Kitabı oku: «Испытание», sayfa 3
Твоё искупленье свершилось.
А утром, идя по делам,
Какая ничтожная такса:
Душою начищенной ваксой
Ступать по безгрешным телам.
ГОРОД
Город
Спят небеса на шпилях
Как на кинжалах йоги.
Дремлет во тьме напильник
Башен и крыш пологих.
Город – моя надежда.
Город, пока, до скорого!
Завтра я встречу тем, что
Снова увижу город.
Утром, нет раньше, раньше -
В самом излёте ночи,
Город – гигантский рашпиль,
Небо истёрший в клочья…
Адмиралтейская ночь
Ночь размыла границы,
Мир заполнила небыль,
Золочёною спицей
Нас пришпилила к небу.
Как бутоны в воде Невы
Распустились мосты и…
Корабли – привиденьями
Сквозь трамвайные стыки.
Каменный остров
Осень, осень здесь у Пушкина как!
Воздух, воздух здесь на Росси манер!
Как у Клода Дебюсси облака
И туманы как у Клода Моне!
Где такие ещё есть деревá?
Терема такие где ещё есть?
Где ещё я так как здесь горевал?
Был ли счастлив где-нибудь так как здесь?
На Весёлом Поселке – туман
На Весёлом Поселке – туман.
Растворяются в дымке дома.
И, воздушные руки реки, –
Меж домами снуют сквозняки.
Это раннее утро – за ним
Будет труд, будет день, будет дым.
А пока не смотря на мороз,
По ковру не оттаявших рос,
Сквозь туманные дымки дорог,
Понедельник штурмует метро.
От Васильевского до Охты
От Васильевского до Охты –
Барабанная дробь
Пόверх гула и грохота
Пушек и топоров.
Исполинским жёрновом
Перемалывая грязь,
Прёт народ с Обжорного
Слушать Указ.
Так надрывно гремят барабаны,
Словно дверь вышибают ногами.
За болотами непролазными,
За горами и за долами
Государевыми Указами
Русь старинная содрогаема.
Как работать, как развлекаться,
Оградили жизнь, как заборами –
Государевой регламентацией,
Государевыми поборами.
Вьётся дым староверьих гáрей,
У Булавина жизнь вольна
И шипят на Москве бояре:
– На-кось, выкуси, сатана!
Льёт из меди колокольной пушки царь –
Это Русь вековая рушится.
А на площади возле Троицы
Молодая Россия строится!
На мосту
Изогнулся как лук
И застыл в напряженьи,
Миг – и выстрелит мною,
Лишь звон тетивы,
Лишь круги на воде,
Словно кольца мишени,
И сомкнётся “десятка”
Поверх головы…
ЛЕКАРСТВО ОТ СЧАСТЬЯ
Что такое вдохновенье?
Что такое вдохновенье?
Сколько стоит красота?
Сколько мнений и сомнений
От семнадцати до ста?
Вдохновенье – жизнь в квадрате.
Вечность – красоте цена,
А моих сомнений хватит,
Чтобы всем
сойти с ума.
Мужчина должен быть суров и груб
Мужчина должен быть суров и груб,
И угловат как куб,
А я – феминизации подвержен,
Я – нежен.
А я хочу быть но́рманном – мужланом,
Что как наградам радуется ранам,
Но прежде, чем в набег уйдёт с отрядом,
Целует милую от головы до пят он.
А я хочу быть грозным самураем,
Что жизнью как мечом своим играет,
Улыбки гейш встречает взглядом хмурым,
А плачет …
лишь когда цветёт саку́ра.
Как Ио по свету
Как Ио по свету
Гоняло безжалостно жало, –
Меня одиночество гонит
В ворота вокзалов.
Зачем же бегу от него я,
Ведь мне одиночества мало?
Мне мало Валгаллы,
Мне мало Нирваны и Рая,
И мало мне вечно гореть
На костре,
Никогда не сгорая,
И Славы,
Текущей расплавленной лавой
В подвалы
Мемориалов.
Дороги,
Дороги мои
Без конца, без начала,
Все ноги разбил о пороги
И всё ещё мало?
Бродить без приюта,
Где холод и вьюга,
Без друга,
Моё одиночество
Хуже любого недуга.
Но если бы только оно
Ненавистное знало,
Как мне его мало!
Какой же награды
Тебе за предательство надо?
Какого страданья,
Душевного смрада и Ада?
О, если б владыкой Всевышним
Сумел на мгновенье стать я,
Пав ниц и целуя край платья,
Я б вымолил каплю проклятья.
И было б доступно лишь богу,
Как этого много!
Спешу
Жабры акулы устроены так, что она
может существовать только в движении
Весною – к снегу, вечером – к утру,
А на работе – вопреки ТБ,
В библиотеку, а потом – к тебе,
А если я остановлюсь – умру.
А если к славе – слишком налегке,
А если сдамся, обессилев, – пусть
Отлив меня оставит на песке
Или в густых кораллах задохнусь,
Лишённый невозможности стоять.
Бегу как вор, что сам себя украл.
А если даль мне заштрихует трал,
Последним вздохом будет мне струя
Из-под винта…
Падут на амбразуры лоджий
Падут на амбразуры лоджий
Осколки дня.
Ты здесь живёшь, а я – прохожий,
Оставь меня.
Ну что ж ты, милая, скучаешь
Средь гулких стен,
Ведь ты же знаешь – я случаен,
Как этот день.
Я в вашем времени транзитом,
Как в лето – май.
И послан с этикеткой “ЦИТО” –
Не принимай.
Из тридевятого ли царства
Волшебный яд?
Или обычное лекарство
От счастья – я?
Мир для меня дракон стоглавый
Мир для меня дракон стоглавый,
Вопроса “Быть или не быть?”
Не существует – есть булава,
Да время головы дробить.
Лишь он падёт, зарёй кровавясь,
Отхаркав огненную вонь,
Быть может тысячу красавиц
Я извлеку из недр его.
А может быть, вдыхая амбру,
Губу до крови прикушу
И, сапогом ероша жабры,
Прощенья тихо попрошу…
Я – бракодел из бракоделов
Я – бракодел из бракоделов,
Я просто мастер делать брак
В диапазоне средств в пределах
От топора и до пера.
И не смотря на все старания
Жить без помарок и огрех,
Я допускаю брак в желаниях
И в лучших помыслах во всех.
Но ни частично и ни полностью
Не подменяю никогда
Высококачественной пошлостью
Брак в ощущении стыда.
Высококачественной лживостью –
Свой брак в осуществленьи правд
И первоклассной злоречивостью –
Брак в сотворении добра.
Пойдёт ли жизнь моя насмарку? –
Нам только время ОТК, –
Часть в переплавку, часть – на свалку
И только строчка – на века!
Рассвет в море
Владиславу Гузю
Встал на просторе
В краю рассветном,
Умылся морем,
Утёрся ветром.
И мир как яблоко
Форштевнем – надвое.
Для счастья, дядька, нам
Так мало надобно!
Жизнь – разбитая к счастью посуда
Жизнь – разбитая к счастью посуда.
По осколкам любви и стыда
Мы идём из глубин НИОТКУДА,
Чтоб однажды прийти в НИКУДА.
И на этой бессмысленной трассе
Мы порой не жалеем стекла,
Разбиваем – просто на счастье,
Разбиваем – просто со зла.
Чьё-то сердце из скользких ладоней –
Оземь! – рюмкой заздравного тоста.
Сколько музыки в этом звоне,
То, что свято, бьётся так просто.
Утешай себя: видно к счастью,
Может будет другое и лучше.
Наша жизнь на подносе качается
У слепого величества Случая.
Данте этой не выдумал муки:
Я как склянки мечты разбиваю,
И ползу по осколкам на брюхе,
И сквозь слёзы куплет распеваю.
Мотогонка по льду
Чьи-то взгляды мне вперились
Через маску в лицо.
Я стою за уверенность,
Ставлю – на колесо.
И почти подбородок
Брею лезвием льда,
Все свои обороты
Повороту отдав.
Либо будет вам зрелище,
Либо миру – рекорд!
И почти что на бреющем
Прохожу поворот.
И не ангелов стая –
Серебристая пыль…
Даже жизнь не заставит
Аутсайдером быть.
Да минует ребёнка
Моего этот дух –
Что, мол, жизнь – мотогонка,
Да ещё и по льду.
Последний монолог
Ты юнец ещё в этом деле,
Я – согнулся от вечных дел.
Ты здесь бе́з году две недели,
Я – на жизни все зубы съел.
И тебе всё что в жизни нажил
Сдавит душу узлом тугим,
Когда дети однажды скажут:
“Пожил, надо, мол, и другим”.
Вот и он, ученик, наследник,
Кто за сына тебе почти:
“Проводить бы скорей в последний,
Ну а там мы его почтим”.
Ты лелеешь его лет двадцать,
А когда закоснеешь от ран,
Скажут: “С ним не тебе тягаться,
Уступи ему, атаман!”
Не для славы и не для мести
Дайте выйти с ним на ножи –
Умереть на рабочем месте,
Именуемом мною – жизнь.
Вечерний гость
Он пришёл, – воплощённое зло,
И сказал мне: “Скучаешь, приятель?”
Был он весь неопрятен зело
И как всякое зло неприятен.
Начал, как говорят, “на ура”, -
Убеждал, что гармония тленна,
Хаотично движение пера
Относительно центра Вселенной.
Но последнее слово за мной, –
Я сказал ему: “Полно, хвостатый,
Я и сам бы пошёл сатаной,
Да протекции мне не хватает”.
Что, мол, время настало – беда…
И чтоб сразу избегнуть вопроса
Я сказал: “Даже душу продать
По теперешним ценам не просто”.
И растрогался он от души,
И вручил он мне орден и ленту…
Я той лентой его придушил, –
Я терпеть не могу конкурентов.
