый комплекс, проходила большая группа буддийских монахов, закутанных в оранжевые тоги, с белыми зонтиками в руках.
Обогнув обширную территорию дворца и проехав еще несколько кварталов, Крижевский остановил машину возле небольшой двухэтажной виллы, перед которой росло несколько пальм и была разбита цветочная клумба. Вилла располагалась на тихой улочке всего в нескольких десятках метров от «жемчужины столицы». Улочка тянулась с запада на восток, соединяя две главные транспортные артерии столицы: бульвар Нородома и бульвар Монивонга.
– Ну вот и приехали, – сказал Крижевский. – Сейчас провожу тебя в дом, а потом заведу машину на стоянку.
Вилла оказалась скромной, но уютной и, что самое главное, оборудованной кондиционерами. Из прихожей одна дверь вела в гостиную, а другая – в рабочий кабинет, в котором Вадим увидел телетайп.
– Вот отсюда будем передаваться. Новейшая модель, – указал Крижевский на массивную машину. – Доставили всего пару месяцев назад из Москвы. Надеюсь, пользоваться умеешь?
– Ну естественно, – кивнул Вадим.
– Телефон есть на почте, в паре кварталов отсюда. Скоро тебе покажу где, – сказал Крижевский. – Ну ладно, ты, наверное, устал с дороги? Прими душ и отдохни. А потом поедем обедать в гости к моему другу, с которым я хочу тебя познакомить.
Крижевский проводил Вадима на второй этаж, где располагались две маленькие спальни и ванная комната. После изнурительного, почти двухдневного пути от Москвы до Пномпеня холодный душ для Вадима был пределом мечтаний.
Профессор филологии Нум Сэтхи поднялся с кресла, отложил книгу и ласково посмотрел на свою красавицу-дочь, которая стояла в дверях гостиной с подносом свежих фруктов в руках.
– Ну что, вроде все готово? – сказал он, снимая очки и медленно протирая их влажной салфеткой. – Николя обещал прийти со своим новым коллегой, который сегодня утром прилетел в Пномпень.
– Да, все готово, отец, – сказала девушка. – Совани, как обычно, приготовила прекрасный обед. Я ей помогла немного.
– Это хорошо, что ты умеешь готовить, Бопха, – сказал профессор. – Жена должна уметь хорошо готовить, так что когда ты выйдешь замуж…
– Ну ладно, пап, не будем об этом, – прервала отца дочь. – Вот, кстати, и Николя.
За окном послышался шум автомобильного двигателя. Бопха поставила поднос на стеклянный столик посреди гостиной и пошла, вслед за отцом, встречать гостей.
Припарковав «Волгу» посреди небольшой автостоянки, окруженной манговыми и банановыми деревьями, Крижевский вышел из машины и направился по узкой каменной дорожке к входу в профессорскую виллу. Савельев последовал за ним, с интересом разглядывая красивое колониальное здание. На пороге их уже поджидали Сэтхи и Бопха. Николай сложил ладони перед лицом и слегка поклонился, приветствуя своего камбоджийского друга. Профессор и Бопха ответили взаимным поклоном. Савельев, не привыкший к восточным традициям, протянул Сэтхи руку, тот улыбнулся и пожал ее.
– Bienvenue, chers amis!3 – произнес профессор на чистейшем французском языке, приглашая гостей в дом.
– Это мой новый коллега, Вадим Савельев, – представил молодого журналиста Крижевский.
– Очень приятно, – сказал Сэтхи и указал Вадиму на девушку. – А это Бопха, моя дочь.
Бопха мягко улыбнулась Савельеву, и профессору показалось, что глаза молодого человека слегка заблестели.
Просторная столовая была оформлена в смешанном азиатско-европейском стиле и давала понять, что хозяин дома – человек двух культур. На стенах висели акварели с изображением Эйфелевой башни, Сакре-Кёр, Мулен Руж и других романтических парижских достопримечательностей, на полках вдоль стен располагалась большая коллекция из позолоченных, бронзовых и каменных статуэток Будды и разных индуистских божеств.
На столе уже были разложены закуски: французские сыры, ростбиф, кусочки соленой рыбы, несколько овощных салатов. Низкорослая улыбчивая служанка Совани слегка поправила и так уже безупречно расставленные тарелки, поклонилась гостям и тихо вышла из столовой.
– «Шато де Латур», урожай 1959 года, – продемонстрировал Сэтхи только что откупоренную бутылку, когда все уселись за стол.
– А ты знаешь толк в вине, дорогой Сэтхи, – улыбнулся Крижевский.
– Да, из меня мог бы выйти отличный сомелье, – в шутку согласился профессор. – Но я выбрал другой путь, как ты знаешь.
Профессор уже более десяти лет преподавал французскую и камбоджийскую литературу в одном из университетов Пномпеня. После пяти лет жизни и учебы в Париже, куда он попал вскоре после окончания Второй мировой войны, он по-настоящему влюбился во Францию и особенно боготворил французских поэтов, которых мог цитировать по памяти часами. Однако свою родную, кхмерскую культуру он тоже безгранично любил, поэтому не захотел остаться жить в Париже и вернулся в Камбоджу сразу после того, как страна получила независимость от Франции в ноябре 1953 года. Сэтхи быстро стал одним из самых уважаемых ученых в стране, его лекции собирали полные аудитории, а его книги и монографии издавались во многих странах.
– Я хотел бы смотреть в будущее с оптимизмом, но не могу, – задумчиво произнес профессор, когда гости сняли первую пробу с закусок. – Мне с каждым месяцем становится все тревожнее, Николя.
– Я все же думаю, что ты преувеличиваешь, Сэтхи, – сказал Крижевский. – Может, никакого переворота и не будет, а все разрешится мирным путем.
– Нет, боюсь, что все уже зашло слишком далеко, – вздохнул профессор. – Во Вьетнаме и в Лаосе уже четыре года идет война, американцы каждый день сбрасывают бомбы, мирные люди гибнут сотнями… Камбоджа пока остается оазисом мира в Индокитае, но это ненадолго. Ненадолго…
– Но зачем американцам вторгаться в Камбоджу? – вступил в разговор Савельев. – Во Вьетнаме и в Лаосе они сражаются с красными, с партизанами Вьетконга, это понятно. Но развязывать войну еще и здесь… Зачем?
Крижевский одобрительно кивнул, глядя на своего молодого коллегу: с ситуацией в регионе молодой человек вроде более-менее ознакомился.
– Да, я тоже думаю, что до войны не дойдет, – сказал Николай. – Они, конечно, могут попытаться поставить здесь марионеточное правительство, но вряд ли это произойдет путем переворота…
– А как еще? – распалялся профессор. – Принц Сианук с его бездарной политикой уже ничего не может сделать. Он не смог выстроить нормальные отношения ни с правыми, ни с левыми. Посмотрите, что творится вокруг: чиновничество прогнило от коррупции, сельское хозяйство в упадке, деревня нищает… А в это время кругом строятся роскошные казино, вся прибыль от которых утекает в карманы китайской мафии, а наш принц на полгода уезжает в Ангкор-Ват снимать очередной шедевр кинематографа! Американцы просто ждут лучшего момента, когда все совсем сгниет. А это случится скоро, поверьте мне, совсем скоро.
Профессор на несколько секунд замолчал и принялся нервно постукивать вилкой по столу.
– А ведь сейчас появились еще эти партизаны-коммунисты, – продолжал он после паузы. – Мне кажется, что это может таить в себе большую опасность. Я понимаю, что вы оба члены компартии, но тут другая страна, другая культура… Может, вы слышали о красных кхмерах? – спросил Сэтхи у Савельева.
– Нет, не слышал, – ответил тот.
– Их так называет наш принц Сианук, – пояснил профессор. – Сейчас пока все их недооценивают. Они в глубоком подполье, но уже скоро могут выйти оттуда. А если на них сделает ставку Китай, то они могут даже прийти к власти. И это может быть даже хуже американцев, уверяю вас.
Совани убрала со стола закуски и подала большое блюдо с горячим: крупные душистые крабы и креветки в кляре, жаренные в масле.
– Вот это да! – не удержался Савельев, глядя на все это морское великолепие.
– Это самый вкусный сорт краба, «кдам сэх», переводится как «лошадиный краб», – объяснил Сэтхи. – Если его неправильно приготовить, то можно серьезно отравиться. Но вы не волнуйтесь, Совани у нас большой мастер в этом деле. Все очень свежее, только вчера из моря. Угощайтесь. Вы уж извините, я опять замучил вас своими политическими высказываниями.
– Ну что ты, Сэтхи, думаю, Вадим узнал много нового благодаря тебе, – сказал Крижевский. – Хотя я во многом все-таки никак не могу с тобой согласиться…
– Ну ладно, ладно, давайте сделаем небольшую паузу и поедим немного, – примирительно улыбнулся Сэтхи.
Крижевский познакомился с профессором в 1966 году, вскоре после своего приезда в Пномпень, где ему поручили открыть корпункт. Их знакомство произошло во время торжественной премьеры первого фильма принца Сианука под названием «Апсара», проходившей в роскошном кинотеатре «Сине Люкс». Фильм оказался скучной и натянутой любовной историей из жизни столичной богемы. Персонажи разъезжали по Пномпеню на «Ягуарах» и «Кадиллаках», танцевали и пели на роскошных виллах и изъяснялись пышными цветистыми фразами. Выйдя из кинотеатра, Сэтхи и Крижевский принялись бурно обсуждать фильм, с улыбкой разбирая самые нелепые и фальшивые сцены. С тех пор дружба между ними крепла, хотя их политические взгляды часто не совпадали. Каждое воскресенье они традиционно обедали вместе либо в доме профессора, либо в одном из городских ресторанов, и обед неизменно сопровождался жаркими спорами о будущем Камбоджи.
После обеда Сэтхи и Крижевский перешли из столовой в гостиную и уселись в мягких креслах с бокалами «Хэннесси» и кубинскими сигарами, чтобы продолжить свои нескончаемые дебаты. Бопха и Савельев остались в столовой.
– Как вам Пномпень? – спросила девушка, которая, как и ее отец, безупречно владела французским.
– Да я толком не успел еще ничего посмотреть, – ответил Савельев. – Я же прилетел только несколько часов назад.
– Если хотите, можем прогуляться немного, – робко предложила Бопха. – Мне нужно кое-что купить, вы можете составить мне компанию.
– С удовольствием! – тут же согласился молодой журналист.
Между тем в гостиной слегка захмелевший Сэтхи продолжал вслух размышлять о политических перипетиях в стране. Он встал, подошел к окну и выпустил изо рта ровное колечко сигарного дыма.
– Знаешь, Николя, думая о будущем моей страны, я все чаще вспоминаю стихотворение Бодлера про мертвую лошадь. Оно называется «Падаль». Автор показывает своей спутнице лежащий на дороге труп лошади и говорит ей, что и она скоро неизбежно превратится в такой же смердящий кусок гнилой плоти.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
– Стихи прекрасные, – сказал Крижевский. – Но все-таки ты перегибаешь палку, дружище. По-моему, это к Камбодже все-таки никак не относится.
– Я бы хотел на это надеяться, – вздохнул профессор. – Но знаешь, мне в последнее время становится так обидно и стыдно за свою страну. Пятнадцать лет назад мы завоевали независимость. Камбоджа наконец-то стала свободным государством после многих лет колониального гнета. И сейчас мы рискуем все это потерять и снова стать колонией. То спокойствие и процветание, которого мы так долго добивались и в итоге достигли, исчезает на глазах…
Крижевский чуть заметно ухмыльнулся, слушая эти слова. Можно ли было назвать Камбоджу абсолютно независимой, если французы продолжали преподавать в большинстве камбоджийских университетов, контролировать все производство и экспорт каучука из страны, обучать молодую камбоджийскую армию, активно участвовать в работе правительства и министерств? Однако вслух свои мысли журналист высказывать не стал, боясь оскорбить патриотические чувства друга. Он знал, как сильно кхмеры гордятся падением французского протектората.
В этот момент в гостиную вошла Бопха.
– Отец, я погуляю немного по городу с Вадимом, – сказала она.
– Конечно-конечно, дорогая, – кивнул профессор. – И купи мне вечернюю газету, пожалуйста.
– Обязательно, – пообещала девушка и выпорхнула из комнаты.
– Главное сокровище моей жизни, – вздохнул Сэтхи, глядя вслед дочери. – В ней весь смысл моего существования. Сейчас я мечтаю о том, чтобы она нашла себе достойного мужа…
